_______________
Квакити больше никогда не думал сближаться с кем-либо после того, что случилось с Чарли. Он думал, что проведет остаток вечности в одиночестве, и думал, что будет доволен этим. Он натыкался на людей мимоходом, проводил ночь тут и там с лицами, которых не помнил, произносил имена, которые не мог выговорить, и это была его жизнь. Он не хотел ничего большего. Он не заслуживал ничего большего. Он должен был знать, что этого будет недостаточно, чтобы удовлетворить его. Должен был знать, что в его груди таится ноющее одиночество, которое грозило поглотить его целиком, если он что-нибудь не сделает, не заведет себе еще одного друга, не доверится кому-нибудь, тогда он непременно станет жертвой проклятия, которое существовало дольше, чем существовали вампиры. Это было безумие, которому могли поддаться даже люди. Уединение. Изоляция. Одиночество. У этого было много названий, и Квакити знал их все. После неудачи с Чарли он считал это своим наказанием. Предполагал, что он проживет остаток своей жизни — какой бы долгой она ни была — в полном одиночестве, и каждое ощущение укуса, каждая глухая боль, которую он пережил, были напоминанием о том, что случилось с последним человеком, которого он называл другом. Это было напоминанием никогда не допускать, чтобы это повторилось снова. А потом он наткнулся на одичавшего новорожденного вампира, балующегося целой деревней, все следы человечности исчезли из его глаз, его создателя нигде не было видно, и Квакити отбросил эти десятилетия одиночества, как будто они ничего не значили для него. Однако Уилбур был другим, и хотя Квакити боролся с самим собой, наблюдая, как глаза нового вампира закатываются вверх, наблюдая, как его тело безвольно падает на землю, а за его спиной бушует огонь, его желудок был полон, а истощение брало верх, Квакити знал, что он не сможет оставить его в таком состоянии. Какие бы ошибки он ни совершал в прошлом, они остались в прошлом, и все, что он мог сделать, это верить в себя, чтобы никогда больше не повторить их. Было легче сказать, чем сделать. У Уилбура были проблемы, трудности, мало чем отличающиеся от тех, с которыми столкнулся Чарли. У него дома была семья, которую он больше никогда не увидит. У него была совесть, которая мучила его, даже когда он спал. Квакити пытался облегчить все это, пытался быть рядом с другим мужчиной, когда кошмары брали верх. Для Квакити было так же приятно обнять Уилбура и успокоить его, как и для Уилбура иметь кого-то рядом, чтобы заземлить его. Для Квакити это было то, что он бы никогда не сделал, будучи с Чарли. Каждый раз, когда он утешал Уилбура, каждый раз, когда он был рядом, чтобы поймать его, помочь восстановить дыхание, обеспечить ему стабильный вес, на который он мог опереться, он как будто демонстрировал духу Чарли, что он способен позаботиться о ком-то правильно. Он словно доказывал себе, что все эти годы одиночества окупились. Однако Уилбур был другим, настолько же, насколько он был таким же. Он был громким, грязным, шумным и неуклюжим. Он был всем, чем не был Чарли. Он быстро впадал в ярость, и он без проблем вступал в перепалки как с незнакомцами, так и со знакомыми, и с новыми друзьями. Ему было все равно, что о нем могут подумать все, кроме Квакити. Он был очарователен, красив, и если ему не хватало уверенности в себе, он компенсировал это, обращаясь к Квакити за советом. Он доверял старшему вампиру, иногда даже больше, чем себе. Он точно знал, что сказать, чтобы задеть Квакити. И это пугало его до чертиков. Уилбур пугал его до чертиков, но Квакити всегда жаждал быть ближе к нему. Несмотря на то, что он знал, на что он способен, несмотря на то, что научил его использовать этот навык, чтобы быть таким же смертоносным всегда, казалось, что он никогда не надоест Квакити. Каждое мгновение его мысли были заняты юным вампиром, и если он не думал об Уилбуре, то думал о том, как найти человека, который перевоплотил его. Он думал о мести. Он никогда не позволял себе сближаться с Уилбуром так, как хотел. Его одиночество было излечено, но оно оставило другую боль в груди, ощущение смягчения, к которому Квакити не привык. Это был соблазн, который ему приходилось подавлять каждый раз, когда мужчина приближался к нему. Желание протянуть руку, прикоснуться, обнять, нежно поцеловать фарфоровую кожу. Но Квакити довольно хорошо научился контролировать любые побуждения, с которыми он мог столкнуться. Возможно, это застало его врасплох, но не было ничего, с чем бы он не мог справиться. А потом Уилбур наблюдал за ним через барную стойку, пока он танцевал с кем-то, представляя что это был Уилбур. Тень пробежала по его лицу, и полуприкрытые глаза манили Квакити к себе. После этого желания было не так легко контролировать. Он положил руку на бедро Уилбура, дразнил его, и когда Уилбур, наконец, ответил ему, Квакити — возможно, впервые в жизни — был застигнут врасплох. Да, Уилбур был другим. Он поцеловал Квакити, как будто он был какой-то драгоценной хрупкой вещью, а не закоренелым убийцей, который видел слишком много, чтобы считаться хрупким. Он вырисовывал бесформенные знаки на коже Квакити, писал стихи на его голой спине, убирал с лица черные волосы и заправлял их за ухо с нежностью, которую Квакити никогда раньше не испытывал. Все то время, которое он потратил, обещая наказать себя за то, что случилось с Чарли, было уничтожено в тот момент, когда Уилбур назвал его своим создателем, своей любовью. Возможно, Квакити можно сломать. Возможно, он был сломан с самого начала. Он едва мог понять слова Уилбура, когда тот сказал ему, что он идеален. Трудно было понять, почему такой красивый и такой по-человечески неряшливый Уилбур, может найти Квакити — измученного, надломленного и ущербного, каким он был на самом деле — идеальным. Для него это не имело смысла, он не думал, что когда-нибудь по-настоящему поймет, но чувства от слова, произнесенного этими губами, медленно начали собирать его по кусочкам. И из пепла того, кем он когда-то был, восстал тот, кто готов действовать. На следующую ночь он встал с огнем под кожей, жгучей потребностью отомстить тому, кто когда-то дал Уилбуру возможность оказаться в его постели. Вампир, который обратил его и оставил на солнце. Квакити знал кто это, и его игра только начиналась. Солнце уже садилось, когда Уилбур вошел в библиотеку в шелковом халате Квакити. Он потягивался и зевал, его волосы были взлохмачены от сна. Сам Квакити не мог уснуть. Вместо этого он потягивал бокал вина, ожидая, пока другой проснется, чтобы они могли, наконец, начать охоту, к которой они оба стремились. — Этот день настал, — сказал Квакити, как только его взгляд остановился на сонной фигуре на пороге. Уилбур промычал, его губы дернулись вниз, когда он шагнул вперед, туда, где на двухместном диванчике сидел Квакити. Недолго думая, Уилбур поднял ноги и поставил их по обе стороны от Квакити, сев на него, и когда он упал на грудь другого, его руки обвили шею старшего вампира. У Квакити было достаточно ума, чтобы отставить бокал с вином в сторону, и его руки тут же обвили другого, как будто они делали это всегда. Как будто сердце Квакити не колотилось о его ребра, угрожая разорваться на части, крича, как правильно все это казалось, что они должны были делать это с самого начала. Он чувствовал, как пальцы