Что было, то прошло

***

Юнги на Чимина смотрел свысока, как только они познакомились друг с другом. Хотя знакомством это было трудно назвать. Пак всего лишь представился перед их классом в самый последний учебный год, не дав никакой дополнительной о себе информации. Он даже не соизволил как следует поклониться перед новыми одноклассниками и учителем, только кивнул небрежно и направился за свободную переднюю парту, забавно, что не на последнюю. От Чимина с двух метров разило запахом табака, а Юнги тем временем был удивлён, что господин Кан оставил это без внимания, сразу продолжив говорить о чём-то, связанном с предстоящими экзаменами. Новенький был слишком тихим, незаинтересованным во всём, что его окружало, и то, что он сидел в метре от доски, не мешало ему дремать на занятиях. Поэтому Юнги Чимин не нравился. Не нравилось, что ему, как старосте, приходилось брать ответственность за то, что кто-то не присутствует на уроке. Если быть точнее, Мину не нравился игнор со стороны новенького, который не отвечал ему на элементарные сообщения «почему тебя нет в школе?». Остальные отписывались, причины были разные, начиная от диагноза воспаления левой пятки и до банального, но честного «проспал». И Юнги хотя бы это устраивало. Но Чимин оказался единственным, кто посмел так дерзко себя вести по отношению ко всем в их классе. Собственно, другие к новенькому не тянулись, а Пак, видимо, против не был, предпочитая покой вместо возможности обзавестись приятелями. Он не казался серой мышью, что удивительно, хотя подозрительная молчаливость и миниатюрное телосложение могли навести на такие стереотипные мысли, и Чимин совсем не был тем, кто своим отстранённым, холодным поведением мог привлечь внимание девушек, которых такой типаж неприступных парней чаще всего заводил. Новенький просто был сам по себе, иногда язвил, и тут Юнги может признаться, что дерзил он в частности уместно. Когда Чимина донимали расспросами личного характера, то он умело оборачивал ситуацию в свою сторону, в итоге краснели те, кто совал нос не в своё дело. Чужая прямолинейность сыграла на руку своему хозяину, а чувство смущения и стыда совсем не про новенького, он мог без проблем ляпнуть отвратную грубость. Но, стоит напомнить, делал это Пак всегда тонко и по факту. И всё равно Юнги смотрел на него с презрением, хотя вины Чимина, по сути, совсем нет. Новенький не виноват, что может за себя постоять и нагрубить тем, кто это заслужил, не его вина, что Юнги не импонируют люди, которые не хотят учиться и искать цели в своей жизни. Мин это понимал, и позднее стал проще к этому относиться, ведь если человек не нравится — не лезь к нему. Чимин жил по такой же тактике, и, судя по всему, ему никто не нравился из их класса даже спустя пару месяцев. Юнги дружит с одной из популярных девушек, с большой вероятностью того, что это будет не просто дружба, к тому же он является активистом, поэтому довелось заобщаться со многими громкими личностями школы. Конечно, были и те, кто не казался ему интересным, но как таковой агрессии в их сторону не было. Ни в чью-либо, кроме, естественно, Чимина. Он ему до сих пор не нравился. А время шло, и мнение насчёт новенького каждый месяц незаметным образом менялось. В лучшую сторону, что, собственно, и было поразительным. И однажды преподавателя по корейской литературе заменили. Учитель не запомнил ещё всех имён и совсем не привык к тому, что на его занятиях имели право развалиться на столе и забыться в сладком сне. — Юноша за первой партой первого ряда, хочу услышать от вас анализ действий главных героев данного произведения. Если Вы вообще в курсе, о каком романе идёт речь. Чимин был в курсе. Впервые за половину учебного года решил блеснуть своим умом. И это вводило в недоумение. А что больше застало врасплох Юнги, так это то, что Мин впервые за последние года слушал кого-то с таким глубоким интересом. У Пака была поразительно красиво поставлена речь, говорил он грамотно и складно, впервые ещё так насыщенно. Мин был во многом согласен с чужими рассуждениями, вместе с этим совсем слегка наслаждаясь приятным голосом. Однако даже так Пак на вид был безразличным. На лицо и вовсе был немного сонным. Видимо, новенький действительно читал, но мало спал, а чтобы научиться так легко излагать свои мысли, перед книгами время он проводил отнюдь не мало. Ко всему этому, Чимин ещё хорошо разбирался в