Черные Кудри | Белые Ромашки

– Я никогда... не пытался спать с когтевранками, – говорит Винсент и не врет. Он не спал и вряд ли будет. Он для них глуп – Нотт знает это наверняка. Пьет только Блейз. Остальные не пьют. Блейз глазеет на Грегори, потому что Грегори врет. И Нотт знает это наверняка. – С когтевранками спать нельзя, – говорит Малфой. Он раздражен, но расслаблен. Нотту нравится смотреть на внутреннее сопротивление алкоголя и гордости. – Да блин, – Грегори сдается. Делает большой глоток, потому что Лайза Турпин отказала ему. Она – когтевранка. На самом деле, Нотт догадывается, что Лайза – худший из вариантов. Но Грегори влюбленный дурак. Или просто дурак и влюблен – кто его разберет. – Они на голову больные, – соглашается Винсент. Его обожженная адским пламенем щека багровеет. Винсенту нельзя много пить – он на исправительном сроке. – Все лучше, чем пуффендуйки, – Блейз дергает плечом – послевоенная привычка. Он тянется за новым шотом, но не может – его заносит в бок, прямо на Гойла. Тот изрыгает недовольное проклятье. Нотт усмехается. Драко недоволен, потому что Сьюзен Боунс пришлась ему по вкусу; она – пуффендуйка. Он намекает на это, закатывая глаза. – Да ладно тебе, нарциссик, – Блейз смеется – наигранно и пьяно. Это их четвертый круг. Или пятый. Нотт не помнит, потому что забылся – а не стоило. Сейчас было бы проще наблюдать. Но он знает, что скоро станет легче; он больше не пьет, потому что не играет. Крэбб икает и заваливается на Гойла с другой стороны. Раздается оглушительный хохот. – Потише можно? – недовольно пищит Пенси из дальнего угла. Она пытается заниматься – облизывает пальцы, перелистывая страницы и постоянно вертит головой. Нотт знает, на что – точнее, на кого – она смотрит. Но тот самый этого не замечает. – Прости, Пенс, – отзывается Винсент. Она ему небезразлична, но он ей как по одному месту. Она тоже закатывает глаза – копирует привычки Драко – и фыркает. Заправляет за ухо короткую прядь – показательный жест, потому что волосы тут же распадаются. Высокомерия Пенси не лишила даже война. – А ты, Тео? – Блейз прищуривается. – Что я? – непонимающе вскидывает брови, притворяясь глупым. Он все понимает, но зачем ему это? Гораздо забавнее наблюдать со стороны. – Когтевран, пуффендуй? – смакуя, поясняет Забини. Малфой одаривает Нотта многозначительным взглядом. – Дафна, – кричит Тео через плечо. – У нас вчера был когтевран или пуффендуй? Гринграсс, должно быть, заливается краской. Пенси швыряет в Нотта тетрадь, но промахивается. Раздается очередная волна хохота. – Как на счет гриффиндора? – спрашивает Винсент. – Скучно, – отзывается Драко. Он сводит брови, совсем как аристократ. Нотт отмечает про себя, что до войны это «скучно» звучало бы как «мерзко». Нотту нравится, что Малфой следит за языком – в коем то веке. – У Анджелины были неплохие сиськи, – Блейз расплывется в улыбке, как кот. Он перебрал уже давно, но торкнуло его только сейчас. – Жаль, что она закончила раньше. – У Ромильды улыбка прикольная, – замечает Винсент. Нотт понимает, к чему клонит друг. – Фу-у, – плюется Блейз. – Она же плоская! – А тебе лишь бы было за что потискать, – Крэбб злится. – Мой милый Крэббби, сейчас я расскажу тебе секрет идеальных отношений… – Забини думает. Должно быть, его мозг слишком устал. – Нет, не расскажу. Давай, Нотти, жги. Теодор вскидывает брови – он не ожидал, что его снова заметят так быстро. Он находится в опасном положении: Дафна все еще сидит позади. Он чувствует, как она пилит его спину ревностным взглядом. – Главное – вовремя ее подкармливать, – высокопарно заявляет он. Сверло между лопаток остывает. – Понимать, замечать и любить, – громче добавляет он. Гринграсс отворачивается; Драко прыскает смехом. – Главное вовремя ее отлюбить, – глаза Блейза закатываются, и он сползает по спинке дивана. – Вовремя и качественно, – добавляет Гойл. Но Нотт не особо ему верит, потому что с Лайзой это не сработало. – С Лайзой это не сработало, – озвучивает Малфой. Тео улыбается ему с обожанием: только Драко умеет читать его мысли. Блейз разрывается от смеха; наверное, его стоит проводить в постель. – Лайза просто не успела вкусить мои прелести, – Грегори обижен. – Вот именно вкусить? – издевается Крэбб. Блейз укатывается под стол. – Какие же вы мерзкие! – выкрикивает Дафна и громко отодвигает стул. Ножки скребут так, что душа складывается