Уилбура перебирают его волосы, царапают кожу головы, и у него перехватывало дыхание. — Возвращайся в постель, — пробормотал Уилбур. — Мы можем отправиться на охоту за ним позже. — Разве ты не хочешь поймать этого ублюдка? — спросил Квакити, пытаясь не поддаться заманчивым обещаниям Уилбура. У них была работа, и Квакити потратил на это слишком много времени, чтобы просто выбросить все их усилия сейчас. Если они не начнут действовать в ближайшее время, то, возможно, у них больше никогда не будет шанса поймать этого монстра. — Я хочу вернуться в постель. С тобой, — прошептал Уилбур ему на ухо. Ногти Уилбура щекотали шею, и от этого руки Квакити покрылись мурашками, а дрожь по всему тела заставила его закрыть глаза. — Если мы не пойдем сейчас, у нас может больше никогда не быть такого шанса, — процедил Квакити, и он не был уверен, почему Уилбур не ухватился за возможность отомстить. До вчерашнего вечера это казалось ему самой важной вещью, но теперь казалось, что Уилбуру наплевать. И если Уилбуру было все равно, то почему Квакити так стремился разорвать преследуемого человека на части за то, что он с ним сделал? Потому что это то, что Уилбур заслужил. Ответить на этот вопрос было не так уж и сложно. Любой, кто причинил ему боль, кто бросил этого ангела на произвол судьбы, кто мог бросить созданного им, даже не моргнув глазом, должен был заплатить за свои грехи. Должен быть таким же разорванным, как Квакити, когда он потерял Чарли. Это было справедливо. Успокаивающие касания ногтей Уилбура прекратились, когда он понял слова Квакити и прижался лбом к чужому плечу. Квакити задался вопросом, зачем он вообще что-то говорил. — Я дал тебе обещание, — снова начал Квакити, когда младший вампир не ответил. — Я обещал тебе, что найду того, кто сделал это с тобой, и я это сделал. Теперь тебе решать, что с ним будет. Мы можем отпустить его, если ты этого хочешь. Мы можем просто остаться здесь, в этом комфорте, который мы создали вместе, и забыть о нем. — Или мы можем встать и испачкать руки в крови, а когда все будет сделано, мы сможем вернуться обратно. Мы сможем продолжить, но с удовлетворением, что все кончено, что он мертв и больше никому не может причинить вреда. Уилбур напевал, и вибрации его голоса задребезжали по коже Квакити, заставив того снова вздрогнуть, и чужие губы прижались к его плечу с целомудренным поцелуем в качестве извинения. — Выбор за тобой, любовь моя, — прошептал Квакити, его собственная рука нашла кожу под халатом Уилбура, чтобы вырисовывать там успокаивающие круги. Сонный мужчина в его руках в последний раз поцеловал его в плечо, прежде чем отстраниться. Квакити не смог сдержать звук разочарования, сорвавшийся с его языка при отдалении Уилбура, и он почувствовал, как его щеки вспыхнули, когда он увидел понимающую ухмылку младшего. — Что-то мне подсказывает, что ты хочешь вернуться в постель, — сказал Уилбур приглушенным и все еще хриплым ото сна голосом. Он еще раз улыбнулся Квакити, прежде чем его улыбка превратилась в нечто более серьезное. — Но ты прав, Кью. Это единственный шанс, который у нас есть. Мы не можем позволить ему сделать что-то похожее с кем-либо еще. Ты сам это сказал. Такой вампир не должен продолжать существовать, верно? — Уилбур, — сказал Квакити, глядя на него снизу вверх. — Мораль для вампиров может быть немного искажена, но да, этот кочевник нарушил все убеждения, которые мы считаем важными. Хуже того, он причинил боль тебе, и этого для меня достаточно. — Ты хочешь поиграть в кошки-мышки, — заметил Уилбур, прищурив игривые глаза. — Ты просто умираешь от жажды погони, не так ли? Ногти Квакити глубже впились в кожу Уилбура, когда он притянул его ближе к себе на колени. Движение вызвало удивленный визг того, кто был над ним, когда халат распахнулся, обнажая его голую грудь. Руки Уилбура упирались в спинку двухместного дивана, когда он смотрел на вампира под собой. Горячее дыхание обдало лицо Квакити, когда тот рассмеялся. Старший вампир никогда не видел никого красивее, чем Уилбур в этот момент. Искусственное освещение от люстры над ними отбрасывало ореол света вокруг его спутанных кудрей, а с точки зрения Квакити под ним идеальное лицо Уилбура было таким поразительным зрелищем. Он мог бы сочинять стихи об этом лице, мог бы писать сонеты о линии его подбородка, о его прикрытых глазах, о его дразнящих губах. Теперь, когда ему позволили смотреть на него вот так, Квакити не хотелось отводить взгляд. — Может быть, ты умираешь от чего-то другого? — догадался Уилбур, и алый румянец с его щек перешел на шею и растекся по ключицам, и Квакити наклонился вперед, чтобы прикоснуться губами к бледной коже, покрывавшей шею Уилбура. Он хотел пометить ее, хотел зажать ее зубами и укусить. Он хотел, чтобы Уилбур скулил, просил, умолял. Он не успокоится, пока не оставит свой след на нем, оставит фиолетовые синяки и следы от укусов, ползущие по его шее на всеобщее обозрение. Однако, если он продолжит сейчас, то вампир, за которым они охотятся, наверняка уйдет. Квакити наверняка потеряет шанс отомстить, если не сможет оторваться. У него будет шанс, когда ночь закончится. Когда солнце снова поднимется над горизонтом, Квакити сможет поддаться порывам, преследующим его сейчас, и он был уверен, что Уилбур не будет жаловаться. Был уверен, что он даст Квакити все, что он хочет, и даже больше. — Ты ужасен, — пробормотал Квакити, отстраняясь, даже когда Уилбур попытался притянуть его обратно, а из-за вздоха, сорвавшегося с его губ, старшему вампиру было трудно удержаться от продолжения. Вместо этого Уилбур устроился так, что они прижались лбами друг к другу, вдыхая и выдыхая один и тот же воздух. — Я ужасен? — Он спросил, но не ждал, что Квакити ответит. Он просто хотел разделить это пространство на то небольшое количество времени, которое у них еще было. — Я думаю, что я забавный. — Я думаю, что ты–, —красивый. Квакити не привык обрывать свои слова, не привык подвергать цензуре все, что выходило из его рта, но Уилбур был другим, опять же. Может быть, это было не совсем правильно. Квакити был другим, когда он был с Уилбуром. Всегда так боялся, что неуместное слово или фраза, звучащая слишком искренне, отпугнут его. Он только что заполучил Уилбура таким, каким хотел его заполучить, и так боялся потерять его, что каждое слово, слетавшее с его губ, подвергалось сомнению. Обдумывалось. Он так боялся, что что-то сорвется с его губ без его разрешения, и Квакити ненавидел то, как страх заставлял его сердце биться чаще, заставлял его голову раскалываться, заставлял его– — Что? — спросил Уилбур, вырывая его из задумчивости. — Ты думаешь, я что? — Я скажу тебе после того, как мы убьем человека, которого я так долго пытался найти для тебя. Уилбур надулся, но отстранился, его ноги соскользнули с бедер Квакити. Пытаясь не упустить тепла, старший вампир взял свой бокал с вином и допил остатки, готовый приступить к игре, в которую он так хотел поиграть._______________