математике, и даже однажды помог соседу по парте с решением, что без внимания старосты не осталось. Юнги понемногу осознавал свою ошибку, когда сделал поспешные выводы насчёт чужой глупости и вспыльчивости. Пак, оказывается, груб был не всегда. Хотя Юнги и вспомнить уже не сможет, когда Чимин проявлял свою самонадеянность. Он просто с самого начала нацепил стигму неудачника на этого человека. Но, судя по слухам, он им и был, только в предыдущей школе. У Чимина прошлое было не сладким, а факт того, что Пак проткнул карандашом своему бывшему однокласснику руку, иначе, кроме как криминальным, назвать нельзя. Юнги сначала не верил, пока преподаватель сам ему не посоветовал быть с Чимином поаккуратнее. — Так это правда? — Юнги не был особо удивлён, по крайней мере подтверждение слуха, что он никак не мог выкинуть из головы, не вызвало в нём как такого ажиотажа. Господин Кан, поджав слишком тонкие губы, кивнул с тихим вздохом. Доска была исписана мелом, Юнги задержался, чтобы навести порядок в кабинете. Его очередь. — Он отчаянно защищался и превысил меру самообороны, — мужчина покачал головой, сняв очки и уложив их на стол в кучу бумаг. — Бедный парень. Что сверстники, что родители на него руку поднимали. Хорошо, что тут его в покое оставили. Наши ребята подобрее будут. — А как же семья? — Юнги обернулся, и толика надежды зародилась в его глазах. Его одолело искреннее беспокойство за одноклассника. — С кем он живёт теперь? — Знаю, что его мать оставила их, а отец пьющий. И у меня закрадывается подозрение, что Чимин ушёл из дома, — у Юнги почему-то сердце на миг сжалось в груди. — Я пытался узнать от него подробностей, помощь предлагал, а он всё отказывался. Не доверяет, думаю. Чимин лишь попросил не ставить пропуски, видимо, подзарабатывает. Он ведь смышлёный, старается, когда находит время для учёбы. Поэтому иду на уступки. После этого разговора, Юнги чувствовал некую беспричинную тревогу в груди, которая долго терзала его что в ночь, что в день. Мысли были разные, и они нагло заставляли его следить за объектом причины рождения своего любопытства. Даже Мунбёль, та самая идеальная девушка, которая снится большинству парней, не так часто навещала его мысли, а у него по сравнению с другими было больше шансов завоевать её сердце.

***

Юнги подметил, что Чимин, оказывается, действительно что-то писал в тетрадях на уроках. Не всегда, но иногда что-то да делал, вместо того чтобы завалиться на парту и забыться во сне. Постепенно Юнги замечал закономерность чужой усталости. Мин предполагал, раз Пак клюёт носом, работал тот, вероятнее всего, всю ночь, и смена его была два на два, если судить по логике Мина. Ел к тому же новенький много и в одиночестве в школьной столовой, иногда что-то забирал с собой, а временами что-то параллельно с трапезой читал или решал. А ещё часто впадал в свои раздумья, поглядывая в окно, когда занятие было слишком нудным даже для отличника старосты. Порой Мину было интересно узнать о том, что творилось в чужой голове. Юнги стал многое замечать, но, к сожалению, не мог вспомнить, был ли Чимин таким с самого начала. Пак больше не выражал безразличие, а точнее Мин этого больше не видел в нём, ведь та эмоция, что носилась маской каждый день, походила больше на грусть и измученность, маска, под которой скрывалось очень много трудностей подростковой жизни, но никак не пренебрежение. В случае новенького, жизнь Чимина окружала одиночеством и болью во всех её смыслах. И всё же волей-неволей Юнги услышал, что над Паком больше трёх лет издевались в прошлой школе. Жизнь в бедности была всему виной. В один из дней Чимин не смог терпеть, и ему пришлось отбиваться и марать кровью руки. И благо всё обошлось. Господин Кан как-то обмолвился, что отцу Чимина заплатили родители того, кто постоянно издевался над новеньким. Подстраховались, чтобы слухи о насилии в школе не распространились, и за дело не взялись уже более влиятельные лица. Но Чимин, избежав проблем, напоролся на новые в виде побега из дома и несовершеннолетия. Без опекуна, определённо, будет сложно, хотя, казалось бы, что до девятнадцатилетия оставалось каких-то пару месяцев. Если смотреть с другой стороны, по крайней мере это не так критично, сравнивая с тем, как довелось жить Чимину ранее. Мин согласен с руководителем — их класс более дружный. Новенькому тут спокойнее, пускай он и одинок. Это намного лучше прошлого.