пополам. Нотт одаривает ее виноватым взглядом, но она все равно уходит. Наверное, ему стоило пойти за ней. Но он все еще пьян. – Наверное, тебе стоило пойти за ней, – озвучивает Пенси. Она не умеет читать мысли, но продолжает подражать Драко. Ей Теодор не улыбается. Паркинсон уходит вслед за подругой. В гостиной становится душно. – А Лаванда Браун? – невзначай продолжает Крэбб. Он как будто не видел остросюжетной драмы секунду назад. – Лаванда? Она же трахалась с Уизли, – кривится Малфой. Ненависть к рыжим волосам у него в крови – Нотт это знает, но не разделяет этих чувств. Иногда такое – несогласие между ними – случается. – Ну и что, зато у нее кудряшки прикольные, – Винсент трясет головой. – А у Патил прикольная серьга в носу, это же не значит, что я должен ее… – фыркает Забини. Он все еще пытается усесться обратно, но алкоголь в крови играет в «убей крота» с его вестибулярным аппаратом. – Ладно, – Малфой разминает шею. – Хуже, чем Грейнджер там никого нет. Нотт напрягается. – А чем она плоха? – спрашивает он. – Тем, что недоступна? – ухмыляется. – Что за херня, Тео? – Драко выгибается, чтобы подарить ему странный взгляд. Огневиски проливается на его черные брюки. – Тело как тело, – Тео пожимает плечами, чтобы не думали лишнего. Ему просто забавно; Грейнджер – забавный персонаж. – Согласен, – Блейз укладывается калачиком около Винсента. Тот продолжает тереться о Грегори. – Она отбитая, – Драко оставляет в покое брюки и салфетку. Откидывается на спинку. – Гадкая всезнайка. Теодор снова улыбается – в том году «гадкая» звучало бы матерно. – И она спит с Уизли, – добавляет Малфой. Он определенно не любит шотландцев. – Спит, потому что не знает ничего лучше, – подмечает Тео. Забини странно хихикает. Словно он может лучше, чем Уизли. Нотт не уверен, но проверять не хочется. – Не знает, потому что они стоят друг друга, – Малфой почти засыпает. – Между ними даже Гойл не вклинится. Нотт снова отрешенно усмехается. Но его вдруг одолевает любопытство, и он думает над словами Драко. А может, Уизли действительно настолько хорош? Утро начинается дико, и дело не в головной боли. Ее Нотт перетерпит, а вот полуголую Дафну под боком – вряд ли. Он тихо фыркает и пытается вспомнить, откуда она взялась. Балдахин кровати задернут и, судя по свечению, укрыт защитными чарами. Гринграсс ежится, как котенок; и Нотт вспоминает, почему он никогда не воспримет ее всерьез: из-за таких фокусов. Она лениво открывает один глаз. – Доброе утро, сладкий мальчик, – протягивает она. Он улыбается, он пытается быть нежным; он подпирает голову рукой и смотрит на нее сверху вниз. Она красивая, Нотт не спорит; ей подходят голубые миндалевидные глаза, новая стрижка и наращенные ресницы; ей подходит красное кружево и плавные изгибы. Она не подходит Нотту. – Доброе, – мурлыкает он в ответ. Он обращает на нее внимание, он пытается быть нежным; но проваливается. – Ты не рад, мой зеленоглазый мальчик? – она изображает печаль, но Теодор знает: она – прекрасная актриса. – Тебе? – он касается ее лица свободной рукой. Ему нравится ее гладкая кожа и идеальные губы; ему не нравится ее запах. Она слишком резкая для него. – Рад, – он врет, но она покупается. Она всегда покупается, а он всегда врет. Он не может по-другому; а кто сможет? Только не после всего, что он пережил. Он проводит пальцем по ее нижней губе, и она прикрывает глаза. Трясется – ей нравится находиться рядом с ним; ему нравится, что рядом кто-то находится. – Дафна, – зовет он. Мягко и ласково – так, словно он когда-то сможет ее полюбить. Или хотя бы узнать получше. – М-м? – Сыграем в игру? – он спускает одеяло чуть ниже ее бедра. Она замирает. – Мы играем по правилам? – спрашивает. Дрожит, но наигранно – Нотт понимает это по голосу. – Да, – отвечает он и наклоняется к ее уху. Теперь она дрожит по-настоящему. – Игра называется: сегодня я сплю в своей постели. Дафна открывает глаза и шарахается. Смотрит так, будто видит впервые. Она всегда так смотрит, когда ей что-то не нравится. Тео поражается этому мастерству; ему любопытно наблюдать. – Ты снова шутишь, да? – злится Дафна, ее щеки розовеют. – Нет, я серьезно, – он откидывается на подушки, подкладывает руки под голову. Сегодня у него нет настроения участвовать в ее спектакле. Она разоблачает этот план безразличия – на это ей хватает хитрости. Выползает из-под одеяла и движется