Не без последствий.

— Машенька моя, как же я скучал, — обхватив за талию, Платонов прижал её к себе ближе и оставил поцелуй на шее. — Не надо, — не совсем уверенно возразила девушка, но немного отодвинула от себя мужчину. — Что случилось? — Олег ничего не понимал. Ещё минуту назад всё было прекрасно, а тут вновь чёрная кошка на горизонте показалась. — Это всё ошибка, — отбросив одеяло в сторону, Швецова встала с кровати и, собирая вещи, начала одеваться. — Что значит ошибка? — усмехнулся Олег. Он немного приподнялся, внимательно наблюдая за действиями девушки. — То и значит! — грубо ответила Маша. — Я с Димой, а повелась с тобой, — за короткое время Швецова успела надеть белье и натянуть юбку. Настал черёд рубашки. — Маш, скажи, что ты сейчас шутишь и просто хочешь меня как-то позлить, — всё ещё не хотел верить мужчина происходящему. Невооружённым глазом он увидел свои спортивки и решил надеть, чтоб встать с кровати и всё же серьезно поговорить. Хотя может без них ей было бы сложнее устоять. — Никаких шуток, — снизу верх одна за одной пуговичка направлялась в свою дырочку. — Всё, что случилось… Надо забыть. — Что забыть! — Платонов больше не мог сдерживать себя. Он больше года жил как в бреду и когда получилось почти её забыть, она сама пришла. Только ненадолго. Больше не осталось ни сил, ни терпения. — Что мы с тобой только что переспали? Или что ты меня использовала? — Что? — с вопросом в глазах посмотрела на него. Что он несёт? — Что, Швецова, всё настолько плохо там с сексом, что ты не сдержалась и повесилась на меня от одного поцелуя, — то ли смеялся, то ли нервно усмехался он. Эмоции были неподвластны даже ему, такому, как казалось, сильному и стойкому. — Ну, конечно, Олежка трахнет. Он же всё может сделать для Машеньки! — кричал он. Хотя и без крика слышалась вся боль, что вновь проснулась у него внутри. Из-за солёной воды глаза постепенно начинали окрашиваться в красный цвет. — Что ты такое говоришь? — дрожащим голосом и тоже не без слёз попыталась возмутиться Мария. — Ты думаешь, я поверю, что ты действительно пришла, чтоб просто вернуть мне ключи? Через год после расставания? Девушка стыдливо посмотрела в пол. Он всё понял. Хотя он ведь опер, да и неглупый мужчина, поэтому это было несложно сделать. Стало плохо, вспомнила о нём, сделала всё что требовала душа (и тело), а потом назад к счастливой жизни с другим. — Да ты просто сняла меня на два часа и воспользовалась как только хотела, наплевав на то, что я к тебе чувствую. Ты ведь знаешь, что я до сих пор тебя люблю! — Олег закусил губу, да с такой силой что почти до крови, чтоб только не показать своих слёз. Но он оказался не настолько сильным. Несколько слёз предательски его сдали. — Но тебе хватило наглости сказать мне, что ты с Димой, а я занимаю место ошибки, — кулак полетел в стену. Было больно. Но эта боль была ерундой по сравнению с той, что была внутри. Только так он мог хоть как-то выпустить из себя чувства, которые быстро доводили его до контрольной точки кипения. Платонов тяжело дышал, схватившись за затылок. Маша лишь испуганно смотрела на него, пока где-то далеко внутри обвиняла себя во всём случившемся. Но гордость как всегда стояла между ней и публичным признанием вины. — Ты хотела меня, это было твоё желание, и я его выполнил. А теперь я хочу тебя. Даже неожиданно для себя вдруг выпалил Олег. Платонов грубо прижал её к стене. Совсем не контролируя себя, он разорвал почти все пуговицы на рубашке и стал жадно лапать её тело. — Олег, что ты делаешь! Маша пыталась оттолкнуть его от тебя, но получалось так себе. Совсем не получалось. Он высоко задрал её юбку, доходя руками до нижнего белья. — Олееег… — шёпотом прокричала девушка. Слёзы мелкой струёй текли из глаз. Только совсем было неясно из-за чего: то ли из-за страха и приближающегося насилия, то ли из-за правды, которая и внутри у неё разбудила всю боль, которую она так тщательно и долго пыталась скрыть. У радости не было предала, осознавая, что вот он — любимый человек, который яростно пытается её изнасиловать. Еще пять минут назад они оба счастливо купались в любви, а сейчас она плачет он безысходности, пока