Песнь Серафима

      Открыв свои глаза, Кадзуха уперся взглядом в крону дерева. Странное и безмятежное спокойствие поразило его душу в самый неподходящий момент. За последние несколько недель произошло столько всего, к чему он никак не был готов, вертелся, как белка в колесе, пытался разобраться, что происходит, но на деле ничего в целом не поменялось. Даже поцелуй, который подарил ему Куникудзуси, хоть и был полон обуреваемых чувств, сводящих с ума своим количеством, но это все еще был не тот поцелуй. Воспоминания застыли на губах теплом, ощущением, словно когда-то давно Эребос целовал его так, будто сшивал тенями их губы воедино. Одни чувства, одни эмоции, и все это одно. Но поцелуй, с которым набросился на него Сумирэ, был больше похож на протест.       Каэдэхара улыбнулся, прорывая слой могильной земли, укрывшей его старые воспоминания. Наверное, Скарамучча чувствовал себя так же, когда в пучине греха алчности его мессия захотел больше внимания, отрываемого легким соприкосновением. — «Ты уже проснулся? Почему молчишь?» — спросила Кусари, нарушая натяжение тонких струн ностальгии.       Приподнявшись и облокотившись спиной о доброго друга, генерал поднял глаза к яркой, пестрящей бардовыми оттенками кроне дерева. Вокруг все еще гулял ветер, изредка поднимая листья с земли или же наоборот опуская их на кровавое озеро, разросшееся со времени, когда Кадзуха пришел сюда впервые. Просто многие хотели убить его, и в этом не было ничего странного. — Как свищет ветер осенний! Тогда лишь поймете мои стихи, когда заночуете в поле, — прошептал демон, подбирая с земли кленовый лист и покручивая его меж пальцев. — Вижу, друг мой, тебя поразило чувство неопределенности, — заметило дерево, подхватывая порывом ветра свою часть, выпущенную Вельзевулом из рук. — Ох… Помню время, когда только был маленьким семечком. Вокруг происходило много страшных вещей, а я ждал. Ждал одну девушку, которую любил всем своим сердцем… — И она повесилась на твоих ветвях… — выдохнул Каэдэхара, не в силах слушать эту историю в сотый раз. — А затем я полюбил одну пожилую даму, — не обращая внимания на Вельзевула, продолжил клен. — И она тоже… — Кадзуха чуть улыбнулся, разрывая в собственных воспоминаниях миг, когда увидел машущую ему в приветствии тень.       Нужно было скорее услышать и увидеть его. Душу выворачивало наизнанку, когда генерал задумывался о том, сколько адских тысячелетий ждал встречи, сколькое изменилось в мире людей. — Мой рассказ должен был вдохновить тебя на подвиги, — недовольно прогоготал ветер, гуляющий вокруг. — Весть о том, что Баал собирается вернуть Эребоса на его место генерала, поразила весь ад и дошла даже до моей кроны.       Расширив глаза, Кадзуха обернулся, словно пытаясь заглянуть в глаза клена. Но едва ли они были.       «Почему он знает об этом? Она точно ставила барьер во время нашего разговора», — спросил сам себя парень, сжимая губы в тонкую полоску. Кто-то подслушивал то, что творилось в зале собраний. И этот кто-то находился прямо в нем во время их разговора с Баал. Конечно, это ничего не меняло, но кто был настолько проворным, что смог уйти от глаз не только генерала Вельзевула, но и самой Баал? — «Какой ловкач… — вздохнула Кусари. — Кадзуха, нам пора возвращаться к заданию. Подумаешь об этом позже. Убей уже Куникудзуси, пока Баал не придумала еще что-то». — Да, пора идти, — вздохнул Каэдэхара.       Скорее. Нужно было скорее закончить с этим и найти сплетника, разнесшего по аду весть о возвращении Эребоса. Не хотелось бы разбираться с толпами негодующих демонов, вздохнувшими с облегчением после его изгнания.       За всю прошедшую ночь Куникудзуси так и не смог сомкнуть глаз. В груди бушевал непотухающий огонь, который обжигал все его внутренности изнутри, разливал по венам лаву, отдавался скрипом зубов и высохшими на щеках слезами. В безликой тени, отбрасываемой включенной лампой, парень ловил силуэты прошлого, силуэты настоящего, залитые кровью кости, торчащие из материнской груди. В этом были виноваты все, каждый человек имел причастность, все, кто не остановил его, не приковал к кровати. Не вынося собственной вины, мессия обвинял всех вокруг, не придавая значения больше ничему.       