Черное и белое

ГЛАВА 2. POV. Чизер Фад-Шарг. Темный маг. Студент Таарской академии магических искусств. Десятый курс. Целительство. Просыпался я тяжело. Голова страшно гудела, и все тело занемело, словно я несколько часов пролежал в неудобной позе. Придя немного в себя, я понял, что так оно и есть. Отчего-то я лежал поперек кровати, с ногами, разведенными в стороны. Ученический балахон был задран до груди, при этом ноги мои были голыми, если не считать одеждой оставшиеся на них тонкие носки. Попытавшись повернуться на бок, я почувствовал, как между ног все буквально вспыхнуло от боли, и вскрикнул. Пришлось замереть, пережидая вспышку боли, медленно и плавно дыша (насколько это было возможно) и смаргивая невольно выступившие на глазах слезы. Только спустя пару минут я понял, что могла обозначать столь резкая боль в том месте. Кто-то меня изнасиловал. Причем сделал это, вырубив меня так надежно, что, судя по ощущениям, в себя я пришел спустя как минимум пять, а то и семь часов. Медленно и плавно продолжаю поворачиваться на бок. Совершив сей подвиг, замираю, отдыхая, а потом опускаю руку вниз, проводя пальцами по промежности. Чисто. Кровотечение если и было, уже прекратилось, а вот потеки засохшей спермы имелись. По ним можно было бы определить насильника, но сам я такого еще не умею, а обращаться к учителям… нет, только не это. Я лучше язык себе отрежу, чем стану объяснять кому-либо, что меня изнасиловали. Признаться в своей слабости и неспособности защититься - стыдно и недостойно темного мага. Пытаюсь сесть, закусив губу и морщась от боли. Удалось. Следующим шагом стал поход в ванную. Шел я тяжело, согнувшись словно старик, но другой способ передвижения был мне недоступен, по крайней мере, пока. Добравшись до ванной, я набрал в нее теплой воды, скинул балахон и попытался снять носки, но при этом боль резанула анус с новой силой, и я просто плюнул на них, забравшись со стоном в воду прямо так, в носках. Теплая вода немного уняла боль и позволила мне обдумать положение, в которое я попал. В том, что это сделал кто-то из светлых, я не сомневаюсь. Только они способны так обращаться с себе подобными, особенно с нами, темными магами. Откуда я знаю это? А кому знать, как не мне, последнему магу из рода Фад-Шарг. Наши земли находились на границе со светлыми, так что, когда те вероломно напали на темные земли, именно мы приняли первый удар. Двести лет война шла с переменным успехом, то светлые входили на наши земли, то темные на их, но все это время война буквально уничтожала наши родовые земли, как и наш род. Когда был подписан мирный договор, нас осталось всего двое: я и мой дядя. Двое, из трех десятков Фад-Шарг, но светлые на этом не остановились. Через месяц после заключения договора банда светлых, не пожелавшая соблюдать мирный договор, напала на наш и без того разоренный дом. То, что они сделали с дядей и тремя оставшимися в доме слугами, я не хочу вспоминать, мне и без того несколько лет снились кровавые кошмары. В момент нападения меня в имении не было, дядя отослал к аптекарю за травами, а когда я вернулся… - Нет, не буду вспоминать. Не буду. Не хочу! Хлопнув в сердцах по воде, я добился того, что внизу слабо кольнуло, отвлекая меня от воспоминаний о прошлом. - Надо думать о настоящем. Надо. Только вот как о нем думать, когда хочется завыть от боли. Нет, не физической, душевной боли. - Что я им сделал? За что? А главное - как смогли пройти в мою комнату? На эти вопросы у меня не было ответов. Можно было, конечно, обратиться к магу-куратору темных, но придется объяснять, зачем мне это, и нет никакой гарантии, что завтра вся академия не узнает об изнасиловании, а всеобщим посмешищем мне становиться, ох, как не хотелось. - А с чего ты взял, что и так не стал этим самым посмешищем? Хм, закономерный вопрос, и тоже без ответа. Тот, кто это сделал, был один? Он сохранил произошедшее в тайне, боясь возмездия, или их было несколько, и тогда рано или поздно история с изнасилованием станет достоянием академии? Нет ответов. У меня ни на что нет ответов! - Хватит валяться, - подстегиваю я сам себя и выбираюсь из воды. Привычка разговаривать с самим собой у меня появилась еще до того, как я попал в академию. Мне