Вершина инженерной мысли

Правая и Левая двигаются знакомо; иной раз у роботов проскальзывают жесты Кати, Екатерины Нечаевой: поворот головы, движение рукой, плавность шага, покачивания бедер, однако Сеченов хорошо знает, что близняшки — это не она. Катя умерла, ее не стало, а тела роботов — ее могила и надгробие. Разумеется, кроме Дмитрия Сергеевича об этом никто не знает; Зинаида может поплакать о дочери разве что перед ее фотографией с траурной лентой, а П-3 и вовсе не помнит о жене. Сеченов трет лоб, пересеченный угрюмыми складками. Это… тяжело. Тяжелее, чем он думал; наука и прогресс всегда требовали жертв, но в случае с семьей Нечаевых им двигал эгоизм; П-3 был достаточно крепок, чтобы выдержать вживление «Восхода», а Екатерина… Катенька… пострадала слишком сильно. Всех умений, талантов и возможностей Сеченова оказалось недостаточно, чтобы ее спасти, однако Дмитрий Сергеевич не мог ее отпустить. Такое решение недостойно советского ученого, но Сеченов все же человек; как бы не превозносили его ум, чувства оказались сильнее, и Дмитрий Сергеевич им постыдно поддался, хотя до этого держался стойко, сопротивляясь тлетворному влечению к чужой жене. Сеченов знал, что Катя хотела уйти от Нечаева; но не к нему. Девушка видела в нем не мужчину, а наставника, однако переживаниями с ним не делилась. Быть может, если бы Катя была с ним откровеннее, подпустила бы ближе, то всего получилось бы избежать? Екатерина была бы жива, свободна от мужа, и Сеченов мог бы попытаться… Лицо мужчины искажает болью; не физической — моральные терзания выворачивают душу наизнанку. Ученый должен быть беспристрастным и непоколебимым, решительным во благо науки, но… ему не хватает Кати. Он понимает, что и Зинаида страдает без дочери, однако если ей все рассказать, всплывет правда и о П-3, а психика Нечаева нестабильна, может не выдержать. Нить потянется, разматывая клубок, приведет в закрытый корпус клиники Павлова, и вскроются многочисленные факты о сгинувших подопытных и жестоких экспериментах, проводимых с согласия Партии. Все, на чем стоит сейчас Советский Союз, может пошатнуться, а люди должны верить в светлое будущее, хотя сам Сеченов надеется только на успех «Коллектива». Последние тестовые проверки прошли весьма успешно; жаль, что Харитон этого не видит. Захарова никогда не терзали сомнения; Сеченову порой казалось, что умом и сердцем Харитон больше машина, нежели человек: все у него было четко, выверено, без отвлечения на посторонние факторы. Семью ему заменяла Муська, а женщинами Захаров словно вовсе не интересовался, пусть среди дам и были желающие скрасить его одиночество. Дмитрий Сергеевич и сам не обделен вниманием противоположного пола: товарищ Рыжова, прима театра имени Плисецкой, откровенно с ним заигрывала, льнула, как кошка, выпрашивающая сливок, а, напившись шампанского на фуршете, откровенно предлагала Сеченову пройти в подсобное помещение, чтобы продемонстрировать ученому, как она исполняет фуэте. Выглядело все смешно и жалко; под конец вечера товарищ Рыжова принялась бить бокалы и выкрикивать обвинения в адрес худрука Ласточкина и второй балерины Артеменковой; приму быстро увели, но эхо ее крика еще долго звенело под сводами театра. Катенька, если бы посвятила свою жизнь балету, легко могла бы стать ведущей танцовщицей, но она выбрала иной путь, пошла по стопам матери. Такой женщине, как Екатерина, полагалось блистать на сцене под бурные овации, собирать брошенные на сцену букеты и мужские восхищенные взгляды, а вместо этого взрыв развеял ее нейрополимерную память по воздуху. И в этом была вина Сеченова; плохо он заботился о своих подчиненных, раз допустил такой провал. Недостаточно был убедителен с Харитоном, если все же потерял друга; поддался гордыне и преступной