к нему. Ей недалеко – его кровать маленькая, а у нее длинные ноги. Она добирается до цели и оказывается сверху, цепляется коготками за его синюю футболку. Начинает утробно мурчать. – Давай сыграем в другую игру, – шепчет она. Прижимается к Нотту грудью, и он мысленно просит ее не снимать белье. – В какую? – его руки все еще под головой. Она начинает елозить. – Убеди Дафну, – она оттягивает ворот его футболки; хитро улыбается. Он улыбается в ответ. Убеди Дафну придумать себе занятие. Убеди Дафну найти себе постель. Убеди Дафну уйти. – Убеди Дафну, что профессор Бабблинг не даст ей закрыть семестр, если она не перестанет прогуливать, – отвечает он. Приглушенно смеется, потому что ему смешно. Гринграсс меняется в лице, но продолжает двигаться. Его тело предательски реагирует, и она победно вскидывает подбородок. – Не нужно об учебе, малыш, – ее голос сбивается, она начинает дышать обрывисто. – Вы столько выпили вчера, что сегодня нужно отдохнуть. С-совет… доктора. – Решила стать моей мамой? – он усмехается. Берет ее руками за бедра – его терпение иссякло. Двигает ее быстрее, и ей нравится. – Кем угодно, – она облизывает губы. – Мне надеть винтажное платье? Он замирает – на миг – и скидывает ее с себя. Сердце сжимается, но Нотт спокойно выдыхает. Хмурится, отбрасывает кудри со лба. Тело все еще предательски напрягается, но он не обращает внимания. – Т-тео, – Гринграсс тянется рукой, но тут же одергивает себя. Обжигается о его взгляд. – Я ведь не э-это имела в виду… Она растеряна, она напугана; Нотт знает, что она не сделала ничего. Ничего, чтобы он так резко отреагировал. Но он опаздывает на урок, ему нужно успеть собраться, а Дафна сама по себе не уйдет. – Увидимся позже, – его лицо разглаживается. Он снова спокоен. – Я… мне уйти? – Можешь остаться, – он пожимает плечами. – Тогда увидимся после уроков. Она хмурит тонкие брови – злится; он это знает. – Ты дашь мне футболку? Моя одежда осталась в спальне, – просит Гринграсс. Нотт смотрит на нее с недоверием. – Нет, – отвечает. – Она моя любимая. А ты – нет. Но этого он не говорит. Не вслух. Дафна не глупая девочка, она и так поймет. В столовой душно и шумно, пахнет едой. Нотту это не нравится, не сегодня. Его все еще подташнивает, и он не может смотреть на вареные яйца. Смотрит на Драко. Тот сам как вареный, как яйцо. – Теодор! – кричит Винсент. Он вбегает – вваливается в столовую. Наверное, у него тоже кружится голова. – М-м? – Нотт вскидывает брови, но не поднимает голову. Крэбб наваливается на стол перед ним. – Дафна раздела меня! – он не кричит, но Блайз морщится. – Можешь не орать? – шипит Забини и потирает виски. Теодор вытягивает губы в трубочку, лениво тянется к жаренному тосту. Он еще не знает, хочет ли завтракать. Наверное, нет. – Она буквально стянула с меня халат, когда я вышел из душа! – продолжает буйствовать Винсент. Тео косится на него и вздыхает. Чего он разнервничался? Пусть спросит у Дафны. – Спроси у Дафны, – отвечает за него Драко. Нотт благодарно ему кивает. Драко знает, когда нужно говорить. Крэбб пихает Забини – у того изо рта выпадает кусочек пирога; они начинают цапаться. Теодор скучает. Насыпает сахар в стакан и смотрит, как тот растворяется. Нотту хочется подумать о великом, но мысли путаются; он помешивает воду чайной ложкой. За соседним столом раздается громкий девичий смех – смеется Джиневра Уизли. Она всегда смеется громко и бесстыже, и вокруг нее всегда крутится кучка одержимых фанатов. Особенно теперь, когда святой – так до сих пор говорит Драко – Поттер сделал ей предложение. Нотт вскидывает брови, он недоволен. Все эти после-победные фанфары, празднования и переизбыток внимания действуют ему на нервы. Но он спокоен; молчит и продолжает размешивать сахар. Рядом с Джиневрой сидит ее брат, еще парочка гриффиндорцев и назойливый Колин Криви. Нотт знает мальчишку – тот пытался тайно фотографировать слизеринцев после возвращения в Хогвартс. Криви получил оплеуху, Крэбб и Блейз – предупредительный выговор; теперь все довольны. Мальчик-который-победил сидит спиной. Теодор узнает его по неопрятной прическе и кривит губы: Поттер мог бы выпросить расческу на день рождения. Нотт щепетилен – всегда одет с иголочки, Нотт неряшлив – никогда не выбирает, что надеть; но ему повезло с кудрями. Поттеру не повезло не только с прической. Теодор тихо усмехается этой мысли. Сахар превращается