«Давай, сделай это. Вперёд. Ударь его. Убей. Убей предателя. Предатели не имеют права на жизнь. Эти гадкие букашки не должны жить после того, что посмели сотворить.»
Пытаясь избавиться от этого навязчивого голоса, аль-Хайтам хватался за собственные пепельные волосы, касался самыми кончиками пальцев лица, выгибая фаланги неестественно в разные стороны, пока наконец не сдался на волю охватившего его бешенства. Загадочный голос лишь подначивал броситься вперёд, завлекая Хайтама в грешный омут с головой. Ноги понесли секретаря вперёд, а из груди вырвался очередной приглушённый крик. Хайтам преодолел последнюю пару метров за пару широких шагов и замахнулся. Великий мудрец и предатель, Азар был прямо перед ним, на расстоянии вытянутой руки. Так близко, он был так близко — нужно лишь достать, схватиться пальцами за эту глупую голову, сжать фалангами седые волосы и приложить хрупкий череп о пол, размозжив его по гладкой поверхности… Но Азар скользнул в сторону вместе с одним из своих стражников, избегая захвата секретаря. Промахнувшись, аль-Хайтам с грохотом упал на невысокий стол, роняя аккуратную статуэтку, державшую ранее капсулы знаний. От множества громких звуков секретарь на мгновение пришёл в себя. Разум прояснился, и в протрезвевшем сознании всплыл один из важнейших пунктов их плана. Хайтам, взяв себя в руки на недолгий период, скорее подменил одну из разбросанных по полу капсул знаний. После же мужчина стал подниматься на ноги, и голову вновь прострелило противной острой болью, а глаза сверкнули алым предупреждающе для окружающих. Подчиняемый вновь мощью знаний Архонта и рычащим из-за глупого промаха голосом где-то на подкорке сознания, Аль-Хайтам с готовностью бросился вперёд, к предателю Азару. Секретарь, столкнувшись с преградой, в ярости сжимал ладонями копья, перекрывавших ему путь, и рвался вперёд, пока древко оружия очередного стражника не опустилось со всей силы на его голову. Вся ярость, пробужденная капсулой знаний, моментально испарилась, покидая разум секретаря. Аль-Хайтам слегка покачнулся от прострелившей тело боли, тяжело опустился на колени, а после, отмечая, как сильно помещение вокруг поплыло, расползся по полу, теряя сознание.На грани сна и реальности странный голос презрительно пророкотал: «Ты слаб. Не стоишь какого-то шанса, а посему я не буду милосерден…»
***
— …грёбаный ты мудрец. Аль-Хайтам! Ты вообще слушаешь, что тебе говорят? Вздрогнув всем телом и уронив стопку документов на стол, Хайтам заторможенно поднял взгляд на зовущего его юношу. Генерал махаматра, заметив некую растерянность в чужом взгляде, раздражённо цыкнул и слегка топнул ногой, переполняемый противной злостью. — Кончай витать в облаках. Мне нужно недавнее дело о контрабандистах, срочно, — Сайно как всегда сурово сложил руки на груди и засверкал своими алыми глазами из-под светлой чёлки, терпеливо дожидаясь выполнения своей просьбы, граничащей с приказом. Аль-Хайтам смог лишь кивнуть головой коротко, вспомнить, где лежала та папка бумаг, и указать в нужную сторону с коротким уточнением точного местоположения документов, получая в ответ долгий хмурый взгляд и раздражённое фырчание. Оставшись спустя пару минут в кабинете вновь в одиночестве, секретарь тяжело опустился в резное кресло и прикрыл ладонью устало глаза. Когда Сайно успел войти в кабинет? Неужели аль-Хайтам совсем не заметил его присутствия? Если так… то что на него нашло? — Что за чертовщина… — Хайтам хлопнул кулаком по столу и после хмуро свёл брови к переносице. Раньше он не замечал за собой подобного поведения, да и немногочисленные люди вокруг как-то не жаловались. Он хоть раньше и не сильно заострял внимание на окружающих, предпочитая заняться чем-то более интересным — например, чтением книги, но не мог вот так просто не заметить вошедшего в кабинет человека. С чего тогда секретарь внезапно думал непонятно о чём и не замечал происходящего вокруг? Настоящая загадка… — А, чёрт со всем этим. Я просто устал… Нужно скорее собраться, мне ещё заканчивать с работой, раз уж это мой последний день как великого мудреца. И надо послать письмо Нари, иначе он будет снова сильно волноваться… На мгновение губы аль-Хайтама растянулись в короткой нежной улыбке. В голове всплыл образ горячо любимого Лесного стража, а сердце покорно затрепетало от представления его тёплых объятий. Хайтам потянулся к стопке чистых листов на краю стола, вытянул оттуда самый верхний и принялся выводить аккуратным почерком небольшое послание для фенека, который уже наверняка не мог найти себе места после новостей о недавних событиях в городе. После спасения Дендро Архонта аль-Хайтам так и не сумел найти время, чтобы выбраться на пару дней в Гандхарву и навестить Тигнари, хотя ему очень хотелось это сделать. Особенно, когда мужчина через Сайно узнал, что Лесной страж был ранен… Ох, как у Хайтама разрывалось сердце от одной только мысли, что его нежному и любимому Нари было больно! Как хотелось отправиться к нему скорее, увидеть, почувствовать тёплые руки и понять, что юноша в порядке, а после насладиться его вкрадчивым голосом и задремать на мягких коленях… Но Академия и разлад в её стенах диктовали секретарю совсем другие условия. Новая, хоть и временная, должность вынуждала Хайтама оставаться в городе, помогать матрам с восстановлением порядка и воздвигать всю систему практически с нуля. Приходилось постоянно находиться в огромной толпе, общаться с самыми разными — и не всегда добросовестными и честными — учёными, разбираться во множестве споров, улаживать ситуацию с новой верхушкой Академии… На фоне всего этого социального ужаса, окружившего мужчину со всех сторон, аль-Хайтам перестал следить за собой и собственным эмоциональным здоровьем, отчего многие странности, творящиеся с ним в последние несколько дней, секретарь списывал на усталость, как физическую, так и моральную… — Надо всего лишь закончить с работой. Я… просто устал. И сначала эти слова его и правда успокаивали.***
Тишина, встречавшая аль-Хайтама дома и каждый раз утягивающая его в свои нежные объятия, больше не казалась секретарю чем-то приятным и успокаивающим после очередного тяжкого рабочего дня. Если раньше Хайтам мог бывать часами в абсолютном одиночестве, без единого звука, то теперь стены собственной комнаты сдавливали его в лепёшку, превращая в нечто, лишь отдалённо напоминающее человека. Тонкие пальцы секретаря Академии бездумно постукивали едва слышно по деревянной спинке кровати. Один короткий удар кончиком ногтя, долгий удар всей костяшкой пальца, затем вновь короткий, длинный. Два коротких удара, долгий, ещё два коротких и в завершение два коротких и длинный последний удар, после чего аль-Хайтам застыл пораженно, в один момент переставая понимать, что он творил в некой апатии после недолгого сна. За окном было совсем темно, отчего комнату освещала лишь едва пробивающаяся через толстое стекло луна. С другого конца улицы раздавался гомон пьяной компании, только покинувшей таверну, а из соседней комнаты доносилось совсем тихое шуршание — Кавех вновь засиделся допоздна с чертежами, потому активно царапал грифелями по бумаге и ворошил листы беспокойно. Аль-Хайтам невольно прислушивался к этим звукам, то проклиная, то благословляя свой острый слух, слегка покачивался из стороны в сторону, хватал себя за короткие пепельные волосы и был готов тихо взвыть. Он не спал толком уже не первый день, не мог откинуть все лишние мысли в сторону и просто расслабиться, углубиться с головой в чтение и выпить терпкий ароматный кофе.Посреди захваченной ужасной вестью пустыни выли песнь скорби песчаные бури, таинственные джинны бились в рыданиях. Все земли Алого короля плакали по нежному цветку, в один момент увявшему и оставившему сердце властителя пустыни, а сам аль-Ахмар… Сходил с ума от потери, отчего из ромбовидных разноцветных глаз падали на рыхлую землю крупные прозрачные слёзы.
