Черные Кудри | Белые Ромашки

Нотт выстраивает в голове план, Нотт настроен решительно. Нотт высматривает Грейнджер в толпе и открывает охоту. Она не торопится на следующий урок – у них есть еще пол часа, которые сыграют охотнику на руку. Она поворачивает за угол, он считает секунды; она ждет, когда повернется лестница, он подождет следующую; она сойдет на второй этаж, повернет направо и там зайдет в седьмую дверь слева. Он войдет в кабинет по ошибке, увидит, что Грейнджер одна и завяжет разговор. Нотт продумал каждую деталь. Лестница под ним щелкает и скрипит; он делает широкий шаг, когда табличка «второй этаж» проплывает мимо. Поворачивает вправо. Считает. Раз… Два… Четыре… Шесть… – Теодор Нотт! Дафна визжит так оглушительно, что по рукам Тео пробегает толпа мурашек. Он сглатывает, бегло косится на дверь – на расстоянии вытянутой руки – и оборачивается. Натягивает самую ласковую улыбку, на которую сейчас способен. Хотя сейчас он способен на многое – даже на смертоубийство. – Дафна, – мурлычет. Поправляет сумку на плече и поспешно отходит от нужного кабинета. – Я знаю, что ты здесь делаешь! – свирепствует она. – У тебя не получится! – И что же? – он пренебрежительно выгибает бровь. Надеется, что Дафна снова выдумала проблему. Надеется, что Грейнджер оглохла и не решит выйти в коридор на крики Гринграсс. – Избегаешь меня, конечно же! – заявляет слизеринка. Конечно же, думает. – С чего ты взяла? – говорит. Дафна откровенно удивляется и вытягивает пухлые губы в трубочку. – Я уже неделю – неделю не могу до тебя добраться! – поясняет она. – После Хогсмида ты просто неуловимый. – Ну вот ты меня и поймала, – Нотт приобнимет ее за плечо и уводит. Дверь позади остается закрытой, и он благодарен высшим силам. – Ты – засранец, ты это знаешь? – Гринграсс откидывает с лица светлые волосы. – Я обижена на тебя, Теодор Нотт. – Прости, Дафни, – он виновато сводит брови. – Ты здесь не причем. Ты же знаешь, что скоро конец семестра. Мне нужно готовиться. – Ну да, конечно, – фыркает она. – С каких это пор ты усердный ученик? – Всегда им был, – возмущается Нотт. Если бы она спала с ним с пятого курса, а не с начала года, то знала бы об этом. – Ладно, завсегдатай библиотеки, не крути мне мозги, – гневно отзывается Дафна. – Тут говорят о вечеринке для старшего курса. Обещают без учителей и с алкоголем. – Пойдешь? – спрашивает Нотт. Он ждет, когда лестница доплывет до второго этажа. – Что значит «пойдешь»? «Пойдем», ты хотел спросить? – ресницы придают взгляду Гринграсс тяжести. – Алкоголь, шум и пьяные приставучие дамы? Обожаю, – язвит Теодор. Лестница подплывает как нельзя кстати. – Да брось, малыш, будет весело, – она снова ластится. Нотт знает – это только потому, что она хочет покрасоваться с ним на публике. «Мисс Гринграсс положительно влияет на Теодора Нотта», – так МакГонагалл отвечает репортерам на вопрос «как из Пожирателя Смерти превратиться в пай мальчика?». Дафне Гринграсс тоже хочется популярности, и она готова помыть, причесать и одеть его в дорогой костюм. Как свою куклу; как достижение, за которое ее наградят золотой медалью. – Не знаю, Даф, вряд ли, – он сдерживает мимолетную вспышку гнева. В конце концов, Дафна не виновата в том, что ей присуще базовые человеческие качества. – Хочешь сказать, все будут там, а мы не пойдем? – Гринграсс повышает голос. – Все это кто? – Все это все, Тео. Все факультеты припрут свои задницы. Он вспоминает о Грейнджер и думает, пойдет ли она? Легко ли затащить Грейнджер в пьяную толпу? А выловить оттуда? – Ты, блин, как всегда, – обижается на молчание Гринграсс. – Как будто я тебе нужна только ради секса. – Не только, – он усмехается. – Но разве это не лучшая часть нашего… союза? – спрашивает игриво. Гринграсс кривится и отворачивается. Нотт убирает ее короткие волосы, открывая доступ к шее, и прижимается губами. Дафна дергается и изображает недовольство, но не отстраняется. – Что ты делаешь? – наигранно шипит она. – Не нравится? – спрашивает ей на ухо. Ее тело отзывается ощутимой дрожью. Теодор знает, на какие точки давить. – Н-нравится… но… если кто-то..? – Молчи, – приказывает Нотт. Лестница тормозит, и Теодор обхватывает ее за талию; отводит в тень, мельком проверяет, пуст ли коридор. Пуст. Прижимает Дафну лицом к стене, продолжая покусывать ее шею. Она томно выдыхает, она откидывает голову ему на плечо, она прикрывает глаза в наслаждении. – Мерлин, Нотти, – стонет. Пытается обернуться, но Нотт не позволяет. Он бесстыже шарит руками по изящному телу; расстегивает верхние пуговицы блузки, расслабляет ее галстук. Проводит ладонью по ключицам, скользит ниже, отодвигает кружево… – Стой, с-стой… – сбивчиво просит она. Нотт ухмыляется – рядом с ним самоконтроль становится ее худшим навыком. – Стой, Нотти, – просит она. – Нас же увидят! О да. Он уже видит заголовки прессы: «мисс Гринграсс поддалась влиянию темной магии» и «Теодор Нотт – коварный