просто больше было не с кем разговаривать, вот я и… да, что тут говорить, и так все понятно. Достаю из ниши заживляющую мазь и смазываю себя внизу, аккуратно вводя внутрь палец и шипя от боли. Знать бы какой гад надо мной так поизмывался, расквасил бы ему всю морду, и пусть потом хоть выгоняют, хоть в карцер одиночный сажают, все равно. Мазь немного охлаждает воспаленное нутро, даря некоторое облегчение, и я, наконец, могу выпрямиться, не боясь острой боли. В этом плане хорошо светлым. Они могут лечить такие раны, тогда как темные целители предназначены несколько для другого лечения, о чем сейчас мало кто помнит. Вот только мне забывать нельзя, потому что я последний темный целитель в этом мире. Наш род, Фад-Шарг, славился именно темным целительством. Мы не можем залечить рану без посторонних приспособлений, таких как мази и травы, зато мы могли снимать любые проклятия, даже смертельные, и были целителями разума. Могли и были - вот основные слова, время прошедшее, потому что родовые умения утеряны вместе с магами нашего рода. Мне достались жалкие крохи знаний, так что умения я вынужден приобретать самостоятельно, методом проб и ошибок. Те светлые, что разорили мой дом, унесли много книг, ценимых нами не за переплеты с украшениями, а за знания, содержавшиеся на их страницах. Увы, безвозвратно утерянные знания. То, что они не унесли, было облито чем-то горючим и подожжено. Почему не сгорел весь дом, а только большая часть библиотеки, так и осталось загадкой для меня. Когда я прибежал домой, огонь уже погас, и только запах горелой бумаги, кожи и дерева витал по дому, перебивая запах крови. Я и сейчас иногда словно ощущаю этот страшный запах из моего прошлого, особенно после ночных кошмаров. - Все. Не думай об этом, - приказал я себе и огляделся, пытаясь сосредоточиться на настоящем. Выйдя из ванной, я не сразу вспомнил, что на мне мокрые носки, так что на тонком и неказистом ковре, покрывавшем пол в моей комнате, остались мокрые отпечатки ступней. Вздохнув и выругавшись (исключительно про себя), я снял носки, отыскал и вытащил из-под кровати свою одежду, отправив все в стирку, но прежде убедившись, что мой насильник не оставил на ней никаких следов. Н-да, и тут не повезло. Никаких намеков на то, кто это мог быть. Даже волоса не осталось, чтобы определить хотя бы масть этого ублюдка. Достав из шкафа чистые вещи, я кое-как оделся и повернулся к зеркалу, чтобы расчесаться. Бледное лицо, темные круги под глазами – «красавец». И кто мог позариться на такое сокровище? Провожу щеткой по волосам, по моей единственной гордости. «Истинное золото Фад-Шарг», - так любила говорить мама, поглаживая меня по голове, когда я, будучи совсем маленьким, сидел у нее на коленях, слушая сказку. Только наш род, Фад-Шарг, обладал таким цветом волос, все остальные темные маги были брюнетами или, в крайнем случае, шатенами, но только не мы. Все мальчики с родовым даром, рожденные в нашей семье, имели золотистые волосы, причем еще одной особенностью наших волос было то, что они у нас не отрастали длиннее середины шеи. Как только в мальчике просыпалась магия, а это обычно происходило лет в пять – семь, волосы прекращали расти. Правда и укоротить их никому не удавалось. Стоило обрезанным локонам упасть на пол, как на их месте тут же вырастали новые, точно такой же длины. Кроме того, была у моих волос еще одна фишка: какую бы краску не выливали мне на голову забавляющиеся однокурсники, стоило мне намочить их, и все сходило, не оставляя даже следов. Забавно было видеть вытянутые лица светлых, рассчитывающих на совсем другой результат своих трудов, вот только теперь кто-то из них придумал развлечение получше, и я не знаю кто из них. В группе целителей нашего курса училось, не считая меня, четырнадцать студентов. Но ведь нет гарантии, что это был кто-то из «наших», а если это был кто-то с другого курса или другой специализации? - Нет, так я никогда не найду виновного. Может попробовать зайти с другой стороны? Как меня вырубили? Магическое воздействие в виде заклятия? Нет, не похоже. Я совсем ничего не почувствовал, а брошенное в меня заклятие, тем более в исполнении студентов, я чувствую за несколько секунд до того, как оно начнет