беспечности, от того и не заметил мятежных настроений у Петрова. У людей, как и у машин, случаются сбои, однако в их случае исправить неполадки в программном коде намного тяжелее. Спиши на утилизацию одну Терешкову — никто и не заметит; скрой гибель Екатерины Нечаевой — и ее мать будет готова брать приступом Предприятие 3826. Если П-3 все вспомнит, его реакция может быть непредсказуемой; для доктора наук преступно наивно просто надеяться на лучшее, но с «Восходом» Сеченову удастся держать Нечаева под контролем; это для его же блага. Катю не вернуть, а Близняшки… это уже не она. У П-3 были годы жизни с Екатериной, так пусть у Сеченова останется ее посмертие. Правая и Левая стоят на пуантах, вытянувшись, выгнув спины, держат руки за спиной; Дмитрий Сергеевич привык к роботам, но, зная, что Близняшки когда-то были Катей, ждет, что они склонят головы, как она, рассмеются… словно роботы умеют смеяться. П-3 повезло: хоть и недолго, но он был счастлив с Екатериной, а Сеченов ищет черты девушки в холодном металле и заложенной программе движений. Катя бы не была с ним такой исполнительной и покорной, а Близняшки повинуются любому его приказу, будь то принести чай или устранить нарушителя. Это навевает тоску, но Дмитрий Сергеевич успокаивает себя тем, что так ему удалось сохранить память о Кате. Ее жертву он не забудет, а Правая и Левая послужат памятником ее способностей. Это же намного лучше, чем просто похоронить ее; такие, как Екатерина, не должны пропасть бесследно. Как мозг самого Сеченова будет после его кончины законсервирован в полимере, так и талант Катеньки отразится в Близняшках, подобно солнцу в янтаре. С усталым вздохом ученый откидывается на спинку кресла; голова кружится, шея ноет, за переносицей копится боль, предрекая скорую мигрень; Дмитрий Сергеевич трет лицо ладонью и поднимает воспаленный взгляд на Левую; левое полушарие мозга отвечает за логику и анализ, поэтому действия этой близняшки более точные и грубые; техника боя Правой куда более замысловатая и причудливая. Сеченов улыбается роботам и хлопает ладонью по колену; Близняшки опускаются, становясь на всю стопу, и грациозно отставляют ноги в стороны. — Ко мне, — приказывает мужчина, и Левая и Правая немедленно делают шаг к нему; роботы двигаются легко и по-женски плавно; очень печально, что не получилось придать их лицам черты Екатерины, но это было бы слишком нагло и демонстративно. — На колени, — бросает Сеченов; Правая опускается на пол, садясь на пятки, складывает руки перед собой, будто примерная ученица; Левая остается стоять. Она ждет, пока Дмитрий Сергеевич отодвигается от стола вместе с креслом, и переступает через него, оседлав ногу мужчины. Ее ладони опускаются на плечи ученого, давят металлической тяжестью, промежность вжимается в его бедро; выгнувшись в пояснице, Левая проезжается ягодицами по его ноге, и Сеченов с глухим выдохом обхватывает рукой ее ягодицу, просовывая пальцы под полоску эластичной ткани. Он чувствует гладкую твердость металла, теплого, разогретого работой полимерного двигателя, однако нет ни нежности кожи, ни упругой податливости женского тела, но память горит знанием, что это — Катя; теперь только его Катя, и Дмитрий Сергеевич занимает и вторую руку ягодицей Левой, берет ее под зад, привлекая ближе, и послушно приоткрывает рот, когда робот проводит пальцем по его губам. Ученый облизывает их, старается вобрать на всю длину, целует, жмурясь и представляя теплые руки Кати. Немного стыдно перед П-3 и Зинаидой, но Екатерина им больше не принадлежит; теперь о ней заботится Сеченов, и благодаря ему таланты Кати не сгинут. Если понадобится, он создаст еще сотни подобных балерин, идеальных вместилищ для ее мозга. А П-3… ну, он еще молод, у Нечаева все впереди. Может, найдет