искуситель». Будто никто вокруг не догадывается о том, что они спят. – И что? – мурлычет он и оттягивает зубами мочку ее уха. У Дафны подкашиваются ноги, и она опирается руками о стену. – Что ты теперь думаешь? – Думаю, что… – она сглатывает. Его рука достигает запретной цели. – Думаю, что… В конце коридора слышатся шаги, и Дафна наконец приходит в чувство. Отталкивается от стены, отталкивает от себя Нотта и торопливо застегивает блузку. Смотрит на него с негодованием и желанием – это личная борьба внутри Дафны Гринграсс длится уже несколько месяцев. – Ты хорош, но это не значит, что мной можно пользоваться, – фыркает она. – Просто хорош? – он обижено поджимает губы. В конце коридора показываются несколько студентов. – Не зли меня, Тео, – она затягивает свой галстук плотнее. Затем хватается за его рубашку и притягивает к себе. Целует жадно, ненасытно, так откровенно, что проходящие мимо девочки замолкают и переходят на бег. – Мы идем на вечеринку вдвоем, мой мальчик, – говорит она и горделиво уходит вперед. Тео вытирает нижнюю губу – яркая помада остается на его ладони. Грейнджер опаздывает на травологию почти на десять минут. Нотт следит, как она оправдывается перед профессором и как торопливо выкладывает вещи на парту. – Не пялься, – Драко пихает его локтем. – Это дико. – Дафна мешает моему плану, – жалуется Нотт. Профессор Стебель воодушевленно размахивает руками. – Бдит свою территорию, – подмечает Малфой. Нотт смотрит на него и качает головой. Ему не нравится, что Драко насмехается. – Нужно будет натравить на нее Винсента, – размышляет Тео. – Винсент травится какой-то дичью, – говорит Малфой. Теперь Нотт чувствует, что расстроен: Крэбб слишком тяжело переносит последствия войны. – Он страдает по Пенси, – шепчет Тео, чтобы передние парты не услышали. – А Пенси, как известно, страдает по тебе. – А я просто страдаю, – стонет Драко и падает лицом на стол. – Порочный круг, получается. – Мистер Малфой, все в порядке? – пищит профессор Стебель. Аудитория оборачивается посмотреть, как Малфой соскабливает себя с пергамента и натянуто улыбается. Драко ненавидит проклятый дополнительный год больше, чем рыжие волосы Уизли. Хотя Теодор подозревает, что одно другому не мешает. Грейнджер тоже оборачивается, и Тео думает, что ему нравится яркий галстук – он завязан в бабочку. – Вечеринка тебя развеет, – шепчет Дафна, вытягиваясь с соседней парты. Драко соглашается кивком и выжидающе смотрит на Нотта. – Думаю, как затащить на тусовку чудиков, – отвечает тот. – Да ты издеваешься, – у Малфоя выпадает перо. – Я думал, ты шутишь. – Я настроен, мне не до шуток, – серьезно отвечает Нотт. Едва сдерживает смешок. – Дафна портит мои планы, – повторяет. – Дафна лишит тебя потомства, если ты начнешь подкатывать к Грейнджер свои… Нотт не может не согласиться – Драко крайне осмотрителен. Теодор подпирает подбородок кулаком и думает, как избавиться от вездесущей Гринграсс и приворожить всезнающую Грейнджер. Переменные в этом уравнении со-зависимы, а Нотт не особо влюблен в математику. Дафна не перестает бросать на Нотта выразительные взгляды. Малфой тоже бросается взглядами, но, отнюдь, не выразительно. Он все еще считает Теодора идиотом и не преминет об этом напоминать. Последний урок заканчивается быстро. – Пообедаем и можно позаниматься, – говорит Паркинсон. Она поглядывает на Драко, закусывает губу, заправляет за ухо черную прядь. Тео думает, что Пенси симпатичная; особенно, когда улыбается. – Можно и позаниматься, – мурлычет Дафна на ухо Нотту. Он дарит ей довольный взгляд, но он недоволен. Пока остальные собираются, Теодор замечает Грейнджер и Уизли – они тихо что-то обсуждают. – Я буду снаружи, – говорит Нотт Малфою и торопится догнать пару. Те тормозят в коридоре, он – у двери. Складывает руки на груди и отворачивается: Нотт умеет играть роль, а Уизли не особо смотрит по сторонам. –…и у нас появится шанс, – Уизли взволнован. – Гермиона, ты не понимаешь! Это не просто какая-то ерунда, это достижение! – Ладно уж, Рональд, я хорошо знаю твои уловки, – Грейнджер… иронично усмехается? Звучит крайне недружелюбно. – В следующий раз просто будь менее настойчив. – Я не виноват, что тебе не интересно, – отвечает Рональд; можно подумать, что он раздражен. – Если бы ты обращала внимание на то… – он замолкает, когда мимо проходят сестры Патил. Продолжает гораздо тише: – Если бы ты обращала внимание на то, что интересно нам– – Кому «вам»? – Грейнджер тоже недовольна: она морщится, хмурится, почти что фыркает. – Мне, Джинни, Гарри, да даже Невилл – и тот больше внимания уделяет совместному… – Ну вот Невилл пускай и занимается организацией, – теперь в ее голосе сквозит обида. – Я устала, Рональд, слушать, как сильно ты разочарован во всем, что касается моего личного пространства. Нотт прижимается ближе к двери. Ему становится так интересно, что он почти не замечает Поттера и девочку-Уизли – они