Пластилиновый ёжик

Кинн стоит у окна, пристально смотря на мерцающие небоскрёбы величественного в своей чарующей красоте и в то же время дышащим ледяным духом опасности Бангкока. В спальне — темно и тихо, и только раз в полминуты вспыхивает огонёк сигареты, освещая на мгновение подёрнутые бездонной печалью глаза и бледные пальцы, сжимающие трубочку. Его тошнит от ёдкого дыма, подобно яду проникающего в лёгкие, но Кинн продолжает подхватывать чувственными губами фильтр, делая глубокий вздох и погружаясь в совсем невесёлые раздумья. Да, жизнь наследника Основной семьи опасна каждой протекающей секундой. Ведь в мире, где родные семьи вяжут узоры своей власти интригами, нескончаемыми нитями лжи и алчности, где одно упущенное мимолётное движение может стоить жизни, нужно быть начеку и уметь вовремя осадить врага одним словом, заставить бояться тебя. Кинн же долгое время пытается найти в непроглядной мафиозной паутине крупицы затерявшегося света. Вернее, пытался. Однажды… *** — Ты — пластилиновый ёжик, — сказал Таван, нежно целуя парня в щёку. Тогда эта нежность казалась Кинну искренней. — Почему такая ассоциация? — осторожно спросил он, глядя на Тавана с нескрываемым любопытством. Тот звонко рассмеялся. — Потому что у тебя слишком доброе сердце для этого жестокого мира, милый. Ты веришь в него, думаешь, что нет ничего прекраснее этой жизни. И даже когда ты защищаешься или стараешься вразумить кого-либо, выпуская иглы, то не можешь никому навредить. Тебе не хватает жёсткости и необходимой жестокости. *** Черноволосый горько усмехается, с силой туша окурок в пепельнице. Отголоски тупой закоренелой боли снова напоминают о себе короткими вспышками в сердце. Урок, преподанный человеком, для которого подаренное парнем доверие было всего лишь инструментом, позволявшим играть Судьбами, делает Анакинна тем, кого побаивается даже собственный отец. Он по-настоящему, но справедливо жесток к людям, подозреваемым в каком бы то не было проступке. Кинн жёстко наказывает своих подчинённых, если они косячат, потому что от их просчётов зависит жизнь. И босса, и телохранителей. Но… потом господин Кинн всегда объясняет — почему, как и зачем? И, в отличие от двоюродных братьев и других банд, считающих людей пушечным мясом, он сам, если понадобится, станет телохранителем, закрывая телом от свистящих пуль любого из СВОИХ людей. Тогда Кинн клянётся себе, что больше никому, никогда не поверит. Но... Сердце мужчины пропускает удар, когда спины касается жар чужого тела, обдавая россыпью мурашек. Кинн немного вздрагивает от того, как широкая ладонь обвивается вокруг шеи, почти невесомо проходясь по ней и скользя к рельефной груди, по пути обрисовывая кончиками пальцев контуры ключиц. Кинн смежает веки и наклоняет голову в бок, подставляясь под неторопливые, вылизывающие поцелуи, ощущая ласкающие поглаживания твёрдых мышц грудной клетки, чуть покалывающие прикосновения к возбуждённым соскам, от которых Кинн негромко стонет, и едва-едва заметное движение руки, плавно спустившейся ниже, к резинке пижамных штанов. Халат благополучно валяется на полу, а мужчина, наконец, находит в себе силы повернуться лицом к лицу парня, так нагло нарушившего единение босса, и шепнуть в приоткрытые в немом вопросе губы, глядя в тёплую, искрящую созвездиями озорства темень. — Поцелуй меня, Порш, — в голосе слышатся нотки зарождающего пламени желания и воссиявшей с новой силой надежды. Так всегда, когда дело доходит до Порша. В нём Кинн находит покой, Кинн обретает уверенность в будущем, и Кинн учится снова доверять. Белозубая, полная нежного, такого необходимого для Анакинна понимания, улыбка посещает лицо парня, и он целует, сначала неспеша, обволакивая любимые уста, наслаждаясь их податливостью, а затем углубляя, горячо вылизывая идеальный рот и ловя довольное мычание. Они движутся к кровати, уткнувшись лбами, тяжело вздыхают воздух. Смуглая ладонь на белоснежной груди, Порш слушает мелодию сердца, сопровождающую их негласное танго, и ему хочется плакать от осознания того, что это прекрасное в своей чистоте сердце по-прежнему испытывает боль. Но..., сегодня всё прекратится. Он это знает. Кинн ложится на спину, любуясь