в сладкую дымку, которая кружится, завивается, расплывается, блуждает в стакане. Слева от Поттера сидит нечто – почти такое же кудрявое, но чересчур. На волосах обзор заканчивается, и Нотт снова вскидывает брови. Он знает, что это Грейнджер потому что проучился с ней почти восемь лет и потому что слышит ее голос. Но он не знает о Грейнджер ничего. – Дырку сверлишь? – спрашивает Драко. Теодор переводит взгляд на воду: сладкие капли искрятся на столе. – Медитирую, – он растягивает губы в улыбке. Малфой пожимает плечами: медитируй, если хочется. Драко никогда не задает лишних вопросов. Не после того, как они вернулись обратно. Нотт знает, что Драко не хотел возвращаться; но выбора у них не было. Точнее, был, но кто-то обмолвился, что в Азкабане не работает отопление и завтрак такой себе. Поэтому они вернулись в школу. В Хогвартсе вкусно кормят. Дафна обвивает шею Тео и прижимается губами к его уху. Винсент начинает недовольно жестикулировать, мол, верни халат. Дафна говорит, что оставила его в мальчишечьей спальне. Нотт надеется, что она оставила там только халат; в прошлый раз ему пришлось возвращать ей бюстгальтер. Он думает о том, что Гринграсс не хватает внимания. – Тебя Астория спрашивала, Драко, – невзначай вспоминает Дафна. Пенси сидит напротив и доедает омлет, но перестает жевать и кривится. – Пересоленный, – оправдывается она, но всем все равно. – Я после уроков ее найду, – Малфой кивает. – Что у нас первым? Руны? Теодор любит руны, он почти что сходит с ума по этим забавным закорючкам. Драко не разделяет этой любви, и его не переубеждает даже заманчивая возможность познать будущее. Малфой не верит в эту чепуху. И в будущее тоже не особо верит. «По вере вашей да будет вам», – как-то усмехается Нотт, но Драко не смеется. И Теодор больше так не шутит, чтобы ненароком не задеть чувств верующих. Они садятся за последнюю парту. – Нотти, – шепчет Забини. – Дай списать. Нотт закатывает глаза, но не может сдержать улыбки. Кивает на Драко, который строчит домашнее задание. Домашнее, не для того, чтобы делать дома, а потому, что его одомашнили. Странная мысль. Нотт трясет кудрями. – Нарциссик, – Блейз жалобно поджимает губы. – Отвянь, Блейз, – ругается Драко. – Нужно было самому делать. Внимание Теодора привлекают вошедшие: это Грейнджер, Поттер и оба Уизли. Девочка утаскивает за собой жениха, они уединяются за партой по левую руку. Мальчик-Уизли же что-то увлеченно рассказывает своей пассии. Грейнджер слушает, у нее горят глаза, губы мягко изгибаются в улыбке; но тонкие пальцы крепко сжимают тетради – Нотт почти сразу подмечает волнение. Или, может, раздражение. Теперь он видит ее спереди: на ней надета серая жилетка, из-под которой выглядывает белый ворот рубашки; черные колготки и серая юбочка. Короткая юбочка – смелее, чем Теодор помнит. Уизли прекращает болтать и пытается разыграть из себя сердцееда – заправляет кудрявую прядь за девичье ухо. Но Рональд – неловкий и смущенный, а кудри Грейнджер вьются, путаются и живут своей жизнью. Он проваливает миссию: прядь снова падает ей на глаза. Она одобряюще улыбается, мол, попытка засчитана. – Какая гадость, – изрекает Малфой и он явно не про цвет волос гриффиндорца. Возможно, дело вовсе не в шотландцах. Нотт мысленно представляет, как изящно можно подкрутить прядку Грейнджер у виска. Он знает, как легко усмирить кудри. Гриффиндорка вдруг останавливается и хлопает себя по лбу. Теодор не слышит всей фразы, но разбирает суетливое «…забыла» и «две минуты, сейчас вернусь». Она выбегает из класса, а Уизли как ни в чем не бывало подсаживается к Симусу Финнигану. Нотт не сдерживает усмешки: предусмотрительность Уизли тусуется вместе с его романтической натурой. И ни той, ни другой с ним сегодня явно нет. Тео отсчитывает две минуты, пока Малфой продолжает выписывать руны, и встает из-за стола. Неторопливо подходит к двери, словно проверяет нет ли в коридоре учителя. Конечно нет. Бадшета Бабблинг постоянно опаздывает. Зато по коридору бежит Грейнджер: слегка растрепанная, с розовыми щеками. Красно-желтый галстук болтается на груди. Она сжимает в руках книгу и выглядит до умилительного взволновано, и Нотт улыбается – ему нравится смотреть на красивых людей. Тео оборачивается лишь на миг: Дафны в классе нет, Малфой и Забини о чем-то спорят, а Уизли жужжит в уши Финнигану. Внутренний дьяволенок сбрасывает