останавливаются рядом. Наверное, не могут решиться, стоит ли приближаться. – Твое личное тут не причем, ты опять сводишь все к себе, – Уизли пытается контролировать гнев. – Сводить к себе? – она оглядывается, но не на Теодора – на Поттера. – Ты серьезно? – Абсолютно, война закончена, Гермиона, оглянись вокруг! Тебе не нужно больше играть роль девочки, которая может все и за всех, – лицо Уизли бледнеет. Нотт напрягается: ему совсем не нравятся последние слова – они обидные, ограничивающие, нацеленные на то, чтобы ужалить как можно больнее. Уизли вряд ли догадывается о том, как сильно может получить за подобные высказывания. – Ну ладно, хватит, – Джиневра берет на себя роль мамы и встает между парой. Поттер подходит следом, но молчит. Перебивать родителей – плохая привычка. Нотт слегка ухмыляется. – Что вы тут устраиваете? – мамочка-Уизли кивает в сторону Нотта – Драко, Блейза, Пенс и Дафны, которые выходят следом. – Ничего, – Грейнджер изворачивается из объятий подруги и поправляет сумку. – Пойдем, пообедаем, успокоимся и на тренировку… – Я не голодна, – гневно отвечает кудрявое чудо. – Я буду в библиотеке, – и уходит. – У-у, в раю сегодня шторм, – глумится Драко. Блейз приобнимает Нотта за плечо, Пенси за талию и щурится. Блейзу нет дела, но он хочет казаться вовлеченным. – Котлетки-котлетки, – напевает Дафна. – Салатик-салатик, – смеется Пенси. – Мне нужно вернуть учебник, – Нотт переглядывается с Малфоем. Немой диалог длится несколько секунд, и Драко подхватывает настроение Теодора, подхватывает Гринграсс под руку и выдает: – Дафна оставит тебе чизкейк. – Моя благодарность, – Нотт целует ее в кончик носа и торопится ретироваться. Вдруг Гринграсс сообразит быстрее, чем они рассчитывают. – Простым спасибо не отделаешься, – кричит она вслед. В библиотеке тихо; пахнет старостью, чернилами, знаниями и страданиями глупых студентов. Нотт кивает мадам Пинс, отдает ей учебник и неторопливо прогуливается между рядов. Он находит цель почти сразу – она тоже предпочитает самый дальний угол. Останавливается и наклоняет голову, как совеныш. Грейнджер сидит на полу, поджав ноги, обложившись книгами, закусив карандаш; кудри спадают ей на лицо, и она раздраженно их сдувает. Перелистывает страницу. Нотт бросает сумку на пол и садится рядом. Берет в руки одну из книг – разрушает эзотерический поток учебной энергии. Он чувствует на себе пристальный взгляд Грейнджер, но терпеливо ждет, пока она заговорит первой. Она, вопреки ожиданиям, принимает правила игры – возвращается в книгу. Нотт морщится и открывает свою. Вычитывает: – …ядовитая тентакула в период цветения выделяет зловонную липкую жидкость, запах которой привлекает мух с одного цветка на другой. Такая муха попадается в ловушку и становится белковым материалом для оплодотворенной завязи… – фыркает и комментирует: – Какая мерзость. У тентакулы явно проблемы с половым воспитанием. Грейнджер усмехается. – Где твои друзья? – спрашивает. Нотт пожимает плечами. – А твои? Грейнджер одаривает его внимательным взглядом. – Ты что-то хотел или тебе просто скучно? – спрашивает она. Хотел, конечно же. Нотт ленив – без крайней необходимости он не готов и пальцем пошевелить, и скука тут ни при чем. – Скучно, – протягивает он. – Но тебе скучнее, – усмехается. – Я решил скрасить твое времяпровождение. Она косится на него из-под бровей. Ей не нравится, что он врывается в ее личное пространство; но ей любопытно. Грейнджер вздыхает, возвращается в книгу, но на этот раз не может собраться. Демонстративно захлопывает учебник, и Теодор победно вскидывает подбородок. – Говори, Нотт, – она складывает руки на груди. – О чем? – он удивляется. Грейнджер смотрит строго, выжидающе, с порицанием; словно говорит: ты меня не обманешь, Теодор Нотт. Но он попробует. – Что это у тебя? – он видит руны на обложке книги, которую она закрыла. Ему становится интересно; Грейнджер вздыхает. – Профессор Бабблинг думает, что у меня бесконечно много времени, – она поправляет прическу – если это можно назвать прической. – Но у меня в голове слишком мало места. – Да ладно, это ведь несложно, – Нотта почти задевает тот факт, что дополнительное задание поручили не ему. – Что там у тебя? Морфология? – Летописи волхвов, а там почти сто сорок четыре символа, – Гермиона закатывает глаза. – Не парься, с твоими мозгами за неделю разберешься, – Теодор задумывается, анализирует, взвешивает и наконец приходит к решению. – Я могу помочь, – выдает. Грейнджер вскидывает брови. – Не смотри так, словно я тебя выпить пригласил, – ухмыляется он. – Это было бы более ожидаемо, – честно признает она. Нотт весело хмыкает. Ловит себя на мысли, что ему нравится наблюдать: Грейнджер – как диковинный зверек, этакая карманная химера. Что-то между пугливой ланью и любознательной выдрой; за гриву можно приписать ей и львицу. Неряшливые гриффиндорцы. – Я кое-что должен вернуть, – словно случайно вспоминает