Песнь Серафима

      Сумирэ потерял счет времени. Сколько они с его мамой сидели в этом месте? Стены начинали все сильнее давить на голову, а в бликах, отбрасываемых бумажными фонарями, парень видел все больше неясных изображений, которые смешивались перед глазами. Вокруг были одни битвы, постоянные прятки в тени, а затем крики людей, звучащие прямо в голове. Хотелось закрыть уши руками. Если он выберется отсюда, разорвет абсолютно все связи с ангелом, с демоном, с этой жатвой, все останется позади. Даже если бы это значило то, что он так и будет видеть духов, демонов и фантомов, Куникудзуси был готов согласиться на это. — «Не оставляй его, это единственное мое желание. Неужели не хочешь посмотреть на то, какое лицо сделает Кадзуха, если ты подойдешь ближе к нему и…» — Хватит! Замолчи! — воскликнул парень, обхватывая руками ноги, но неожиданно осознал то, что он вовсе не хотел затыкать странный голос.       Точно, ему это начало нравиться. Сходить с ума, думать о том, что кто-то прошел огонь и воду только чтобы найти, перевести все внимание на себя. В груди все обжигало рвением встретиться со своим бывшем мессией. Кто, как не он должен был понять его мучения? — Куни, нам больше нельзя сидеть сложа руки.       Миюки поднялась со своего места, решая, что они не могут и дальше остаться здесь. Она прекрасно видела, что с сыном происходило что-то странное, и ввиду всего безумия, творящегося вокруг, не удивилась бы, если бы узнала, что это место так влияет на парня. Ей во что бы то ни стало нужно было вытащить их отсюда, но как это было сделать?       Женщина подошла ближе к Куникудзуси, подтягивая его за руку, тут же читая страх в глазах. Но ей тоже было страшно. Страшно до ужаса, что что-то случится с ребенком. Она хотела видеть, как он растет, хотела видеть, как поступит в университет, влюбится, женится — простое и бытовое счастье. Возможно, стоило отправиться в одиночку и поискать выход?       Вздохнув собственным мыслям, Миюки обняла сына за плечи, прижимая ближе к себе. Сердце внутри нее стучало невыносимо быстро от страха, но все же замирало в моменты, когда его хозяйка понимала, что выбора нет. Оставлять тут парня не хотелось, но здесь было безопаснее всего. Тут до него не должны были дотянуться когтистые пальцы чудовища. — Подожди меня тут. Я постараюсь найти выход, — прошептала женщина на ухо Куникудзуси. — Я люблю тебя, сынок.       В этот самый момент мессию бросило в холод. Он сжал руки на одежде женщины, вцепился так, словно в этот самый момент она прощалась с ним навсегда. — Нет! Я тебя не отпущу отсюда! Я пойду сам! — воскликнул он, отталкивая женщину и уже собираясь идти в сторону выхода.       Как бы страшно ему ни было, он был единственным, кто хотя бы частично понимал то, что происходит вокруг, хотя вопросов все еще было больше, чем ответов. Но что нужно было делать, чтобы выйти отсюда? Призрак говорил про игру, так может быть, всего-то и нужно было какое-то время убегать и прятаться от него? Может быть, выполнив эти условия, он сможет освободить и себя, и свою мать? — Куни! Оставайся здесь! Ты ранен! Ты потерял слишком много крови, — воспротивилась женщина, заставляя сына остановиться. — Доверься своей маме, я вернусь совсем скоро и найду выход, вот увидишь.       Голос Миюки был настолько серьезным и непоколебимым, что Сумирэ замер на месте, не в силах и пошевелиться. Почувствовав поцелуй на своем лбу, он почувствовал, как глаза наполняются влагой. Там, за пределами этого помещения, царил мрак и холод, в котором никто не придет на помощь.       Тяжело сглотнув, парень снял с шеи крестик, протягивая его в руки матери: — Это… Защитит тебя, — прошептал он, до сих пор не веря в то, что сейчас отпускал ее. — Хорошо, спасибо. Мама скоро вернется, жди тут и не выходи никуда, — ответила женщина и надела на себя подвеску.       В мгновение ока она скрылась за дверью, ведущей наружу, и зал опустел. В нем все еще горели огни бумажных фонарей, все еще витал запах благовоний, но единственное, что делал Сумирэ, — это неотрывно смотрел на приоткрытую дверь. Его тело дрожало, мысли снова спутались в некую кашу, а голос, который он все это время слышал со всех стен, приблизился к самому уху: — «Верно, ты не мессия. Ты не мог им стать. Только что ты лично подписал смертный приговор нашей матери и лишился единственного защитного амулета», — проговорил он.       Парень резко развернулся, замечая собственную тень, едва шелохнувшуюся в такт движению головы. Эта фраза стала ушатом холодной воды. Что он наделал?       