ангела в бездну плутовства, и теперь улыбка на его губах – хитрый план. Он дожидается, когда она подойдет совсем близко, и перекрывает ей путь. Грейнджер почти что налетает, но успевает остановиться. – Извини, – мямлит она, бросает на него мимолетный взгляд – в янтарных глазах удивление, – и пытается обойти. Теодор играет роль бесподобно. Он развлекается, веселится, забавляется и угадывает ее мысли. Она подается влево – он вправо; она делает шаг вправо – он влево. Она хмурит широкий лоб, и его украшают мимические складки. Нотт делает свои выводы: Грейнджер эмоциональна и артистична. И ему становится еще интереснее. – Извини, – снова выдает она, но она раздражена. Он понимает, что переигрывать нельзя, и отступает. – Прости, так неловко, – мурлычет над ее ухом, когда она проскальзывает мимо. Дальше разворачивается душещипательная картина: Грейнджер сверлит взглядом Уизли, тот осознает совершенную ошибку. Хочет встать, но видит, что свободных парных мест не осталось. Только одно – рядом с Гойлом. Тео думает, что на месте Рональда он, наверное, пересел бы к Гойлу. Но он не на месте Рональда – и слава Богу. Было бы некомфортно. Нотт возвращается за парту. – Охотничьи инстинкты, Тео? – шепчет Малфой. Нотту не нравится, что его сравнили с животным, но Драко наблюдателен. Почти так же наблюдателен, как и он сам. – Любопытство, – отвечает. И смотрит, как Грейнджер сдерживает эмоции: ее каменное лицо не выражает ничего, кроме «у тебя месяц воздержания, Рональд Уизли». Хотя, скорее всего, они не близки. Нотту нет дела. – Нахрен она тебе? Она одержима мужчиной мечты, – язвит Малфой и продолжает: – Уизли настолько слепой, что, переспите вы за соседней партой – он не заметит. – Она слишком принципиальна, – Нотт качает головой. – Принцип – дело привычки. А привычки, как известно, переменчивы, – Драко вскидывает бровями. Нотт с ним не согласен, но не успевает об этом сообщить: профессор Бабблинг влетает в класс. – А вообще, это даже интересно, – шепчет Драко, когда от урока проходит половина. Нотт не сразу понимает, о чем он. – Грейнджер, – поясняет Малфой. – Интересно, сколько времени понадобится прежде, чем она сломается? Золотая девочка – ветеранка войны, как никак. Теодор фыркает. Профессор скребет мелом по доске, потому что самопишущему заклинанию, она, видимо, не обучена. – Смог бы увести ее у рыжего? – не унимается Драко. – Нахрен она мне? – отзывается Нотт. Он пытается концентрироваться на новой теме, потому что он чертовски любит руны. Но Драко руны терпеть не может, и теперь страдает херней. – Да тебе не сдалась. Я про то, чтобы вклиниться между ней и Уизли. Один поцелуй, сможешь? – Драко, – Тео сладко улыбается – наиграно. – М-м? – Завали, пожалуйста. Я не слышу объяснений, – и он продолжает скрести кончиком пера по шершавой бумаге. Зачем ему сдалась Грейнджер? Как будто его подпустят к ней ближе, чем на вытянутую руку. Его, сына Пожирателя, слизеринца и протеже Темного Лорда по совместительству. К золотой девочке Поттера. Скорее, в Азкабане начнут подавать десерт. Перо вдруг соскакивает, когда его голову посещает мысль, и Тео кривится. Как будто он будет спрашивать разрешения. Захочет – подойдет; заговорит, рассмешит, сделает комплимент и заправит за ухо прядь. Другое дело, что она ему не сдалась – ему хватает голой Дафны через день. Голую Грейнджер он просто не вывезет. Да и Винсент ей свой халат не отдаст. Воскресенье становится персональным ночным кошмаром: студенты наполняют задний двор и среди них первые, вторые и третьи курсы. Тео стонет, когда Дафна тащит его за руку по коридору, потому что посещение Хогсмида обязательно для всех. Как будто если он выпьет сливочного пива, с него снимут клеймо участника войны. «Дети воспитывают в нас любовь и терпение», – говорит МакГонаглл. Нотт ей не внимает: терпение в нем тренирует Гринграсс, а до любви он еще не созрел. Малфой и Забини плетутся следом; они не выглядят довольно, но хотя бы не подвергаются моральному насилию. Нотт знает, что Дафне нравится думать, будто она доминирует. Маленькие студенты – совсем еще глупые, шумят и суетятся. Должно быть, обсуждают первый поход за пределы школы. Или радуются, что неделя закончилась. Или переживают, что их сопровождают слизеринцы. Но не все здесь ненавидят детей Пожирателей: маленькие змееныши смотрят на пришедших старших с восхищением. – Не обольщайтесь, детишки, с