Пособие как (не) нужно выполнять свою работу

      Юри весь в отчётах насчёт поставок, буквально завален ими, словно грудой камней, и это утруждает, тяготит и остальные глаголы, что могли бы описать его придавленное состояние. Как же порой сложно, когда такую работу некому доверить. А всё потому что слишком ценная информация хранится на этих треклятых бумажках. За неё буквально можно лишиться головы в пару мгновений.       Кацуки потягивается, разминаясь. Сидеть в одном положении очень утомляет, да и на теле сказывается не очень. Надо бы сделать разминку — думает он, но взгляд и внимание устремляются на шторы, в небольшую щелку между ними. А за окном, тем временем, виднеется лёгкий ветер, что гнёт ветки деревьев, и противный дождь, судя по всему недолгий, потому что тучи не сгущаются и даже видно лучи солнца, из-за чего образуется еле видная радуга.       Юри не любит дождь. До чёртиков ненавидит и всей своей душой хочет занавесить окна во всём доме, чтобы даже краем глаза не замечать этой ужасной сырости. Он хмурится, нервно постукивая ручкой о стол, дабы скрыть всю свою внезапно всплывшую неприязнь.       Юри вздыхает. Последние дни ему всё сложнее сдерживать волну кипящих в нём эмоций, они будто валом накатывают и давят, давят, давят… Словно хотят раскромсать черепушку бедного японца. И любая помеха может привести того в ярость. Возможно, дело в недосыпе. Да, скорее всего. Нужно лишь наконец выспаться и всё пройдёт. Это всегда так работало. Сработает и теперь.       Кацуки встаёт из-за стола, убирая ручку в тумбочку, тем самым окончательно заканчивая свою работу с бумажками. Завтра он к ним обязательно вернётся. Ноги несут его к полкам, на которые он кладёт очки, чтобы глаза наконец отдохнули окончательно после тяжелой работы в полу затемнённом кабинете. И Юри, наконец, покидает помещение в котором провёл бОльшую часть дня и чувствует невероятное облегчение. Вся тяжесть мира будто слетает с его плеч и от этого хочется чуть ли не урчать.       Юри проходит на кухню, параллельно что-то непринуждённо напевая. Мысль о том, что заслуженный отдых наступит с минуты на минуту, и он впервые за неделю сможет выспаться, наполняет разум последними частичками бодрости. Зелёный, заваренный еще утром, чай заливается кипятком, и Кацуки тянется за хоть чем-то съестным. Ладонь натыкается на ножку посуды, что сразу же притягивается к Юри. К своему удивлению в вазочке, что служит для сладкого лежат…       Пряники?       Кацуки смотрит на них, будто впервые видит. Не то чтобы это что-то удивительное, просто обычно там можно найти разные кексы и конфеты, но никак не пряники. Осознание приходит медленно, но верно, будто открывает ширму на сцене в театре.       Юри закрывает глаза, считая медленно до десяти. Только единственный человек во всем особняке способен на столь похабное отношение ко вкусам хозяина дома. И это был Никифоров. Личный охранник Юри. Правда почему-то сейчас его не было рядом. Обычно он снуёт туда-сюда вокруг Кацуки, что и должен в принципе делать, оберегая своего босса от возможной беды. Никифоров настолько бывает верен своей работе, что даже если они дома, и ничего не предвещает опасности, эта платиновая макушка всё ещё находится всегда неподалёку. Сейчас же он просто отсутствовал.       Юри напряжённо осматривает гостиную и ближайшие от него комнаты. Пусто. Странно, что он не заметил этого подозрительного отсутствия раньше. Хоть Виктор старается не мешать во время работы, но иногда проскальзывает в кабинет, чтобы принести чашку чая или кофе. Слегка улыбнувшись этой детали, Кацуки берёт пряник из вазочки и откусывает. Какая же гадость — всплывает в сознание мысль, когда на языке ощущается засахаренное приторное печенье. У Виктора отвратительный вкус.       Взгляд устремляется в окно, и Юри сначала распахивает глаза от увиденного, а потом жмурится, думая, что зрение его совсем подводит. Но нет, это определённо он. Как говорится, вспомнишь солнце, вот и лучик. На подстриженном газоне двора, в позе лотоса, сидела недавняя пропажа. В своём обычном костюме и туфлях, вовсе не жалея одежду, что по виду уже вся промокла. Платиновые волосы намокли и теперь казались темнее чем обычно, можно сказать, серыми. Голова охранника была поднята на небо. Неужели его так привлекла радуга, что этот недалёкий в дождь вылез на улицу?       Юри вздыхает, оставляя свой горячий чай с надкушенным пряником на кухне и выходит в коридор. У входа хватает зонт и после открывает дверь на улицу, выходя из уютного дома. Лёгкий ветер проскользнул за воротник, заставляя Кацуки вздрогнуть. Как же он ненавидит такую погоду. — Заболеть решил? — первый начинает диалог Юри, подходя с раскрытым зонтом к фигуре охранника.       Тот моментально оборачивается, смотря на своего босса завораживающим аквамарином глаз и в ответ на его реплику улыбается, будто Юри только что сказал банальную чушь. — Нет, я от такого не заболею. А вот вы вполне можете, — заметил таки, как Кацуки поеживается от любого дуновения, словно фарфоровый.       Юри лишь фыркает. С какой-то утратой смотрит на мокрые и грязные брюки работника и хочет просто не видеть этого ужаса: — Чего ты забыл на улице в дождь? — Ой, а я уж думал и не спросите, — очаровательная улыбка сияет на чужих губах, и Юри ловит себя на мысли, что не хочет отводить взгляд. — Да так, решил под дождём посидеть, освежиться. — И испортить одежду? — И испортить одежду.       Кацуки уже ничего не удивляет, он коротко и осуждающе смотрит, после чего протягивает свободную руку: — Пошли домой. Если ты сляжешь больным, я вычту это из твоей зарплаты. — Боюсь-боюсь, — дразнит Никифоров и принимает чужую помощь, вставая с мокрой травы и, наконец, направляется домой.       Юри цыкает, но уголки губ заметно приподнимаются. Видимо планы насчёт сна сдвигаются, ведь вторая кружка чая сама себя не нальёт, а противные переслащенные пряники, купленные Виктором у бабушки в ларьке, где-то в не очень популярном районе, не исчезнут в мгновение ока. Да и вид шмыгающего носом Никифорова, что отогревается у камина, пропустить будет очень жалко.