Пособие как (не) нужно выполнять свою работу

      Зол ли Юри? Да, определённо точно да. Но он не просто зол. Он находится на последней стадии своей ярости. Гнев буквально кипит в крови, в сознании, застилая перед глазами всё вокруг. Хочется рвать и метать, лишь бы заглушить эти волны эмоций. Хоть как-то облегчить жар в груди, что только нарастает с каждой минутой проведённой в своих мыслях и ощущениях.       Был ли Юри хоть раз настолько зол? Нет, определённо точно нет. Он мог дойти до точки кипения, разбить фарфоровую кружку, из-за чего потом появлялся ожог, ибо находящаяся в ней жидкость попадала на незащищенную кожу. Он мог кричать на сотрудников, увольнять их и даже угрожать им. Он мог ссориться с деловыми партнёрами в порыве гнева, да даже с тем же Чуланонтом. Но потом обязательно приходил в себя спустя полчаса, максимум час. Сейчас же время ни разу не помогало, а только усугубляло всё.       Юри сжимает руки в кулаки, смотрит напряжённым взглядом на отчёты, что хаотично лежат на журнальном столике и хочет их безвозвратно порвать, сжечь, а позже выкинуть. От накопившегося гнева дрожат руки, и в висках начинает неприятно пульсировать, только ухудшая ситуацию. Ещё не хватало головной боли, чтобы испортить этот день окончательно.       Что же такого колоссального произошло, из-за чего Кацуки теперь так зол? Ведь обычно, Юри представлял из себя само спокойствие, пускай иногда сильно натянутое и сдержанное, но спокойствие. Пошатнуть его мог не каждый, а вывести из равновесия и то единицы. Но день не задался с самого начала, начиная с пробуждения, заканчивая отвратительной работой некоторых персон, которые довольно быстро полетели вон с работы. Да и весь день продолжался будто кто-то специально измывался над ним, наложил чёрную полосу и считал забавным наблюдать, как Юри медленно, но верно выходит из себя. Палкой в колёсах стал ещё и Чуланонт со своими странными идеями. В хорошем настроении, Кацуки бы посмеялся, указал на все минусы данной затеи, но сегодня же японца еле хватило на то, чтобы не послать того куда подальше.       Тихий вздох — бесполезная попытка успокоиться — и на пол летит ваза, что находилась совсем рядом с Юри и попала под горячую руку. Звон и вид кривых осколков под ногами не дают ожидаемого спокойствия. Хочется разгромить весь кабинет, но вместо этого из застекленного шкафчика достаётся стакан и бутылка сакэ. Хочется уничтожить каждую плохо лежавшую вещь, но в голове пульсирует мысль, что это того не стоит. Нужно успокоиться, поднять себе настроение и расслабиться другим способом. ***       Поместье встретило Виктора пустынной тишиной. Весь персонал будто сбежал, и дом остался в полном одиночестве. За те два часа, что его не было, атмосфера дома словно накалилась и теперь придавливала своим молчанием. Тупое чувство тревоги скользнуло в сознании скорее не от наличия звенящей тишины, а от возможной причины её возникновения.       Мужчина прошёл вглубь поместья, осматриваясь на наличие хоть одной живой души, но никого не приметил. Зайдя на кухню, взгляд подцепил горничную и кухарку, что тихо перешептывались, низко наклоняясь друг к другу, чтобы услышать свою собеседницу.       Молоденькая горничная чуть ли не сразу заметила вошедшего Виктора, резко встрепенулась и облегчённо вздохнула, будто его появление спасло весь её род от вымирания. — Вы пришли, — начала было она, но достаточно пожилая кухарка шикнула, приложив палец к своим губам из-за чего девушка, будто опомнившись, прикрыла рот ладонью, испуганно-извиняющим взглядом смотря на собеседницу. После чего продолжила еле слышным шёпотом. — Виктор Сергеевич, где же вы так долго были? Тут весь дом уже шагу ступить боится.       Никифоров чуть хмурится, смотрит на пакет с одеждой и взглядом показывает горничной, в чем причина его опоздания. — Кацуки Юри забыл забрать свою одежду у портного, поэтому отправил меня. Но в итоге мне пришлось задержаться из-за перепутанного заказа, — отвечает так же шепотом Виктор, находя в этом некую необходимость.       