действовать. Весьма, кстати, полезное умение, доставшееся мне вместе с родовой силой целительства. Значит, заклятие отметаем. Что остается? Физическое воздействие. Для того чтобы усыпить человека, в том числе и мага, достаточно пережать некоторые точки на его теле. Мы, целители, эти точки проходим, так что тут все сходится, но тогда этот таинственный кто-то должен был подойти ко мне вплотную, а такого не было, я бы запомнил. Вывод, меня чем-то отравили. Кто, где, как? Кто угодно, где угодно и как угодно. Яд или снотворное вполне могли попасть ко мне в организм с едой, водой или при дыхании. Последнее наиболее вероятно, так как кроме столовой я ничего не ел, а подсыпать что-то в еду при нашей системе питания довольно сложно, если, конечно, неизвестный охотился не конкретно на меня. Если его устраивал любой темный, то попотчевать чем-то одного из нас было не так сложно. Так уж повелось, что светлые хоть и едят мясо, в основном предпочитают либо рыбу, либо птицу, а если это мясо, то оно должно быть хорошо прожарено. Мы же, темные, больше любим мясо с кровью, а рыбу практически не употребляем, так что высыпь (или вылей) снотворное на слабо прожаренное мясо, стоящее среди десятка всевозможных блюд, и можешь быть уверен, что его съест именно темный маг. А ведь я ел именно такое мясо, и значит, круг подозреваемых расширился весьма значительно. С отравленным воздухом – еще проще. Напустили яда или сонного газа под дверь, и все. Только тут встает вопрос: как он после этого мог попасть ко мне в комнату? Выходит – никак. Тогда отравить меня должны были в коридоре, перед входом в мою комнату. Ведомый новой идеей, я приоткрыл дверь и бросил магический поисковик, однако никаких ловушек магического происхождения в радиусе двух метров от двери не наблюдалось. - Значит, все же в столовой. Тихо притворяю дверь и возвращаюсь к кровати. Мазь начала действовать, так что двигаюсь я без особых проблем. Оглядев себя и свою комнату еще раз, вдруг что-то пропустил, я решаю сходить в столовую, тем более, что подошло время завтрака. Мне, правда, есть не хотелось, но ведь там я мог натолкнуться на ключик к разгадке. В столовой было почти тихо. Взяв столь любимый мною компот и какую-то булочку, я сел за дальний угловой столик, чтобы не сильно привлекать к себе внимание, и принялся медленно цедить в меру сладкую жидкость, прикрыв глаза ресницами, чтобы без помех разглядывать входящих и выходящих студентов. Вот только все мои старания выявить хоть какой-то странный взгляд в мою сторону были напрасны. Никто меня не замечал, не говоря уже о том, чтобы показывать на меня пальцем или смеяться. Многие студенты, вечером и ночью бурно отмечавшие встречу, еще спали, а те, кто уже проснулся, приходили в столовую, поражая зеленым цветом лица, брали крепкий чай со специальными настойками, протрезвляющими после бурных возлияний, пили их тут же, морщась и кряхтя, после чего сразу же уходили, даже не глядя в сторону еды. Все неизменно и предсказуемо. Из общей картины выбивались только первогодки, еще не успевшие раззнакомиться настолько, чтобы устраивать совместные попойки, и парочка таких же непьющих одиночек как я. Глядя на первогодок, я невольно вспомнил себя на их месте. Неужели я тоже был таким неловким, с заинтересованно-глуповатым выражением лица? Наверное, был, хотя у этих ребят есть одно отличие от меня тогдашнего. При поступлении в академию мне было не шестнадцать, как большинству из них, а четырнадцать. Когда дядя погиб, а наш дом чудом уцелел, мне было всего одиннадцать лет. Селяне из ближайшего поселка, незамеченного светлыми мародёрами, нашли меня в тот же день. Они похоронили убитых, а один мужчина даже предложил мне пожить с его семьей, пока не найдутся еще какие-нибудь мои родственники, но я отказался. В ту пору я считал себя достаточно взрослым, чтобы прожить одному, но, даже убедившись в том, насколько это было сложно, я не стал искать лучшей доли, а стиснул зубы и поклялся, что однажды восстановлю наш родовой дом в былой красе и величии. Каким же наивным и глупым я был тогда. Кое-как пережив первую одинокую осень, я чуть не замерз зимой. Хвороста, собираемого вокруг дома и на окраине леса, надолго не хватало, так что в