себе девушку по сердцу и будет с ней счастлив, а Катю пусть оставит в прошлом, чтобы Сеченов мог быть с ней в настоящем. Это болезнь, явное отклонение, однако ученые все в равной степени гении и безумцы, и Дмитрий Сергеевич сейчас радостно сходит с ума, зацеловывая руки Левой, в которых скрыты лезвия, способные в одно движение рассечь кожу и сухожилия, отделяя голову от тела. Выждав положенное время, к близняшке присоединяется Правая: она начинает массировать колено Сеченова, подниматься выше, разминая его бедро, и мужчина гулко выдыхает от удовольствия, вытягивает ногу, к которой Правая прижимается грудью. Левая тем временем берет ученого за горло, крепко, но не сильно, чтобы не оставить синяков, однако не повернуть голову, не отстраниться Дмитрий Сергеевич не может. Робот просовывает узкие пальцы ему в рот, давит на язык, ощупывает щеки и небо, пока Сеченов держит ее за зад. Тишину кабинета нарушает лишь его сбивчивое дыхание; Близняшки безмолвны. Они слаженно выполняют заложенные в их программу команды, не позволяя забыть о том, что они — всего лишь роботы. Мозг Кати не принимает решений, не чувствует, не помнит; только поддерживает способность Правой и Левой функционировать. Пожалуй, Сеченов обманул сам себя; в Близняшках — не его успех, а его тоска, одиночество, безответные чувства. Это выглядит не как торжество инженерной мысли, а как отчаяние и нежелание смириться с гибелью Екатерины. Дмитрий Сергеевич способен заставить связать Советский Союз единой нейросетью, но оказался не в силах спасти одну-единственную женщину. А Харитон бы смог, нашел бы способ; у старого друга был очень незаурядный склад ума. Сеченов сдавленно стонет, когда Левая просовывает пальцы ему в рот, вытягивает губы, обхватывая их тесно, давится воздухом и слюной; робот вжимается в него животом, трется промежностью о ногу ученого, коленом упираясь ему в пах. Мужчина подается бедрами ей навстречу, однако вздрагивает от легкой, но хлесткой пощечины: это Правая, занявшая подлокотник кресла, бьет его по лицу и берет под подбородок, фиксируя голову в одном положении. Дмитрий Сергеевич видит отражение своего искаженного лица в масках Близняшек, чувствует стеснение в груди, но не собирается приказывать им все прекратить. Он виноват, Катенька знает, как сильно он провинился; будь она здесь, нашла бы, что сказать. Екатерина всегда была смелой, рассудительной и серьезной, в отличие от своего мужа-балагура. Сеченову не хватает прежнего Нечаева; новый майор — угрюмый, мрачный, грубый — его немного пугает. Ученый целует руки роботов, утыкается лицом в ладони, просовывает язык между пальцами, вылизывая, вжимается губами в запястья. Его собственные руки свешиваются с подлокотников: на попытку прикоснуться Правая отвешивает Сеченову пощечины, а Левая туже смыкает пальцы на шее. Дмитрий Сергеевич хрипит, перебирая ногами; у него стоит, твердый член упирается в ткань брюк, и мужчина выгибается, пытаясь вжаться пахом в колено балерины, за что снова получает по лицу. Он жмурится, коротко встряхивая головой; может приказать отпустить в любой момент, и Близняшки подчинятся, однако Сеченов не хочет. Так… славно чувствовать их силу, при этом осознавая всю полноту собственной власти. Дмитрий Сергеевич любит сильных женщин, а характер Катерины не позволил бы ей крутить хвостом, как товарищу Рыжовой. Мужчина намеренно пытается приподняться в кресле и протяжно выдыхает из-за очередной пощечины; можно было бы и сильнее, только нельзя, чтобы на лице остались следы. Левая вдавливает колено между ног Сеченова, примяв яички, и член дергается, упираясь головкой в ширинку; Правая продолжает держать Сеченова под нижнюю челюсть и щипает за сосок сквозь ткань рубашки. Ученого подкидывает на кресле, хватка на горле на долю секунды