нами не будет весело, – говорит Пенси и косится на МакГонагалл. Директриса суетится вокруг пуффендуйцев. – С Пенс может и не будет, – тихо шепчет Нотт и подмигивает, и девочки-пятикурсницы рядом с ним хихикают. Дафна одаряет их странным взглядом. Хогсмид украшен тыквами, украшен пугалами, украшен привидениями и костями – Хэллоуин давно прошел, но волшебный мир соткан из лени. Слизеринцы стараются держаться поодаль, но МакГонагалл постоянно оборачивается. Теодора веселит то, с каким пристрастием она следит за ними. Как будто они решат сбежать или – еще забавнее – начнут вербовать первокурсников для борьбы… с кем? Разве пребывание слизеринцев-бывших-приспешников-Темного-Лорда в школе не означает их поражение? – Как будто если она перестанет вертеть головой мы начнем вербовать первокурсников, – шипит Драко. – Она просто на тебя смотрит. Оторваться не может, – глупо флиртует Пенси. Нотт морщится; Дафна напоминает, что Астория ждет их в Трех Метлах. Три Метлы кишат студентами, но младшая-Гринграсс делает свое дело, и прибывшим достается столик. Теодор заказывает себе пива; остальные тоже что-то заказывают, но он не слушает. Он продолжает думать о том, как это раздражает – недоверие. Если МакГонагалл им не доверяет, то ей следует выслать их из Хогвартса. Или перестать таскать по деревням – звучит крайне заманчиво. Нотт даже готов пошалить, если наказанием станет домашний арест. – Пошалим? – шепчет ему на ухо Дафна, и он инерционно дергается в сторону. Нет, пожалуй он лучше прогуляется по Хогсмиду. Но она приняла решение, и мало что может ее остановить. Она касается ладонью его ноги и пальчиками бежит по брюкам. Теодор фыркает, дергается и морщится. Дафна хищно улыбается. – Тео, дойди со мной до бара, напитки забрать, – зовет Драко. Нотт думает, что готов расцеловать Малфоя. – А ты сам не справишься? – тонкие брови Дафны недовольно выгибаются. – Там восемь бокалов, у меня две руки, – Драко щурится. – У меня ртом не получится, навыка не хватает. Дафна закатывает глаза, а Астория смеется – замечание приходится ей по вкусу, и Нотту это не внушает доверия. Он бегло целует старшую-Гринграсс в висок – чтобы не злилась, и торопится за Малфоем. В Трех Метлах собрались почти все старшие курсы, и Нотт сразу замечает стол гриффиндорцев. Рыжие Уизли, Поттер, кажется, Лавгуд – что она забыла среди них? – Долгопупс, Финниган и Томас. Он поражается тому, что знает каждого по фамилии. Они веселятся и пьют; рядом с их столом кружат любопытные дети. – Я хочу прогуляться, – говорит Тео, когда Драко берет в руки три кружки. – Прогуляйся, – друг пожимает плечами. – Я скажу Дафне, что у тебя понос. – У нее осеннее обострение, – фыркает. Драко усмехается: – Все в лучших традициях Теодора Нотта. Она готова под тебя с утра до ночи, а тебе… что? Скучно? Или запал пропал? Тео смиряет Малфоя красноречивым взглядом, мол, готовое – это не для них, не захватывает дух, не будоражит, не заводит, не приносит наслаждения; приедается, надоедает, действует на нервы. Он не произносит это вслух. – Да ладно тебе, – протягивает Драко. – Слушай, мы все это уже проходили. Тебе не восемнадцать, Тео. И у нас не особо сочный выбор. – Ты уже тяпнул что ли? – губы Нотта кривятся в усмешке. Его забавляет Драко, читающий любовные нравоучения. – Я серьезно, – Малфой не шутит. – Я тоже, – и для убедительности Нотт перестает улыбаться. – Дафна готовая под меня, Астория – под тебя. Папочка Гринграсс в Азкабане, мамочка Гринграсс не теряет времени зря, да? Меня от этого тошнит. – Тори и Дафна приняли сторону Поттера, если ты забыл, – шипит Драко. – А, ну да, – разводит руками. Нервно. – Точно, как там было: мисс Гринграсс оказывает на Теодора Нотта положительное влияние? У прошлого есть шанс на будущее? Дерьмо. Я на это не подписывался. Малфой хочет прокомментировать, но Нотт не позволяет: – На что рассчитывает Дафна? Что я возьму ее в жены, потому что она мне отдалась? Мы что, в семнадцатом веке? Или она надеется залететь, как думаешь? – Закончил? – Драко выгибает бровь. Нотт кивает. – Зачем ты берешь то, что она предлагает, если тебе настолько мерзко? На это Теодору нечего ответить кроме того, что он козел. Но слизеринцы в таком не сознаются. – Ты козел, – Малфой цокает языком. Тео не может сдержать виноватой улыбки. – Пойду прогуляюсь, – повторяет он. – Устрою охоту на новые ощущения. – Иди. Продышись