Уилбур в костюме выглядел так же хорошо, как и в шелковом халате Квакити. Старший вампир не мог не смотреть, как Уилбур приглаживает волосы в зеркале, не мог не смотреть своими зоркими глазами, как тот теребил свой галстук, ругаясь, когда не мог до конца понять, как завязать узел. Квакити быстро вскочил и помог, его пальцы обхватили кусок ткани и завязали его для другого мужчины с отработанной легкостью, следя за тем, чтобы пальцы коснулись кожи шеи Уилбура, напоминая ему о следах, которые могут остаться там, если они вернутся в поместье в разумные сроки. Он видел, как глаза Уилбура закрылись от прикосновения, его губы приоткрылись, чтобы выпустить воздух. Старший улыбнулся и отстранился. Глаза Уилбура распахнулись, и он выглядел так, словно хотел возразить их уходу. Однако все, что нужно было сделать Квакити, это нажать на часы на своем запястье и протянуть руку Уилбур, тот понял и отложил все жалобы, которые хотел высказать. Это будет их первый раз на публике после того, как они признались друг другу в своих чувствах, после того, как они провели ночь, блуждая руками по телам друг друга, исследуя их так, как не позволяли себе раньше. Квакити был уверен, что они будут великолепно смотреться вместе, потрясающие, как никогда раньше по отдельности. Старший вампир наверняка столкнется с множеством вопросов от других, но все это могло подождать еще один день. У него была только одна миссия на ночь. Найти того, кто, черт возьми, несет ответственность за то, что Уилбуру пришлось оставить свою жизнь и все, что он любил, позади. У Квакити были противоречивые чувства, но он старался не задерживаться на них слишком долго. Во всем случившемся старший вампир был обязан создателю Уилбура. Если бы не он и его ужасные, бессердечные решения, Квакити до сих пор был бы один, до сих пор страдал бы от наказания, которое сам для себя выбрал. Он все еще барахтался бы в собственной изоляции, если бы не этот многоименный вампир-кочевник. Однако Уилбур все еще был бы со своей семьей, если бы не он. Он жил бы так же, как и все остальные. Он бы никогда не пересекся с Квакити, и ни один из них не знал бы, что другой существует. Он бы состарился. У его сына были бы дети, которых Уилбур обожал бы. Он бы умер и был похоронен рядом со своей женой, прожив мирное, полноценное существование. Но теперь… Теперь у него никогда не будет ничего из этого. Он никогда не сможет сидеть в кресле-качалке на крыльце под весенним солнцем. Никогда не увидит, как его внуки играют на траве. Никогда больше не возьмет жену за руку. Хотя Квакити чувствовал, что кое-что обрел, он не был настолько глуп, чтобы думать, что Уилбур считает, что старший вампир стоит всего, что он потерял. Для него Квакити был просто кем-то, с кем удобно лечь ночью. Было больно. Больно в том смысле, в котором он никогда бы не признался, но он не мог заставить себя надеяться на что-то большее, когда дело касалось чувств младшего вампира. Если бы он это делал, то Уилбуру было бы невероятно легко сокрушить его, как он и обещал. Так что, хотя Квакити нужно было благодарить этого человека за то, что Уилбур перешел ему дорогу, он определенно не чувствовал особой благодарности. Во всяком случае, он просто хотел доставить Уилбуру удовольствие от купания в его крови, будучи уверенным только в том, что никто другой не потеряет того, что у него было. Квакити хотел дать ему это, по крайней мере, в надежде, что это компенсирует все, что у него отняли. Теперь, когда они покинули домашнюю атмосферу, которую создали в поместье, Уилбур проголодался. Как будто все проблемы прошлых лет, когда он был вампиром, вернулись. Квакити видел, как злость плещет в его глазах, чувствовал жар его ярости сквозь куски ткани, разделявшие их кожу. Хотя домашняя жизнь и устраивала Уилбура, это не было его естественным состоянием. В этом Квакити был уверен. Это было дикое существо, на которое он наткнулся много лет назад. Это был быстро вспыльчивый зверь, которого он узнал и полюбил. В глазах Уилбура горел огонь, который, как понял Квакити, никогда не погаснет, если он получит месть, которую так жаждал. И Уилбур мог быть голоден сейчас. Чем дальше они шли по улице, тем более ненасытным становился Уилбур, он жаждал крови человека, который поступил с ним несправедливо и забрал у него все. Квакити собирался поймать его для него, собирался преследовать этого вампира кругами, пока он не окажется загнанным в угол и полностью отданным на их милость. Уилбур был прав. Квакити умирал от жажды погони, но еще больше он был взволнован поимкой, тем, что он мог предложить Уилбуру. Возможно, это делало его немного эгоистичным, немного нетерпеливым, но он был уверен, что сегодня вечером он накормит молодого вампира, даст ему самую восхитительную месть, на которую он был способен. Он оставил Уилбура снаружи, когда они прибыли в клуб, где, как знал Квакити, кочевник будет сегодня вечером. За последние пару дней он нашептал в уши достаточному количеству людей, дал подсказки, которые приведут сюда другого вампира. Он знал, как играть в эту игру, и даже если Уилбур немного опасался этого плана, Квакити позаботился о том, чтобы показать ему правильный способ свести счеты. Имея лишь расплывчатое описание кочевника от Уилбура и приглушенный тревожный шепот людей, которых он держал в своем близком кругу, Квакити подумал, что у него достаточно информации, чтобы найти этого человека, и чем быстрее он будет найден, тем быстрее они смогут вернуться домой. В их дом. Место, куда они оба так отчаянно хотели вернуться. Чем быстрее это произойдет, тем скорее они смогут снова обнять друг друга. Зеленые глаза и взлохмаченные волосы. Суровый. Возможно, в грязной одежде, запачканной кровью его предыдущих жертв. Безымянный, но в то же время имеющий несколько псевдонимов. Слова сами по себе не имели реального значения, но Квакити был уверен, что сможет сложить все вместе, чтобы найти человека, которого искал. Поначалу в клубе было не так много людей, и глаза вампира сканировали каждое лицо, которое он мог найти, когда переступал порог. Было недостаточно поздно, чтобы там было слишком много буйных пьяных людей. Музыка оставалась на комфортной громкости, а пол еще не был залит липкими, пролитыми напитками. Солнце только что зашло, и к полуночи, Квакити был уверен, это место будет заполнено до краев и прокурено от зажженных сигар. Однако сейчас за барной стойкой сидели только три человека. Двое из них были парой, сидя в самом конце, сдвинув головы, и Квакити мгновенно отбросил их. Они часто посещали этот клуб с тех пор, как Квакити переехал в этот город, и он точно знал, что они совсем не тот человек, которого он искал. Третий человек сидел прямо посередине, проводя пальцем по краю нетронутого янтарного стакана, глаза смотрели в никуда, лицо нахмурилось, сосредоточено абсолютно ни на чем. Волосы у него были взлохмачены, запутаны, а брюки — хотя и не такие грязные, как о них говорили осведомители — кое-где были в пятнах коричневого цвета. По крайней мере, его рубашка была чистой. Даже со своего места через весь клуб Квакити мог слышать легкое напевание незнакомца, мелодия, которая не соответствовала музыке, доносившейся из скромного оркестра рядом с ним. Квакити не нужно было искать дальше. Это был человек, которого он искал. Это был тот зеленоглазый ублюдок, который забрал у Уилбура все, тот, кто дал Квакити спокойствие, которое он не испытал с тех пор, как Чарли умер. Погоня началась. Пути назад нет. Квакити скользнул на барный стул рядом с многоименным человеком. Он должен был знать, что Квакити уже идет за ним, но Квакити не был уверен, знал ли мужчина, что это именно он сейчас притаился рядом