он. Лениво притягивает сумку и копошится – дает время разрастись ее любопытству. Затем достает «Секреты Мадам Латифф» и протягивает так, словно вручает диплом об окончании. – Что, уже неинтересно? – ехидничает Грейнджер, но книгу забирает. Пролистывает мельком, искоса поглядывая на слизеринца. – Все опробовал, – он пожимает плечами. – Драко сказал, что эльфы готовят лучше. Замечание ее задевает – она на секунду задерживает взгляд на странице. – Я думала твоим критиком будет Дафна Гринграсс, – не отрываясь, подмечает Грейнджер. Нотт прищуривается, пытаясь угадать ее мысли: сможет ли однажды это замечание прозвучать с оттенком ревности? Мотает головой, прогоняя глупости. Какое ему дело до ревности Грейнджер? Какой позор. – Дафна увлекается только особыми дессертами, – отшучивается он. Гриффиндорка морщит лоб и сводит брови: мол, фу. – Я должна тебе, – она трясет книгой. – Сколько? Теодор мысленно потирает ладони, потому что в действие входят его правила. Он улыбается – обворожительно, делает вид, что думает. – А на сколько у тебя хватит храбрости? – спрашивает вкрадчивым тоном. Таким тоном он когда-то свел с ума Дафну. Но Грейнджер зеркалит его наклон головы и хитрый прищур – неожиданно; слегка поджимает губы и выдает: – Снова флиртуешь, Теодор Нотт? Он теряется – не в первый раз, – и это его раздражает. – Хочешь поцелуя просто попроси, – добивает Гермиона, и правый уголок ее губ изгибается в победной улыбке. Теодор сглатывает, натягивает ответную улыбку и несколько раз наигранно моргает. Все еще активно соображает, что можно ответить на такое смелое заявление; но его словарь колкостей не рассчитан на умную собеседницу. Отмечает про себя задание на дом. Грейнджер поднимается с пола и вешает сумку через плечо. Легким взмахом палочки левитирует книги на полки. – Так что у тебя с расписанием? – наконец спрашивает Нотт, потому что он не может вот так вот позорно промолчать. Молчание – проигрыш. – В смысле? – она натягивает свитер на ладони. – Славянские руны, я объясню тебе азы, – утверждает он. Это не вопрос и не предложение, и ей неловко отказаться. – М-м, – она отводит взгляд, – может в четверг? – В четверг квиддич. – Тогда пятница. – Чем плоха среда? – У меня дополнительная практика, – она слегка краснеет. В этом раунде Нотт побеждает мгновенно. – Учишь Уизли хорошим манерам? – глумится он. – А тебя мама не учила, что лезть в чужие дела некрасиво? – смущение Грейнджер вытесняет сарказм. – Ты вряд ли помнишь такую мелочь, но она немного не успела, – отвечает ровным голосом. Он не хочет звучать грубо, поэтому звучит безразлично. – Прости, Теодор, я… – гриффиндорка теряется. Должно быть смущение разрывается в ней фейерверком, потому что она моментально краснеет. Он поджимает губы, мол, не парься, мне не привыкать, и снова улыбается. – Тогда до пятницы, золотая девочка? – он догадывается, что она не любит это прозвище. Поэтому не может промолчать. – Один-один? – неловко спрашивает она. – Я приду на матч в четверг. Он пожимает плечами – как будто ему есть дело. Как будто ему есть дело. Как будто ему есть дело. – Просрал? – Драко издевается. Тео выгибает бровь, но продолжает читать. На страницах непонятные символы складываются в слова. Ему лень их понимать. Свет в спальне слегка приглушен, потому что Винсент снова нажрался. И, судя по тому, как сильно его вставило – это был не огневиски. – Я говорил, что она кремень, – Малфой заваливается на спину. – Дафна? – Блейз выглядывает из-под одеяла. Нотт не хочет знать, что он там делал. – Да-афна, – потягивает Драко и повторяет еще несколько раз: – Да-афна Да-афна. Теодор поджимает губы, клонит голову вбок, перелистывает страницу. Вспоминает, что должен придумать достойный ответ на колкость Грейнджер. Думает, как органично вписать придуманное в их следующий диалог. – А что она? Не согласилась на очередную постельную авантюру? – не унимается Забини. Теперь он сидит, поджав под себя ноги – ему занятно. И явно не хватает личной жизни. – Напротив, согласилась, – ехидничает Тео. Малфой фыркает, но больше не язвит. – Это долгоиграющий проект, – наконец лениво выдает Нотт. – Растягиваю удовольствие процесса. Драко закатывает глаза, выражая все, что вертится у него на уме. Ничего хорошего там не вертится. – Я думал у тебя нет проблем с долгоигранием, Нотти, – снова влезает Блейз. – Хотя, если учесть, что ты постоянно зависаешь в библиотеке, стресс может влиять на репродуктивную систему. – Да, репродуктивная система Тео в большой опасности, – шутит Драко. Нотт смотрит на него с неодобрительным прищуром, мол, в третий раз за день уже не смешно. Малфой пожимает плечами – театр, который разыгрывает друг, становится его персональным развлечением. Винсент болезненно стонет во сне. – Этот идиот не обрабатывает шрамы. Говорит, они ему к лицу, – жалуется Забини. Он хороший друг. – Подлецу все к лицу, – подхватывает Драко. Тео думает, что это не