Практически задыхаясь, аль-Хайтам стукнул самого себя по груди кулаком, пытаясь прийти в сознание. Эти обрывочные видения проникали всё глубже в разум секретаря Академии, вызывали в его груди панику, почти животный липкий страх. Первое время Хайтам не понимал, что с ним творилось, откуда взялись эти странные картины, преследующие разум секретаря днём и ночью. А чуть позже мужчину озарило. Капсула знаний Архонта, использованная ещё несколько недель назад при спасении малой властительницы Кусанали, — вот причина этих видений, не дающих Хайтаму нормально спать и жить. Секретарь воспроизводил в своей памяти момент, где он активировал артефакт и погряз на мгновение в безумии древних знаний. Аль-Хайтам знал прекрасно, на что он шёл, когда решил воспользоваться этой капсулой, понимал — знания Архонта не оставят его разум так просто, и помнил, ради какого результата он пошёл на такой риск, но секретарь и подумать не мог, что голову заполонят подобные видения, напоминающие… воспоминания о былых временах, когда пустыня ещё была под властью легендарного Царя Дешрета. — Вот же чёрт… — прошептал Хайтам едва слышно, закрывая ладонями своё лицо. Он тяжело и надрывно дышал, покусывал губы и вёл мысленный счёт от одного до ста, стараясь привести себя в порядок. Аль-Хайтам прислушивался к звукам вокруг, думал о том, сколько осталось до рассвета, и боролся со сном, постепенно утаскивающим мужчину назад, в тёмную приятную негу. Секретарь не хотел засыпать, не хотел вновь погрузиться в ужас видений, пришедших из капсулы знаний, отчего хватал самого себя за волосы и дальше, стараясь приободриться. Первые лучи солнца проникли в комнату спустя пару часов, вынуждая аль-Хайтама встрепенуться и подняться с постели. Мужчина прошёл к прикрепленному аккуратно на стене зеркалу, хмуро отметил тёмные мешки под собственными глазами. Резным гребнем, купленным Кавехом на Большом базаре, Хайтам расчесал свои пепельные мягкие волосы, забрал мешающие пряди за уши и после, ополоснув напоследок водой лицо, отправился переодеваться в свой обычный костюм. — Нужно будет заглянуть в архив, разобрать документы… — тихо хмыкнул аль-Хайтам, закрепляя на плече узорную накидку и устраивая на голове наушники. Мысли о странных видениях ненадолго были вытеснены работой — и секретарь в довольно недурном расположении духа закончил свои приготовления, позавтракал немного и отправился к Академию. В своём кабинете аль-Хайтам с головой нырнул в горы документов и бумаг: перебирал и перечитывал каждый лист, ставил печати, распределял по двум стопкам: «одобрено» или «отклонено». Работа секретаря отвлекала от окружающего мира, не давала разуму заострять внимание на сторонних мешающих факторах, отчего аль-Хайтам мог на несколько часов выдохнуть облегчённо и ощутить приятное умиротворение. — Исследование подземных ходов гробницы царя Дешрета… — прочитал секретарь очередной документ, поданый на рассмотрение, а после, дрогнув всем телом, выронил бумаги на пол. Голову прошило коротким неприятным разрядом, а в глазах потемнело.В сознании всплыл некий образ, который казался аль-Хайтаму смутно знакомым: его окружали совсем недавно нарисованные фрески на стенах, резные скульптуры, созданные руками самых искусных мастеров, роскошь сверкающего золота, добавленного в убранство комнаты и наряда, в котором внезапно ощутил себя секретарь. Хайтам сделал шаг вперёд и будто поплыл вперёд, минуя величественные образы жрецов и богов, отображенных в крепком камне статуй. В конце длинного коридора он видел кажущуюся эфемерной фигуру изящной девушки, что переступала по укрытому мягчайшими коврами полу, рождая своими аккуратными шагами нежные бутоны цветов. Аль-Хайтам ощутил, как ускорил шаг, пустился бежать вперёд, чтобы добраться до прекрасной нимфы, вот только как бы он не приближался — та становилась лишь дальше и дальше…
Грудь сдавило в очередном с спазме, отчего аль-Хайтам от нехватки воздуха вырвался из плена непонятного видения и практически свалился на пол. Секретарь, издавав короткий тихий хрип, шокированно отметил, насколько сильно у него дрожало всё тело: ватные ноги почти не держали мужчину в вертикальном положении, отчего Хайтам, наклонившись назад, рухнул в мягкое кресло и через минуту медленно поднял руки. Ладони без остановки мелко подрагивали и, как бы аль-Хайтам не пытался успокоиться, дрожь не уходила, чем лишь усиливала состояние паники, нахлынувшей на мужчину разом. Секретарю становилось откровенно страшно от непонимания того, что с ним происходило. Он толком не спал, вздрагивал от каждого громкого звука, шарахался от окружающих людей чаще, чем обычно, и не мог успокоить собственное тело, когда это нужно было сделать. Аль-Хайтам не знал, как ему стоило бы поступить, а потому, охваченный животным ужасом, мог только успокаивать самого себя. Нужно просто изучить собственное состояние, попытаться найти среди документов архива ответы на волнующие вопросы. Если вся эта чертовщина из-за капсулы знаний, то подобные случаи были и раньше. И аль-Хайтам найдёт информацию о них, узнает, преодолеет, вернёт былую спокойную жизнь…Вот только голос в самой отделённой части разума смеялся всё сильнее и издевательски шипел о его слабости.
***
Книга опустилась в руки приятной тяжестью, а её страницы под пальцами тихо захрустели, вызывая у аль-Хайтама короткую улыбку. Мужчина погладил корешок книжки, после уложил томик на полку и аккуратно смахнул оттуда пыль. Кавех уже давно пилил секретарю нервы, чтобы тот наконец прибрался в гостиной и разобрал свою библиотеку, а Хайтаму срочно нужно было сейчас чем-то занять руки и голову. К тому же, назойливый сосед столь удачно оставил его одного и, судя по мечтательному лицу Кавеха при их последней встрече, возвращение его будет совсем не скорым, что шло аль-Хайтаму только на руку. Странные сны стабильно приходили к секретарю каждую ночь, мало того, ещё к нему принялись являться видения и посреди дня. Аль-Хайтам мог в любой момент застыть на месте и видеть перед глазами самые странные картины, после чего, дрожа всем телом, опускался на любую горизонтальную поверхность, не в силах бороться с одолевающей его паникой. В попытке узнать, что это за чертовщина такая с ним творилась, секретарь перерыл практически весь архив: нашёл все бумаги, в которых упоминались случаи безумия учёных, вызванного капсулами знаний, изучил все исследования, связанные с психологией и лечением помешательств. Особого результата поиски не дали, но аль-Хайтам всё же начал делать определённые выводы о своём состоянии. — С вероятностью восемьдесят три процента, — мужчина хлопнул очередной книгой и, тяжело сглотнув, тихо закончил свою фразу: — я схожу с ума. Похоже, знания капсулы сильно повлияли на нервные окончания… По хорошему, стоит обратиться к лекарям, определённое лечение мне назначить всё равно смогут. Хм, возможно, это и не такая плохая идея? Будет повод выбраться в Гандхарву. И больше никакой суеты, ни одного надоедливого учёного… — «И лишь один единственный человек, компанию которого я люблю, » — мелькнуло в мыслях, но так и не было произнесено вслух. Аль-Хайтам стряхнул с толстого сборника по медицине слой пыли и дёрнул губами в первой за последнюю неделю улыбке. В мыслях уже всплывал знакомый образ, ради которого стоило бросить все дела в Академии и сорваться на недельку в лес Авидья…«Глупец, думаешь, что всё так просто?»
Мышцы вдруг будто сковало неприподъёмными оковами, а воздух перестал поступать в лёгкие. Не веря в то, что он внезапно услышал, аль-Хайтам не двигался с места, не шевелился и мысленно считал до десяти, стараясь привести себя в более адекватное состояние. — Ха… Ха-ха, покажется же… — спустя пару минут Хайтам захрипел тихо, сжал пальцами крепче корешок книги и сглотнул вставший поперёк горла ком. — Это всего лишь… показалось. Обычный…«Ты знаешь, что это не так», — рассмеялся как-то злорадно до боли знакомый голос, который несколько недель назад толкал аль-Хайтама в сторону Азара с приказом прикончить великого мудреца.
Ноги, став в момент ватными, подкосились — секретарь с грохотом опустился на пол и медленно стал затем отползать к стене в попытке спрятаться, подобно дикому зверьку. Руки потянулись к голове, схватились пальцами за пепельные волосы и дёрнули с силой, пытаясь внести трезвости в разум хозяина. Аль-Хайтам метался тревожным взглядом по обстановке вокруг, дышал надрывно и одними губами шептал отчаянное «нет». Он же только начал жить как прежде. Только ощутил былое умиротворение…«Жалкий. И это человек, которому Дендро Архонт доверил своё спасение? Тц… Просто жалкий смертный.»
— Заткнись! — голову разрывало от чужого насмешливого тона, отчего аль-Хайтам глухо закричал в попытке унять этот противный голос.«Не смей указывать мне, букашка! — голос зло зарычал, посылая по разуму секретаря волны липкого страха и непонятной боли, простреливающей в затылке противно. — Мне, властителю пустыни! Ты, жалкое создание, не имеешь права открывать свой рот!..»
Сердце заходилось в бешеном темпе, дыхание окончательно сбилось, а руки мелко задрожали. Аль-Хайтама сначала бросило в жар, затем секретарь почувствовал озноб, пробежавшийся под кожей, и оттого нервно потёр локти в попытке согреться. Ему не хотелось верить в услышанное, в голове билась мысль о том, что это просто очередной бредовый сон, аль-Хайтаму всё это просто показалось и никакого «властителя пустыни» не существовало уже несколько сотен лет. — Ты… Ты просто плод моего воображения. Галлюцинация, — секретарь всё же нашёл в себе силы и подал голос, хрипло откашлялся затем и потёр ладонью взмокший в один миг лоб.«Плод воображения? Ха… Ха-ха! Ты и правда пытаешься себя этим успокоить? Глупый смертный… Хорошо, тогда я покажу тебе, на что способна «галлюцинация»!»