Утро наступило неожиданно, прерывая сумасшедший поток мыслей хлопком входной двери, от которого парень дернулся, переводя настороженный взгляд на дверь собственной комнаты, но отец не стал заходить. В коридоре раздался еще один хлопок двери, и Сумирэ выдохнул, упираясь взглядом обратно в свое одеяло, освещенное солнцем.       Что ему нужно было сделать, чтобы хотя бы немного облегчить этот испепеляющий пожар внутри? Что было делать, чтобы его взрыв увидело больше людей? Хотелось криков, хотелось стереть из воспоминаний все, что было связано с его матерью. Он больше не был собой, ему не нужна была эта жизнь. Хотелось гораздо большего. Отдалить от себя больше людей, обернуться в колючую проволоку, чтобы никто не смел подходить к нему. Больше ни один человек не заслуживал узнать что-либо и приблизиться к нему.       За спиной раздались смешки, вызывающие новый поток ненависти к демону, сидящему в его тени. — «Хочешь, я подскажу, что можно сделать?» — спросил он, и Куникудзуси почувствовал спиной, как тень расползается в улыбке. — Иди к чертовой матери, — шикнул на него парень.       Поднявшись с кровати на ватных ногах, Сумирэ почувствовал, как по всему его телу волной разлилась сильнейшая усталость. Новый приступ злости облил голову потоком дрожи. Это тело слишком слабое. Слишком. Он хотел больше сил, больше того, что сможет использовать.       Тихо пройдя по квартире, парень опустился перед кухонной тумбочкой. За небольшими дверцами лежали строительные принадлежности, которые отец купил, чтобы смастерить какое-то странное оружие из любимой игры, но так ничего и не сделал. Зато теперь взгляд Куникудзуси зацепился за железный гвоздодер, едва помещающийся в тесном ящике.       Прикоснувшись ладонью к холоду металла, мессия расплылся в улыбке, словно приветствуя старого друга. Сколько вещей можно было им разломать. Может быть, это будет даже более хорошим оружием против проклятых призраков, чем тот ангельский крестик. Совершенно бесполезная вещь для него. Он больше ни за что не допустит того, чтобы его заставляли верить.       Тома зашел в класс с тяжелым обреченным вздохом. Куникудзуси не было уже несколько дней, на сообщения он не отвечал, звонки словно терялись в пространстве и не доходили до него. Не сказать, что парня это сильно тревожило, в конце концов, пусть они и были друзьями еще со средней школы, но каждый раз будто отгораживались друг от друга. Поначалу Тома пытался узнать, почему Сумирэ так не хочет рассказывать о том, куда ходит после школы и почему иногда выглядит настолько уставшим, что казалось, будто душа в нем еле держится, но шли года, и сейчас стало словно бессмысленно докапываться до правды. Он свыкся с тем, что друг утаивал большую часть своей жизни от него, но в последнее время состояние Куникудзуси начало действительно волновать. И не только Тому. Странное поведение школьника сложно было не заметить, в их классе вспышка интереса к тому, что случилось с Сумирэ, сменилась полным игнорированием его в разговорах, и теперь имя разносилось по округе лишь тихими шепотками.       Кинув свой портфель на парту, Тома зацепился взглядом за пустующее место позади. И сегодня Куникудзуси, вероятно, не придет. Может быть, для собственного спокойствия стоило зайти к нему в гости, чтобы точно узнать, все ли было в порядке. Если он и не выйдет, то хотя бы застать родителей друга можно было попытаться. Или же был и другой вариант узнать о происходящем.       Школьник присел на свое место и посмотрел на девушку, отчего-то вжавшую голову в плечи, нервно перебирающую пальцы между собой. Ее взгляд казался как никогда стеклянным. Серые глаза будто застилала пелена тумана, в которой читалась полная растерянность перед какой-то серьезной проблемой. — Барбара, Куни и сегодня не придет? — на пробу задал вопрос Тома, окликая одноклассницу.       