с ним или нет. Если он и узнал Квакити, то не выдал этого. Не было ни напряжения плеч, ни косых взглядов, ни подозрительного наблюдения. Хотя кочевник и проигнорировал присутствие Квакити, бармен уже ставил перед ним его обычный напиток. Это привлекло внимание другого человека, который взглянул на маленький стаканчик с виски, поставленный поверх салфетки, и посмотрел на Квакити, когда тот благодарил бармена. Как только он поднес стакан к губам, кочевник пробормотал: — Ты должно быть приходишь сюда часто. Старший вампир фыркнул в янтарную жидкость, слегка покачав головой, прежде чем сделать глоток и с приглушенным стуком поставил стакан обратно на салфетку. Ему хотелось закатить глаза, хотелось огрызнуться от противных клише-слов, которые тот сказал. Но игра так не игралась. — Тебе так хочется узнать? — ответил он, поворачиваясь к другому мужчине. — Хотелось бы, — сказал другой вампир, ухмылка скользнула по его лицу настолько высокомерно, что Квакити захотелось бросить притворство и разорвать его на части прямо здесь, в баре. Но — каким бы надломленным, сломленным и ущербным он себя ни считал — была одна вещь, в которой он был идеален. Одна вещь, которую он навязывал Уилбуру, пока она не стала их правилом номер один. Контролируй желания. Каждое желание. Контролируй жажду, контролируй импульсы, контролируй свои эмоции, какими бы они ни были. Квакити провел свою долгую, бесконечную жизнь, оттачивая это правило, применяя его на практике в любой ситуации. Анализируй, учись, адаптируйся и дыши. И хотя в этот момент ему не хотелось ничего, кроме как разорвать горло этому вампиру зубами, он глубоко вздохнул, надел маску и изобразил одну из самых очаровательных улыбок, какие только мог вызвать. Ему даже удалось похлопать ресницами, когда его ногти впились в ладони. — А как ты думаешь? — Квакити задал свой собственный вопрос вместо того, чтобы ответить, вернув разговор обратно к суду другого вампира, довольствуясь тем, что считает, что на данный момент он контролирует ситуацию. Кочевник напевал, бегая глазами по комнате, словно стены клуба могли дать ему ответ. Все это было так игриво и кокетливо, что Квакити стало тошно. Он не думал, что сможет проворачивать эту уловку ещё дольше, но чем больше секунд пройдет, тем слаще будет улов. Тем удовлетворительнее будет раскрытие того, что он на самом деле здесь делал. — Я думаю, ты приходишь сюда достаточно часто, чтобы бармен знал, что ты любишь пить. — А что ты любишь пить? — спросил Квакити, ловко подпирая щеку ладонью, изображая интерес. — А как ты думаешь? — вампир вернул ему вопрос, и это был еще один момент, когда Квакити наслаждался тем фактом, что он полностью контролировал свои реакции. Кроме того, это был один из немногих моментов, когда Квакити чуть не потерял контроль, чуть не отбросил игру и чуть не бросился на другого человека, но его дыхание было достаточно хорошим, чтобы он сдерживал себя. Однако он действительно не мог поддерживать фасад дольше. Нужно было вытащить этого человека из этого клуба на улицу как можно скорее. — Ты мог бы дать мне попробовать и посмотреть, смогу ли я угадать, — предложил Квакити. У него скрутило желудок при мысли о том, что он попробует напиток другого мужчины. К несчастью для него, кочевник сдвинул свой стакан, пока тот не оказался перед ним. Вместо этого Квакити склонился над ним и понюхал его. — Это коньяк. — Он получил изогнутую бровь как ответ, поэтому добавил, — Дельва. Не совсем в моем вкусе. — Ты никак не мог узнать об этом, просто понюхав, — сказал мужчина, когда Квакити отодвинул стакан назад, желая, чтобы бармен снова наполнил его стакан, чтобы у него было что-нибудь, для успокоения нервов и ярости. Он просто должен был продолжать говорить себе, что в конце концов все это будет стоить того. Стоило того, чтобы увидеть выражение лица Уилбура, когда они, наконец, разорвут этого человека. — Откуда ты знаешь? — выдохнул он еще раз, теперь отворачиваясь от другого мужчины, готовый, наконец, раскрыть себя и свои истинные намерения. — Ой, да ладно, — пробормотал другой вампир, — не пытайся притворяться застенчивым. Из всех свободных мест в этом заведении ты выбрал то, что рядом с моим? — Думаю, у меня действительно есть кое-какие скрытые мотивы, — ответил Квакити, и нетерпеливая улыбка на его лице, скорее всего, была ошибочно принята за что-то другое. Но если кровожадный блеск в его глазах был спутан с каким-то другим взглядом, каким-то другим приглашением, то вряд ли это его вина. — Какие? — Ты спрашивал, часто ли я здесь бываю, — напомнил ему Квакити. — Да, на самом деле. У меня много друзей, которые часто посещают это место, и они рассказывают мне обо всех новых лицах, которые приезжают в город. — Глаза кочевника расширились на минуту, слегка, почти незаметно. Его высокомерная ухмылка сменилась чем-то другим, столь же заинтригованным, сколь и осторожным. — И я думаю, мне немного любопытно, — продолжил старший вампир, не обращая внимания на то, как другой мужчина начал отклоняться от него, — почему ты назвал каждому из них разные имена. Кочевник моргнул, но ничего не сказал. Квакити рассмеялся. — Мне показалось это немного странным. Конечно, тот, кто только что прибыл в город на ближайшие пару недель, не стал бы скрывать свою личность, если бы просто проезжал мимо. Я подумал, что это не к добру. Бармен подменил его стакан на полный. Наконец-то. Квакити сделал глоток, наблюдая, как вампир, сидящий рядом с ним, начал напрягаться, его осторожная интрига сменилась выражением понимания. — Я следил за тобой однажды ночью, — сказал Квакити, облизывая кончики пальцев. Говоря это, он провел подушечкой мокрого пальца по краю стакана, слушая, как хрустальный стакан поет от вибраций. — Ты довольно грязный. Есть только один человек, от которого я могу терпеть беспорядок, и это не ты, к сожалению. Квакити смотрел, как горло кочевника дернулось, когда он сглотнул, и моргнул, когда начал осознавать всю серьезность ситуации. Частички складывались для него воедино, и он, наконец, начал понимать, насколько неверно истолковал Квакити и его мотивы. Это было так же приятно, как и думал старший вампир. — Мне рассказали о тебе, — прошептал он. Все следы игривости исчезли с его лица, и если бы Квакити не знал, насколько высокомерным был этот человек, он бы сказал, что его голос звучал почти испуганно. — Ты, должно быть, тот, кто искал меня. — Да, — подтвердил Квакити, делая еще один глоток из своего напитка. — Я также тот, кто сказал им сказать тебе об этом. Я ищу тебя уже пару лет и судьба наконец-то пересекла наши пути. — Они сказали, что ты хочешь меня убить, — сказал кочевник. — Я собираюсь убить тебя, — спокойно ответил Квакити, — но сначала я хочу, чтобы ты познакомился с кое-кем. — Глаза другого мужчины сузились, и Квакити практически мог видеть, как вращаются шестеренки в его голове, мог почти угадывать мысли, которые крутились в его голове. Квакити оставил слова висеть в воздухе между ними, когда он порылся в кармане и вытащил банкноту, достаточно большую, чтобы покрыть выпивку его и другого мужчины. — Ты, конечно, можешь попытаться сбежать, — сказал ему старший вампир, заметив, как глаза кочевника зацепились за выход, прежде чем вернуться обратно к руке Квакити, кладущей деньги между их пустыми стаканами. — Я надеюсь, что ты