Всей душой аль-Хайтам желал заткнуть этот голос, о личности обладателя которого секретарь начинал догадываться и потому испытывал бегущий по спине липкий страх. Пазл в голове мужчины начал постепенно складываться, но сердце и душа не хотели принимать сделанных выводов, ведь от этого становилось лишь страшнее…«Преклонись перед королём, жалкий смертный.»
Тело будто перестало принадлежать своему истинному хозяину. Аль-Хайтам в панике распахнул глаза и раскрыл рот в немом крике, а после он, ведовый неизвестный силой, одним слитным движением опустился на колени и слегка опустил голову, будто отвешивая кому-то низкий поклон. Ладони тут же заметно вспотели и задрожали сильнее, в горле пересохло, а в голове вновь зазвучал рокочущий голос.«Теперь это тело в моей власти. Для своего же блага смирись с этим, смертный, и уступи власть мне, аль-Ахмару, Алому королю и властителю пустынь…»
— Не дождёшься… — непокорно зашипел аль-Хайтам, вызывая у Царя Дешрета волну негодования. Как этот смертный мог противиться его воле, мешать исполнению плана, ради которого Алый король вернулся? А в сознании секретаря тем временем сияла нежная улыбка самого родного человека, ради которого Хайтам не уступит ни своё тело, ни свою душу никому: ни Дендро Архонту, ни Алому королю, ни кому-либо ещё.***
Тропический лес встречал разнообразием звуков и запахов: трель птиц, мычание вьючных яков где-то вдалеке и яркие ароматы распускающихся бутонов множества цветов. Аль-Хайтам уже заметил вдали узорные здания Пардис Дхяя и ускорил шаг, подходя к концу узкой дороги. Немного сырая от недавнего дождя земля постепенно сменилась аккуратной плиткой, рядом зажурчала вода, текущая в небольших прудиках, а к вошедшему на территорию исследовательского центра посреди тропического леса секретарю совсем скоро подбежал молодой парнишка в форме Академии. — Господин аль-Хайтам! Добро пожаловать! Вам уже подготовили комнату, всё, как вы просили, я могу проводить… — юноша затрещал немного взволнованно, поправляя при этом сползающие с носа очки и неловко топчась на месте. Аль-Хайтам едва заметно вздрогнул, сглотнул тяжело, когда тело сковало при внезапном появлении студента Академии, но смог вскоре прийти немного в себя и поднять руку, вынуждая юношу замолчать на какое-то время. — Благодарю. Как мне обращаться?.. — немного заторможенно спросил секретарь, не удержавшись и сделав шаг назад. Компания этого достаточно приветливого юноши вынуждала аль-Хайтама ощущать себя не в своей тарелке и чувствовать зарождающуюся глубоко в груди панику. — Дана. Я очень рад… — студент явно собирался пуститься в длинный монолог на самые разные темы, но аль-Хайтам вновь одёрнул его и сухо попросил просто показать, в какой стороне его временное жильё. Отвязавшись от назойливого студента Амурты, секретарь смог таки спокойно вздохнуть и направиться в выделенную специально для него комнатушку, дабы разложить там принесённые с собой вещи и после приняться ходить из одного угла в другой, не зная, чем занять себя.Голос Алого короля в голове издевательски шептал: «Трус. Не спрячешься! Я всё равно от тебя не отстану, просто подчинись — и, обещаю, всё кончится для тебя неплохим образом. Это выгодная сделка для нас обоих, смертный.»
Но аль-Хайтам просто хотел забыться и не слушать чужой противный смех, потому выскользнул из комнаты, решив немного прогуляться и проветрить голову. На улице стояла тёплая погода, вот только из-за палящего солнца дождевая вода стремительно испарялась, отчего было немного тяжело дышать. Хайтам медленно шёл вдоль узорных стен некрупных домов и в какой-то момент замер возле входа в центральное здание. Внезапно секретарь замялся — сердце затрепетало неожиданно, будто предчувствуя что-то, в горле встал тяжёлый ком, но всё же аль-Хайтам нашёл в себе силы заглянуть внутрь, стуча аккуратными каблуками сапог по гладкой плитке. Пройдя пару метров, мужчина застыл на месте, широко распахнув глаза и уставившись вперёд, на стоящие торчком длинные уши, которые секретарь не мог спутать ни с кем и ни с чем. — На… — Хайтам запнулся, вспоминая, что в помещение может быть кто-то ещё, откашлялся в кулак коротко и произнёс громче: — Тигнари! Лесной страж дёрнул ушами, махнул хвостом и обернулся, встречаясь моментально с секретарём взглядом. В разноцветных глазах фенека мелькнуло сначала удивление, которое затем сменилось нескрываемой радостью. Пушистый хвост счастливо заметался из стороны в сторону, и его хозяин поспешил оставить на невысокой лавочке стопку бумаг, чтобы скорее после подойти к внезапному гостю. Двигался Тигнари весьма резво, отчего Хайтам, откровенно говоря, облегчённо выдохнул. Фенек был жив и здоров, да и рана его, похоже, больше не беспокоила, что не могло не радовать. — Привет… Аль-Хайтам, — взгляд Тигнари бегал по мужчине, подмечая каждое изменение в чужой внешности. Сердце фенека взволнованно ёкнуло, когда тому на мгновение показалось, что секретарь выглядел чересчур уставшим, но Лесной страж поспешил утешить беспокойную душу и просто шагнуть вперёд, поближе к родному человеку. — Не думал, что встречу тебя… Ты здесь по делам? — не зная, с чего начать разговор, Хайтам старался говорить о чём-то менее подозрительном. О его отношениях с Лесным стражем знали единицы, и секретарь не спешил распространять эту информацию по всему Сумеру. Ведь чем меньше людей об этом знает, тем им будет спокойнее и безопаснее, верно?.. Спустя минуту аль-Хайтам непонимающе приподнял бровь и замер, отмечая, как Тигнари в один момент переменился в поведении. Фенек сложил руки на груди, недовольно дёрнул хвостом и после прижал его к своим ногам, стараясь кончик сжимать лодыжками, дабы пушистый предатель на начал вновь метаться радостно, и показательно при этом отвёл взгляд куда-то в сторону. — Что-то не так?.. — аль-Хайтам знал прекрасно, что такая поза и недовольное лицо значили лишь одно — Тигнари обижен на него. — А сам как думаешь? — фыркнув показательно, Лесной страж прижал уши к голове и, понизив тон, добавил хмуро: — Не появляешься сначала месяц, а потом спрашиваешь, что не так… Ненадолго опустив взгляд в пол, аль-Хайтам сложил руки за спиной и виновато улыбнулся юноше, понимая прекрасно, что Тигнари не всерьёз дулся на него, так, больше для вида. Секретарь знал: Лесной страж переживал за него всё это время, не находил себе места от беспокойства и ждал приезда мужчины. Но аль-Хайтам сначала не мог выбраться из Академии, а после стал бояться собственного странного состояния, потому лишь посылал фенеку письма с обещаниями скоро приехать и признаниями в любви… — Я же смогу заслужить прощения? — тихо спросил Хайтам, замечая, как хвост Лесного стража удовлетворённо качнулся в сторону. — Посмотрим на ваше поведение, господин секретарь, — фыркнул Тигнари, показательно отворачиваясь, но не прогоняя мужчину. Аль-Хайтам, угадав чужое настроение, двинулся за юношей вглубь помещения. Покачивая хвостом всё энергичнее, Тигнари подошёл к тихонько поскрипывающему механизму, заинтересованно сверкающего рыжеватым огоньком в сторону подошедших к нему людей. Аль-Хайтам тут же узнал в существе Каркату — механического краба, о котором в последних письмах рассказывал Лесной страж. — Это и есть твой питомец? — дёрнув губами в аккуратной улыбке, секретарь подошёл ближе и хмыкнул тихо, когда существо заскрежетало загадочно и сделало несколько шажков к фенеку. — Ага. Завидуешь? — Тигнари коснулся ладонью рельефной пластины с белыми вкрапинками и слегка провёл по ней рукой, вызывая у Каркаты ещё тихий довольный скрежет. Аль-Хайтам предпочёл молча улыбнуться юноше, протянуть также вперёд руку и немного опасливо прикоснуться к механизму, получая в ответ очередную волну загадочного скрипа. Карката затоптался на месте, дал секретарю себя осмотреть заинтересованно, а после, сгруппировавшись, стал складывать в ровный куб, оставшийся в последствии возле стенки. — Днём он обычно спит, я разбудил его, чтобы провести пару тестов… Сейчас пусть отдыхает. Ну, а я, — Тигнари прищурился и хитро улыбнулся, поднял руку и медленно повёл кончиками пальцев по воротнику чужой одежды. — Займусь одной важной персоной из Академии. Прогуляемся? На губах застыла нежная улыбка, а в груди приятно закололо; аль-Хайтам послушно двинулся за юношей к выходу и через пару шагов поравнялся с ним, шёл рядом медленно и практически не смотрел на дорогу перед собой. Тигнари рассказывал что-то о последних днях в Гандхарве, успехах Коллеи в учёбе и собственных делах, что привели Лесного стража в Пардис Дхяй. Секретарь внимательно выслушивался в каждое слово фенека, внимал его рассказам и мог иногда коротко ответить что-то, угукнуть и хрипло, едва слышно посмеяться. Тихий говор Тигнари ласкал уши Хайтама лучше любой музыки, даже погружал в приятное полусонное состояние, отчего мужчина периодически слегка тряс головой и старался фокусировать взгляд на юноше рядом с собой, разглядывая каждую частичку чужой внешности. — …И вот, представляешь, заходит ко мне на днях и прямо посреди разговора отпускает очередную шутку. Я стою, в руках у меня колбы с реактивами, а он мне выдаёт: «Как думаешь, почему капуста круглая?» — аль-Хайтам издал непонятный звук, отдалённо напоминающий смех, а после застыл на месте посреди чужого рассказа от странного гула в голове. — Архонты, я думал, запульну в него этими колбами, особенно когда он мне принялся объяснять про какие-то кочаны… Хайтам? Чёрт, что с тобой? Секретарь попытался ответить, но выдал лишь сиплый вдох, схватился за грудь и стал опасно сгибаться, чем перепугал Тигнари жутко. Лесной страж ухватил мужчину за плечи, отвёл его в сторону, к невысокой лавочке, на которую затем усадил секретаря и стал беспокойно заглядывать в перекошенное лицо.«Как о тебе волнуется, хах… Похоже, этот лис очень дорожит тобой. Мне его даже жаль», — голос аль-Ахмара противно заскрипел в глубине сознания. Аль-Хайтам осознал в полной мере, благодаря кому тело вдруг свело от непонятной боли. Алый король в его голове насмешливо рокотал и откровенно веселился, наблюдая за тем, как метался секретарь в собственном сознании. «Слабый, сдайся наконец», — повторял из раза в раз погибший Бог, распространяя по чужому телу волны паники.