***

Юнги поначалу придерживался простой тактики — осторожно наблюдал и редко контактировал с Чимином, хотя, если признаться, не раз пытался завести с ним разговор с искренними намерениями сблизиться, подумывая, для начала предложить помощь в учёбе. В какой-то из дней он видел, как господин Кан с Паком иногда занимался, но, несомненно, перед сдачей экзаменов одного раза в неделю было крайне мало. У преподавателя тоже свои дела были. И Юнги захотел быть вежливым по отношению к Чимину, пытаясь войти в чужое положение. — Обойдусь, — вышло грубо, и Юнги нахмурился из-за чужой интонации. — Если ты подумал, что я попрошу за это плату, то ты ошибаешься. Просто как приятель предлагаю тебе помощь в учёбе. Чимин опёрся на ладонь подбородком и ногтём свободной руки лениво шкрябал старенькую парту, а староста, уже, очевидно, раздраженный, стоял неподалеку, напряжённо скрестив руки на груди. — Во-первых, кому ты врёшь, что мы приятели? — Чимин говорил тихо, но так холодно. У Мина по спине мурашки пробежали. — Во-вторых, когда это я тебя лично о помощи просил? Не просил. Так что без твоей добродетели обойдусь. Юнги соврёт, если скажет, что он не был зол из-за чужого ответа. Всё то крохотное переживание за своего одноклассника в одну секунду незаметно испарилось, как сизый табачный дым, который наверняка Чимин за школой выпускал из своих уст. Горький осадок остался. Мин после их неудачного разговора долго держал обиду, он своим взглядом проходился по чужой фигуре так, будто смотрел не на человека, а на самое отвратительное существо. Его глаза были наполнены презрением. Снова. Будто вернулись в исходную точку. Но контактировать всё равно приходилось, и давать указание, как староста, нужно каждый день, очередь на уборку класса сменялась, и пришла пора Чимину прибираться. Он делал это довольно редко, по очевидной причине, но всегда оставлял безупречный порядок. Сложно не заметить, что доска была вымыта идеально, например, все в классе, лишь бы поскорее уйти, делали это, грубо говоря, через задницу. Разводы мела, мусор на полу, неровно стоящие стулья и столы — всё это одно слово «дежурство». После Чимина всегда было чисто, хоть он своим отсутствием в школе и пропускал свою очередь, но в такие редкие случаи всё равно убирался хорошо, даже земля в цветах была сыровата, отчего растения уже на утро казались живее. Когда Юнги видел результат чужого труда, у него вдруг обида отходила на второй план, раздражение немного утихало. Но оно снова возвращалось, когда ему не отвечали на сообщения. Чимина не было четвёртый день в школе. Мин Юнги: Ты где? Ты вообще жив? Хотя бы господину Кану отпишись Заебал игнорить Чимин после этого заблокировал его. Как только у него высветилось, что пользователь ограничил доступ, Юнги поначалу думал рвать и метать, но совсем скоро, если сутки можно считать таковыми, он осознал свою ошибку. Да, с последним высказыванием он переборщил. Обычно первым он никогда на рожон не лез, не грубил. Чимин вызывал в нём много чувств, понять которые ему было сложно, и понять чужую озлобленность в свою сторону он тоже не мог. Он знал, что у каждого есть свои причины кого-то недолюбливать, но хотя бы малость человеческого отношения можно было бы друг к другу проявить. По крайней мере, лично Юнги