Белым облаком хотел бы ласкать твои плечи и губы, Научился б твои мысли читать словно маленький будда. Я бы в сердца твоего тайниках заблудился навеки. Я бы негой по-утру открывал твои сонные веки. Я хотел бы для тебя — стать всем. Или лучше мне тебя не знать, совсем.
Кинг… терпелив... Иногда Ыа поражается, как тот умудряется сохранять невозмутимость практически в любой ситуации. Не получается что-то на работе — не конец света, всегда можно довести дело до совершенства. Твой друг старательно выводит тебя на эмоции, пускай и неосознанно — вздохни поглубже, обними любимую колючку и осторожненько выясни причину столь бессмысленных стараний. Кинг сглаживает все острые углы одной лишь фразой: — Давай спокойно поговорим. Нам не нужны лишние ссоры, правда? — и Ыа замолкает, перестаёт пытаться играть в гнилые игры с открытым сердцем Кинга, и просто разрешает парню постепенно вытаскивать из головы все страхи, заставляющие Ыа защищаться тогда, когда никто даже не думает нападать. Кинг… внимательный и безгранично заботливый... — С Днём Рождения, Ыа! — перед его взором — прекрасный торт, радостно поблёскивающий свечкой и… самые красивые, пронизанные пониманием и заботой, глаза, в которых — лишь он. В такие моменты Ыа чувствует себя… особенным. В такие моменты он позволяет себе поверить в то, что в мире всё-таки существуют добрые, отзывчивые люди, и один из них освещает сумерки его израненной души умопомрачительной улыбкой. — Всё хорошо. Я здесь, с тобой, — Кинг горячий, его тепло захлёстывает Ыа с головой, окуная в ласковое пламя, тихонько щекочущее оголённые страхом нервы. Сгустившаяся вокруг парня тьма озаряется яркими вспышками, вибрирующими в такт ударам сильного сердца, и Ыа тянется, вжимается в гостеприимно раскрывшего объятия Кинга и засыпает, ощущая поцелуи в волосах. В Кинге Ыа находит защиту, в нём он получает заземление, которое так отчаянно ищет. Прикосновения Кинга… волшебны... Ыа боится сделать маленький вздох, не желая пропустить то чарующее мгновение, когда ладони Кинга медленно оглаживают каждый доступный им сантиметр, мягко и в то же время властно сжимают, массируют напряжённые мышцы, приказывая расслабиться и наслаждаться. И Ыа наслаждается. Он с тихим восторгом застывает, ощущая, как уходит давящая тяжесть дня, жизни, мира, точно растворяясь в этой необузданной нежности и оставляя только удивительную лёгкость. В теле. В голове. В душе. А потом Кинг наклоняется к нему, так что блестящая прядь чёрных волос щекочет порозовевшую щеку, и прищуривается с хитрецой, усмехаясь хищно и вызывающе. И Ыа принимает вызов, подчиняется душе, страстно жаждущей снова погрузиться в колыбель любви этого мужчины, где всегда тихо, тепло, безопасно. Он зарывается пальцами в шелковистые пряди, притягивая ближе, и дышит, дышит пряным дыханием, судорожно, почти до боли, цепляясь за плечи. — Я рядом, — так мало слов, так много смысла для охваченного страхом Ыа, который сейчас понимает, что больше всего на свете боится потерять Кинга. Что однажды ему надоест нянчиться с ним, и он просто… исчезнет… А Кинг сильнее вминает в себя, кожа к коже, сердце к сердцу, и целует, касаясь подрагивающих губ сначала почти невесомо, успокаивая, смиренно прося разрешения, а потом ласково углубляя поцелуй, убеждая не ужасаться будущего, которое никогда не наступит, а смаковать сладость настоящего. И Ыа смакует, ведёт кончиком языка по бархатной коже желанных уст, дабы затем жадно смять их, горячо отвечая. Ыа не может и не хочет оторваться от губ мужчины, и только когда начинает задыхаться, неохотно выпускает из цепкого плена, смотря на сыто облизывающегося Кинга, в глазах которого пляшут смешинки. *** Кинг знает, что имеет власть над телом, эмоциями и мыслями Ыа, но пользуется ею исключительно во благо возлюбленного. Слишком долго добивался его, малюсенькими шажками доказывая, что достоин доверия. И отныне никогда не разрушит то, что они вместе выстроили. Кинг любит наблюдать реакцию Ыа. Как тот сладко стонет, когда он ласкает губами извивающееся тело, слегка прикусывая чувствительные соски, с пошлым звуком всасывая и вылизывая. Как нервно елозит, едва утратив знакомое тепло и как буквально мурлычет от радости, стоит ему вернуться. Как запрокидывает голову, упираясь затылком в плечо, всем своим естеством умоляя терзать, кусать, целовать, слизывать солёную влагу, позволять прижимать к себе теснее, чувствуя, как путаются в изящных пальцах волосы, пока сам он красиво выгибается навстречу сильным толчкам, вжимаясь в грудь до жалобного треска. И как потом, нежась в постели, улыбается, сияя в тусклом свете лампы подобно закатному небу, и на робкий шёпот: — Я стану твоим ангелом, Ыа. Позволишь мне любить и защищать тебя? Отвечает, с трепетом целуя раскрытую широкую ладонь и поднимая полный обожания взгляд: — Ты уже мой ангел, Кинг. Всегда им был.Я стану твоим ангелом, я буду прилетать к тебе. Я стану твоим ангелом и в счастье и в беде. Я стану твоим ангелом, чтоб крыльями от бед укрыть. Я стану твоим ангелом, чтоб просто рядом быть...