особо дружелюбно. – Ему больно, а ты все шутки шутишь, – Блейз качает головой, и Теодору вдруг тоже хочется пошутить. Он сдерживается, вместо этого говорит: – Загляну к мадам Помфри на днях, как раз должен пройти у нее практики. – Предлагаю нажраться после турнира, – говорит Блейз. – На вечеринке напьешься, – Тео сползает по подушкам, натягивает одеяло. – Когда она там? В субботу? – А чем плох четверг, Нотти? –Блейз негодует. – Да, Нотти, поделись, чем плох четверг? – выражение лица Малфоя говорит само за себя. – У меня проект по рунам в пятницу, мне понадобится трезвая голова, – отвечает и перекатывается на бок. – Да ты издеваешься, – стонет Драко. Драко догадливый – Нотт знает это слишком хорошо. В четверг начинается дождь. Он льет, и льет, и льет; заливает трибуны, размывает грязь, превращает дорожки в скользкие пассажи. За дождем поднимается ветер – словно ливня будет недостаточно. Порывы пытаются сорвать тенты с трибун; завывания отдаются гулким эхом по округе. Нотт зябко морщится; выглядывает на улицу, смотрит, как тушуется толпа; морщится, когда капли попадают ему на нос. – Это полный… – Малфой пытается справиться с шнуровкой высоких ботинок. С его платиновых волос стекают капли, мочат тренировочную футболку. – Да твою мать, – ругается. Трясет головой, и брызги попадают на полусонного Забини. – Драко, пес, в другом месте не мог потрястись? – недовольно выдает тот. – Мог бы, потрясся бы, – грубость Малфою не к лицу. Теодор тяжело вздыхает и прикрывает дверь. Он тоже не в восторге от погоды, потому что игра и без того обещала быть напряженной. – Где Винсент? – Блейз оглядывается по сторонам. – Сказал придет позже, – Грегори пожимает плечами. – Не придет. Он никак в себя не придет, – Драко наконец заканчивает с правым ботинком. Тянется к левому и хватается за спину – болит, они не успели размяться. Блейз хочет посмеяться, но сдерживается. Многозначительно переглядывается с Теодором. – Сейчас вернусь, – говорит Нотт и идет в уборную. Ему нужно смыть с себя напряжение. Холодная вода бодрит, но мысли продолжают путаться. Ему жутко хочется спать – чертова английская погода. Если небо заволакивает тучами, голова отключается до тех пор, пока не выглянет солнце. – Твои друзья – мерзкие, – протягивает Дафна. Она стоит в двери, облокачиваясь о косяк. – Это и твои друзья тоже, – замечает Нотт. – И это мужской. – Я не дурочка, Теодор, – заявляет она. Он представляет, как продает это заявление на аукционе людям с низкой самооценкой. Выжидающе выгибает бровь. Гринграсс защелкивает дверь и подплывает к нему, облокачивается о раковину и открывает воду. Комнату наполняет белый шум – словно гула дождя ей не хватает. – Нервничаешь? – спрашивает она. Облизывает губы, невинно взмахивает ресницами, поправляет короткую юбку. Нотт замечает капли воды у нее на шее. – Мне нужно идти, – отвечает он. Отворачивается, вглядывается в свое отражение, треплет кудри; активно соображает, чем отвлечь Дафну. Думает наколдовать ей щеночка или новую сумку. Понимает, что с ней такой номер не пройдет – она может и не блещет чувством такта, но с мозгами у нее все в полном порядке. Дафна Гринрасс коварнее, чем кажется. – Пойдешь, конечно, мой зеленоглазый мальчик, – она обходит его со спины, обхватывает руками. – Как только выпустишь пар. Вы все такие хмурые, жуть. Нотт хочет закрыть воду, но закрывает глаза – Дафна впивается пальцами ему в волосы и оттягивает голову. Прикасается губами к мужской разгоряченной шее, проводит языком, томно вздыхает, прижимается плотнее. – Дафна, – невольно выдыхает Нотт. Он хочет попросить ее уйти; тело требует, чтобы она осталась. – Я так соскучилась, – она запускает вторую руку ему под майку, проводит ногтями по напряженной спине. – Пытаюсь добраться до тебя, но ты… всегда ускользаешь, – она оттягивает волосы сильнее. Нотт впивается пальцами в раковину. Дафна становится настойчивее, трется об него, как кошка – ластится, извивается, заигрывает, заводит. Ловко избавляет его от футболки, разворачивает к себе лицом, любуется. Дафне нравится думать, что она доминирует; нравится думать, что Теодор Нотт – ее победный трофей. Ведь каждый, кто принял сторону Поттера, получил лакомый кусочек. – Скажи, чего хочешь, – шепчет она. Нотт смотрит сверху вниз, не безразлично, но и не с любовью. Нет, он никогда не сможет полюбить. И дело, наверное, вовсе не в Дафне. Она не дожидается ответа, припадает губами к мужскому телу, спускается от ключиц к груди, касается его руками – настойчиво, требовательно, оставляя следы. Она знает, что нужно делать; она в этом слишком хороша. – Дафна, – зовет он. Она мычит в ответ. Нотт зарывается рукой в светлые волосы; по телу разбегается волна мурашек.

«Зачем ты берешь то, что она предлагает, если тебе настолько мерзко?»