старался быть вежливым. И он беспокоился о новеньком, как бы для него самого это дико не звучало. — В чём твоя проблема? — первым, что спросил Юнги, когда увидел Чимина за партой. — Тебе так сложно отвечать на мои сообщения? — Не вижу смысла делать этого, когда господин Кан и так всё знает. — А где же уважение ко мне? Чимин резко поднял свои глаза. Совсем слегка удивлённые и с огромным чувством омерзения в них. Юнги не думал, что это так сильно бьёт куда-то в грудь. Кроме того, он впервые видел, когда новенький проявлял такие яркие эмоции. Ощутить на себе то, когда на тебя смотрят так, неприятно, словно ты позорно обнажён. Мин не догадывался, что он мог так же негативно выглядеть со стороны новенького. Всё-таки тихая усмешка сбежала с обкусанных губ Чимина. — И это говоришь мне ты? Тот, кто только и делал, что поливал меня дерьмом одним своим взглядом? — Пак был раздражён, но не зол. Он не тратил время на такую чушь, как разводить скандал. — Ни ты и ни твой отец не заслуживают даже крохи уважения. Юнги в одно мгновение недоуменно нахмурил брови. — Мой отец-то тут причём? — К тому, что яблоко от яблони недалеко падает. Ты такой же подлый, как твой отец. С вами лучше не иметь никакого дела. Староста думал, что Чимин это нарочно — подливал масло в крошечный огонёк, что у Мина стал возгораться всё сильнее. Промолчать тут невозможно. И Юнги признаётся, что поддался чужой провокации. На самом деле, ему бы по-хорошему узнать правду, выяснить причину такой дерзости Чимина в сторону его семьи, потому что наверняка отца тот упомянул совсем не просто так. Но всё, на что был он сейчас способен, это агриться в ответ. Он за отца не ручается, что бы тот не делал, а в целом Юнги понятия не имеет, как обстоят дела у родителя. Они, из-за занятости старшего Мина, не особо близки, чтобы знать что-то, что знает неведомым образом Чимин. Но даже так, Пак не имел права делать такие поспешные выводы, приписывая грехи отца на сына. Юнги будет играть по чужим правилам, раз на то пошло. — А что насчёт тебя, м? Понабрал небось от своего предка всё самое лучшее. Куришь, пьёшь, руки распускаешь. Может, уже и дурь употребляешь? Думаю, вот тут прям по фактам, яблоко от яблони. Вдруг резко стало тихо. Окно открыто, а легкий поток свежего ветра вместе со звуком пения птиц и возгласов ребят со школьной футбольной площадки проник в немного душный кабинет. Юнги понял, что совершил ошибку, только тогда, когда посмотрел в глаза Чимина. В них теперь ничего не было видно, только бездонная пугающая пустота. Прошла, наверное, пара секунд, как Пак ломано ухмыльнулся, смаргивая едва заметный, но подозрительный блеск, который он даже не пытался скрыть. Сердце Мина странно дрогнуло. Было жаль, что удовлетворения никакого он не ощутил от того, что у него вышло задеть человека, который раздражал длительное время. Он думал, это будет приятно — одержать верх над новеньким, поставив того на место. Видимо, не в этот раз. Они просто уставились в одну точку, кто куда. Совсем ничего не зная о жизни друг друга, они смогли дойти до оскорблений. И что Юнги, что Чимин понимают — оба не правы, только признавать свою вину сейчас никто из них не станет. Звонок на урок прозвенел. Чимин решил, что сегодняшние занятия пройдут славно и без его присутствия.