Подхватив собственную одежду, Куникудзуси наспех надел ее и выбежал из единственного безопасного места.       Лес вновь встретил мессию своим мраком, вот только темная дымка, покрывающая небеса, начала приближаться, будто падая под давлением какой-то силы. Деревья заскрипели, обдуваемые ветром, а женский крик, поразивший округу, стал тем, что заставило парня бежать быстрее, не обращая ни на что внимание.       Впервые в жизни Куникудзуси бежал настолько быстро, перепрыгивал валяющиеся по дороге булыжники, вслушивался в шорохи, но единственное, что слышал, — это хруст под ногами. Он был так близко и так далеко одновременно. Крики становились то тише, то громче. На минуту поддавшись серьезному тону матери, он почувствовал, что ему больше не придется испытывать ужас и страх, он хотел, чтобы его защитили, но при каких обстоятельствах? — Мама! — крикнул он, пытаясь привлечь если не ее внимание, то внимание демона к себе. — Мама! Мама! Ты слышишь меня?!       Мессия продолжал кричать, пока легкие не сдавило от нехватки воздуха. Закашлявшись, он осмотрелся по сторонам. Крики продолжались. Они множились, раздваивались, дребезжали в голове, обжигали каждый нерв в теле. Они захватывали душу в паутину и резали ее на части. Это была его вина. Его вина. Если с ней что-то случится, то только из-за того, что он проявил свою слабость перед этим призраком. — Куникудзуси! Убегай! Убегай отсюда! — голос донесся прямо с противоположной стороны.       Глубоко вдохнув в себя воздух, Сумирэ обернулся. Средь деревьев, средь наплывающего тумана он смог увидеть мерцание света, которое излучал силуэт монстра. Кровь прилила к ногам, заставляя их владельца забыть про все вокруг и бежать еще быстрее.       Спотыкаясь почти о каждый камень, парень добежал до кромки реки, видя то, что он не должен был видеть. То, чего не должно было случиться, то, что последовало после секундного замешательства.       Крестик упал в русло реки, поднимая вокруг себя несколько брызг. Рука, держащая его, обмякла. — Мама…       Разодранная рубашка поплыла весенними корабликами по руслу реки, унося их вслед за течением, так же как уносила темные кровавые разводы того, что осталось от тела Миюки. Единственное, что видел перед глазами Куникудзуси, оставались светлые ребра, торчащие из разорванной груди, как плоть ошметками сваливается в воду, как ликуют тени впереди, как женский силуэт склонился над его матерью, освещая прожекторами рта и глаз изуродованное лицо.       Панический ужас, неверие и невозможность принять реальность захлестнули мессию с головой. Это была его вина. Это он должен был погибнуть тут. С его смертью, возможно, его мать смогла бы выжить. Он не хотел такого исхода. Незрелая психика, незрелое тело, незрелая вера — его раздирало ненавистью к себе, ко всему, что происходило вокруг. Он должен был убить. Ангелов, демонов, неважно — все должно было умереть, как умирали в нем одно за другим чувства. — Поиграй со мной, — посмеялась тень впереди, сбрасывая с когтей опустошенную оболочку жизни, кидая ее в воду.       «Нет, нет, нет!» — прокричал про себя Куникудзуси, срываясь с места и минуя тень, зашел в воду, ловя труп за руку. Она была еще теплой. Такой же теплой, как полчаса назад. Полчаса назад женщина обнимала его, вселяла в душу чувство защищенности, успокаивала, говорила, что он не демон.       Такой же теплой рукой она когда-то трепала его по голове, спрашивала, как дела. Своими нежными прикосновениями она всегда разбавляла темноту, селящуюся в сердце, и уносила страхи далеко за пределы этого мира. Перед глазами встали все моменты, когда Сумирэ касался ладони своей матери: то, как она вела его за руку в первый класс начальной школы, как они ходили в магазины после уроков, как она сжимала в своих пальцах пальцы сына и успокаивала после преследовавших ночных кошмаров. В те моменты ее тихий голос напевал колыбельные, успокаивал и давал понять, что все в порядке. Этой же рукой она порой раздавала мужу и сыну подзатыльники, сплетала пальцы с пальцами отца. И они любили друг-друга. Больше двадцати лет брака, а они все еще до безумия сильно любили друг-друга. И он посмел забрать это счастье у собственного отца.       Склонившись над ней, Куникудзуси обнял искалеченное тело, чувствуя, как вся одежда намокает от крови и воды, как по глазам начинают течь слезы. Это его вина. Вина. Вина. Вина. От нее не очиститься. От этого греха не сбежать. Он убил собственную мать. Убил не сам, но своими поступками и тем, что отпустил. Ее голос — единственное, что по-настоящему хотелось услышать прямо сейчас, но вместо этого: — Поиграй со мной, — посмеялся голос призрака, заставляя повернуться в его сторону.       