Нет, Теодору не мерзко; он наслаждается. Но он думает о том, что Дафна – не девочка для развлечений. Однажды она захочет большего, и он не ответит взаимностью. Он не может так рисковать, не после той цены, которой он спасал собственную репутацию. – Нотт, Гринграсс, завязывайте, а? – вопит Винсент, бешено колотит в дверь. Дафна пугается и отскакивает. Теодор мысленно выдыхает, протягивает ей руку, виновато улыбается. – Может, позже? – рассеянно говорит он. Дафна морщится, вытирает смазанную помаду, поправляет волосы. Нотт торопливо надевает футболку. Гринграсс разочарованно опускает плечи, но все же дарит ему поцелуй перед тем, как выпустить из ванной. Матч не задается с самого начала: гриффиндорцы назойливо мельтешат, молнии ослепляют, ветер не оставляет попытки сбросить летунов. Теодор дважды уклоняется от бладжера; постоянно стирает капли с очков; чувствует, как вода затекает за шиворот. Морщится – холод его раздражает. Нотт отбивает несколько ударов, прежде чем заметить, как Драко и Поттер гоняются за снитчем. Молния разрывает небеса, с трибун раздаются возгласы, ливень усиливается в несколько раз. Тео проклинает день, в который решил, что убегать от буйного летающего кирпича – весело. Вратари перекрикиваются, нарастает шум. В какой-то момент порыв ветра толкает с такой силой, что Теодор не справляется с метлой – его отбрасывает недалеко, но этого мгновения хватает, чтобы он отвлекся. Бладжер застает жертву врасплох и врезается в метлу с такой силой, что ту разрывает почти пополам. Нотт успевает выругаться, пикируя к земле по спирали. Ветер свистит в ушах, и он физически ощущает боль еще до удара с землей. Он глухо стонет, успевает проползти несколько метров прежде, чем зрение и слух возвращаются. Мадам Трюк появляется не сразу, но она помогает ему убраться с поля. Она что-то тараторит, но он ее не слушает – радуется, что для него игра закончилась раньше свистка; раздражается, потому что теперь придется отстирывать форму от грязи. Когда мадам Трюк оставляет его одного, он разминает шею; еще какое-то время смотрит на проносящихся над полем игроков. Вскидывает брови, мол, неудачники, и неторопливо плетется в раздевалку. С ним такое случается. Трибуны грохочут над головой, но он почти сразу слышит торопливые шаги по ступеням. Почти сразу же в проходе появляется Грейнджер – его жизнь полна совпадений. – Нотт? – она поправляет мантию, заглядывает ему за плечо. Тео разрывается между «Грейнджер» и «он самый». – Извини, – говорит. – Торопишься? – Да нет, я просто… – она выдыхает и опускает плечи. – Ты в порядке? Я видела, как ты упал. Это ужасно! Ее кудрявые пряди мокрыми кружевами украшают лоб, веснушки мешаются с каплями, на ресницах искрятся остатки дождя. Нотт клонит голову – ему нравится смотреть на Грейнджер под углом. Как будто она экспонат на выставке. Должно быть, он все же ударился головой. – Господи, у тебя кровь! – Грейнджер делает шаг, но останавливается. Смотрит с сожалением, с сочувствием, с желанием поддержать. Теодор прикасается к виску и растирает липкую влагу по коже. Рана щиплет – должно быть, попала грязь. – Ушибся? – спрашивает она. – Немного, – признается Нотт. Он проверяет локоть, потирает плечо, разминает шею и выдыхает. Спина отдает тупой болью – мадам Помфри выскажет ему все ласковые из своего словарного запаса. – Жить буду, – утверждает он. – Помочь? – Грейнджер не уверена, но все равно предлагает. Теодор осматривает ее с головы до ног, с ног до головы. Отказывается молчаливым жестом, потому что повторять «жить буду» ему не хочется. О таком не заявляют дважды. – Значит, завтра не встречаемся? – спрашивает Гермиона. Тео понимает, что она спрашивает из вежливости, чтобы не молчать. Но вопрос все равно вводит его в замешательство. – Почему нет? – он сводит брови. – Библиотека, после ужина, без опозданий, – улыбается. Гриффиндорка робко улыбается в ответ. – Грейнджер? – слышится голос Дафны. Нотт думает, что однажды обязательно вручит Гринграсс медаль за эффектное неподходящее появление. А себе за титаническое терпение. – Дафна, – Гермиона кивает в приветствии. – Понравилась игра? – Гринрасс скалится, ехидничает, обвивает Тео руками со спины – бдит свою территорию. Нотт напрягается; жалеет, что Малфоя нет рядом – никому озвучить нелестные мысли. Гермиона – к его восхищению, – не теряется: все так же продолжает улыбаться, но гордо вскидывает подбородок. – Да, было неплохо, – отвечает она. Дафна впивается коготками в мужскую грудь. Интересно, она считает его своей игрушкой или скорее добычей? – Было неплохо, слышал, Нотти? – мурлычет Гринграсс. – Ты как всегда произвел впечатление. Тео сдержанно усмехается и опускает взгляд – ему… возможно неловко. Но Грейнджер об этом знать необязательно, и он снова смотрит ей в глаза. – Бладжер чуть не оставил меня без руки, – отвечает он как бы Дафне, но обращается как бы к Гермионе. – Шрамы красят мужчину, – говорит слизеринка и добавляет: – Но я, разумеется, рада, что твои нежные пальчики в порядке… – У него кровь, – перебивает Грейнджер; на ее