***

Когда мысли копятся, с ними обычно хочется поделиться, говоря буквально обо всём, что приходило на ум. Это помогает сбросить груз тревог, чтобы потом с новыми силами проживать дни дальше. Мунбёль и Юнги уже встречались несколько недель, и она всегда его внимательно слушала, а он ей доверял, так как та никогда не проявляла незаинтересованность. — Сильно его не раздражай, а не то тоже с дыркой от карандаша ходить будешь, — она захихикала, покачивая ногами, сидя на подоконнике в коридоре, а Юнги только хмыкнул ей в ответ. — Знаешь же, что Чимин может быть той ещё психованной сукой. Мин старается не верить слухам, пока сам не станет свидетелем чего бы то ни было, кроме того, источником всего, что он знает о других, является как раз-таки Мунбёль. Пусть она безвредна на вид, но приукрашать рассказы ей всегда нравилось. Почему-то Юнги, сам того не замечая, предпочитал этот момент опускать, хотя такая черта в девушке ему не особо импонировала. — Думаю, Мунбёль, что ты как раз можешь быть следующей, — Чимин уточняюще покрутил своей ладонью. — Я про руку. Она вздрогнула, нахмурившись, когда Чимин оказался в паре шагов. Юнги перегородил ему дорогу. Слухи слухами, но он не может знать наверняка, насколько хорошо новенький может себя контролировать. — Ты мне угрожаешь? — Да нет, что ты, — Чимин смотрел, не отрывая взгляда, на Юнги, будто провоцировал его. Староста предпочёл злобно двигать желваками и молчать, утихомиривая внутреннее беспокойство. — Просто хотел намекнуть, что это ты больше походишь на суку, — его глаза метнулись за спину Мина, чтобы одарить девушку нечитаемым взглядом. Та обеспокоено захлопала ресницами. Юнги резко схватил новенького за ворот рубашки. — Следи за своим языком, — пригрозил он. — А я советую тебе следить за своей дамой, а не за моим каждым шагом, — Чимин смахнул чужие руки, как если бы отряхивал с себя невидимые пылинки. — Я не имею никакого отношения к тебе. Мы друг другу никто, так что прекрати это всё. Притворись, что мы никогда с тобой не общались, и не создавай мне проблем. Лучше разбирайся с ней, не со мной. — он склонился к нему ближе. — И скажу чисто только из-за мужской солидарности, Мунбёль от тебя есть что скрывать. Мин не хотел верить ему, не хотел придавать чужим словам значение, но Чимин всё равно сумел посеять сомнения в новых отношениях Юнги. Но он молчать не будет, долго таить в себе подозрение тоже, поэтому спросит напрямую у своей девушки сам. — Что он тебе сказал? — настойчиво поинтересовалась Мунбёль, когда Чимин ушёл с их поля зрения. Её голос был взволнован. Он использовал этот шанс узнать правду. И Юнги ей поверил. Она заверила его в том, что ей незачем рушить то, к чему они вместе шли. Месяцы общения, а за ними неловкие объятия вместе с переплетёнными пальцами рук и лёгкими поцелуями. Всё шло относительно медленно, и оно, вероятнее всего, было таковым, потому что Мин не смог поверить ей до конца, хотя хотел. Иллюзия того, что его всё устраивало, длилась долго, он затянул с тем, что притворялся больше положенного. Дискомфорт был, и он его упорно старался скрывать. И всё, что его отвлекало от этих размышлений, — это Чимин. Он много думал о новеньком, о том, что тот, возможно, намеренно подкинул камень сомнения в их с Мунбёль отношения, и о том, что Пак стал снова чаще пропадать. И Юнги стал чаще о нём думать. Это отвлекало от тех мыслей, что ему где-то недалеко в подсознании хотелось разойтись с Мунбёль. Но эта ситуация не так критична по сравнению с тем, в каком состоянии пришёл Чимин на занятие после долгого прогула. Новая стрижка была симпатичной, это первое что Юнги отметил, но опухшие глаза, неизвестно, по какой причине — из-за слёз или синяка на скуле, может быть, и то, и то вместе — затмевали всё остальное. В запасе было ещё пять минут перемены. Переступая свою гордость, Юнги решил не оставлять это без внимания. Чимин его волновал. Чимин был ему интересен. Юнги не может долго от самого себя это утаивать. — Чимин? — он осторожно прикоснулся к чужому плечу. Новенький дёрнулся на стуле. От него веял лёгкий флёр сигаретного табака. — Всё хорошо? Кто это сделал? Тело Пака напряглось, брови нахмурились, из-за чего он болезненно зашипел. У