После его слов девушка явно встрепенулась, мягко улыбаясь в ответ. То, как быстро она сменила лицо, пустило несколько мурашек по телу. — Не знаю, наверное, не придет. Он заболел, поэтому лежит дома, — ответила Пегг, но это лишь больше насторожило.       «Ей он сказал, что заболел, а мне нет?» — недовольно спросил сам себя парень, доставая из портфеля учебные принадлежности. — Заболел? В последнее время он ведет себя действительно странно. Хотя… Не только он, — вздохнул Тома, обращая внимание на Фишль, которая пусть и выглядела чуть лучше прежнего, но все еще вела себя непривычно отстраненно.       Что-то с ними обоими было не так, так же как и с Сакурой, и с Барбарой. В классе с их приходом все чаще натягивалось напряжение, самоубийства, смерти, преследования. У одной из одноклассниц Тома успел узнать, что и за ней следил какой-то человек, а другой знакомый вновь застал самоубийство какого-то прохожего. Вокруг витал запах смерти, который не тронул пока что только лишь его самого. — Скажи, ты ведь на самом деле знаешь, что с ним происходит? Он начал меняться после общения с тобой, — продолжил вести свой импровизированный допрос Тома, вновь возвращаясь взглядом к Барбаре.       Та слишком явно напряглась, но улыбки с лица не сняла. — Что ты, откуда мне знать? Мы просто нашли много общего, он приятный парень, с ним легко общаться. Мне и самой тревожно за его состояние, — пожала плечами девушка, явно лукавя. — Просто общаться, да? — вздохнул Тома.       Больше он не стал спрашивать. Едва ли у него получилось бы добиться хотя бы чего-то. Да и в коридоре уже прозвучал звонок, объявляющий начало урока.       Учитель вошел в класс крайне меланхоличной поступью, что-то постоянно проверял в телефоне, прикрывал глаза и вздыхал слишком обреченно, после чего внезапно бросил себе под нос: — Что им вообще нужно от нашей школы? Ни ордера, ни договора, почему директор позволяет этим фанатикам заявляться в мой класс?       Мужчина положил свои учебники на парту и открыл ящик, доставая оттуда небольшой кусочек мела, тут же отходя в сторону доски, но стоило лишь скользнуть белым линиям по зеленому пространству, как со стороны входа послышался громкий стук отодвигающейся двери. — Прошу прощение за опоздание, — как ни в чем не бывало бросил Куникудзуси, усмехаясь от полученного внимания.       Распахнув свои глаза, Тома даже приоткрыл рот от такой внезапности. Чтобы его друг так резко заваливался в класс — пожалуй, это можно было назвать нонсенсом. Барбара, сидящая рядом, напряглась еще сильнее, силясь подняться с места, но на нее прикрикнул преподаватель: — Тебе куда-то нужно?! — слишком грубо бросил он, после чего повернулся к вошедшему. — Проходи, раз пришел. — Да, пришел, — вновь усмехнулся Сумирэ.       Он быстро дошел до своей парты. От грохота, с которым сумка школьника упала на парту, Тома дернулся, оборачиваясь назад. Что он такого принес, что звучало это так, словно упали гантели? Вот только еще больше вопросов в нем вызвала полная отрешенность во взгляде, сумеречные огоньки глаз, вобравших в себя странный цвет, та непосредственность, с которой друг отодвинул стул и закинул ноги прямо на парту, устраиваясь удобнее. — К-куникудзуси, что ты делаешь? — шепча, спросил Тома, пытаясь привести явно сошедшего с ума друга в минимальный порядок, но тот лишь хмыкнул. — Сумирэ! Убери ноги с парты! Или ты хочешь, чтобы я отправил тебя к директору?! — воскликнул преподаватель, чьи нервы были уже на пределе от происходящего с учеником. — Зачем? В правилах школы не написано, что нельзя так делать, — посмеявшись, ответил парень, привлекая на себя все больше встревоженно-заинтересованных взглядов. — Куни, учитель попросил тебя убрать ноги со стола, — вкрадчиво еще раз заметила Барбара, но стоило ей потянуться к своему соседу по парте, как тот сильно ударил ее по руке. — Я не собираюсь вести с тобой диалог, — шикнул он на нее. — Или забыла, что я могу сделать? — расплывшись в улыбке, спросил он.       