свежим воздухом, может полегчает, охотник хренов, – фыркает Драко. На улице ветрено, и изо рта вырываются облака пара. Тео не застегивает куртку. Он думает о словах Драко, о будущем с Дафной, о проекте по рунам, о новом учебнике и о том, заставила бы мама надеть шапку. Наверное, заставила бы. Но он бы послушался только если она сама ее связала. Вздыхает. Нужно не забыть вернуть в библиотеку учебник. Его внимание привлекает книжная лавка, за прозрачным стеклом мельтешит знакомая копна кудрявых волос. Нотт выпускает изо рта еще одно облачко – он не заметил, что Грейнджер не было в Трех Метлах. Конечно не было, ведь она здесь. Нотт заходит в лавку, и колокольчик над головой заливисто звенит. Усатый продавец хмурится и щурится – очки у него как будто запотевают, когда в теплое помещение врывается морозный ноябрь. Грейнджер не реагирует, она сконцентрирована: перед ней три книги, одна из которых выглядит страшно, вторая – скучно, а третья – странно. Нотт хмыкает, приближается неторопливо, заглядывает ей за плечо. «Секреты Мадам Латифф», «Обоняние. Обаяние» и «Быстроногие Долгоходки» – только истинная гриффиндорка будет раздумывать над идиотским выбором так, словно решает судьбу всего живого. Нотт терпеливо ждет, когда она наконец отказывается от «Долгоходок», а потом копошится в карманах своего худи. – Вам чего, молодой человек? – спрашивает продавец. Теодор доволен – все работает четко по его плану. – Я возьму эту, – отвечает он, тыкая пальцем в «Секреты Мадам Латифф», и Грейнджер вздрагивает. Оборачивается, и выражение ее лица меняется от «какого хрена…» до «какого хрена?!» – Это моя, – говорит она. – Возьми другую, – и выжидающе смотрит на продавца. – Ох, – старик пыхтит. – Такая у меня… такая… – и уползает в каморку между полок. – Что за дела, Нотт? – Грейнджер хмурится, и, когда она хмурится, ему становится весело. Она как злой кролик или как кот – такая же пушистая и так же странно морщит нос. Он пожимает плечами и отворачивается, разглядывает широкие книжные полки над головой. Он играет в любимую игру – безразличие. – Такой больше нет, – выползая обратно, заявляет продавец. – Крайне жаль, – Теодор выпячивает нижнюю губу, виновато смотрит на Грейнджер. – Придется тебе обойтись без мадам Латифф. – Я первая ее взяла! – от возмущения гриффиндорка заливается краской. – Мы в детском саду? – в его голосе презрение, потому что ему любопытно, что она сделает дальше. Они называют ее самой одаренной ведьмой своего времени. Она бесспорно одарена: в ней на удивление хорошо сочетаются простота и изыск – кудрявая копна волос и золотистые глаза; курносый нос и аккуратные губы; неровности на коже и две маленькие родинки на щеке – созвездие Ориона. Грейнджер фыркает – не так стервозно как Дафна; мило, как будто чихает. Тянется к книгам. Но Нотт опережает, и «Секреты Мадам Латифф» взмывают у гриффиндорки над головой. – Отдай, Нотт! – требует она. Она еще не знает, что с него ничего нельзя требовать. Только просить. – Попроси, – говорит он. Грейнджер меняется в лице. – Ты флиртуешь со мной? – она щурится. Он теряется. – Слишком дешево для флирта, разве нет? – он усмехается, но он все еще напряжен. – Вот и я о том же, – она расцветает в улыбке. – Это было бы странно. – Очень, – соглашается он. Продавец тактично покашливает и поглядывает на книгу в руках слизеринца: мол, будете брать? – Я заберу, – говорит Нотт. – Э-эй, я думала мы это обсудили! – протестует Грейнджер. Продавец нервно дергает себя за усы. – Да, обсудили, – он кивает мужчине. Тот бегает взглядом с гриффиндорки на слизеринца. – Я забираю свою книгу, ты – свою. – Но… зачем тебе кулинарные рецепты? – теперь улыбка Грейнджер больше похожа на смятение. Она… извиняется? Жалеет? Чувствует вину? Он хочет пошутить про семейную жизнь с Уизли, но не шутит. Ему кажется, это совсем не к месту. – Хочу удивить друзей, – он пожимает плечами. – Буду готовить дессерты для Малфоя. – Лжец, – говорит Грейнджер, и улыбка сходит с его губ. Нотт снова осматривает ее с головы до ног: худые плечи, тонкие руки, дурацкое розовое худи – кто вообще носит розовый в ее возрасте? Потертые, но, видимо, любимые джинсы; синие кроссовки. Снова смотрит ей в глаза, подмечает россыпь веснушек, и на этот раз она смущается. – Забирай, если тебе так нужно, – она отдает продавцу монеты, хватает с прилавка «Обоняние. Обаяние» и