— …Хайтам! Ты меня слышишь? Хайтам, посмотри на меня, давай… Давай, дыши, ты сможешь. Голос Тигнари стал постепенно перекрывать хриплый смех аль-Ахмара, отчего секретарь нашёл в себе силы вцепиться в руку фенека, которой он придерживал мужчину. Аль-Хайтам послушно стал дышать глубже, мотал головой в попытке заткнуть бушующего бога и старался сконцентрировать взгляд на Тигнари: его лице, одежде, руках, вообще на всём, чтобы успокоиться хоть немного. И это начало помогать — на мгновение Хайтам даже немного выпрямился, глянул на Лесного стража вполне осознанно… — Господин Тигнари? Господин секретарь? Что случилось? Заслышав посторонний голос, Аль-Хайтам вновь застрясся в панике, вцепился в одежду фенека сильнее и захрипел страшно, чем только сильнее перепугал подбежавшего к ним студента Академии, которого секретарь видел пару часов назад. Заметив, в какой именно момент стало вновь ухудшаться состояние Хайтама, Тигнари мрачно стрельнул глазами в сторону молодого студента и выставил вперёд руку, останавливая юноши. — Я могу чем-то помочь? — будто не замечая раздражённого взгляда Лесного стража, парнишка по имени Дана вился вокруг мужчин и всё норовил подойти ближе, чем только сильнее злил фенека — ведь аль-Хайтам уже дрожал всем телом и дышал слишком надрывно из-за накатившей на него паники. — Поможешь, если унесёшь себя отсюда куда подальше! — не вытерпев, Тигнари рыкнул коротко, а после, вздохнув глубоко и сцепив зубы, терпеливо добавил: — Я помогу господину секретарю, в лишней помощи он не нуждается. Свободен. Невнятно что-то бормоча, студент Академии попятился назад, чуть не споткнулся о какой-то камешек на дороге и после поспешно ретировался прочь с глаз Тигнари, напоследок буркнув себе под нос о плохом настроении Лесного стража. Фенек предпочёл пропустить чужие слова мимо ушей и отдать всё своё внимание аль-Хайтаму, которому с уходом студента стало заметно легчать. Приобняв секретаря и прижав его голову к своей груди, Тигнари стал аккуратно поглаживать кончиками пальцев спину мужчины и массировать слегка, убаюкивая Хайтама в тёплых руках. — Как ты? Легче? — спустя несколько минут Лесной страж осторожно отстранился и заглянул в бледное лицо секретаря Академии. — Да, да… Я в порядке. Аль-Хайтам сначала старательно проигнорировал захохотавший в голове голос и выпрямился немного, сложил руки на коленях и выдохнул тяжело. Тигнари принялся взволнованно осматривать его: нежно касаться ладонями лица мужчины и заглядывать в немного помутневшие глаза. Вот только в голове всё громче начинал звучать голос аль-Ахмара — бог подначивал издевательски, посмеивался над слабостью секретаря и постепенно начинал требовать отдать ему тело в свою полную власть… — Выглядишь болезненно… — Тигнари недовольно сложил брови домиком, хмуро вгляделся в чужие глаза лучше. — Мешки под глазами, некоторые сосуды лопнули в белках. И этот приступ паники… Ты хорошо спишь? Питаешься нормально или опять пьёшь кофе литрами и толком не ешь? Хайтам, тебе нужно лучше следить за своим здоровьем и…«Он хочет сказать, что ты слабак. Беспомощный, немощный сла-бак.»
— Хватит! — аль-Хайтам сам толком не понял, на кого конкретно он сейчас он зарычал. Его раздражал гомон, создаваемый сразу двумя голосами, отчего нервы сдали окончательно: обычно спокойный и не проявляющий весь свой спектр эмоций секретарь сорвался, повышая голос и практически крича в попытке заглушить выводящие его из себя звуки. — Я в порядке! В полном… Я… Осознание окатило мужчину волной ледяной воды. Хайтам подавился собственными словами, застыл, боясь сначала даже посмотреть в сторону Лесного стража, но спустя минуту аккуратно поднял глаза на того. Тигнари замер в одной позе и смотрел на Хайтама нечитаемым взглядом, при этом не говоря ни слова. Губы фенека были сжаты в тонкую полоску, уши прижаты к голове, а хвост вскоре дёрнулся недовольно — и Лесной страж поспешил выпрямиться и отвернуться, будто переставая замечать секретаря Академии. — Нари, я… — Хорошо, ладно. Я всё понял, не дурак. Оставляю ваше величество в покое, постарайтесь держаться подальше от толпы в таком состоянии, — Тигнари практически зашипел на мужчину, глянул на него через плечо обиженно, открыл было рот с желанием что-то ещё добавить, но затем передумал, сжал вновь губы плотно и пошёл прочь. — Нари, прости! — не думая о том, что кто-то мог быть рядом, аль-Хайтам хрипло окликнул юношу, поднимаясь на дрожащих ногах со скамейки, но после замер на месте и понуро опустил взгляд в землю. Тигнари на его оклик даже не обернулся — обиделся, не желал слушать оправданий. И Хайтам мог его понять, сам себя винил за собственную несдержанность и решил: он извинится, обязательно вымолит у фенека прощения. Но пока Тигнари трогать не стоило. Аль-Хайтам помнил прекрасно, каков его любимый в гневе и обиде, что даже мольбы сейчас бесполезны — Лесному стражу нужно сначала перекипеть, чтобы найти в себе силы на прощение…***
Весь оставшийся день секретарь провел в отведённой для него комнатушке в одном из лазаретов Пардис Дхяя. Аль-Хайтам, откровенно говоря, боялся говорить с Тигнари: никогда раньше они не ссорились, секретарь не мог повышать голос на любимого человека, не хотел делать ему больно ни в каких смыслах. Хайтам не умел общаться с людьми вокруг, зачастую диалоги с окружающими заканчивались весьма печально. С молчаливым и прямолинейным секретарём общались единицы, а всю душу Хайтама видел только один человек, который и стал самым любимым для секретаря Академии. Аль-Хайтам всем сердцем хотел извиниться перед Лесным стражем, сделать всё, чтобы исправить свою ошибку. Пусть Тигнари будет кричать и обижаться, но простит в итоге, улыбнётся вновь нежно и ласково назовёт «дурашкой»… — Ничего сказать не хочешь? Тихий голос внезапно вошедшего в комнату Лесного стража вынудил мужчину прийти в себя. Аль-Хайтам вздрогнул, оторвал руки от лица и взволнованно глянул на аккуратную фигуру фенека, не спешившего подходить ближе. — Нари… — секретарь тяжело сглотнул, беспокойно потёр ладонью заднюю сторону шеи и слегка подвинулся в сторону, освобождая место рядом с собой на постели. Тигнари молча скользнул к Хайтаму, присел на край кровати и коснулся его руки в примиряющем жесте. — Прости, я не хотел на тебя кричать. Просто… Извини меня, прошу, я правда не хотел. Аль-Хайтам не знал, что следует сказать, как объяснить своё странное поведение любимому человеку, потому сжимал тёплую маленькую ладошку в своей и кусал губы, не находя больше слов для своего оправдания. — Знаю, ты не из тех, кто спокойно может признать какие-то свои слабости, — Тигнари отвёл взгляд в сторону и фыркнул недовольно, махал при этом хвостом по постели резко. — Но это не повод кричать на меня. Ты… Ты ведь знаешь, я просто волнуюсь за тебя. Потому что люблю. Из груди вырвался взволнованный вздох: аль-Хайтам сжал ладонь Тигнари в своей крепче и задрожал, вновь шепча множество извинений. О том, как ему жаль, как он любит фенека и дорожит им… Разве мог Лесной страж не оттаять, слушая этот дрожащий голос, в котором постепенно всё ярче проявлялись наворачивающиеся на глазах секретаря слёзы? — Знаю, тебе