лице – смесь презрения и отвращения. Дафна сжимает мужскую рубашку. – Я видела, – отвечает Гринграсс. Она врет, но готова нападать. – Хорошо, – гриффиндорка сдержанно кивает и тут же сдается. – Увидимся, – говорит она, протискивается между парой и уходит. Нотт отмечает про себя, что ему нравятся дипломатичные люди. – У тебя кровь! – вскрикивает Дафна, обходит Теодора и пытается поймать его лицо в ладони. Она фыркает, уворачивается. – Шрамы красят мужчину, – отвечает с ноткой ехидства и хватает Дафну за руки, чтобы перестала дергаться. – Ты знаешь, что я имела в виду, – пищит она. Целует его руки, целует его щеки, пытается прижаться ближе – Дафна не слышала о личных границах. Он отстраняет ее – мягко. Объясняется: – Мне нужно переодеться. Принять душ. – Можем принять душ вместе, – шепчет она. Нотт косится на нее, как на отчаявшуюся. Возможно, вместо медали он лучше организует фонд помощи: пожертвуйте минуту внимания Дафне Гринграсс. Думает, что Пророку понравятся такие заголовки. В конце концов, благотворительность делает людей лучше. Может, и с ним сработает. – Увидимся позже, – отвечает он, высвобождаясь из ее объятий. Успевает отойти, когда она окликает его. – Что у вас за диалоги с Грейнджер? – ревностно выдает она. Тео оборачивается через плечо, вопросительно выгибает бровь. – Увидимся? – пискляво пародирует она. Теперь Теодор усмехается. Думает вернуться и поцеловать Дафну в лоб. Думает, что не хочет лишний раз вводить ее в заблуждение. – Мы все учимся в одной дыре, – говорит. – Здесь все друг с другом видятся. Мадам Помфри отпаивает Теодора мерзким пойлом; Грегори повезло еще меньше – загонщик получил битой по лицу. Лекарка бранится и постоянно вздыхает, но делает свою работу идеально: обрабатывает раны, перематывает конечности, растирает растяжения пахучими мазями. Нотт не любит эти запахи, но ему нравится, что боль в мышцах утихает. – Винсент – ублюдок, – хрипит Грегори. Он лежит на койке, перемотанный бинтами. – Как он мог пропустить матч? Мне из-за него пришлось играть за двоих, потому что Кристина не может на метле усидеть… – негодует. – Я поговорю с ним, – обещает Блейз. Тео знает, что это бесполезно. – Да блин, завтра же тусовка, – Гойл растягивает слова, чтобы показать, как ему обидно. – А что, если Лайза придет? Она ведь староста. – Значит, мне придется развлекать ее вместо тебя, – с сожалением отвечает Забини. Грегори дергается, чтобы ударить его, но стонет и падает на подушки. Парни смеются. В лазарет заходит несколько человек – среди них оба Уизли, Долгопупс, Поттер и мальчишка по фамилии Картин, которого тащат под руки. Грейнджер торопится следом, попутно объясняя мадам Помфри, что метлу бедолаги зашибло молнией. – Ваши игры меня с ума сведут! – выкрикивает лекарка. – Ты как? – Драко сжимает плечо Нотта. – Живой, – отвечает тот; переключает внимание на друзей. – Бывало и лучше, конечно, но, смотрю на Грегори, и сразу хочется жить. – Погода была мерзкая, – фыркает Малфой, но тут же расплывается в улыбке: – Ты пропустил лицо Поттера, когда я словил этот гадкий снитч. – Впервые за шесть лет! – гордо заявляет Забини и хлопает Гойла по плечу. Тот кривится от боли. – Не все же проигрывать, – Тео усмехается. Чувствует, что действительно рад этой маленькой победе; гордится стараниями Драко. – Ладно, юные господа, время расходиться, – мадам Помфри злится. – Мистеру Гойлу нужен покой. Мистер Нотт, вы останетесь до вечера? – А можно? – спрашивает он. Драко закатывает глаза и цокает языком. – Нужно, у вас легкое сотрясение. Настойка подействует к вечеру, так что я настоятельно советую отлежаться. – Тогда отлежусь, – Тео лениво потягивается и перебирается на свою постель. Напротив суетятся гриффиндорцы. – Вернись к ужину, пожалуйста, ловелас хренов, – шипит Драко перед тем, как уйти. – Не хочу, чтобы Дафна открутила мне яйца. – Или склевала мозги, – как бы между прочим подмечает Блейз. Грегори проваливается в сон, Тео лежит на спине и разглядывает потолок. Внимательно слушает. – Да не нужно было этого… – Ты не понимаешь, Невилл… – О, я прекрасно понимаю, Гарри, я тоже видел, как… – Дело вовсе не в этом! – Джиневра как всегда громче остальных. – Если вы не сможете уладить, не нужно начинать… Тео морщится – он словно оказался на птичьем базаре, но гриффиндорцев мадам Помфри почему-то не разгоняет. Нотт фыркает, когда до слуха долетают обрывки другого, более тихого разговора. – … могла бы и остаться… – это Рональд Уизли, и он недоволен. – Я ушла, потому что должна была, – отвечает Грейнджер. – Должна была что? Сколько можно убегать? – Ты дурак, Рональд? – злится она. Определенно, отмечает про себя Тео. – Я не понимаю тебя, Гермиона, – он начинает давить голосом. – Я могу понять уроки и прогулки, но квиддич? Что тебя на этот раз расстроило? Дождик или мокрые мальчики? Бестактный придурок, Нотт морщится. – Ты бестактный придурок, Рональд Уизли, – озвучивает