растопку пошла мебель, хоть немного пострадавшая от огня или времени. Благо продукты в подвалах сохранились в целости, благодаря заклятиям, так что от голода я не страдал, хоть и пришлось экономить. Так же в целях экономии, я перебрался жить на кухню, так что мне приходилось топить всего одну печь, а спал я на полу, сложив друг на друга три матраца, с трудом спущенных сверху, укрываясь сразу двумя уцелевшими одеялами. Вот тогда я и начал разговаривать сам с собой, а еще я вслух читал книги, не очень пострадавшие от огня, в которых можно было хоть что-то разобрать. Некоторые книги оказались чрезвычайно полезны, так как в них рассказывалось о домоводстве, и вскоре я уже мог заштопать свои рваные штаны и приготовить подбитую из лука птицу без особого труда. Так прошло три года. Селяне все же не оставили меня, иногда навещая и снабжая продуктами, но большую часть необходимого я получал в городке, что находился в четырех часах ходьбы от дома. Светлые не смогли найти в доме тайников, так что я просто продавал понемногу мамины кольца и серьги, на что и жил все это время. Конечно, барыги, пользуясь тем, что я ребенок, не давали и четверти настоящей их стоимости, но ведь золотом сыт не будешь, так что я не возражал, молча забирая те монеты, что мне давали. Когда же мне исполнилось четырнадцать, я понял, что дальше так жить не могу. Я буквально дичал, живя в одиночестве, но идти мне было некуда. Вот тогда я и услышал на базаре разговоры о новой магической академии. Поскольку терять мне было уже нечего, я собрал свои нехитрые пожитки, исправил в своей метрике пятерку на тройку, чтобы прибавить себе два лишних года, и пошел в город Саарон, где и располагалась академия. Маги в приемной комиссии долго изучали мои документы, передавая их из рук в руки, пока один из них не поинтересовался, где мои сопровождающие, и почему я пришел один. Я честно ответил, что я сирота и давно уже живу один. Маг (позже я узнал, что это был светлый маг - куратор) потупился, кивнув каким-то своим мыслям, и сказал, что я принят. При этом ни один из магов, принимавших меня, не смотрел мне в глаза. Они все отводили взгляды, словно чувствуя свою вину передо мной. В тот день мне это казалось странным, но сейчас я вполне понимаю, о чем они тогда думали. Конечно, моя детская попытка исправить возраст, была мгновенно понята, но отправить обратно ребенка, который вполне мог бы и не выжить один, маги не смогли, за что я им несказанно благодарен по сей день, несмотря на все испытания, выпавшие на мою долю в стенах академии. Первые пять лет мы обучались небольшими группами по десять – двенадцать человек, причем светлых и темных студентов в них было примерно равное количество. Так нас пытались примирить между собой, но получалось не очень хорошо. Хотя, в первую пару лет мы особо не буянили, ну, разве что устраивали мелкие пакости, присматриваясь друг к другу. Только я и тут оказался на отшибе. Мой мелкий рост и оставшаяся детская угловатость не вызывали у сокурсников ничего кроме смеха, так что друзей я для себя так и не нашел, тем более, что с первых дней я приобрел славу заучки. Многие молодые маги (как светлые, так и темные) выросшие в смутные военные времена, читали и писали с трудом, некогда им было учиться, и некому учить. Я же не только бегло читал, но и легко осваивал проходимый теоретический материал, поскольку большую его часть уже знал, изучая домашние книги. Учителя меня хвалили, говоря, что я впитываю знания как губка, а сокурсники тихо ненавидели, даже те, кто должен был поддерживать, поскольку были со мной «одной масти». Меня считали маменькиным сынком, получившим домашнее образование, а я был слишком гордым и независимым, чтобы объясняться с кем-либо по поводу своей жизни, вот и остался один, хотя попытки завести друзей делал неоднократно. Когда же началось распределение по специализациям, на шестом году обучения, и я выбрал целительство, стремясь продолжить родовую линию, я вообще превратился в изгоя. За все послевоенное существование академии я стал первым и единственным темным, пошедшим на целительство. Светлые меня презирали, темные сторонились и не понимали, даже учителя поглядывали искоса. Еще бы, ведь на нашей специализации