тяжело со всей этой навалившейся работой и взаимодействием с такой кучей людей… Просто постарайся расслабиться, пока есть время, хорошо? И больше не кричи на меня. Мне это совсем не нравится, — Тигнари осторожно заглянул в беспокойные глаза мужчины, свободной рукой коснулся бледной щеки и любовно огладил её, позволяя секретарю окончательно расслабиться. Лесной страж понимал: аль-Хайтам не хотел кричать на него и теперь жалел об этом всей душой. А фенек… просто не умел злиться на него всерьёз. Хайтам всегда был нежен и заботлив, вызывал у Лесного стража счастливую улыбку и приятный трепет глубоко в груди. Этот человек не стал бы повышать голос, если бы с ним всё было в порядке — и Тигнари не мог найти в себе сил на долгую обиду, не сумел бы оставить аль-Хайтама одного с его проблемами и болью. — Хайтам… Посмотри на меня, — мягкие губы фенека коснулись щеки секретаря, привлекая внимание к Лесному стражу, который осторожно затем стал перебираться с края кровати на колени мужчины. Аль-Хайтам охнул коротко, рефлекторно обхватил ладонями талию юноши и придвинул того ближе, не давая Тигнари свалиться на пол, а после сглотнул взволнованно и замер, бегая взглядом по такому родному лицу напротив. В голове заметались самые разные мысли, и секретарю хватило около минуты, дабы догадаться, что творилось в этой очаровательной ушастой головке сейчас. — Просто… попробуй расслабиться. Сейчас, только ты и я. Аль-Хайтам… Тигнари всегда заставлял биться сердце секретаря Академии сильнее и чаще. Лесной страж был прекрасен, подобно загадочной нимфе: крепок и хорошо складен, при этом — строен и гибок, с нежной бледной кожей и россыпью очаровательных родинок на плечах. Аль-Хайтам мог часами пересчитывать эти крохотные крапинки, целовать каждую из них, а затем, поднявшись выше, рассматривать лицо любимого человека. Тигнари улыбался нежно всякий раз, щурил свои разноцветные глаза, пока его длинные ресницы трепетали притягательно, а пушистые уши слегка подёргивались, выдавая интерес своего хозяина. Хайтам потянулся к тёмной макушке, гладил мягкую шёрстку длинных ушек и тянулся к немного пухлым губам фенека, касаясь их жарко своими. — Моя душа, Нари, — прошелестел секретарь, любовно сцеловывая с уст Лесного стража короткие вздохи, и потянул юношу на себя, устраивая его на собственных бёдрах поудобнее. Сверкнув глазами заинтересованно, Тигнари качнул пушистым хвостом и, прижав руку к рельефной груди мужчины, толкнул его назад, укладывая спиной на постель. Лесной страж подмигнул хитро заёрзавшему под ним секретарю и затем потянулся руками нетерпеливо ниже. Времени у них было не так много — совсем скоро на посту должны смениться охранники, и они с большой вероятностью могут заметить или услышать, что творится в одной из свободных палат. И Тигнари спешил избавить себя и своего любовника от лишних тряпок, коснуться его обнажённых бёдер и огладить покорно поднявшийся член мужчины. Фенек, тяжело дыша, поднял на лицо секретаря поплывший взгляд своих потемневших глаз, без лишних слов вытянул из кучи собственных одежд припасённый пузырёк и вылил его ароматное содержимое на возбуждение любовника и собственные пальцы. — Чёрт, ты… — аль-Хайтам прикрыл рот ладонью и едва сдержал рвущийся из груди хриплый стон, наблюдая жадно за тем, как Тигнари медленно поднялся выше, коротко ухмыльнулся и повёл ладонью по своему гибкому телу, после чего скользнул пальцами к собственным ягодицам. Тонкие фаланги погрузились в чувствительное нутро и тут же принялись его разрабатывать тщательно, но немного поспешно. Тигнари нетерпеливо ёрзал на чужих коленях, лил на пальцы больше масла, чтобы скорее протолкнуть их в себя поглубже и закончить затем с собственной подготовкой. Спустя несколько минут, показавшихся обоим любовникам мучительными, Лесной страж наконец вытащил из себя с влажным громким хлюпом пальцы, обхватил затем с хитрой ухмылкой возбуждение секретаря и, проведя по всей длине пару раз, направил член любовника к своим ягодицам. Хайтам задрожал коротко, ощущая, как он стал терять последние капли контроля над своим телом и разумом. Тигнари же закатил глаза жарко, раскрылся для него сильнее и одним толчком опустился на член мужчины практически полностью, обволакивая его мокрыми от смазки и разработанными поспешно стенками.«Это существо так желает тебя. Как… занимательно.»
Аль-Хайтам едва сдержал злой рык, качнул головой и поспешил обнять руками бёдра своего возлюбленного, который медленно покачивался из стороны в сторону, постепенно начиная опускаться на твёрдый член секретаря всё больше. Тигнари дышал часто-часто, облизывал губы манящим розовым язычком и тянулся к Хайтаму, моляще заглядывая в его глаза и тихо поскуливая. Покорно вжимаясь в фенека и начиная подаваться бёдрами навстречу его движениям, аль-Хайтам жадно вдыхал приятный запах лесных цветов и целебных трав, а также — молока, исходящего от Тигнари, гладил его стройные ноги дрожащими ладонями и целовал всё: тонкую шею, плечи с родинками, заалевшие щёки и мягкие губы.«Слишком медленно. Ему хочется быстрее… Ха, неужели ты даже это не можешь ему дать?»
Хотелось заткнуть этот надоедливый голос, огрызнуться, ответить что-то едкое, но аль-Хайтам держался, старался игнорировать, боясь напугать Тигнари и оставить его без внимания. Хайтам не обращал внимания на насмешку наглеца аль-Ахмара, а спешил поцеловать жарко постанывающего тихо-тихо фенека, что покорно выгибался в руках секретаря и начинал двигаться усерднее. Тигнари хватался за крепкие плечи любовника, приподнимался слегка, а затем с силой опускался назад, так, чтобы член любимого мужчины погружался в него практически на всю длину. И вот так ещё раз и ещё, доводя аль-Хайтама до седьмого неба, до звёзд перед глазами и… до временной потери контроля над собственным телом. Хайтам осознал: в какой-то момент он внезапно будто стал наблюдать за всем происходящим со стороны. Бёдра двигающегося Тигнари вдруг сжали чересчур крепко большие ладони якобы секретаря Академии, а в глазах мужчины мелькнуло что-то опасное — аль-Хайтам в ужасе заметался в ловушке собственного разума, пока выбравшийся на свободу Алый король с интересом рассматривал тихо захныкавшего Лесного стража. Царь Дешрет облизнулся голодно, стал грубо подаваться бёдрами вверх, загоняя возбуждение в любовника всё глубже, и внимательно при этом рассматривал перекошенное от удовольствия лицо Тигнари. — Какой послушный, — коротко усмехнувшись, аль-Ахмар сжал пальцами бледные бёдра до краснеющих через минуту синяков и после решил — надо кое-что проверить, а потому, изогнув губы в оскале и вжавшись лицом в сгиб чужой шеи, сомкнул зубы на нежной коже, прокусывая её до крови. — Х-хайтам, что ты…! — практически взвизгнул Тигнари, не знавший ранее подобной грубости от своего партнёра. Фенек задрожал всем телом в охватившем его испуге и стал отчаянно цепляться за плечи любовника, стараясь остановить того. Плечо простреливало волнами острой боли, а по груди вскоре побежали струйки алой крови, пока зубы мужчины продолжали терзать нежную кожу, вырывая у Лесного стража из глубины глотки жалобный скулеж.«Не смей его трогать!»