сбежишь, честное слово. Я даже дам тебе фору, если ты этого хочешь, но сначала мне просто нужно, чтобы ты последовал за мной. Квакити поднялся со своего места у барной стойки, махнув рукой другому вампиру, чтобы тот шел за ним. Он знал, что кочевник это сделает. В данный момент вариантов для него было не так много. Если бы он попытался сбежать, Квакити немедленно бросился бы в погоню. Если он попытается драться, Квакити был уверен, что сможет легко победить его. Он пообещал Уилбуру, что тот нанесет последний удар, но это не означало, что старший вампир не мог сначала немного повеселиться. Их вид был известен своей выносливостью, и этот человек, несомненно, мог выдержать побоища, прежде чем умереть. Как он и предполагал, мужчина прочистил горло, оглядел ресторан в поисках какой-то спасительной милости, которой не было, пока он, наконец, не поднялся, чтобы последовать за Квакити. Ночной воздух обдувал прохладой, касаясь его кожи, и даже со своего места за пределами клуба Квакити мог видеть, Уилбура ждущего его на другой стороне улицы. Окутанный тьмой молодой вампир, которого оставили ждать, казался угрожающим, зловещим существом, которое скрывалось вне поля зрения, ожидая атаки. Это был самый хищный взгляд, который Квакити когда-либо видел, и он не мог не восхищаться зрелищем перед ним, стараясь не обращать внимания на то, как его сердце пело от гордости за затаившиеся в тенях существо. Он надеялся, что Уилбур сможет увидеть его победоносную улыбку. Надеялся, что он увидит, что Квакити преподносит ему, поймет, какой приз они сейчас заполучили. — Итак, с кем ты хотел, чтобы я встретился? — спросил кочевник сдавленным и дрожащим голосом, засунув руки в карманы жилета. Голова монстра вертелась, вглядываясь в каждое лицо, проходящее мимо на улице. Однако никто из них не интересовался в них. Они проходил мимо двух вампиров, совершенно ничего не подозревая. — Ты не видишь его? — спросил Квакити, не сводя глаз с фигуры, которая смотрела на них двоих из теней города, оценивая их жадными глазами, в которых не было ничего, кроме мести. Безымянный вампир проследил за взглядом Квакити, пытаясь понять, на кого он смотрит. По звуку перехватывающего дыхания он понял, что мужчина увидел его. — Ты узнаешь его? — спросил Квакити, оторвав взгляд от вырисовывающийся фигуры Уилбура. Кочевник ничего не сказал, прикусил губу, воздерживаясь от ответа. Квакити не мог понять, узнал он Уилбура, или нет. Этот вампир отличался от других, с которыми сталкивался Квакити. Он был бессердечным, жестоким, и было видно, что он не понимает ни обычаев, ни законов своего вида. — Ты его помнишь? — Квакити толкнул кочевника в плечо, толкнул его к неминуемой гибели. — Ты помнишь, что ты с ним сделал? Серьезность того, что должно было случиться с ним, казалось, начала доходить до него. Квакити наблюдал, как лицо кочевника сморщилось. Наблюдал, как его плечи напряглись, а дыхание стало более быстрым и поверхностным. Возможно, он думал, что у него есть шанс выжить, когда там был только Квакити, но теперь, когда он знал, что есть еще один, надежда казалась тщетной. — Пожалуйста, — взмолился другой вампир, и у Квакити подступила желчь к горлу. Узнал он Уилбура или нет, все еще оставалось загадкой, но старший вампир обязательно напомнит ему об этом перед смертью. — Пока не начинай просить, — приказал Квакити. — Прибереги это для него. Волоча ноги, с бесконечным терпением, Квакити все больше и больше подталкивал кочевника к жаждущему мести вампиру. С каждым шагом его дрожь становилась все более заметной, было приятно и жалко смотреть, как этот человек делает последние шаги к своей смерти. Квакити нравилось подталкивать его, и он не останавливался, пока они не встали перед человеком, которому старший вампир пообещал подарить мир. Однако Уилбуру не нужен был весь мир. Уилбур хотел только двух вещей. 1) положить дрожащего, взлохмаченного мужчину у своих ног, и 2) оказаться в постели Квакити. Квакити затолкнул кочевника в переулок, желая скрыться от любых посторонних глаз, чтобы они могли начать охоту должным образом и их не забросали вопросами. Кивком головы он велел Уилбуру следовать за ними, и, прежде чем кочевник успел возразить, Квакити без усилий швырнул его на мощеную влажную землю. Бросив взгляд через плечо, он заметил, что Уилбур подходит и встает рядом с ним, его глаза устремлены на грязного человека, пытающегося убежать от них двоих. — Что бы я вам ни сделал, вы должны понять, что- — Просто заткнись, — прошипел Квакити, не желая слышать слезливую историю от этого человека. — Ты даже не можешь вспомнить, что ты сделал не так. — Так почему бы вам мне не рассказать? — спросил грязный вампир, вскинув руки перед собой, как будто они могли обеспечить какую-то защиту. Квакити метнул взгляд в сторону, глядя на Уилбура. Он будет развлекаться с этим человеком только до тех пор, пока Уилбур захочет, но как только младший вампир даст слово, Квакити бросится в погоню. Уилбур не выглядел так, будто ему есть что сказать. Его зубы были оскалены, а глаза яростно и жадно смотрели на вампира на земле перед ними. Его ногти впивались в ладони, и Квакити видел, как вздулись вены на его предплечьях. Он оторвал взгляд от жалкого кочевника, чтобы взглянуть на Квакити, и лишь коротко кивнул, позволив старшему вампиру говорить за него. — Сколько вампиров ты создал и бросил? — спросил Квакити. Кадык кочевника подпрыгнул, когда он сглотнул, его руки все еще были подняты перед собой, хотя безнадежное выражение, которое плавало в его глазах, стало более очевидным, когда был задан вопрос. Он покачал головой. — Я не создавал никаких- — Ты думаешь, что я не знаю? — спросил Квакити. — Я мог произвести на тебя неправильное впечатление в клубе, я это понимаю, но ты действительно все еще считаешь меня дураком? — Я не- — Ты достаточно умен, чтобы понимать, что это неразумно, — снова оборвал его Квакити, не желая слышать жалкое оправдание. — Ты также достаточно взрослый, чтобы понимать, что ты делаешь как вампир. Ты умеешь создавать. Ты делал это раньше, и я знаю, что ты это знаешь. Итак, спрошу еще раз. Сколько вампиров ты создал и бросил? Наступила секундная тишина, когда кочевник судорожно вдохнул. — Я не знаю. — Много? — Квакити догадался. — Пять? Десять? — Больше, — признал вампир, поморщившись. — Почему? — Уилбур впервые заговорил, его голос был резким от гнева, который зрел с тех пор, как Квакити нашел его много лет назад. — Зачем ты это делаешь? Кочевник попытался встать, но Квакити без труда толкнул его обратно на землю, упираясь ему в плечо, пока тот не потерял равновесие и снова не приземлился на булыжник. — Просто ответь на его гребаный вопрос, — выплюнул Квакити, впервые за ночь потеряв самообладание. Ему надоело сдерживать свою ярость, он хотел хоть раз дать волю и выплеснуть все эмоции по поводу их ярости. — Я-, — Его голос оборвался, и Квакити увидел, как его паника сменилась ожесточенной решимостью. — Создаю хаос. Любая причина, по которой он мог отвернуться и бросить созданных им людей, была бы плохой, но отсутствие сочувствия и сострадания к ним было поразительно. Квакити с трудом мог поверить в то, что услышал, и знал, что никогда не сможет полностью понять, что кочевник имел в виду под этим. — Значит, ты сделал все это просто- просто потому, что мог? — Уилбур