Тома почувствовал, как класс в одно мгновение заполнился чем-то удушающим, от чего захотелось опустить глаза к своей парте и не поднимать их, не смотреть на друга. Нутро подсказывало, что лучшим решением для парня в этот момент будет просто встать и покинуть классную комнату. Все словно предупреждало о наступающей на пятки опасности, о взгляде если не хищника, то психически больного человека, который смотрел на его затылок, как на затылок мелкого крольчонка. Бежать. В один момент дружеские чувства и волнения оставили разум Томы, заставляя ноги наполняться адреналином и готовиться к чему-то, что должно было произойти с минуты на минуту. — Что такое, Сумирэ, демон за душу покусал? Могу предложить услуги моего отца, у него тут кладбище неподалеку, — посмеялась Сакура с другого конца класса.       По удару позади себя Тома понял, что Куникудзуси подскочил с места. — А ну успокоились оба! Что с вами не так?! Это учебное заведение, ведите себя прилично! — воскликнул мужчина, но был проигнорирован. — О, так значит предлагаешь мне купить гроб? Сочту за честь. Но боюсь, что мне не дадут в него попасть, — посмеялся в ответ на ее слова парень. — Что ты, я с удовольствием проведу тебе экскурсию, думаю, это будет весело. У нас действует акция — два гроба по цене одного. Выгодное предложение для вас с Кадзухой, не так ли? — расплылась в улыбке девушка, подставляя под голову свою руку.       После ее слов все замолкло. Тома обернулся назад, чтобы посмотреть на своего соседа по парте. Пришлось проглотить внутри остатки желания привести его в чувства. Губы, сомкнутые в плотную полоску, острый взгляд, будто уже подставляющий нож к горлу Сакуры. Бурлящий и едва удерживаемый огонь. В этот самый миг Тома все же взял себя в руки, поднимаясь из-за парты. — Куни, успокойся, что с тобой происходит? Может, лучше было еще немного посидеть дома? — через легкую дрожь в голосе поинтересовался парень, укладывая ладонь на плечо друга. — Нет, отойди от него! — подорвалась со своего места Барбара, едва успевая отдернуть руку одноклассника, прежде чем ту перехватил сам Сумирэ. — Что это, неужели теперь и ты меня боишься? Потрясающе, — расплылся в улыбке он. — А ну заняли свои места! Я повторять не буду! Прекращай этот цирк, Сумирэ! И вон из класса! — проорал учитель, уже подходящий к взбунтовавшемуся школьнику.       По классу разлетелся скрежет расстегиваемой молнии, и преподаватель замер на месте, как только его ученик вынул из школьной сумки металлический гвоздодер, который покручивал в руке, словно разминаясь. — Это еще что?! А ну отдай! — учитель двинулся ближе, но в этот самый момент Тома увидел, как друг замахивается, со всей силы впечатывая угол изогнутой железяки прямо в голову их преподавателя. — Куникудзуси! Что ты делаешь?! — Барбара так же подбежала к нему, намереваясь отобрать у своего мессии оружие, но тот, уже зная опасность, отпрыгнул назад, уже в следующую секунду разбивая парту одного из одноклассников.       Именно этого он так долго хотел. Может быть, все, что ему нужно было, это просто создать вокруг себя панику? Рассматривать с непревзойденным господством то, как все его знакомые поднимаются со своих мест, стараясь убежать? Сладость замерла на кончике языка, а смешки, раздавшиеся за спиной, переросли в собственное счастье, обволакивающее душу. — Эребос, давно же мы не виделись, правда? — спросила единственная девушка, которая так и не покинула своего места.       Сакура подошла ближе к Куникудзуси, присаживаясь на корточки перед его тенью. Она едва ощутимо коснулась пола, но отчего-то по всему телу мессии разошлась вспышка боли. — Не трогай его! — воскликнула Барбара, подбегая ближе, но уже в следующий момент замерла, как только почувствовала хватку на лодыжках. — Да брось, я просто хотела поздороваться со своим старым другом и передать ему небольшое послание, — улыбнулась девушка, нагибаясь ближе к тени. — Ты хорошо выполнил свою роль.       Вот только не успела она подняться, как рука Куникудзуси скользнула, вновь замахиваясь. Он с силой ударил одноклассницу в бок, от чего она чуть прошипела, но перехватила ладонью гвоздодер, выпрямляясь. — Что же, это так весело, — посмеялась она. — Ну, раз он пробудился, то нет больше причин оставлять тебя в живых. Хотя по его плану убить тебя должен был Кадзуха, но какая разница?       