Грейнджер. – Можно проявить хоть каплю уважения к моим чувствам? Теперь их ссору слушают все, включая мадам Помфри, потому что становится тихо. – Я не виноват, что ты чувствуешь так много, что я не успеваю уследить за твоей модой! Гермиона не отвечает, но Нотт подозревает, что у нее горят щеки. Общий диалог возвращается в лазарет, и Уизли переключается на остальных. Тео поправляет подушки так, чтобы присесть, и теперь он видит Грейнджер. Она сидит на соседней от больного кровати, поджав ноги в позу лотоса; в руках у нее тетрадь, в которой она чиркает пером; на лице отражение гнева, обиды и отчаяния. Нотт слишком хорошо знает это выражение – он часто видит себя таким в зеркале. Грейнджер вздыхает и убирает тетрадь; смотрит на друзей, смотрит на вход, смотрит в окно и вдруг натыкается взглядом на Теодора. Он хочет ей улыбнуться, но передумывает – она слишком хмурая, ему не пробиться. Нотт вопросительно вскидывает бровями, Грейнджер поджимает губы и качает головой. Он морщит лоб и прищуривается, медленно переводит взгляд на Уизли и обратно; Гермиона думает, прежде чем кивнуть. Подпирает подбородок ладонями, показывает, что устала. Теодор изображает недовольство – надувает щеки, мол, ты забавная; и Грейнджер вдруг сдается: едва заметно улыбается в ответ и показывает ему язык. Тео усмехается, смотрит на нее ласково – как на ребенка, у которого отобрали игрушку. Внимание Гермионы переключается на друзей, и она тут же меняется в лице. Нотт тоже отвлекается в сторону гриффиндорцев и видит, как Уизли буравит девушку вопросительным взглядом. Грейнджер безразлично отворачивается и от него, и от Тео. Гриффиндорцы толпятся вокруг Картина еще какое-то время, пока мадам Помфри не выгоняет их полотенцем. Нотт тоже поднимается и уходит под недовольные замечания лекарки. Он угадывает момент как нельзя лучше: Грейнджер и Уизли беседуют на выходе – если это можно назвать беседой. – Давай поговорим, сегодня вечером, только я и ты, – Рональд звучит безнадежно, как будто еще чуть-чуть, и он попросит прощения. – Уйдем из школы, в Хогсмид, я попрошу у Гарри мантию и… – Я не хочу уходить в Хогсмид, Рональд, – отвечает Грейнджер. – Ты не понимаешь? Я хочу просто… отужинать и почитать книги. Поболтать о чем-нибудь отвлеченном, обсудить поэзию в конце концов… да что угодно! Собраться с Гарри и Джинни, и Луной, и… – Двойное свидание? Так и скажи, я все организую, – гриффиндорец явно растерян. Ты идиот, Рональд Уизли, думает Нотт. – Ты идиот, Рональд Уизли? – вспыхивает Грейнджер. – Да прекращай обзываться уже, – обиженно выдает тот. – Прекращай говорить ерунду! – В чем это ерунда? Что плохого в том, что я хочу провести вечер наедине с любимой девушкой? – он злится. – В том, что я не готова к таким отношениям, как ты не понимаешь? – А к каким готова? – Ни к каким, я просто… мне просто нужно время. Немного времени, понимаешь? – у Грейнджер ломается голос. – Я все еще думаю, что делать с родителями и весь этот учебный год – сплошное разочарование… – Не разговаривай со мной так, будто я ничего не потерял в этой проклятой войне, – конфронтирует Уизли. – Моего брата не вернуть, но я бы не раздумывая согласился на то, чтобы он потерял память вместо жизни. Нотт напрягается всем телом, сжимает зубы – болезненное воспоминание мимолетно всплывает перед глазами. – Я знаю, что ты скорбишь, Рон, – теперь Грейнджер плачет. – Мы все скорбим, каждый по-своему, но… я не могу стать твоим утешением, пойми. Кто утешит меня, когда я отдам тебе всю себя? – Да твою ж… я не прошу тебя отдаваться мне, Гермиона! – почти кричит Уизли. – Я прошу только пойти навстречу! Я ведь не маньяк-извращенец, просто, если у тебя нет ко мне чувств – так и скажи! – Есть! – она шмыгает носом. – Но я не готова сейчас ими делиться. – Ну знаешь ли, – фыркает Уизли. – Пока ты будешь готовиться… – Рон! – окликает она, и Нотт понимает, что гриффиндорец ушел. – Рональд Уизли, не смей вот так оставлять меня! – кричит вслед Грейнджер и стонет. Теодор думает, что мог бы выйти ей навстречу, попытаться утешить, попытаться подобрать слова, но… ему ведь нет дела? Идея с поцелуем начинает казаться полной глупостью, и Нотт разминает плечи. Он все еще слышит девичьи всхлипы, все еще сжимает ремешок сумки пальцами, но стоит между дверью и коридором; и слушает, как Грейнджер плачет. Война отняла слишком многое, у всех у них. Кто-то лишился чести, кто-то – совести; Нотт потерял отца, Уизли – брата; Грейнджер, судя по ее словам, родителей. Теодору вдруг стало любопытно, что она имела в виду. Неужели ее родители-магглы погибли? Или лишились памяти? Он не помнил, чтобы Темный Лорд упоминал Грейнджеров – такое наверняка стало бы большим событием. Нотт решает, что обязательно спросит об этом. Но не сегодня. И даже не завтра. Завтра они займутся рунами, а сегодня она проплачется, вернется в свою спальню и будет страдать до самого утра. И ему нет места в ее личном кошмаре.