вздохнул, его грудь вздымалась, а губы скривились от отвращения. — Мы должны быть выше людей, — начал кочевник, его голос ожесточился, заметно отличаясь от дрожащего испуганного тона, который он когда-то демонстрировал. — Мы не должны прятаться в тени подальше от них. Мы должны управлять ими. Если я создам больше вампиров, тогда мы сможем это сделать. Квакити не собирался это слушать. Он все это уже слышал. Идеал превосходства вампиров предлагался веками, вдохновлял многих из них, прежде чем дошел до этого кочевника, но это никогда не сработает. Единственная причина, по которой вампиры не были убиты и уничтожены, заключалась в том, насколько серьезно они хранили свой секрет от смертных. Если бы люди узнали, что они существуют, у них не было бы шансов. И если этот кочевник пытался создать из них армию, то почему он бросил тех, кого обратил? Квакити задал ему именно этот вопрос. — Я не собираюсь создавать армию, — ответил мужчина. — Верно, — саркастически протянул Квакити, закатывая глаза. Он не хотел больше его слушать. Хотел дать ему фору, которую он обещал, и преследовать его. Хотел хорошо размять ноги, хотел использовать свою скорость и силу с пользой. — Ты просто хотел хаоса. Бьюсь об заклад, ты надеялся, что один из вампиров, созданных тобой, откроется людям, верно? Думал, этого будет достаточно, чтобы начать войну между людьми и вампирами, которой ты так взволнован. — Она приближается, Квакити, — пообещал кочевник. — Я только начинаю, но однажды мы будем выше их. Однажды они встанут перед нами на колени. Нам больше никогда не придется охотиться. Разве ты не видишь? Смертные сами будут отдаваться нам, будут всегда доступны. Квакити больше не слушал, повернулся спиной к кочевнику, хотя тот продолжал говорить, ловя взгляд Уилбура и спрашивая, закончил ли он с этим, могут ли они уже начать. Уилбур посмотрел на него, глаза метнулись к кочевнику, отвращение и ярость окрашивали его лицо в несколько оттенков красного. У них был безмолвный разговор, вопрос и ответ перебрасывались туда-сюда лишь крошечными движениями их лицевых мышц. Изогнутая бровь, сморщенный нос, пара морганий, и Квакити получил свой ответ. Когда он снова повернулся к лежащему на земле вампиру, то мог увидеть осознание, что его слова абсолютно ничего для них не значат. — Вы можете убить меня, но вы не можете остановить то, что грядет. — Меня не волнует, что будет дальше, — сказал Квакити. — Это старый закон, который ты нарушил. И ты уже неоднократно признался в этом. Ты не можешь отказываться от того, кого создал. Или тех, в твоём случае. Ты обязан защищать их. Учить их. А не оставлять их без какого-либо знания о том, что они собой представляют. Ты думаешь, что создаёшь какой-то хаос, но единственное, что ты делаешь, это приносишь в жертву солнцу кучу неопытных вампиров. — Они были всего лишь пешками, — выплюнул кочевник, — предназначенными для того, чтобы предупредить людей о нашем существовании. Им суждено умереть. — Тогда скажи это ему, — сказал Квакити, мотнув головой туда, где позади него стоял Уилбур. Кочевник ничего не сказал, его убежденность сменилась страхом. Квакити не мог видеть Уилбура, но был уверен, что нечеловеческого рычания было достаточно, чтобы понять, насколько устрашающим он казался. С таким же успехом кочевник мог смотреть в лицо самой смерти, размышляя о том, что ждет его по ту сторону. Квакити надеялся, что это будут огненные адские пейзажи, из которых ему никогда не сбежать. — Я сказал, что дам тебе фору, — тяжело вздохнул Квакити. — Она начинается сейчас. Кочевник, не теряя времени, вскочил на ноги, и, хотя Квакити пообещал не гнаться за ним сразу, Уилбур сам такого обещания не давал. Как только человек, за которым охотятся, умчался по переулку с непостижимой скоростью, Уилбур отошёл от старшего вампира, начиная погоню. Он достаточно хорошо обучил младшего, чтобы быть уверенным, что тот сможет не отставать от своей добычи, даже если это был вампир, который, предположительно, был намного старше его. Квакити подождал там с минуту или около того, засунув руки в карманы, пытаясь преодолеть презрение от только что состоявшегося разговора. В течение этой минуты он не мог не думать обо всех других людях, которые были обращены, как Уилбур. Вполне возможно, что большинство из них умерло, будь то от солнца или голода, или были убиты смертными, на которых они напали. Могла быть пара человек, которым посчастливилось узнать о том, кем они были, которые успешно прошли в эту новую жизнь самостоятельно или получили помощь, как Уилбур. И когда он начал думать о том, что потребуется, чтобы выследить других жертв кочевника, он понял, что ждал достаточно долго, чтобы кочевник мог убежать. Он легко уловил запах двух других вампиров и начал погоню, которую так долго ждал. Было что-то освобождающее в том, чтобы поддаться основному инстинкту того, кем он был. Он так много времени проводил, притворяясь человеком, так много времени контролировал свои инстинкты, что часто забывал, на что способен. Он был быстрее всех, кто бродил по этому миру, сильнее, чем можно было себе представить. Его нюх был лучше, чем у лучшей ищейки, и он мог слышать весь город. Ему не потребовалось много времени, чтобы найти маршрут, по которому побежал кочевник, но он также ожидал, что тот убежит из города, попытается спрятаться в лесу, который лежал за его пределами, найти какое-то укрытие в листве. Если бы он был умнее, то пробрался бы дальше в толпу людей, которые выходили, чтобы насладиться ночной жизнью. Однако он был прав в предположении, что не найдет там пощады. Квакити знал этот город, как свои пять пальцев, и мало что можно было скрыть за деньги. Кочевник рыскал по лесу, надеясь потерять его в самых густых местах, но Квакити не собирался отпускать его так просто. Он карабкался по деревьям со своей нечеловеческой скоростью, прыгал с ветки на ветку с ловкостью, на совершенствование которой ушли годы охоты. Он знал, что Уилбур все еще идет по его следу, но пошел другим путем, надеясь подрезать его. Это была игра, которую он так любил, и их добыча делала ее только лучше. Он и раньше преследовал и охотился на вампиров, у него было множество собственных счетов, которые нужно было свести, но погоня за этим, в частности, доставляла гораздо больше удовлетворения. На этот раз он играл в игру для Уилбура, и от этого было еще веселее. Квакити просто надеялся, что Уилбур теперь понимает, почему он так этого жаждал. Кочевник теперь бежал под ним, Квакити следил за ним с верхушек деревьев. Он мог спрыгнуть в любой момент и поймать преследуемого человека, но он сдерживался, довольствуясь тем, что пока держался рядом с ним. Ему не потребовалось много усилий, чтобы догнать его, и хотя это немного разочаровывало, он все еще был взволнован увидеть Уилбура, наслаждающегося местью, которой он так жаждал. Уилбур тоже набирал скорость. Квакити не сомневался, что он догонит другого в скором времени. Старший вампир достаточно хорошо научил его охотиться, и даже если он делал это неряшливо, он быстро учился. Он полностью погрузился в учения Квакити и, судя по всему, эти уроки окупились. У кочевника не было шансов. Уилбур преодолел расстояние между ними с отработанной легкостью, и Квакити наблюдал со своей выгодной позиции среди деревьев, как вампир схватил своего