все преподаватели были исключительно светлыми. Чему они могли меня научить, ведь исходные силы наши слишком сильно различались? Только теоретическим знаниям. До всего остального я доходил своим умом, используя наши уцелевшие книги и библиотеку академии, в которой по магии хаоса было совсем немного книг, да и те едва дышали от ветхости. Кроме теоретических и практических занятий по магии, у нас были уроки по истории, этикету, геральдике, географии и, самое главное, боевые искусства. Вот тут-то недовольные моими успехами в учебе студенты и нашли способ отыграться. Физической силой я никогда не отличался, и из оружия знал только лук, которым владел «на отлично», ну и совсем немного кинжал, так что я довольно быстро превратился в вечного проигравшего. Хотя, надо отдать должное учителю, он не бросил слабого ученика, а взялся обучать меня дополнительно, так что теперь я вполне сносно орудую кинжалами, боевым шестом и разным метательным оружием. Меч тоже могу держать в руках, но хорошего мастера-мечника из меня все же не получилось. Данные не те, как говорил преподаватель. Вспыхнувшая в противоположном конце столовой ссора, отвлекла меня от воспоминаний. Два первогодки, светлый и темный, не поделили что-то у раздаточных столов. Тут же рядом с ними оказался кто-то из старших студентов, чтобы растащить драчунов и сделать им строгое внушение. Когда миротворец обернулся, я даже вздрогнул, узнав одного из самых ярых своих преследователей – Дантиро Толли. В том, что светлый маг терпеть не мог темных, не было ничего удивительного, но этот светлый невзлюбил именно меня. Ко всем остальным он относился холодно и пренебрежительно, тогда как меня травил с шестого курса, когда мы попали в один класс. Однажды я попытался поговорить с ним о сложившейся ситуации, но он не стал меня слушать, просто прошел мимо, словно я был пустым местом, зато на уроке фехтования так отделал меня боевым шестом, что я несколько дней был вынужден ходить с гипсом на сломанной левой руке. Больше я с ним не разговаривал. Если он обращался ко мне с какой-нибудь фразой, полной яда и ненависти, я просто молча уходил прочь, не вступая с ним в перепалку. Нет, я вовсе не боялся, как уже неоднократно предполагали мои сокурсники, и, если чьи-то слова задевали честь моего рода, я не оставался в стороне и отвечал достойно, даже если потом попадал в лазарет при академии, но доказывать хоть что-то человеку, искренне ненавидящему меня, я не собирался. Бесполезно. Все равно что пытаться пробить каменную стену ивовым прутом. А из Дантиро ненависть просто била фонтаном. Я уверен, что большая часть ловушек на меня была создана при его непосредственном участии, только доказательств у меня не было. Могу ли я представить его в роли моего насильника? Да, могу. Вот только мне кажется, что он сделал бы это так, чтобы вся академия узнала о моем позоре. Или я ошибаюсь? В любом случае у меня, как всегда, нет доказательств, а значит, любое обвинение будет пустым сотрясением воздуха. Между тем Дантиро подошел к раздаточным столам, выбрал чай с настойками, уже ставший традиционным напитком студентов в начале учебного года, и удалился, даже не взглянув в мою сторону. Не хочу сказать, что меня это разочаровало, но все же посеяло сомнение в причастности этого светлого к моему позору. Уж он бы наверняка сказал что-нибудь на эту тему. Позубоскалить на мой счет светлый никогда не отказывался. Просидев еще с полчаса и поняв, что на завтрак больше никто не придет, я поплелся к себе, внимательно следя за окружающим пространством. Не исключено, что тот неизвестный захочет повторить свой «подвиг», а мне бы не хотелось проснуться еще раз с болью в заднице. Кстати, о ней. Мазь уже почти перестала действовать, так что к своей комнате я подошел, сжимая губы от легкого дискомфорта между ног. Неприятную процедуру нужно было повторить, благо, что мази у меня было достаточное количество, а еще несказанно радовало то, что занятия начнутся только послезавтра, так что у меня будет достаточно времени, чтобы восстановиться и не мучиться на уроках от боли, мечтая о подушке для жесткого стула. В оставшиеся два дня я посвятил все свободное время наблюдению за студентами, уделив особое внимание