Аль-Хайтам в момент ощутил, как переполняющая его ярость перекрыла таки волю аль-Ахмара, вытесняя его из тела секретаря и возвращая последнему контроль, отчего тот через минуту тяжело, практически надрывно вздохнул, мгновенно замирая и отстраняясь от возлюбленного послушно. — Это… Хайтам? Милый? — не успев толком разозлиться из-за внезапной грубости любовника и боли от укуса, Тигнари потянулся руками к задрожавшему всем телом аль-Хайтаму, в глазах которого был откровенный испуг. — Эй, эй… Тише, всё хорошо. Я в порядке, мне не больно… Смотри на меня, милый, смотри. Вот так, тише, молодец… Мягкие касания Лесного стража и правда успокаивали: вместо того, чтобы забиться куда-нибудь в угол и оставить возлюбленного одного, Хайтам позволил себе смотреть в обеспокоенные глаза Тигнари, подставляться под его нежные руки и сбивчиво бормотать множество извинений. Хотелось скорее закончить с раннее приятным соитием, вымаливать у фенека прощения и не видеть расцветающей метки на тонкой шее… — Всё в порядке, вот так… Продолжай смотреть на меня, хорошо? Я всё сделаю, просто смотри на меня, — Тигнари мягко коснулся дрожащих губ партнёра, погладил по щеке и после двинул бёдрами. — Молодец, вот так… В голове билось лишь одно желание — провалиться куда-нибудь под землю. Аль-Хайтам ощущал себя чертовски беспомощным, виноватым и опасным — по крайней мере, для нежного и не знающего ничего Тигнари, который даже после грубости мужчины продолжал двигаться на нём жарко. Лесной страж держал его крепко за руку, сжимал в себе горячий член и насаживался на него с каждым толчком всё сильнее. Хайтам кусал губы отчаянно, смотрел в сияющие нежностью и любовью глаза напротив и сам не понял толком, когда по его щекам потекли слёзы — лишь ощутил, как Тигнари с волнением стирал их кончиками пальцев, а потом и сцеловывал заботливо губами, принимаясь при этом двигаться сильнее, пока секретарь наконец не задрожал в последний раз… — У тебя всё хорошо? Аль-Хайтам молча сжал губы в тонкую полоску и перевернулся на другой бок, показывая тем самым своё нежелание разговаривать на эту тему. Тигнари вздохнул устало, закатил глаза, слегка поморщился, когда ненароком почесал укус на своей шее, и коснулся аккуратно плеча секретаря, дабы привлечь его внимание. — Я же вижу, что с тобой в последнее время что-то происходит. Кричишь, кусаешься… Я не злюсь за это. Ну, пока что… Слушай, я просто переживаю. Хайтам, я ведь люблю тебя, — голос Лесного стража слегка дрожал, отчего аль-Хайтам вздрогнул коротко и послушно повернулся к юноше, мрачнея при виде наворачивающихся на глазах того слёз. — Я не знаю. Правда, я совсем ничего не понимаю… Со мной творится какая-то чертовщина, Нари, я, — секретарь сглотнул подступивший к горлу тяжёлый ком и после, замолкнув на мгновение, сел резко на постели, прижимая ноги к своей груди и обнимая их как-то нервно. — Мне страшно. Так страшно, я ничего не понимаю, Нари, я… Я не понимаю, что ему от меня нужно. Вздрогнув от этой странной фразы мужчины, Тигнари качнул головой с тихим вздохом и поспешил обвить Хайтама руками, аккуратно прижать его голову к своей груди. Секретарь послушно в ответ расслабился, прильнул к фенеку и поспешил спрятаться в его объятиях от всего окружающего мира. — Ты можешь мне рассказать. Я ведь не могу оставить тебя одного, — нежно касаясь губами пепельной макушки мужчины, Тигнари укачивал того в своих руках, ласкал практически невесомо ладонями по спине и обвивал чужие оголённые бёдра пушистым хвостом. — Я… сам не знаю. Не понимаю. Он… Он засел в моей голове. Ему что-то от меня нужно, но я не понимаю, я не знаю, Нари… Я боюсь, что он сделает тебе больно снова, я так боюсь, — дышать становилось с каждым словом всё тяжелее и тяжелее, отчего аль-Хайтам всё более отчаянно хватался за Лесного стража, ища в нём утешение и спасение. — Кто «он»? — Аль-Ахмар. Хайтаму было боязно поднимать сейчас взгляд, потому он и дальше прятал своё лицо на чужой груди, стараясь не смотреть Тигнари в глаза. Тот наверняка уже думал о том, что секретарь сошёл с ума, раз вообразил, что в его голове и теле — сам Алый король, Царь Дешрет… Но аль-Хайтам больше не мог молчать. Ему было страшно за Лесного стража, страшнее, чем за себя самого, ведь аль-Ахмар взял под контроль тело секретаря и сделал больно Тигнари, которого Хайтам любил до безумия. — Как так… вышло? Этот короткий вопрос застал секретаря врасплох. Аль-Хайтам медленно отстранился от груди фенека и неуверенно поднял взгляд, чтобы встретиться с глазами Тигнари и найти в них лишь беспокойство. Никакого презрения или страха, ни единой капли ненависти и отвращения. — Капсула знаний Архонта. Я думаю, виновата она, — хрипло заговорил Хайтам, взволнованно ёрзая на месте, когда Тигнари вдруг взял его ладони в свои и принялся мягко их разминать, а всё потому, что те без остановки мелко дрожали. — Сначала были сны каждую ночь, какие-то воспоминания. А потом видения. И голос. Он говорит только когда ему этого хочется. И я не знаю… Я не знаю, что мне делать. Он не уходит. И он берёт контроль над телом, и… — Тише, Хайтам, тише, — фенек потянул его на себя и нежно коснулся губами лба мужчины, вынуждая того замолчать и застыть, подрагивая всем телом. — Я тебе верю. И ты не один, тебе не нужно решать всё в одиночку, — Тигнари аккуратно коснулся чужих бледных щёк и приподнял голову Хайтама, дабы тот посмотрел ему в глаза. — Мы вместе что-нибудь придумаем, хорошо? А сейчас тебе нужно поспать… Мы разберёмся со всем утром. Аль-Хайтам смог лишь согласиться с этим заманчивым предложением и довериться Лесному стражу полностью. Ему больше не хотелось бороться со всем этим в одиночку, а с любимым человеком противостоять самому Алому королю… было не так уж и страшно.***
Противный ветер с частицами сухой пыли бил по лицу, вынуждая Тигнари закрывать его ладонями, тереть глаза раздражённо и тихо при этом шипеть. Фенек прижимал чувствительные уши к голове, старался прятаться от лишней грязи и смотреть в сторону горизонта внимательно. Лесной страж, откровенно говоря, ненавидел пустыню всей своей душой. Сильные ветры и песчаные бури, высокие температуры и палящее солнце — что могло быть хуже? Тигнари бы лучше остался в родном тропическом лесу, в небольшой гостеприимной деревне Гандхарве, чем пробирался через зыбкие пески и высокие склоны. Вот только Лесной страж не мог сейчас просто повернуть назад, ведь где-то там, за этими голыми холмами затерялся аль-Хайтам, невесть почему покинувший посреди ночи Пардис Дхяй, оставив фенека в одиночестве. Тигнари слишком сильно беспокоило состояние секретаря, чтобы как раньше просто закрыть глаза на его уход и дождаться каких-то вестей от самого мужчины. Поведение аль-Хайтама было слишком странным, секретарь буквально не был похож на самого себя, что вызывало у Лесного стража открытое беспокойство и множество переживаний в сердце и душе. Обычно спокойного, рационального и прямолинейного аль-Хайтама будто что-то грызло изнутри, сводило постепенно с ума, отчего он стал дёрганным и взволнованным. Ещё и вчерашний разговор… Неужели это всё правда? Из-за капсулы знаний аль-Хайтам стал слышать голос погибшего несколько столетий назад Царя Дешрета? Всё это казалось бредом сумасшедшего или несмешной шуткой, вот только Тигнари знал прекрасно — Хайтам не стал бы связываться с Сайно и его глупыми розыгрышами, а также Лесной страж всем сердцем не хотел верить в безумие своего возлюбленного. — Аль-Хайтам?.. — поднявшись на вершину очередного холма и принявшись оглядываться по сторонам, Тигнари приметил у подножия знакомую фигуру, упрямо продвигающуюся вперёд. — Аль-Хайтам! Лесной страж торопливо заскользил вниз, хватался за выступающие из песка камни, дабы не свалиться с ног, и при этом продолжал громко и надрывно звать мужчину. Но Хайтам почему-то не сбавлял шаг, продолжал идти дальше, отдаляясь стремительно от фенека, отчего Тигнари ускорился и пустился практически бегом, чтобы скорее настигнуть секретаря. — Хайтам! Да стой же ты! — Лесной страж едва не свалился в песок, чудом успев уцепиться за одежду мужчины и повиснув на нём на пару мгновений, после чего поспешил выпрямиться и сжать чужой локоть в своих руках. — Что происходит, куда ты… Тигнари проглотил конец своего вопроса и застыл под резким раздражённым взглядом вкупе с кривым оскалом, застывшим на губах аль-Хайтама. Секретарь на удивление брезгливо выдернул руку из хватки фенека, вздёрнул подбородок вверх и холодно сверкнул глазами, чем вынудил сердце Тигнари пропустить удар. Аль-Хайтам никогда так на него не смотрел. Ни в первую минуту их знакомства, ни в момент ссоры, ни когда-либо ещё. — Ты не он, — неверяще прохрипел Тигнари, с каждым мгновением всё больше осознавая, что произошло и что те слова были правдой. — Нет… Быть этого не может, это же бред какой-то… На горячо любимом Лесным стражем лице отразилась короткая усмешка, а в глазах