Горничная понимающе кивает, а кухарка тяжело вздыхает, покачивая головой. — Ты, Вить, сходи, успокой, — женщина взглядом показывает в сторону кабинета Юри, давая понять, кого именно нужно успокоить. — Он с самого утра нервный. Завтракать отказался, как приехал с работы домой без тебя, так по-увольнял половину людей без разбору. Тут только прятаться и оставалось. — Жаловалась кухарка полушепотом, не забывая охать и разводить руками. Её и без того тонкие губы вовсе превратились в линию, выдавая волнение женщины.       То, что утро у Юри не задалось, было видно сразу. Не все замечают его сосредоточенно-напряжённый взгляд во время того, как Кацуки что-то бесит, но когда работаешь бок о бок, начинаешь замечать даже такие мелкие детали, как чуть нахмуренные брови или небольшая резкость в движениях. Пускай даже малейшая, это не остаётся без внимания Виктора.       Никифоров предлагал отдохнуть или вычеркнуть пару встреч из их сегодняшнего плана, но Юри упёртым бараном настаивал на своём. Несомненно, лёгкое волнение крутилось в голове, но поделать с этим Виктор ничего не мог. Что уж говорить, Юри даже отказался пообедать в их месте, хоть ранее и не отказывался от такого, даже при плохом настроении. Оставалось лишь надеяться на сдержанность Кацуки. Но, к сожалению, тот послал её в глубокие дебри вместе с самообладанием.       Виктор благодарно улыбнулся своим собеседницам одной из своих самых обаятельных улыбок: — Спасибо, что просветили в недавние события. Не волнуйтесь, я сейчас же направлюсь к Кацуки.       Молодая горничная заметно стушевалась, переводя взгляд вниз, на столешницу, а кухарка наигранно закатила глаза, беззлобно улыбнувшись, а затем, заметив реакцию своей собеседницы, толкнула её несильно в плечо, взглядом показывая ей на что-то. И та, видимо, её отлично понимала без слов с помощью этих «гляделок».       Виктор не стал разбираться в их языке взглядов и поспешно ретировался из помещения, прикрыв за собой дверь, и направляясь к офису Юри. Удушающее волнение и лёгкий страх заскреблись поперёк горла, отвлекая от мыслей.       Виктор сам не понял, как смог так быстро оказаться у деревянной двери, из-за чего стоял теперь, как вкопанный, словно замер в ожидании чуда. За дверью было подозрительно тихо, что только напрягало. Нужно было действовать.       Никифоров постучал три раза в дверь и без какого либо приглашения вошел внутрь, мгновенно осматриваясь. На полу лежали осколки какой-то посуды, одно из кресел было перевернуто, а рядом с журнальным столиком красовались несколько пустых бутылок от сакэ. Сам виновник беспорядка вальяжно сидел на диване, держа возле себя на треть пустую бутылку виски. Увидев своего охранника, Кацуки широко улыбнулся, будто только его и ждал. — Ви-и-итья, — протягивая гласную, промурлыкал Юри с сильным акцентом. Сейчас он выглядел до невозможности добродушным, что в купе с запуганным персоналом не предвещало ничего хорошего. — Мне так ску-у-учно было без тебя. Развлеки меня.       Не смотря на пьяную улыбку и общий вид, тон был явно не дружеский. Скорее наоборот, чуть капризный и повелительный. Значит просьбой это не было.       Приказ.       Виктор не понимающе смотрит на японца. Он охранник, ни разу не клоун или какая-нибудь мартышка. Из-за этого в груди неприятно кольнуло, будто его унизили. Ну или понизили, тут как посмотреть.       Из головы моментально, будто по щелчку пальцев, вылетают все анекдоты, что знал Никифоров. Виктор старается припомнить хоть обрывок фразы, первую строчку, но мысли путаются, превращаясь в бесформенный комок. Единственное, что он может выдать сейчас, это рандомный набор слов, не более, и это навряд ли развеселит Кацуки. Повисла тишина. Ожидающе-напряженная. И Виктор всем своим нутром чувствовал, как каждая секунда без какого-либо звука ставит его в худшее положение.       Но глупое молчание продолжалось недолго. Юри устал ждать. Недовольно цокнув, он достал пистолет и кинул его в сторону охранника. Виктор рефлекторно, словно вышел из транса и плена своих мыслей, поймал оружие, после чего повертел его в руке, как бы оценивая. — Зачем? — непонимание всей ситуации душило и охранник чувствовал себя маленьким мальчиком, которому нужно всё разъяснять на пальцах. Собственная глупость и данное сравнение раздражало, оседая горечью на языке. — Выстрели себе в висок, — беззлобная улыбка вновь появилась на чужих губах, наблюдая, как сильно распахнулись глаза Никифорова.       