моим сокурсникам, но никаких зацепок к произошедшему со мной так и не нашел. Я не заметил, чтобы кто-нибудь следил за мной или шептался за моей спиной о чем-то. Все было как обычно. Привычная напряженная обстановка и ледяное равнодушие царили вокруг моей персоны, и я постепенно стал немного успокаиваться, но не забывать! Такое я забыть не смогу никогда и если узнаю, кто это сделал, я ему... член узлом завяжу. Утро первого учебного дня встретило нас привычным гонгом. Встав, умывшись и позавтракав, я отправился в учебный корпус, в нашу постоянную аудиторию. Традиционно первый месяц шло повторение уже пройденного материала, так что я еще с вечера проштудировал прошлогодние конспекты, восстанавливая полученные знания. На первом же занятии по целительству нас ждал сюрприз в виде нового преподавателя. По какой причине мастер Ларуш решил оставить академию, нам не сообщили, зато новый преподаватель, мастер Мартон, произвел на меня самое неприятное впечатление, и дело тут не во внешности, хотя она у него была не самая приятная. Новый преподаватель до того напоминал мне стервятника, что мне даже почудился запах мертвечины, исходящий от него. Я всегда сидел на первой парте, так что мою темную полосу на ученической мантии преподаватель увидел сразу. Поначалу брови его взметнулись вверх, а, просканировав мою ауру, он скривился так, словно только что откусил кусок лимона. Дальше – больше. Ознакомительную лекцию он начал… с рассказа о войне. Он описал ужасы, увиденные лично им, когда их отряд, освободив какой-то городок, нашел в подвалах пленных светлых магов. Через десять минут все студенты, присутствующие на лекции, смотрели на меня так, словно это я пытал тех несчастных, а то, что меня в ту пору еще не было на этом свете, никого не интересовало. Я был темным, и этим все сказано. Не знаю, как такой преподаватель попал в академию, но ничего хорошего от него ждать не приходилось, по крайней мере, мне. Я вполне мог бы в ответ рассказать о том, что творили его собратья, причем не только с магами, но тогда не избежать конфликта с преподавателем, а в том, что кураторы академии примут мою сторону в случае возникновения спора, я был совершенно не уверен. Пришлось сидеть, глядя перед собой и делая вид, что не понимаю, к чему он рассказывает все эти гадости, только ходящие желваки выдавали мое желание высказаться. И не только высказаться. Когда же мастер Мартон начал нести полный бред о том, как темные с помощью магии хаоса буквально стерли с лица земли один из светлых городов, я не выдержал, тем более, что об этом случае я прекрасно был осведомлен, ведь мой дядя был одним из участников того происшествия. - Если бы все было действительно так, двухсот лет войны просто не было бы. Настолько могущественные темные маги просто стерли бы в прах светлые земли за год, и на этом война закончилась бы. Сказал я это негромко, глядя перед собой, но оглушительная тишина, наступившая после моих слов, заставила меня пожалеть о своей несдержанности. - Ты хочешь сказать, что я вру? – от возмущения его скрюченный нос стал еще острее. - Да спасут меня темные Боги, от обвинения кого-то во лжи. Но некоторые факты Вашего рассказа недостоверны и искажены. Под городом были пустоты, из-за шахт по добыче серебра. Когда в бой вступили маги, силы хаоса и порядка столкнулись в довольно неудачном месте, вызвав землетрясение. Именно оно погубило большую часть города, погрузив его под землю, и обвинять в этом только темных магов – несправедливо. Разумеется, после такого выступления, ни о какой лояльности преподавателя ко мне не могло быть и речи. Краем глаза я заметил, как покраснело его лицо, причем вены на висках угрожающе вздулись, а сам мастер Мартон начал хватать ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег. К счастью, именно в этот момент раздался гонг, сигнализирующий об окончании урока, так что студенты загомонили, обсуждая произошедшее, а сам преподаватель выскочил вон из класса. Интересно, если так начался первый день, то, как он закончится? А закончился он вполне закономерно - вызовом к кураторам, причем виноват в этом был не новый преподаватель, а мой давний враг и сокурсник - Дантиро, хотя «стервятник» тут тоже оказался замешан.