виска, скрытый под чёлкой, тоже виднелись признаки избиения. Юнги наяву наблюдал, как крутились в чужой обновлённой стрижкой черепушке шестерёнки, мысли мотались от одной к другой — съязвить или ответить на вопросы по-человечески. Удивительно, что вариант выпал второй. — Неудачная ночная смена в клубе. — Ты в школу пришёл сразу со смены? — догадался староста, не скрывая удивление. Чимин на это красноречиво промолчал. — Так ты там всё время пропадаешь? — Юнги не смог удержаться и не спросить. Чимин шёл хоть на какой-то контакт впервые за это время. Хотя Мин уже по-настоящему настроился притвориться, что они незнакомцы друг для друга. Как бы ни хотелось сблизиться с новеньким, навязываться он больше не планировал. Этот день стал исключением. — Сейчас да, — тихо проговорил Чимин. — А раньше? — Прислугой отеля. Проще говоря, уборщик номеров. Юнги не глупый, хотя к совпадениям такого масштаба относился скептически. Он сумел сложить два и два за пару секунд после услышанного. Чимин всегда был опрятен, у него порядок в сумке и на парте, и отсутствие новых вещей не портило внешнего вида. Пак был аккуратным, внимательным к мелочам, поэтому после его дежурства кабинет блестел почти в прямом его смысле. Взялось в привычку поддерживать чистоту где только это можно. И, наверное, поэтому Чимин так грубо отозвался о его родне. Семья Мин владеет несколькими отелями в Сеуле, а в пределах Кореи и стран Европы их ещё больше. Можно догадаться, что Чимину пришлось иметь дело с его отцом. — Что ты не поделил с Мин Дэхюном? Чимин на этот вопрос хмыкнул, но снова скривился от боли на лице, отвечая: — Что было, то прошло. На этом их недолгая беседа завершилась, когда звонок прозвенел. Юнги обычно о каждом своём однокласснике заботился, поэтому он решил это использовать как хорошее оправдание тому, что он положил Чимину на парту пластыри. Собственное поведение удивило не только его самого.

***

Из-за всего происходящего с Юнги, он бы себя самолично выпорол, наказал так, чтобы потом снова не возникло желание лезть туда, куда не стоило бы. Однако не в этот раз, потому что Пак крутился в мыслях, и так долго, что переживание за новенького необъяснимым образом увеличивалось в размере: хотелось помочь тому, кто этой помощи и не просил вовсе. Конечно же, Чимин будет недоволен этим, возможно, посмотрит из-под чёлки так же презрительно, как он может, или, напротив, больше не заговорит с ним. Чувства, вызванные игнором со стороны человека, к которому испытываешь интерес, не совсем приятны. Юнги надеялся, что Чимин не откажется от его помощи. — Мой отец связался с тобой? Примешь его извинение и предложение? — накинулся староста на новенького сразу же на следующий день. — А оно, это предложение, точно его? — подстебнул его в ответ одноклассник. По Юнги было видно, что реагировать на эту глупость он не станет, из-за чего Чимин продолжил. — Я, по-твоему, дурак, от хорошего заработка отказываться? Конечно, приму. Ладно, Чимин оказался разумнее, а чужая гордыня знала в какой момент лучше всего себя проявить: в этом же случае она решила промолчать. Но Юнги больше накручивал себя и переживал, что Чимин из-за халатности директора отеля долго будет помнить обиду на семью Мин. Ситуация вышла крайне несправедливой, даже отец поделился тем, что поступил жестоко по отношению к парню, который работал не покладая рук, вылизывая каждый номер дочиста. Но чего не сделаешь ради собственной репутации и желания сохранить связи с влиятельными людьми. Чимин в этой игре был пешкой, на которую решили сбросить весь груз ответственности, только потому что он попался под руку так невовремя. Всё, что Юнги понял из слов отца, на удивление, который был искренним, — Мин младший всегда верил родителю, — это то, что Чимина обвинили в краже. Пак пытался доказать свою непричастность, твердил, что в момент мелкого преступления находился совсем на другом этаже, умолял посмотреть на запись камер видеонаблюдения, однако всем лепет новенького был до одного места. Дама, у которой украли что-то «очень драгоценное», утверждала то, что Чимин лгал, и она видела его у своего номера. Всё, что оставалось сделать Дэхюну, отцу Юнги, находившемуся по случайному совпадению в этом