взбирающимся на его бёдра Поршем. Он словно пантера: сильный, невероятно гибкий и изысканно утончённый. Его хочется облизывать, собирая крупинки Солнца с мягкой кожи, оставлять многочисленные засосы, чтобы они напоминали ему, насколько он любим Кинном. От губ Порша невозможно оторваться, черноволосый готов не дышать, лишь бы не покидать этих сладко-стонущих уст. Парень елозит, устраиваясь удобнее и разглядывая мужчину под собой, пока тот массирует обнажённые ягодицы. — Позволишь мне шалость? — шутливо жмурится, попадая в обжигающие объятия поднявшегося Кинна и дрожа от шелеста губ, мягко тронувших линию челюсти. — Всё, что хочешь. В эту ночь я — в твоей власти, — Порш тщетно пытается не расплескать к чёртовой матери остатки уверенности и тянется к тумбе. Прохладный гель покалывает горячие пальцы, парень заводит руку назад, потирая сжатый вход и осторожно растягивая тугие мышцы, смазывая и успокаивая. А лисьи очи неотрывно наблюдают за ласкающим себя Кинном, пересекаясь с жадным, потемневшим взором, выпивающим мелкими глотками каждую эмоцию, пробуя на вкус и ещё сильнее мучаясь от жажды. Терпение трещит по ебаным швам, стройные ноги крепче придавливают чужие бёдра к постели, пальцы рисуют на бледной коже памятный узор, вцепившись, словно за якорь, удерживающий убегающий в поисках свободы корабль, а пульсирующий от уже болезненного возбуждения член тонет в шершавой ладони, направляемый в нужное русло. Он входит медленно, настойчиво распирая горящие стенки, Кинн задыхается от неописуемой тесноты, не в силах шелохнуться от представшего глазам зрелища. Порш, опустившись до конца, замирает, стараясь глубже вздохнуть и расслабиться. Красивое тело блестит от пота, в тусклом свете одинокой лампы как будто вспыхивая внутренним сиянием. А затем Порш приподнимает бёдра, ощущая, как скользит по всей длине ствола, чуть изменяя угол проникновения. Постепенно, с очередным толчком, он ускоряется, и головка члена яростно молотит по чувствительному месту, заставляя гортанно стонать в рот ловящему каждое новое движение жалящим поцелуем-укусом Кинну, тогда как сам виновник жаркой пляски сам принимается вращать своими мощными бёдрами, чуть ли не держа парня на руках, неистово насаживая на себя, не забывая терзать клочки кожи царапающими ласками. Звуки шлепков теряются в симфонии стонов, разливающейся по всем уголкам спальни. И вдруг... Порш склоняется к губам Кинна, сквозь поцелуй говоря: — Скажи это, Кинн. Отдай мне всю твою боль и просто будь моим. Без сомнений. Без боязни. Пожалуйста...,— черноволосый знает, что значат эти слова. И долгое время остерегается допускать подобное, потому что ни в чём уверен. Он не может отпустить прошлое, ему кажется, что если сделает это, то опять начнёт совершать старые ошибки. Но сегодня... Глаза Анакинна светлеют, наполняясь гордостью и всеобъемлющей любовью. Он нежно улыбается, приближаясь к лицу Порша, и кивает. А потом вкидывается вперёд, и парень аж подпрыгивает на нём, обхватывая лицо обеими ладонями и не отпуская прямого, серьёзного взгляда, устремлённого только на него и, кажется, видящего его душу. — Я, — толчок, злой шёпот алых уст, перехваченный рванным от напряжения дыханием. — Отпускаю тебя, — стон, переходящий в крик, бешенные скачки и хватка до белых костяшек на карамельной коже. — Таван, — поцелуй, пахнущий отчаянием и восходящей на горизонте надеждой. — Отныне я клянусь доверять тебе, — объятия, удушающие, обласкивающие каждый дюйм дрожащего в предоргазменной истоме тела, и голос, шепчущий на ухо. — Потому что я люблю тебя, Порш, — так просто, так сладко, так естественно. Так долгожданно. Семя окропляет белесыми струями живот Кинна, и Порш валится на него, чувствуя разливающееся в нём тепло. Он счастливо лыбится, с трудом поднимая голову, чтобы посмотреть на Кинна. А в ответ на него смотрят сверкающие от облегчения, радости и безмерной любви глаза мужчины, только что понявшего одну простейшую истину:

Он любим. И он свободен.

Мне нужен кто-то, кто бы хорошо ко мне относился... Мне нужно, чтобы твои руки, любящие руки крепко меня обнимали... Мне нужны, мне нужны твои нежные губы, чтобы поддерживать меня, Обнимай меня, когда я рядом с тобой..