становится крепче, перекрывая доступ кислорода, а когда Левая отпускает, то с силой давит коленом ему между ног и хлопает ладонью по проступающему через складки на брюках члену. Балерина берет его в ладонь, трясет и гладит, Правая обводит пальцем проступающий контур головки. Сеченов упирается затылком в спинку кресла, облизывая пересохшие губы. Слова, похабные, грязные, рвется с языка, но Дмитрий Сергеевич сдерживается и свекольно краснеет, нетерпеливо ерзая, пока Близняшки ощупывают его член. Его ладонь провоцирующе скользит по изгибу талии Правой, забираясь под переливчато-золотистый кардиган; робот не отталкивает руку мужчины, однако забирает член Сеченова в горсть, от чего ученый сдавленно воет. Боль ведет его по грани острого удовольствия, деликатное, мягкое поглаживание растекается патокой по всему телу, и Дмитрий Сергеевич дрожит, гладя левую по сочно налитому бедру. Хорошо до пустоты в голове… А как было бы приятно, если бы это все делала с ним Катя?.. За симпатию к чужой жене Сеченову стыдно, потому что П-3 ему действительно как сын, а вот за разврат с роботами… Что же, он их создатель, значит, может эксплуатировать как угодно, на свое усмотрение. Близняшки не раздевают ученого; ремень давит на член, жесткий шов на ширинке остро врезается в ставшую чувствительной головку, и тело мужчины прошивают молнии, когда Левая трогает его сквозь брюки, распаляя сухим, болезненным жаром. Роботы синхронно подаются к Дмитрию Сергеевичу, губами он прижимается сначала к груди Левой, потом — Правой, пачкает серебристый эластан слюной, ненасытно стонет и сопит. Он шире разводит ноги, ритмично приподнимает и опускает бедра, когда его пах принимаются оглаживать сразу две механические ладони. Хочется произнести имя Кати, только вот ее здесь нет; свой шанс Сеченов с ней упустил, вот и довольствуется своими роботами. Близняшки — его Галатеи, только вот Дмитрий Сергеевич далеко не Пигмалион, потому как полюбил прежде не свое творение, а живую женщину, а теперь пытается найти успокоение своего воспаленного, нездорово озабоченного сознания в Правой и Левой. Правая сжимает его волосы в кулаке, утыкая мужчину лицом в грудь Левой, которая яростно и безжалостно трет его член через ткань брюк. В паху тянет и распирает, Сеченов содрогается, стискивая зубы до ломоты в челюстях, невольно сжимает колени, удерживая между ног руки балерин. Правая грубо тискает яички, Левая с силой оттягивает головку, пальцы ученого с силой хватают балерин за выставленные ягодицы, и болезненное напряжение сковывает тело до звенящего онемения, чтобы в следующую секунду разлиться приятной слабостью и облегчением, вдавившим мужчину в кресло. Дмитрий Сергеевич обессиленно обмякает, устало выдыхая; в висках стучит, перед глазами пляшут язычки пламени, а в брюках мокро; ткань белья противно холодит и липнет к коже. Сеченов гадливо морщится; следует принять душ и переодеться, потому что доктор наук не может появиться на людях в таком виде, но ему слишком хорошо и слишком лениво даже для того, чтобы просто подняться на ноги. Он поглаживает Левую по бедру, а Правую — по ягодице, смотрит в панорамное окно на простирающееся перед ним мирное небо. Дмитрий Сергеевич чувствует пальцы Левой в своих волосах и опускает голову, прижавшись щекой к ее груди; как бы хотелось, чтобы этот жест был продиктован заботой, а не алгоритмом кодов. Все могло бы быть иначе, если бы Сеченов попробовал связать свою жизнь с обычной женщиной; разве мало хороших, красивых девчат в Советском Союзе? Но Дмитрий Сергеевич женат на науке, на своей должности, он… он понятия не имеет, как ухаживать за дамой. С роботами… проще. Одному — проще. Харитон бы его понял; но Харитона больше нет — как и Кати. Хорошо, что Близняшки рядом; есть, кого обнять.