По спине пробежался табун мурашек, заставляя вздрогнуть. Виктор сжал пистолет в руке и попытался осмыслить логичность данной ситуации. Сердце сделало пару переворотов за это мгновение и готово было выскочить из груди, проломав рёбра. Это шутка? Взгляд мельком с оружия переходит на чужую расслабленную фигуру. Лицо Юри — полное спокойствие и уверенность в своих словах. И из-за этого ситуация всё больше приобретает серьёзность… он правда должен это сделать? Юри и вправду этого хочет? Это такой новый способ увольнения?       А тем временем Кацуки выжидающе продолжал смотреть за гаммой эмоций, что легко можно было прочитать на чужом бледном лице. Недоумение, отрицание, страх, возможно даже некая злоба. От этой картины уголки губ с каждой секундой приподнимались выше.       Виктор еще раз взглянул на заинтересованного Юри и зажмурил глаза. Быстрое движение руки, и щелчок нарушил, наконец, молчание. ..?       Кабинет залился чужим смехом, как только Никифоров раскрыл глаза и уставился на пистолет. Казалось, ещё чуть-чуть и Кацуки упадёт с дивана, хватаясь за живот от собственного хохота. На уголках глаз образовались выступившие слёзы, которые японец поспешно вытирал. — Видел бы ты своё лицо! — продолжая чуть ли не задыхаться от смеха, проговорил Юри, показывая пальцем в сторону Виктора. — Я хотел оставить эту шутку на какую-нибудь домработницу, что первая зайдёт сюда, но ты всех опередил.       Никифоров с лёгкой нескрываемой обидой глядел на Кацуки, поджав губы. Скрестил руки на груди, ощущая склизкое чувство от чужого смеха. Чуть трясущиеся руки сжались в кулаки, и Виктор наконец выдохнул. Это всего лишь шутка. Хоть она и не была самой удачной, а даже обидной, охранник не мог сдержать тихого фырканья, смотря на искреннюю улыбку Юри. Да и ситуация уже не казалась такой уж ужасной — мало ли что взбредёт в мозг пьяного человека. Но осадок от всей сцены остался где-то полу потушенным угольком. Виктор всё ещё чувствовал себя циркачом, что неправильно выполнил свой трюк, из-за чего поднял себя на смех людям. — Ох, ками-сама, ты прелесть, — успокаиваясь от приступа хохота, промолвил Юри, доставая вторую рюмку и наливая в обе терпкий алкоголь. — Садись.       Кацуки хлопает рядом с собой, весьма дружелюбно улыбаясь. На его щеках горит хмельной румянец, и Виктор не может отказаться от столь заманчивого предложения, поэтому послушно садится. ***       Пить на работе нельзя, но Юри настаивает, называя это «маленьким исключением» и подмигивает. Виктор в принципе много и не пьёт, чего не скажешь о его собеседнике, которому на утро, по прогнозам Никифорова, будет очень — очень плохо. Но японец лишь машет рукой, отнекиваясь от данной темы. Сейчас его не волнует что будет завтра.       Когда же в бутылке остаётся не так много виски, Юри опирается о плечо Виктора, утыкаясь в него и что-то пьяно бормочет. А через мгновение до слуха платиноволосого доносится чужое мирное сопение.       Облегчённый вздох слетает с бледно-розовых губ, и Никифоров выжидает пару десятков минут, после чего аккуратно устраивает Юри на диване. Плед Виктор взял из ближайшей гостевой спальни, после чего поплёлся за веником. Осколки всё ещё находились на полу, и от них нужно было в срочном порядке избавиться.       Убираться приходилось очень тихо, дабы не разбудить виновника всего беспорядка. И из-за этого наведение порядка заняло больше времени, чем планировалось изначально. Наконец, все было убрано, и Никифоров поспешно вышел из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь.       Пока Виктор идёт по коридору дома, мозг обрывками показывает сегодняшний случай, разговоры и пьяный смех Кацуки. Его мутный взгляд глаз спелой вишни в шоколаде, лёгкие шутки в адрес охранника, мягкие подушечки пальцев, что иногда в случайном жесте касались оголенной бледной кожи. Никифорова в такие моменты чуть ли током не прошибало. Вид такого расслабленного Юри грел сердце, и с груди будто спадали тяжелые камни волнения и беспокойства, устраивая на своё место щемящую нежность и безграничную верность.       Был ли Виктор и вправду готов умереть по приказу Юри, пускай и так глупо, почти по собственной воле, наложив на себя руки? Да, определённо точно да. Никифоров настолько в этом уверен, что ощущает легкий дискомфорт от подобных мыслей. Но если будет выбор, то…       Виктор без малейших сомнений сделает его в пользу Юри.