Змей и Ворон

      Суини с громким стуком поставил бокал на стол, встал, подошел к судье и навис над ним, упершись руками в подлокотники стула. Эдвин сглотнул. Через секунду он вцепился в Баркера, усадил его себе на колени и принялся неистово целовать в губы. Бенджамин дрожал от возбуждения и рычал, прикусывая губы судьи. Его руки нетерпеливо расстегивали рубашку мужчины, прикосновения прохладных пальцев вызывали мурашки. Эдвин прижимался к Тодду так, будто хотел проникнуть в него всем телом, и сходил с ума от ощущения его твердого члена, упирающегося в живот даже через штаны. — Пойдем…на диван… — прохрипел цирюльник, неохотно отрываясь от судьи. Они с бешеной скоростью переместились на диван, поближе к чудесному виду с террасы и принялись срывать друг с друга одежду. Как же долго они этого не делали, и каким диким теперь было желание обоих!       Суини принял решение отключить мозг и делать то, что хочется в данный момент. Размышления о чувствах он решил оставить на потом, в чем благополучно помог ему ром. Цирюльнику хотелось овладеть этим сильным, опасным, жестоким человеком, который таинственным образом притягивал к себе. Но, кажется, судья не собирался подставляться и сам хотел взять Баркера. Они как будто боролись, то и дело оказываясь то сверху, то снизу, и ни один не хотел уступить. Наконец, Терпин умудрился перевернуть Суини на живот и прижал его сверху. Тодд сначала дергался, но потом выдохнул и закрыл глаза, скорчив разочарованную мину. Однако теплые руки судьи так приятно массировали спину, спускаясь все ниже…Он целовал его в шею, и, наконец, его руки добрались до ягодиц. Суини неохотно приподнял бедра, поддаваясь движениям Эдвина, и почувствовал что-то скользкое и холодное у ануса. — Что это? — спросил он, пытаясь повернуться. — Лубрикант. — донесся сзади невозмутимый голос Терпина. Вот внутрь проник длинный палец, заставив Тодда ненадолго замереть. — Откуда? — прошипел он. — Ты что, частенько балуешься потрахиванием чужих задниц, а, Терпин? — брюнет чуть было не рассмеялся, но тут же почувствовал в себе второй палец. — Заткнись. Я купил его в надежде, что мы снова встретимся. Из сумки так и не вынимал. — он сосредоточенно разрабатывал узкую дырочку партнера, пока тот шипел и напрягал мышцы от неприятных ощущений. — В надежде…Что мы…Неужели ты так нуждаешься именно в моем анусе? — буркнул Баркер куда-то в диван. — Я не нуждаюсь в анусах, Тодд. Мне нужен ты. — с этими словами Терпин вынул пальцы и внезапно ворвался в Бенджамина во все длину. Суини выгнул спину и вскрикнул от боли. — Черт! Терпин…Ох..       Судья ухмыльнулся уголком рта и принялся успокаивающе поглаживать поясницу Суини, привыкая к влажной, восхитительной тесноте. Затем он начал медленно двигаться, стискивая зубы от распирающих ощущений и нетерпения и чувствуя, как с каждым его движением Суини вздрагивает. Цирюльник лежал молча, не издавая ни звука, только тяжело дышал. Взгляд его был направлен на балкон, руки стискивали подушку, а голова разрывалась от противоречивых мыслей. Вроде бы происходящее было приятным, а вроде…Тодд сам хотел отделать судью как следует, но этот мерзавец придавил его к дивану и теперь довольный трахает его! Нет, это форменное безобразие.       Эдвин начал ускоряться, доставая до простаты с каждым толчком, отчего перед глазами Баркера все поплыло, а по телу, как фейерверк, то и дело пробегала дрожь...Становилось все горячее, быстрее, приятнее...Он уже хватал ртом воздух, закатывая глаза и слыша стоны и рычания Терпина, который сходил с ума не меньше, глядя на сексуально выгнутую спину партнера, как вдруг…       Салют. Наступило Рождество. И в этот самый миг оба закричали, задрожав в сильнейшем оргазме. Сокращающиеся мышцы Суини дарили непередаваемые ощущения судье, так что он даже подумал, что умирает, настолько было невыносимо приятно! Таких ощущений он не испытывал никогда в жизни, ни с одной женщиной…Бенджамин же чуть не разорвал зубами подушку, ощущая в себе пульсирующий член, в то время как его собственный взорвался спермой от трения о диван. Это было невероятно. То ли эти фейерверки носятся перед глазами, то ли это салют на площади…       Судья бессильно рухнул рядом на спину, пытаясь отдышаться. Суини слегка приподнялся, посмотрел пару минут на салют, ничего не соображая, а затем взглянул на Эдвина. — С Рождеством, Суини. — шепнул он, улыбнувшись. — И, повторюсь, я люблю тебя, чертов псих. И не хочу без тебя жить. Цирюльник ошалело уставился на него, и только сейчас до него дошло, что слова Терпина — правда. Это просто не может быть неправдой. Он не лгал тогда, не лжет и сейчас. Он действительно…любит? — Я…Эдвин…Но… — Бенджамин хотел послать его куда подальше, вновь напомнить, как тот засадил его в тюрьму, отобрав жену и дочь, но слова никак не хотели выйти наружу. И окончательно застряли, когда судья запустил руку в его волосы и притянул к себе. — Никаких "но", Тодд! Я сделаю для тебя все. Прости меня за прошлое, я был таким мудаком, что…Ох. Даже вспомнить мерзко. Но теперь я никогда не оставлю тебя в беде и в одиночестве, что бы ни случилось, я всегда приду на помощь и буду рядом. Как бы ты ни хотел меня сейчас прибить за эти сопливые речи, верь мне, прошу. — его лицо приняло такое болезненное, печальное и умоляющее выражение, что Суини ничего не мог ответить, глядя на судью, такого странного и непривычного, без обычной холодной маски. — Я…верю. — выдавил из себя он, глотая непонятно откуда подступивший к горлу комок. — Мы с тобой оба одиноки, Терпин. — Уже нет. — Эдвин снова улыбнулся, притянул к себе брюнета и обнял. А Тодд не только не оттолкнул его, но и обнял в ответ, расплывшись в своей хищной, слегка пугающей, но такой родной улыбке. — В следующий раз я оттрахаю тебя так, что искры из глаз полетят! — шепнул он прямо в ухо судье. Терпин в этом не сомневался, и оба они рассмеялись под последние отголоски чудесного рождественского салюта.