мелькнуло мрачное удовлетворение от чужих догадок. Все последние сомнения фенека в момент развеялись — у человека перед ним было всё совершенно другое: и улыбка, и взгляд, и поза, в которой он себя подавал, отчего Тигнари весь напрягся и оскалился, зло сверкая глазами и распушив хвост. — Догадливый юноша, похвально, — пророкотал аль-Ахмар, предупреждающе выставляя руку вперёд и не позволяя фенеку подойти к нему ближе. — Не стоит приближаться, я такое не приветствую… — Может, мне вам ещё ступни целовать? — выплюнул Лесной страж зло, обнажая при этом небольшие белоснежные клычки. Хотелось вцепиться зубами в это самонадеянное лицо, вот только Тигнари понимал — где-то там, в глубине, всё ещё был его любимый секретарь Академии, а потому нужно скорее вернуть его назад. — Что ты сделал с аль-Хайтамом? Отвечай! — С какой стати я должен отвечать на твои вопросы, смертный? Или мне напомнить тебе, что твоего любовника сейчас здесь нет? — аль-Ахмар смотрел на фенека сверху вниз, словно на мелкую букашку под ногами, не считая его достойным своего внимания. — Довольно! Я более не хочу задерживаться, меня ждут дела, — мужчина отвернулся от Лесного стража, сложил руки за спиной и величественно двинулся в нужном ему направлении. Вот только Тигнари не собирался так просто отступать, отчего поспешил преградить погибшему богу путь, упрямо хватая того за руки при этом. — Прочь с дороги. — Даже не подумаю, — из груди фенека вырвался глухой злой рык, хвост встал трубой, а в глазах промелькнуло что-то опасное. — Верни его. Верни аль-Хайтама. Алый король застыл на месте и не спешил выдёргивать руку из жёсткой хватки, пока что лишь наблюдая хмуро за действиями наглого юноши и эмоциями, отражающимися на его лице. Тигнари прожигал его яростным взглядом, скалился, обнажая ряд белоснежных зубов с двумя ярко выраженными клыками, и махал хвостом резко из стороны в сторону. Он не собирался отступать, намеревался биться за своё до последнего — и аль-Ахмар не мог не оценить такого рвения спасти дорогого человека, отчего дёрнул вскоре губами в снисходительной улыбке и замер на месте, складывая руки на груди терпеливо. — Он дорог тебе, — пророкотал мужчина, слегка склоняя голову набок и заинтересованно прищуриваясь. — Дорог. Я люблю аль-Хайтама, потому не позволю всяким воскресшим Богам отбирать его у меня, — Тигнари глянул на Алого короля исподлобья, а после выпрямился и поставил уши торчком, чем вызвал у собеседника усмешку. — Будешь стоять до последнего, лис? Не боишься? — с каждым мгновением аль-Ахмару становилось всё интереснее наблюдать за Лесным стражем. То, как юноша смотрел ему прямо в глаза, рычал с открытой угрозой и не отступал ни на шаг назад. — Ни капли. Тигнари не врал и не лукавил: ему и правда не было страшно. Царь Дешрет не пугал, скорее злил. Злил своей наглостью и дерзостью, усмешкой на губах и превосходством, отражённом в глазах, бесил тем фактом, что захватил тело любимого человека Лесного стража. — Упрям и любишь до последнего… — аль-Ахмар снисходительно улыбнулся. — Ценю, лис, ценю такое упорство. Но не могу так просто оставить этого мальчишку — его тело нужно мне, с этим ты ничего не сделаешь… — Если понадобится, я выскребу тебя из него собственными руками! — Тигнари взъелся вновь, с готовностью вцепился пальцами в воротник чужих одежд, предупреждающе засверкал глазами и тихо рыкнул, встречая в ответ от бога холодный взгляд. — Ты ничего не можешь сделать, — повторил Алый король чётко и громко. — Ничего. Я не оставлю это тело… Пока что. Можешь кричать, колотить это тело и требовать своего столько, сколько захочешь, но я не оставлю мальчишку, пока не закончу своё дело. — Раз Вы наперёд знаете, как я буду себя вести, — процедил Лесной страж, но отпустил одежду мужчины и встал перед ним, сложив руки перед собой. — То уже понимаете прекрасно, что я никуда не уйду. Что за это за «дело»? Говори. В глазах аль-Ахмара мелькнуло что-то весёлое, на губах застыла короткая удовлетворенная улыбка. Алый король задумчиво посмотрел куда-то за спину Тигнари, взгляделся в пустынный горизонт и спустя минуту тихо начал свою историю…Песчаные ветры уже несколько сотен лет бережно хранили легенду о печальной любви двух богов. Царь Дешрет готов был положить к ногам прекрасной богини цветов весь мир, воздвигать ей по всему своему королевству величественные памятники и воспевать в самых прекрасных одах. В ответ Пушпаватика дарила королю всю себя: свою нежнейшую улыбку, журчащий, подобно тонкому ручейку, смех и изящные танцы в ночи.
Казалось, что их сердца будут пылать друг для друга вечно, ведь они любили жарко и страстно, хотели связать свои судьбы навек! Но Царь Дешрет совершил ошибку: понадеялся на себя и свои силы, решил пойти против небесного порядка, будто позабыв в один момент о великой опасности. Пушпаватика не могла отпустить его одного, последовала за аль-Ахмаром и стала мостом между измерениями, который должен был помочь Алому королю войти в земли Бездны. Но Селестия не позволила богам пойти наперекор законам: и в следующий миг небесный шип обрушился на восставших, пронзил мост и вместе с ним — богиню цветов, закрывшую собой Царя Дешрета и спасшую его от верной погибели.
Земли Алого короля содрогнулись, волны смерти окутали пустыню; аль-Ахмар держал в своих руках умирающую возлюбленную, ронял на её тело, в котором стремительно угасала жизнь, горькие слёзы и клялся богине в вечной любви. Алый король не врал: после он подчинит себе великих джиннов, воздвигнет с их помощью гробницу для погибшей любимой и оставит её там, в застывшем в одном миге невероятной красоты оазисе, а сам нырнёт с головой в запретное знание, которое погубит в последствии и его, и его народ.
И всё ради той, кого он любил всем своим сердцем, потому и не мог простить себя до самой последней минуты…
***
Над душой Тигнари повисло смятение, а вместе с ним — горечь после рассказа аль-Ахмара. Лесной страж и раньше слышал легенду о любви властителя пустынь и богини цветов, но ни одна песня и история из уст бардов не могли сравниться с тем, что поведал юноше Алый король. Этот трагичный рассказ вызывал откровенное сочувствие к аль-Ахмару, отчего Лесной страж к нему заметно смягчился, но Тигнари не забывал также о том, что бог всё ещё находился в теле Хайтама, потому упрямо шёл вперёд, по узкой дорожке, что прокладывал уверенно Царь Дешрет. — Куда мы идём? — фенек прижал пушистые уши к голове, прикрыл их руками от сильного ветра и нагнал спокойно шагающего по песку Алого короля. — В место её погребения, — коротко ответил аль-Ахмар, сворачивая вдруг в сторону входа в тёмную пещеру и терпеливо дожидаясь, когда Лесной страж догонит его. — И после ты оставишь аль-Хайтама? — после рассказа бога Тигнари уже не спрашивал о причинах этого долгого похода, а потому спросил о том, что его сейчас волновало сильнее. — Да. Тигнари задумчиво закусил нижнюю губу и тихо чихнул, когда в нос в очередной раз попали частички пыли, поднятые сильным ветром. — Как так вышло вообще? — Лесного стража мучал этот вопрос, отчего он не собирался молчать и оказался в следующий миг рядом с Царём Дешретом. — Почему ты выбрал своим, эм, «сосудом» именно Хайтама? — Это не было моим выбором, — аль-Ахмар глянул на фенека краем глаз, после стряхнул с плечей налипший песок и потянулся к лежащей на земле палке. Тигнари понял без слов — достал из сумки кремень, стукнул камнями друг о друга, чтобы искра метнулась на палку, а конец дерева зажёгся. Алый король кивнул удовлетворённо и продолжил: — Он первоначально родился с частичкой моей души. Вот только она спала эти года, не торопилась проявляться, но всё же очнулась, когда вернулись воспоминания под действием сильной энергии знаний Архонта… — Выходит… Хайтам с самого начала должен был отдать своё тело тебе? — Тигнари почесал задумчиво кончик носа и немного нахмурился. — Верно. Это был его долг с рождения, рано или поздно я бы очнулся и взял его тело под свой контроль, чтобы выполнить свою последнюю волю… В большем ответе Тигнари не нуждался и молча последовал за аль-Ахмаром вглубь пещеры, где совсем скоро стены древних подземелий стали подпирать земляные своды. Лесной страж с интересом оглядывался по сторонам, изучал взглядом гробницу, в которую они проходили всё дальше, углубляясь в нескончаемые проходы. — Запоминай дорогу. Обратно пойдёте сами, — подводя фенека к огромному проходу в следующее помещение, Алый король переступил небольшой порог и вдруг протянул юноше руку. Замявшись, Тигнари не сразу уцепился за ладонь мужчины, но после доверился и шагнул вперёд, на небольшую платформу, которая затем заскрипела тихо и, двигаемая загадочным механизмом, понесла Алого короля и его спутника вверх через завывающий песчаный ветер. Тигнари поспешил спрятать своё лицо от песка ладонями и краем собственных одежд, отчего весь их недолгий путь разглядеть толком не успел. Лесной страж смог