гнев безоговорочно взял над ним верх. Были смешанные чувства. Оба безумно всё ещё любили друг друга, но от данных действий было больно каждому, что хотелось просто сбежать из этого мира. Внезапно Платонов отпустил её и отошёл на несколько шагов назад. — Что, Маша, неприятно, когда тобой хотят попользоваться? — тяжело дыша, активно жестикулировал мужчина. Швецова вся дрожала. От испуга она вжалась в стену, не имея никаких сил сделать шаг и сбежать от него. Но она понимала, что несмотря на всю ситуацию, Платонов не сделает больно как бы не был зол. Просто не сможет сделать больно своей Машеньке. Диминой Машеньке. — Ты сломала меня, Швецова! Рядом стоящему комоду тоже досталось. Он ударил по нему обеими руками, а затем упёрся локтями на него, закрывая голову ладонями. Поджав губы, Маша перевела дыхание и посмотрела куда-то в стену. Слёзы продолжали вытекать уже по изученной дорожке на лице. Повисла немая тишина. Каждый погрузился в свои мысли, не зная что делать дальше: извиниться и попытаться исправить ситуацию или окончательно всё сломать. Перед глазами Маши вдруг начали появляться картинки из прошлого: как они впервые встретились, начали встречаться и впервые признались в любви. Как счастливы они были вчера и как несчастливы они сегодня. От таких мыслей Швецова ещё пуще расплакалась. Платонов хотел подойти к ней, успокоить, но он не мог. Больше не мог. — Как же я мечтаю потерять память, чтобы забыть тебя, Швецова, навсегда, — усмехнулся мужчина, продолжая стоять у комода и смотреть куда-то вперёд. — Уйди…пожалуйста,— развернулся к ней спиной, чтоб совсем не видеть. Маша поняла, что в этот раз всё будет иначе. Олег не успокоится и не извинится. Он сам не начнёт разговор, да и вряд ли и по её инициативе захочет вести беседу. Вряд ли мужчина когда-то её сможет простить за всё, особенно за сегодняшние слова. Кажется, настал тот самый конец. Швецова как смогла прикрыла рубашкой грудь и, схватив сумку, вышла из квартиры. Платонов развернулся, чтоб убедиться, что девушки действительно нет. Ушла, но остался запах, который навсегда останется в его памяти. Присев на пол, он взял пуговицу. Сжав со всей злости, она разломалась на несколько частей, которые тут же упали на пол. Платонов достаточно сильно размахнулся и, проведя рукой по полу, оставшиеся пуговица разлетелись по всей комнате. Да пошло всё к чёрту. За спиной был долгий нелегкий период. Но так плохо ему ещё не было. Подтянув колени к груди, он несколько раз потёр руками затылок, пытаясь как-то успокоиться. Но сделать это было труднее, чем прийти к данной мысли. В углу Олег заметил ключи. Те самые, которые вдруг принесла ему Мария. Неужели она действительно пришла ради удовлетворения? Платонов взял их в руки и, глядя на них, ритм сердца опять ускорился. Он поднялся на ноги и начал наматывать круги по комнате, пытаясь придумать, что делать дальше. Подняв голову, его взгляд попал на большое зеркало у комода, на котором было приклеено их со Швецовой совместное фото. Олег обнимал Марию, которая целовала его в щеку, пока на фоне красовался прекрасный город на Неве. В тот день он позвал её прогуляться на набережную и вдруг ещё раз заговорил о ребёнке, а Мария с улыбкой на лице ответила, что очень хочет маленького Платончика. Чтобы навсегда оставить этот момент в памяти, они решили запечатлеть его да ещё и в такой милой форме. Воспоминания ударили сильнее любого противника, который когда-то встречался у него на пути. Больше нет никакой Маши, а о маленьком Платончике и подавно можно не мечтать. С диким криком и со всей силы он кинул ключи в фотографию. Только вот она лишь упала, а зеркало вдребезги разбилось на мелкие кусочки. Весь пол засверкал из-за уличного фонаря, который ударил светом по осколкам. Появилось острое желание в очередной раз залить горе. Если раньше такое в доме у Платонова не водилось, то сейчас уже были запасы на подобные случаи. Он направился на кухню, наступая на зеркальные осколки. Сразу несколько кусочков впились в каждую ступню, создавая порезы, которые оставляли после себя на полу дорожку красной густой крови. Было очень больно. Но как же ему было всё равно…