When I Look At You I See Myself (Когда я смотрю на тебя, я вижу себя)

      В очередной раз возвращаясь поздно домой, Ло’ак замедляется и останавливается возле маруи, когда отчетливо слышит приглушенное шипение своих родителей, которые снова на грани ссоры. Так происходит с тех пор, как Нетейам… с тех пор, как он…       Эти скрытые от посторонних глаз споры, которые всегда возникают ночью, чтобы на следующее утро родители смогли притворяться перед детьми, что этого никогда не было. Как будто потеря не разрушает эту семью. Ло’ак незаметно заглядывает в щель. Его хвост взволнованно извивается позади него, а грудь сжимается от тревоги и страха перед тем, что он может услышать.       Первый раз он подслушал сразу после битвы, когда его и остальных детей отправили спать в жилище вождя клана, а Нетейама отнесли домой, в их личные маруи, чтобы дать родителям возможность побыть с ним. Ло’ак знал, что брат имел в виду не это место, когда говорил, что хочет домой. Он не относился к воде так же, как и Ло’ак, — хоть на этот раз они оба были наравне новичками. Нетейам всегда был лучшим в клане Оматикайя, будущим лидером, и все, что было предназначено для него, было связано с лесом, а не с океаном. Нетейам хотел домой — в дом, которому он принадлежал. И мать хотела отвезти его туда, но отец сказал, что это слишком опасно. «Я не могу потерять и тебя.»       — Ты не можешь держать его здесь вечно, — сказал отец несколько дней спустя, когда Ло’ак снова осмелился подкрасться, услышав неодобрительные слухи в деревне. Он тряс Нейтири за плечи, пока она сидела, баюкая Нетейама на руках, и тихо напевала, нежно гладя его лицо. Если бы Ло’ак не знал правды, он бы мог подумать, что брат просто спит.       — Пора, — тихо произнес Джейк, поднимая голову жены, чтобы встретиться с ней взглядом. — Отпусти его. Позволь ему обрести покой. Прошло слишком много дней. Теперь он должен быть с Эйвой. Ты сама учила меня этому. Вся энергия дается на время, и однажды придется ее вернуть.       Когда отец попытался оторвать ее от тела сына, она внезапно взорвалась, выплеснула все горе, которое хранилось внутри, и Ло’ак вздрогнул от ужаса.       — Но он мой сын! Мой идеальный сынок! Слишком рано. СЛИШКОМ РАНО, — ее голос срывался в траурном крике, какого Ло’ак никогда раньше не слышал до смерти Нетейама. Ни тогда, когда лес был сожжен, ни тогда, когда они покинули свое племя.       — Он должен был стать вождем Оматикайя, сыном Торука Макто. Его имя должно было жить в песнях нашего народа для будущих поколений! — гордость и свирепость смешивались в ее голосе прямо как тогда, когда она говорила о своем муже перед новым кланом. А затем она закричала:       — И ОНИ ЗАБРАЛИ ЕГО У МЕНЯ! ДЕМОНЫ! ОНИ ЗАБРАЛИ НАШЕГО СЫНА!       В ту ночь Ло’ак не сомкнул глаз. Словно в своих кошмарах он слышал ее крики, видел кровь на своих руках. И вдруг ему кажется, что он держит пистолет, который тогда отдал Нетейаму, как будто это он сам нажимает на курок.       «Я застрелил тебя, skxawng.»       Однако на этот раз, когда Ло’ак заглядывает в маруи, Нетейама нигде нет. Он давно ушел, но горе его отсутствия сохранилось, тяжелое и ощущаемое в воздухе и голосах родителей.       — И чего ты от меня ожидаешь? Чтобы я помирилась с ним? — шипит мать. — Сын за сына? Только он не мой сын. Он один из них. В нем кровь демона.       И пока отец пытается убедить ее, Ло’ак чувствует, как ледяной страх сковывает его. «Кровь демона.» Он поворачивается, чтобы уйти, и еле слышно крадется, словно он вторгся во что-то священное под покровом ночи. Все, что он хочет сделать, это нырнуть в океан и скрыться, но он боится, что всплеск воды выдаст его.       И все бы ничего, но, находясь здесь, он слишком привык к сопротивлению воды, окутывающей все тело. В воздухе все движется иначе, слишком легко, поэтому его хвост случайно ударяется о плетеную стену маруи, пока он спешит улизнуть.       Голоса родителей резко обрываются, а затем голос матери звучит позади него:       — Ло’ак?       И мальчик замирает, а его тело поддается природным инстинктам. Она его еще не видела. Так что он может убежать. Исчезнуть в ночи. Уйти отсюда и никогда не возвращаться.       — Ло’ак, милый, я знаю, что ты снова опоздал. Ты можешь зайти.       Медленно, с колотящимся сердцем в груди, Ло’ак выходит на свет, льющийся из маруи. Его голова опущена и слегка повернута в сторону, и он бросает короткий взгляд вверх, чтобы оценить мамино выражение лица, а затем папино, прежде чем снова опустить глаза.       — Сынок, мы с папой просто… беседовали, — произносит она, изо всех сил стараясь изобразить ободряющую улыбку, хотя он видит, что ей стыдно за то, что сын все слышал. Кажется, она тоже давно не спала. Отец молча смотрит на него, сидя позади матери в тени.       — Это тяжелое время для всех нас, — говорит она. — Не принимай эти слова близко к сердцу.       Ло’ак не знает, что сказать в ответ. Он хотел бы, чтобы она перестала говорить с ним так нежно. Он хотел бы, чтобы она зашипела, накричала на него и честно сказала, как на самом деле относится к Пауку за его спиной. Может быть, тогда он знал бы, как ему себя вести и как реагировать. Ведь он забрал ее первенца в обмен на жизнь Паука.       — Иди сюда, — зовет мама, осторожно шагая к нему, словно приближается к пугливому лесному зверьку. И Ло’ак позволил бы ей подойти, если бы она не протянула руку, чтобы погладить его лицо так же, как она гладила мертвое тело Нетейама, когда думала, что никто не видит.       Не задумываясь, Ло’ак шлепает мать по руке и резко отстраняется. Все, что он может видеть в этот момент – ее пугающую доброту, которая на самом деле всегда относилась к Нетейаму, золотому ребенку, первенцу. Но Ло’ак – не Нетейам, и он не сможет заменить его, как бы сильно он этого ни хотел. Если бы он мог вернуться назад, он бы променял свою жизнь на жизнь брата, и тогда все было бы правильно, но ничто никогда не вернет его. Ничто из того, что он делает, никогда не будет достаточно хорошим, чтобы заменить Нетейама.       На’ви имеют самую сильную «связь-привязанность» лишь раз в жизни. Второй раз никого не волнует.       И в этот момент ужаса, когда доброе выражение лица матери искажается болью, мальчик понимает, что не знает, что ему делать. Он не знает, как все исправить. Он всегда желал, чтобы Нетейама не существовало, всегда желал, чтобы он получил эту любовь, любовь как первенец, совершенный в глазах родителей, но не такой ценой. Ни за что на свете. Не так, когда брат лежит в тридцати футах под водой, съедаемый рыбой.       — Эй, сотри это тупое выражение с лица, — сурово говорит отец, загораживая собой Нейтири и протягивая руку, чтобы схватить сына. — И не обращайся так с матерью. Она достаточно натерпелась.       «Ты сделал достаточно.»       Чувствуя, как паника захлестывает его, Ло’ак резко разворачивается и выбегает на улицу.       Но он не успевает уйти далеко, кода отец отдает жесткий приказ за его спиной:       — Сюда подошел.       Приказ звучит достаточно громко, чтобы подросток услышал его, и Ло’ак останавливается как вкопанный в темноте, слишком хорошо знакомый с этим тоном, как и с военными учениями, с которыми ему приходилось сталкиваться множество раз.       Закрыв глаза, мальчик сжимает кулаки и делает глубокий вдох. Он мог бы нырнуть в воду и скрыться, плавать с Паяканом до рассвета, а может и дольше, пока ему все же не придется вернуться домой. Изгой. Убийца. Вот кто он. Нетейам мертв, и его руки в крови. Все потому, что он не слушался.       Он не может не подчиняться снова.       — Сюда, — повторяет Джейк с низким предупреждающим рычанием. И, опустив плечи, Ло’ак послушно поворачивается. Когда он видит силуэт отца в дверном проеме, его грудь снова вздымается, а дыхание становится прерывистым. Все, что он хочет – это поджать хвост и бежать.       Медленно подросток приближается, шаг за шагом, опустив глаза и время от времени поглядывая вверх. Его отец не двигается, просто ждет. Ло’ак был вторым по рождению, вторым по жизни, вторым в его глазах. Он был первым только в разочаровании, чего у Нетейама никогда не было и никогда уже не будет. Но даже когда Ло’ак не слушался, папа всегда делал выговор и Нетейаму, просто потому, что Нетейам был старшим, он должен был нести ответственность.       Какая-то часть Ло’ака даже наслаждалась тем, что его идеальный братец тоже подвергается неодобрению. Нетейам не умел притворяться как Ло’ак, что ему не больно от этих выговоров. Он не мог закатить глаза и уйти. Нетейам принимал все близко к сердцу.       Но младший сын никогда не хотел, чтобы так произошло. Он только хотел проявить себя. Чтобы папа увидел его. Увидел, что не только Нетейам хотел стать следующим Торуком Макто, следующим лидером клана, пройти через Око Эйвы и вернуться… Они оба были воспитаны на историях, прославляющих их отца. Он тоже хотел быть похожим на него.       Когда мальчик останавливается перед высокой фигурой Джейка, тот, не говоря ни слова, уводит его прочь от деревни, подальше от посторонних глаз, подслушивающих ушей и позора, вызванного строгим воспитательным процессом. И с каждым шагом тревога Ло’ак возрастает. Он ждал этого, своего наказания, в течение нескольких недель, с тех пор как отец сказал: «Ты сделал достаточно».       Отец всегда держал спину прямо, но с тех пор, как Нетейам умер, его плечи больше не были так идеально сведены назад, словно на них навалилась тяжесть, и ему было трудно удерживать ее.       Кажется, проходит целая вечность, прежде чем родитель останавливается. Деревня мерцает где-то вдалеке. Здесь, на краю залива, вода агрессивно бьется о скалы и песок, грубые волны издают громоподобный рев, притянутые гравитацией Полифема.       Когда отец оборачивается и смотрит на него при свете небесной планеты, Ло’ак внезапно удивляется изможденностью его вида, как будто впервые за много лет он увидел своего отца так близко. Он вообще замечал это раньше? Морщины вокруг глаз и дикую усталость, отраженную на лице.       В его глазах мальчик видит отчаяние, то самое отчаяние, которое сияло в них, когда отец был на грани смерти, когда над его головой стремительно поднималась вода. «Нетейам!» — он звал его тогда, своего спасителя, причину, по которой он продолжал жить. Но когда он понял, что это был Ло’ак, жизнь вдруг потеряла смысл. «Оставь меня».       Как будто Ло’ак не нуждался в нем.