оглядеться по сторонам, лишь когда они оказались в начале прохода очередного туннеля, в конце которого фенек ясно видел свет. — Мы… на месте? — спросил Тигнари, дёргая ушами и прислушиваясь к окружению. Вот только он не услышал ни единого звука — вокруг стояла абсолютная тишина. — Да. Но дальше для тебя пока что пути нет, — аль-Ахмар стряхнул с одежды приставший песок и после спокойно двинулся вперёд по тоннелю, будто переставая в один момент замечать своего спутника. — Эй! Стой, что всё это значит?! Ты обещал вернуть мне аль-Хайтама, а сам…! — встрепенувшись, Тигнари бросился вперёд, уже намереваясь схватить Алого короля за край рубахи, вот только не смог двинуться дальше. Лесной страж опустил взгляд ниже и чертыхнулся: его ноги постепенно оплетали сухие корни, которые казались с виду достаточно хрупкими, но на деле фенек всё никак не мог их разломать. — Я всегда держу слово. Я оставлю это тело, но сначала я должен сдержать обещание, данное мной более двух сотен лет назад, — аль-Ахмар обернулся на мгновение и встретился глазами с Лесным стражем. Под властным и полным верности и чести взглядом Тигнари замер, переставая сопротивляться и рваться отчаянно вперёд. — Когда я закончу, ты сможешь пройти вглубь оазиса и забрать своего человека. — А ты?.. — Тигнари по-новому взглянул на этого казавшегося ранее лишь высокомерным и напыщенным бога. В глубине этой израненной души всё ещё остались честь, преданность и безграничная любовь, из-за которой Алый король и шёл по головам всё это время… — А я с тобой прощаюсь, юный лис. Признаюсь, ты меня удивил… Как и твой возлюбленный. Должен также признать, — аль-Ахмар дёрнул губами в немного оскорбленной усмешке, — он заставил меня попотеть. Не думал, что на завладение его телом уйдёт столько времени… Но это уже неважно. Дам вам обоим совет: берегите и защищайте друг друга, ведь ничто не сделает вас сильнее, чем любовь… Тигнари больше не пытался вырываться из крепкой хватки растений, оплетающих его ступни, и угнаться за Алым королём. Он лишь молча остался позади Царя Дешрета: доверил тому всецело себя и аль-Хайтама, а потому стал терпеливо ждать, когда Бог сдержит данное им слово…***
Аль-Ахмар же наконец ступил в земли оазиса, который стал последним местом пребывания для богини цветов. Алый король грустно улыбнулся: он запомнил каждую деталь в этом прекрасном пейзаже ещё совсем давно, и по сей день в оазисе не изменилось ничего, даже волны в прозрачном озере застыли в одном удивительном танце на века. Именно по этим волнам Царь Дешрет медленно пошёл вперёд, и от каждого осторожного шага пространство наполнялось мягким мелодичным звоном. В центре замершего во времени озера расположился небольшой островок со знаком вечной дружбы трёх богов. Аль-Ахмар прикрыл глаза на мгновение и представил, как он, Пушпаватика и Руккхадевата собрались бы в этом месте, расположились на трёх тронах и забыли на мгновение о своём предназначении и долге. Но это время давно было упущено, а сердце Царя Дешрета сжалось в взволнованном трепете, когда он подошёл ближе к изящно изогнутому стволу одиноко стоящего на острове дерева. — Здравствуй, моя Богиня.По щекам текли жгучие слёзы, а из груди рвался глухой обречённый вой. Хотелось, чтобы всё происходящее оказалось лишь глупым сном, неправдой, чёрт, да чем угодно, лишь бы она не умирала прямо на его руках!..
— Я наконец пришёл к тебе. Прости, что так долго…— Не плачь, мой свет… Ты же знаешь, я ни о чём не жалею. Ради тебя я бы сделала это ещё раз и ещё. А ты не плачь, не надо слёз… Просто пообещай, что однажды останешься со мной навек, хорошо?
— Я бы так хотел, чтобы ты увидела, как прекрасен этот оазис. Тебе бы наверняка понравилось… И ты добавила бы ещё больше своих нежных цветов, которые так и не смогли прижиться на поверхности моих земель, — опустившись на землю перед древом и сложив под себя ноги, аль-Ахмар прикрыл глаза и мягко улыбнулся, когда в голове возник столь горячо любимый образ. — Моя прекрасная Пушпаватика… Однажды я пообещал, что проведу с тобой вечность. И вот я здесь, вернулся к тебе спустя сотни лет. Я больше не оставлю тебя, мой нежный лотос… На мгновение загадочный оазис будто вновь ожил: птицы захлопали крыльями с приятной слуху трелью, рыбы заплескались в воде, а листва на деревьях зашелестела в некой недолгой мелодии. Груди аль-Ахмара вдруг коснулся мягкий ветерок, после скользнул по щекам ласково и донёс до ушей тихий смех. — Навеки твой, моя луна. В следующий миг душа аль-Ахмара взмыла ввысь и растаяла в ветвях гибкого древа, а затем древний оазис застыл, погружаясь снова в вечный покой.***
Тигнари не знал, сколько он ждал того момента, когда корни неизвестного растения наконец исчезнули в разворошенной земле. Лесной страж слегка отряхнулся, прислушался внимательно: минуту назад ему казалось, что он слышал крики птиц и журчание воды, но сейчас вновь было невероятно тихо. Юноше оставалось лишь вздохнуть коротко и двинуться скорее вперёд, навстречу неизвестности. Красота мистического оазиса поразила Лесного стража до глубины души. Ещё никогда раньше Тигнари не видел подобного прекрасного сада, замершего на век в одном моменте. — Удивительно… И он создал такое только для неё… Тигнари медленно ступал по мягкой траве и поражённо озирался по сторонам, не в силах остановиться в любовании этим дивным местом. Фенеку хотелось обойти его вдоль и поперёк, увидеть каждую деталь, каждое существо, которое перестало двигаться на многие сотни лет… Но в голове удачно всплыло имя человека, ради которого Тигнари не побоялся встать горой перед самим Алым королём. — Аль-Хайтам! Сердце забилось в испуге, когда Лесной страж увидел лежащего в самом центре оазиса возлюбленного. Тигнари кинулся вперёд, не успевая поразиться тому, что вода под его ногами была тверда, словно земля, и упал перед аль-Хайтамом на колени, беспокойно принимаясь его осматривать. — Аль-Хайтам… Архонты, Хайтам! Да очнись же ты, прошу… Дурак, не смей меня оставлять, открой глаза, — вдруг ему стало по-настоящему страшно. А вдруг… мужчина больше никогда не проснётся? — Тупой Бог! Ты обещал мне его вернуть! Ты обещал!.. Из груди вырвался беспомощный всхлип. Тигнари задрожал всем телом, закусил губу и плотно сжал веки, но предательские слёзы всё равно заскользили по бледным щекам. Фенек осторожно уложил голову секретаря к себе на колени, бережно обнял его и всхлипнул громче. Лесной страж готов был взвыть громко и протяжно от боли, распространяющейся стремительно в его груди… — Нари?.. Почему ты плачешь? Аль-Хайтам хмурился непонятливо и спросонья щурился в попытке привыкнуть к яркому свету, ударившему по глазам. На чужой тихий вопрос Тигнари икнул коротко и неверяще обхватил ладонями лицо мужчины, вглядываясь в него внимательно. На губах появилась немного нервная улыбка, а после Лесной страж заливисто рассмеялся, чем только сильнее озадачил очнувшегося аль-Хайтама. — Хайтам, какой же ты!.. Больше никогда так не делай, — просмеявшись, Тигнари прижался к мужчине и засопел тому в шею жарко, немного при этом подрагивая. Хайтам немного неуверенно приобнял его и отвечать как-то не торопился, позволяя фенеку окончательно взять себя в руки и тихо добавить: — Тебе нужно было раньше мне всё рассказать. Я бы помог со всем этим сразу, и тебе бы не пришлось мучиться в одиночку… — О чём ты? — прервал юношу аль-Хайтам, немного отстраняясь и хмуро заглядывая в разноцветные глаза напротив. — И вообще, где мы? Что происходит? Я ни черта не помню, ощущение такое, будто я спал всё это время или… — Так, стой, — ладонь Лесного стража ловко накрыла чужой рот, вызывая у секретаря при этом полный скепсиса взгляд. — Так… Скажи мне немедленно. Какое твоё последнее воспоминание? — В каком смысле? — аль-Хайтам помрачнел сильнее, но, заметив серьёзный взгляд фенека, вздохнул тяжело и проговорил: — Допустим, день, когда я решил окончательно оставить должность великого мудреца. Кажется, я ещё тогда писал тебе письмо, чтобы ты не волновался обо мне… Может, перестанешь на меня так смотреть? Мне уже не по себе. В ответ Тигнари закатил глаза и тихо фыркнул. Лесному стражу всё стало ясно, как день — после того, как Алый король покинул тело и разум аль-Хайтама, все воспоминания либо запечатались, либо были стёрты из памяти секретаря. — Даже не знаю, с чего начать… Боюсь, это будет очень длинная история. — Нам же некуда спешить, — хмыкнул аль-Хайтам тихо, а после вдруг мазнул губами по щеке фенека, вызывая у того яркий румянец и задорный огонёк во взгляде. — И тебя я, душа моя, готов слушать вечность… Лёжа в самом центре застывшего во времени оазиса и пройдя с этим человеком столько различных преград, Тигнари просто не мог не улыбнуться нежно в ответ на это короткое признание в самых искренних чувствах и не прильнуть к любимым губами в горячем жадном поцелуе. Всё равно у них на это есть мгновение, а вместе с ней — целая вечность.