Сакура занесла руку, намереваясь ударить Куникудзуси, но ослепительная вспышка света поразила ее глаза, заставляя оступиться, упираясь поясницей в парту, следом роняя ее на пол, падая вслед за ней.       «Зачем им меня убивать?» — спросил сам себя мессия, чувствуя, как все его тело замерло не в силах пошевелиться. Вспышка ангела словно коснулась и его, но белый свет перед глазами не стал застилать собой все, что успел увидеть Сумирэ.       Он метнулся к окну, резким ударом разбивая одно стекло за другим. Нужно было прыгнуть. Уйти отсюда. Находясь между двумя силами, он не должен был достаться никому из них. Бесит. Как же бесит, что его собственная сила не сравнима с их силой. — Куни! Стой! — воскликнула Пегг, в мгновение ока оказываясь возле своего мессии, который уже сбил с рамы окна оставшиеся стекла, собираясь прыгнуть вниз.       Всего-то третий этаж. Всего-то высота, от которой переломятся кости. Они будут такими же красивыми, как кости его матери, он станет един с ее образом, пойдет вперед, наслаждаясь ужасом в чужих глазах. — Отпусти меня! — проорал Куникудзуси, пытаясь вырваться из хватки ангела.       Тома смотрел на все это со стороны. Он чувствовал себя забытым или невидимым, но из всех своих одноклассников он единственный не убежал. Хотел, но до этого его держала крепкой хваткой девушка, теперь же взмахивающая подрагивающими перьями крыльев. Что это было? Возможно, что сумасшествие друга передалось и ему самому? Подобное не могло оказаться реальностью. Лежащий на полу в крови учитель, которого если не убил, то вырубил одноклассник, Сакура, которая несла полную околесицу, такой же Куникудзуси, за которым словно кто-то смеялся, Барбара, похожая на ангела. Бред, все это был истинный бред. — Ч-что вы такое? — спросил парень, больше не выдерживая, замечая на себе мечущийся взгляд Пегг, которая все же смогла оторвать своего мессию от окна, после чего быстрым шагом повела его в сторону выхода.       Чувствуя себя поверженным, Сумирэ вновь замахнулся гвоздодером, но только стоило ему удариться о голову Барбары, как тот разлетелся на мелкие осколки, так же, как разлетелся канцелярский нож. — Прекрати, на меня это не сработает, — выдохнула девушка. — Тебе нужно в церковь, я помогу тебе избавиться от грехов, не волнуйся, все будет хорошо. — Я же сказал, отпусти меня! — взвыл Куникудзуси, но Пегг лишь на секунду остановилась, чтобы спрятать свои крылья и другой рукой взять за запястье Тому, нечаянно ставшего свидетелем всего произошедшего. — Нам нужно уходить, как ты не понимаешь? — практически взмолилась девушка.       Она держала обоих парней так крепко, как могла. И если с Томой не было никаких проблем, то Сумирэ вертелся и упирался с таким отчаянием, что сердце ангела дрогнуло. Девушка уже хотела отпустить его, но из-за лестничного пролета к ним выбежали учителя, впереди которых стояли двое уже знакомых парней.       Это был крах. Барбара практически на физическом уровне почувствовала, как вся ее святость, статус, безграничная вера подверглась сомнению в глазах священников, смотрящих на нее чуть ли ни с презрением. Руки опускались. Она практически расплакалась. Свет ангела должен был внушать веру, восхищение, любовь и благоговение, но единственное, что чувствовала Пегг сама в себе сейчас, — это отчаянное желание не подвести архангела, обучавшего ее на протяжении долгих тысячелетий, чтобы она стала идеальным надзирателем, чтобы вернула веру в людей.       Вырвавшись из ослабевших рук девушки, Куникудзуси хотел было побежать в другую сторону по коридору, но шаги за спиной, сильный удар — и он упал, прижатый к полу. Руки обвязали какой-то веревкой. — Прости, тебе должно быть действительно тяжело. Не волнуйся, теперь все будет хорошо, — прошептал юношеский голос, и единственное, что почувствовал Сумирэ, прежде чем потерять сознание, — это острую вспышку, которая последовала за прикосновением пальцев к его голове.