создателя, навалившись всем телом на другого, пока они оба не покатились сквозь гниющие листья, покрывавшие лесную подстилку. Спрыгнув на землю, Квакити последовал за звуками борьбы, ища в темноте две фигуры, сражающиеся друг с другом. Он уже чувствовал металлический запах крови, но знал, что это не Уилбура. Пахло слишком кисло, чтобы принадлежать ему, и, возможно, Квакити все-таки не сыграет никакой роли в этой битве. В какой-то момент Уилбур не знал, сможет ли он снова встретиться с другим человеком после того, как он подвергся нападению и был обращён им. Во многих его кошмарах было лицо кочевника, его зеленые глаза преследовали Уилбура даже во сне, и Квакити сказал ему, что ему не нужно, если он не хочет. Уилбур хотел, но не знал, сможет ли он — когда придет время убить его — убить его. Он не знал, он мог просто застыть или занервничать, и Квакити пообещал ему, что, если то, чего он опасался, сбудется, старший вампир заступится за него. Хотя не похоже, что это было необходимо. Ярость Уилбура намного перевешивала его страх. Он не был перепуганным, недавно обращённым вампиром, которого Квакити впервые встретил. Он был хищником высочайшего калибра, и никак иначе это не описать. Квакити все эти годы учил его быть настолько грозным, насколько это возможно, и это, наконец, окупилось. После всего этого Уилбуру больше нечего было бояться. Его учитель убедился в этом. В нем не было ничего человечного, когда Квакити наконец нашел его вместе с кочевником. Кулаки летали, ногти царапали, а зубы впивались в плоть. Запах крови стал сильнее, и из глоток обоих вампиров вырывались звериные крики. Уилбур держал кочевника под собой, разрывая его плоть, пока тот боролся, кричал и пытался избежать его праведного гнева. Квакити оставалось только смотреть, и именно тогда он понял, что его роль в этой игре уже завершена. Он был ненужным игроком, наблюдателем происходящего перед ним хаоса. Он был уверен, что это был не тот хаос, которого хотел кочевник, обращая Уилбура, но это было то, что он поэтически получил. В какой-то момент борьба прекратилась. Звуки от раненого стихли, но Уилбур продолжал рвать, грызть, кусать. Он продолжал кричать о своем разочаровании, озвучивать весь страх, который он когда-либо испытывал, горе от потери семьи, гнев, который копился слишком много лет. Квакити позволил ему делать то, что он хотел, даже несмотря на то, что игра была окончена. Он знал, что Уилбуру это нужно. Нужно было выплеснуть свою обиду наилучшим из известных ему способов. После этого он ничего не сможет сделать, никакой другой формы мести, чтобы утолить гневную жажду, которую он чувствовал с тех пор, как перевоплотился. Больше Квакити ничего не сможет с этим сделать, поэтому он сидел неподвижно и ждал. Смотрел, как Уилбур выматывался. Смотрел, как его ярость перетекала в горе. Смотрел, как его полные ярости крики превращались в срывающиеся рыдания. Его создатель умер. Больше нечем было питать этот гнев, и Уилбуру пришлось столкнуться с тем фактом, что теперь он стал монстром. Пришлось, наконец, столкнуться с мыслью о том, что он больше никогда не увидит свою семью. Квакити знал, что он понял этот факт, но он использовал свою ярость на создателя, чтобы избежать этих чувств. Больше не на кого было злиться, а это означало, что ему не на чем было сосредоточиться, кроме как на бремени жизни, с которой он теперь застрял. Все, что он когда-либо закопал, всплывало на поверхность, и Уилбур открыто плакал над телом человека, который его сюда поместил. Может быть, для Квакити была роль, даже несмотря на то, что игра была окончена. Он поспешил к Уилбуру, едва бросив взгляд на убитого, обезображенного и изуродованного человека. Он положил руки на плечи младшего, помогая ему прислониться к Квакити, уткнуться лицом в его шею и заплакать, когда их руки инстинктивно обвились вокруг друг друга. Шепча успокаивающие слова ему на ухо, Квакити быстро отвлек его от кровавой неразберихи, которую устроил Уилбур. Он защитил его от собственного разрушения, позволил плакать в рубашку. Кровь, все еще влажная и горячая, покрывала одежду и кожу Уилбура. Это испачкало Квакити, но ему было все равно. Прямо сейчас единственное, о чем он беспокоился, это вернуть Уилбура в поместье, увести его от прошлого, преследовавшего его, которое теперь лежало мертвым на земле в лесу. Уилбур вцепился в него, и Квакити позволил ему. Прижимал его к груди, пока он вел их в направлении дома. Во время их путешествия рыдания Уилбура затихли, превратившись в всхлипы, а его хватка на старшем вампире ослабла, но так и не отпустила. Квакити продолжал успокаивать его мягкими словами и заверениями, но он не мог понять, о чем думает его спутник. Не мог понять, был ли он удовлетворен тем, что все закончилось, или пустота сменила ярость, которую он когда-то чувствовал. Уилбур не удосужился сказать ему, отказался вообще что-либо говорить, предпочитая слушать голос Квакити. Его эмоции оставались загадкой, пока они не проникли внутрь поместья. Как только они переступили порог и дверь за ними закрылась, Уилбур с силой прижал Квакити к стене, соединив их губы в отчаянии, которого он никогда раньше не показывал. Квакити издал удивленный визг, почувствовав вкус крови убитого кочевника и соль слез Уилбура на своем языке. Руки младшего вампира рвали его рубашку, и, несмотря на его замешательство, Квакити позволил ему вцепиться в грудь, позволил ему попытаться объяснить губами, что он чувствует, прежде чем понял, что они должны поговорить об этом, прежде чем они смогут двигаться дальше. Он хотел продолжить, хотел, чтобы Уилбур сломал его, как он обещал прошлой ночью, но он должен был знать, что происходит в голове другого, прежде чем они смогут что-то сделать. Он попытался отстраниться, но Уилбур крепко прижал его к стене и настойчиво целовал. Он издал звук, который Квакити не смог перевести, и провел губами вниз к шее, резко посасывая кожу на горле старшего вампира. — Уилбур, — начал Квакити дрожащим голосом. Другой не понял, что он что-то сказал, и продолжил с настойчивостью дергать Квакити за одежду. Тогда это имело смысл для Квакити. У Уилбура была победа, но он остался с горем потерянной жизни. Он искал утешения в старшем вампире, и хотя он мог перестать сопротивляться и просто поддаться движениям тела Уилбура напротив него, он мог признать свои действия формой самоуничтожения. Квакити участвовал в этом больше раз, чем он хотел бы признать, и хотя он хотел, чтобы Уилбур продолжал, он знал, что не может позволить этому зайти дальше, чем это уже произошло. Он толкнул Уилбура в плечи еще раз, и на этот раз тот, наконец, оторвался от него. — Что? — он резко зарычал, и в том, как он оскалил зубы, было видно только раздражение. — Разве ты не хочешь? Лицо Квакити смягчилось, когда он посмотрел на самого важного человека в своей жизни. — Дело не в том, что я хочу, — попытался объяснить он. — Нам нужно поговорить об этом. — Не о чем говорить. Он мертв. Можем ли мы продолжить? — Уилбур снова попытался сократить расстояние между ними, но Квакити снова оттолкнул его. До этого момента он не осознавал, в каком беспорядке они оба были. Не замечал, как сильно Уилбур был залит кровью и, соответственно, сам Квакити. К счастью, сотрудники ушли домой на ночь, оставив двух вампиров наедине, и Квакити не мог быть более