Может быть, время пришло? Настала очередь «мессии». Он должен был умереть. Не перед Богом будет происходить эта смерть, а перед исчадьем ада, поглощающим свет и вместе с тем освещающим все вокруг.       Проглотив в себе разрывающие внутри эмоции, парень нащупал под водой крестик, который зацепился за торчащую из земли корягу, и сжал его в руках. Разорвать его, разрушить все вокруг. Парень хотел лишь этого. Он уйдет вслед за своей матерью, погибнет так же, как она. — «Хочешь мести?» — спросил голос с другого берега.       Парень развернулся, не обращая внимание, что чудовище уже вошло в воду, подбираясь все ближе и ближе, покачиваясь из стороны в сторону, посмеиваясь над тем, что видело.        Там, куда смотрел Куникудзуси, больше не было леса. Были лишь тени. Сотни теней, тянущие к нему свои руки, а впереди стоял невысокий силуэт, расплывающийся сильнее, чем другие. — Хочу, — ответил он, затылком чувствуя внимательный взгляд чудовища.       Оно остановилось, словно ведомое всеобщим гулом, а после раздались брызги. Разрезая когтями воду, скрипя суставами, женский силуэт прикрыл глаза и губы, обходя мессию и добираясь до того берега, становясь рядом с тем, с кем вел беседы Сумирэ. — «Я помогу тебе отомстить. Мы будем вместе ненавидеть этот мир, вместе наслаждаться грехами. Ты не мессия от рая, — продолжила говорить тень. — Иди к нам, прими меня. Убей меня», — голос рассмеялся, и ведомый этим безумством, парень двинулся вперед.       Он чувствовал, как улыбка расползается по лицу. — Все будут страдать. — «Все будут страдать». — Я разорву ангелов на клочки. — «Я разорву ангелов на клочки». — Я стану демоном. — «Я стану демоном».       С каждым шагом Куникудзуси чувствовал все больше. Все больше гнева и злости, все больше ненависти к себе и миру. Он не должен был существовать. Мир, в котором страдали невинные люди. Мир, в котором он допустил ошибку. — «Давай, убей же меня, поглоти меня», — прошептал голос тени, все еще ехидно посмеивающийся над каждым действием парня.       И Куникудзуси послушал. Он протянул руки, обхватывая силуэт за шею. В его руках он начал принимать облик человека. Бледная кожа, расплывающаяся улыбка победителя, хищные яркие фиолетовые глаза, темные волосы. Сумирэ поднял руки наверх, заставляя демона повиснуть над землей. И теперь он понял.       Он смотрел сам на себя. Общая ненависть, общие чувства, общая тоска. Он — это демон, а демон — это он. Было бесполезно отказываться от самого себя. Принять его. Лишиться всякой веры, наступить на шею ангелам, сводящим с ума и внушающим то, чего в нем не было. Если бы не они, он бы не отправился сюда с матерью. Если бы не они, он бы продолжал жить так, как жил. — «Теперь ты чувствуешь это? Какого тебе убивать самого себя?» — спросил хриплый голос.       Парень провел большими пальцами по местам, где должны были быть артерии на шее демона. Да, он чувствовал. Чувствовал превосходство над ним, чувствовал, как его разрывает на части от желания поскорее перестать быть человеком, перестать чувствовать. Эта удушающая боль от смерти матери, нехватка воздуха от возбуждения и восторга, улыбка, коснувшаяся лица. — Тебе никто не разрешал говорить, — произнес Куникудзуси, сжимая пальцы на чужой шее сильнее, заставляя демона задыхаться, распадаться тенями, обвиваться вокруг рук и ног, морозя кожу. — «Не смей мне приказывать», — ответила тень, полностью растворяясь в руках и пронзая тело белой вспышкой.       Фантомы, стоявшие вокруг, взвыли. Один за другим они пронзали тело и сознание, собирались в теплой оболочке, подготовленной для них. Сознание мессии то прояснялось, то падало в туман. Сотни голосов в нем сводили с ума, но вместе с тем напитывали силой. Она струилась по венам, обращая кровь вспять, тело практически мучалось в агонии. Скорее, скорее покинуть эту мглу и чащу леса. Увидеть мир, который будет трепетать от одного его присутствия. Но это не заканчивалось.       Опустившись на колени, парень поднял взгляд к оставшейся тени. Это был тот призрак, который убил его мать. Женщина покачивалась из стороны в сторону, словно не понимая, что ей нужно было делать. Она осматривалась по сторонам, но не открывала глаза. Она искала того, кого ей нужно было убить, но неужели больше не видела? — Выпусти меня отсюда, — приказным тоном крикнул на нее Куникудзуси. — Ты выиграл, — посмеялась она в ответ, резко хлопая в когтистые ладони.