уходит. Не выбегает – гордо проходит к двери и не хлопает ею, а придерживает, пока та не закроется. Нотт еще какое-то время смотрит ей вслед. У нее на щеке – созвездие Ориона, – хочет рассказать продавцу. – Вы будете брать или нет? – недовольно спрашивает старик. – Буду, – отвечает. И думает о том, что готов стать охотником. Он встречает остальных немного позже. Слышит много Дафны, но не слушает, что она говорит; периодически поглядывает на Драко и Асторию; берет у Блейза сигарету, но не выкуривает – он вообще таким не занимается, он просто сильно отвлечен. За пазухой у него таятся «Секреты Мадам Латифф». – Ты в порядке? – спрашивает Малфой. Вокруг шумят студенты и пахнет едой; звенят тарелки, звенят бокалы, звенит повисшее в воздухе настроение. Голова Почти Безголового Ника висит под потолком в большом зале. – В полном, – отвечает Нотт и докладывает себе в тарелку. – Ты не ешь фасоль, – Малфой кривит губы. Нотт кривится в отвращении – он не ест фасоль. Пожимает плечами. – Никогда не поздно пробовать новое, – говорит, но вилкой отодвигает бобы. Докладывает картошки. – Объелся шоколадных лягушек, Нотти? – глумится Блейз. Он тоже сидит рядом. Теодор мельком подмечает Дафну и Пенси перед собой. – Перебрал ледниколы, – смеется Теодор. Гринграсс излучает недовольство всем своим естеством: она фыркает, шипит, гремит посудой и роняет вилку. Заявляет Паркинсон, что не пойдет на пару в понедельник. Нотт думает, что ему нет дела и тут же думает, что ему стыдно. Не стыдно – некомфортно. Так, словно он забыл покормить любимую собаку. Но Дафна не животное; они, вроде как, это проверяли. За столом Гриффиндора смеется Джиневра Уизли. В последнее время ее слишком много: она на заголовках газет, на рекламных листовках, на портретах студентов, на общих парах, на глазах в большом зале… – Ее слишком много, этой Уизли, – бубнит Драко. Нотт улыбается и смотрит на друга. Соглашается. Грейнджер сидит рядом с Уизли, и Нотт видит ее лицо. Она собрала волосы в небрежную шишку, переоделась в широкий свитер, подкрасила губы бальзамом, потому что они блестят, когда она улыбается. У нее красивая улыбка – Нотт с этим не спорит. Неудивительно, думает, что за Грейнджер по пятам следует армия фанатов. Она вдруг перестает улыбаться, неодобрительно смотрит на Рональда. Тот в свою очередь хмурится – так, как это делают люди, когда говорят другим неприятные вещи. Грейнджер отодвигает тарелку, отодвигает бокал и подпирает подбородок ладонями. И смотрит на него. Через весь большой зал находит Нотта своими золотистыми глазами и замирает. И недовольно качает головой. И недовольно поджимает губы. И так же недовольно выходит из зала. Уизли колеблется прежде, чем уйти следом. Ужин заканчивается быстро, так же быстро они добираются до подземелий. Дафна заявляет, что не будет делать домашнее задание. Теодор думает, что ей не к лицу делать заявления. Блейз, Винсент и Грегори засыпают быстрее остальных. Драко занимается какой-то ерундой. Нотт беспечно пролистывает кулинарную книгу и улыбается – ни кухня, ни сковородки не ассоциируются с Грейнджер. Но он явно ее недооценивает. – Что там у тебя? – Малфой щурится, потому что в комнате темно. – Кулинарные изыски, – Тео взмахивает палочкой, и книга падает на его одеяло. – Ты нормальный? – Драко презрителен, но заинтересован. Нотт потирает лицо ладонями. – Что ты там говорил про Грейнджер? – спрашивает, подкладывая руки под голову. – Что говорил? – теперь Малфой напряжен. – Про Уизли, про их тандем, помнишь? – Про то, что у них аномальная созависимость? – Драко тоже откидывается на спину. – Ничего удивительного, два чудика. – Я готов рискнуть, – заявляет Тео. В его голосе – веселье и решимость, в голове – любопытство. Ему любопытно разгадать значение этой руны. – Тебя не учили, что хорошим куревом нужно делиться? – язвит Драко. – Я про твое предложение, – Теодор наигранно хмурится. – Один поцелуй с Грейнджер? Звучит просто. – Дафна тебя кастрирует, – напоминает Малфой. Нотт улыбается ему с благодарностью: спасибо, что волнуешься. – Уже вижу тебя, одинокого старого евнуха Нотт-мэнора, у которого нет детей, но куча таких же вонючих книг по всему дому, – рисует вслух Драко. Теодор морщится в отвращении. Малфой смеется, и Нотт смеется. – Один поцелуй, – все равно заявляет последний. Потому что в коем то веке у него появляется достойная мотивация просыпаться.