благодарен за это. Однако, когда он, наконец, увидел Уилбура в искусственном свете люстры, у него перехватило дыхание. Впервые Квакити был доволен беспорядком младшего вампира. Уилбур, весь в крови, выглядел так хорошо. Боже, Квакити не должен был так думать после того, как они разорвали кого-то на части, но царапины, оставшиеся на лице Уилбура, уже начали заживать, его испачканная рубашка свисала с одного плеча, и его грудь вздымалась, когда он смотрел вниз на Квакити с ожесточенным взглядом. Багряный цвет был размазан по его губам, стекал по шее и добавлял беспорядка на то, что когда-то было белой блузкой. Его волосы были спутаны от крови, и Квакити пришлось сдерживать себя, чтобы не провести по ним пальцами, пытаясь их распутать. Он выглядел так же, как и тогда, когда Квакити впервые нашел его. Но на этот раз он был в сознании. На этот раз он победил, и праведная буря назревала под кожей Квакити, гром в сердце говорил ему протянуть руку, прикоснуться, потребовать. Но он не мог. Время поддаваться своим импульсам прошло, и Квакити пришлось сдерживать собственные желания, чтобы убедиться, что с Уилбуром все в порядке. Он выглядел нормально. Похоже, следующим он хотел разорвать на части Квакити, но старший вампир не мог позволить ему продолжать убегать от собственных чувств. Пришлось сесть с ним, убедить его, что эти суровые эмоции необходимо прочувствовать, и Квакити будет рядом, чтобы испытать их вместе с ним. Ему больше не нужно было быть одному, и, несмотря на то, как близко они были, Квакити знал, что Уилбур отгораживается от другого, отключается после охоты. Квакити сцепил их пальцы. — Давай сначала приведем себя в порядок, — сказал он, зная, что прямой отказ от просьбы Уилбура приведет только к еще более неприятным чувствам. Он должен был увести его от метафорического края, с которого он грозился броситься, должен был показать ему, что есть и другие пути, по которым можно спуститься. Он знал, что Уилбур страдает от многих эмоций, знал, что победа и гордость столкнулись с агонией и угасшей яростью. Уилбур ответил кивком головы. Им просто нужно было немного очиститься, нужно было вернуть это фальшивое ощущение того, что они люди. Уилбур позволил Квакити отвести его в ванную комнату, тупо смотрел, как тот наполняет ванну, и стоял неподвижно, как камень, когда Квакити начал снимать грязную одежду с его липкой кожи. Он осторожно снял рубашку, двигая конечностями с предельной осторожностью. Уилбур смотрел пустым взглядом и позволил Квакити раздеть его без каких-либо жалоб или помощи. Он позволил направить себя в теплую воду и откинулся на спинку ванны. Он лишь наклонил голову, когда Квакити сбросил с себя одежду и молча двинулся вперед, позволяя старшему вампиру устроиться позади него. Квакити не нужно было ничего говорить, чтобы Уилбур прислонился спиной к его груди. Спокойными руками Квакити схватил тряпку и начал вытирать кровь, покрывавшую их обоих. Он уделял Уилбуру больше внимания, бережно гладил его кожу, пока не смылись все пятна. Он набрал в руки воды и намочил его волосы, а потом вычищал и расчёсывал их, пока все запутанные клочья не исчезли. Он умыл Уилбуру лицо, стараясь не замечать отчаяния, которое загоралось в его глазах, пока он смотрел как Квакити работает. Было тихо, если не считать плескания воды при движениях Квакити. Уилбур ничего не говорил, а Квакити не собирался нарушать тишину. Он понимал важность момента спокойствия после такого насилия. Он был доволен этим, счастлив заботиться об Уилбуре так, как обещал себе. Он надеялся, что Чарли, где бы он ни был, увидит, что он способен кого-то любить. Увидит, что он добился успеха там, где раньше потерпел неудачу. Закончив, он быстро умылся. Уилбур не сводил с него глаз. Вода стала темно-красной, и запах железа окутал комнату. Он хотел еще немного побыть в спокойном тепле, но у Квакити начинало сворачиваться желудок. Если его тошнило от запаха, значит, дела Уилбура были не лучше. Он быстро отключил слив, дрожа и вставая, уже скучая по теплу, но не в силах оставаться в комнате ни минуты больше. Он вышел из ванны, схватил полотенце и вернулся, чтобы предложить Уилбуру руку. Без лишних слов он помог Уилбуру подняться и намотал полотенце на плечи, прежде чем схватить свое. Квакити помог Уилбуру вытереться, помог ему одеться в чистую одежду и отвел его в свою — теперь их — спальню. Только когда они легли, Уилбур положил голову ему на грудь, а Квакити запустил руку в его волосы, тишина была нарушена. — Как ты думаешь, скольких он перевоплотил? — тихо и устало спросил Уилбур. Все сильные эмоции, которые он демонстрировал, когда они только пришли домой, теперь, казалось, растворились. Он согрелся после ванны и был опустошен из-за проявленной им жестокости. Квакити был рад его мести, знал, что они поступили правильно, но это ранило Уилбура так, как никто из них не ожидал. Однако со временем он был уверен, что молодой вампир вернется к своему прежнему, неряшливому поведению. — Не знаю, — со вздохом ответил Квакити, накручивая между пальцами шоколадные пряди. — Думать о них бесполезно. Самое главное, что он больше никогда не сможет сделать это ни с кем другим. — Как ты думаешь, они когда-нибудь находили кого-то, кому доверяли, как я? — Я уверен, что некоторые из них так нашли, — заверил Квакити. По правде говоря, он не знал. Было не так уж много вампиров, которые приняли бы вампира, которого они сами не обратили, но он не знал, почему он должен был озвучивать это Уилбуру в этот момент. Не тогда, когда он боролся с мучившим его чувством вины. На мгновение он замолчал, пережевывая слова, сказанные ему, а затем сказал: — Спасибо, Квакити. Нахмурив брови, пальцы старшего вампира замерли в волосах другого. — За что? — За то, что позволил мне иметь все это, — пробормотал Уилбур. Обычно он поднимал голову, когда разговаривал с Квакити, хотел смотреть на него, когда он говорил, но сейчас Уилбур просто лежал грузом на нем. — Позволил мне быть с тобой. Слова вызвали боль в груди Квакити. — Я всегда буду с тобой, любовь моя. Рука Уилбура нашла руку Квакити, ту, которая не была в его волосах, и перевернул ее так, чтобы он мог начертить рисунки на коже своей ладонью. Легкие прикосновения были полной противоположностью той жестокости, которую он применил ранее. Если бы это зависело от Квакити, то они бы остались тут навсегда. Они бы закрылись в этой комнате, вдали от всей бессердечности и безжалостности, которые предлагал им мир, которые они вносили в него. Они бы остались в этом тихом покое до конца вечности, а Уилбур был бы в безопасности в его руках. У них было бы достаточно времени, чтобы восстановиться, и Квакити был бы рядом с ним. Успокаивал бы его во время кошмаров, вытирал бы его слезы, проводя костяшками пальцев по его щеке. Когда-нибудь они бы вышли из их комнаты. Когда-нибудь они снова встретились с ночью бок о бок, и никто бы не встал у них на пути. Когда-нибудь они бы снова обрели счастье. Они бы обрели покой, который они разделили ранее той ночью, прежде чем они начали игру. Они бы дышали одним воздухом, танцевали вместе, как хочет Уилбур, смеялись, пели и делали все, о чем только могут мечтать. Но этот день был не сегодня, и Квакити не возражал. Он был терпелив, а Уилбур был силен. Самое главное, что они были вместе, и этого было достаточно.