же отеле, — это уволить с позором на всю публику, ведь муж госпожи, которая устроила большой скандал, являлся его влиятельным другом. На самом деле, Юнги удивлён, что его папа так быстро признал свою вину, которая состояла в том, что он поспешил с выводом. Они, действительно, похожи друг на друга, правда младший Мин предпочитал жизнь поскромнее, поэтому выбрал простую школу. — А я намекал ему, что жена у него чокнутая, — так отец отозвался о супруге своего друга. Запись на камере он просмотрел, и совесть мужчины, видимо, не позволила оставить всё просто так, ведь Чимин говорил правду. И на вопросы почему Дэхюн не вернул Чимину работу, тот ответил тем, что никак не смог связаться с парнем. Юнги верил ему, так как Пак действительно сменил телефон, Мин решил, что тот его разбил или потерял на другой подработке: клуб, наполненный пьяными людьми, наверняка помог в этом, создавая хорошие условия для потасовок. Сказать честно, этот гаджет, что у новенького сейчас на руках, имел ужасное состояние, по сравнению с предыдущим. Юнги сам не знал, как умудрялся обращать на это всё внимание. Но сейчас это было не главным, важно то, что у Мина, к счастью, вышло помочь Чимину. — Носильщиком багажа тоже быть неплохо. Получше, чем чистка унитазов, — скромно порадовался одноклассник. Староста никогда не думал, что улыбка новенького может быть настолько приятной. Её бы хотелось видеть чаще, и Юнги, на удивление, этот порыв совсем не смущал. В этот же день новенький разблокировал Юнги, это поразило старосту не так сильно, как то, что Чимин ему впервые за этот год отписался. Новенький: Меня не будет пару дней Нужно обучиться требованиям на новой должности И Юнги Спасибо Непривычная томная волна мурашек обняла тело Юнги целиком. Вновь захотелось ощутить этот прилив, лишь поэтому Мин до глубокой ночи представлял, как бы эти слова с уст Чимина прозвучали наяву.

***

Учебная жизнь продолжалась, а личная всё никак не могла сделать шаг вперёд. Конечно же, Юнги прекрасно понимал, что в большинстве случаев это его вина. Мунбёль мила, но чувство сомнения на её счёт почему-то не покидало его. Но целоваться он не отказывался, хотя эти бессмысленные обжимания губ ничего ему из приятных чувств не приносили. Точнее, было и не хорошо, и не плохо. Отзывчивое, миниатюрное тело сжималось его руками, и её аромат, вкус тинта во рту, её мягкость ничего в нём не вызывали. Юнги в такие редкие моменты их уединения в его комнате хотел поскорее закончить со всем этим, прекратить и не переступать черту, но он искренне старался не подавать виду, что ему всё происходящее не нравилось. Не хотел задеть Мунбёль и был нежен с ней, и однажды она приняла всё это на свой счёт, хотя как тут могло быть иначе: период их отношений как раз намекал на то, что пора бы. Её ладонь заскользила ниже, к его ремню. Нависая над ней, он напрягся, а следом и она тоже, когда на первом этаже послышался стук входной двери. Юнги никогда не был ничему так благодарен, как сейчас тому, что его мать решила вернуться домой раньше. Он надеялся, что эта проблема исчезнет со временем. А пока не строились дела в отношениях у Юнги, у Чимина они, напротив, начинали складываться. Он не уследил за моментом, когда новенький умудрился сблизиться с одноклассницей и вместе с этим близкой подругой его девушки. Хаын тоже известна своей репутацией, она была в списке лучших учеников школы, и преподаватели не раз трещали о её достижениях, мотивируя всех равняться на неё. И поразительно, что она, Ким Хаын, с параллели, учившаяся на высокие отметки, нашла для себя что-то интересное в лице Чимина, криминальные слухи о котором до сих пор ходят от одного к другому. И Чимин себе позволил с ней улыбаться. Так сразу. Юнги от этого раздражался. И он понять не мог точно — из-за переживания, что что-то тут всё подозрительно, или из-за того, что новенький улыбался не ему. Но Юнги пытался быть осознанным и понимающим. Наверняка ранее девчонки с Чимином не хотели иметь что-то общее. В этой школе он сорвал куш. Классный руководитель помогал и покрывал, одноклассники не донимали, а теперь симпатичные девушки с ним желают мило побеседовать. Юнги, на самом деле, рад за Чимина. И он надеялся, что в скором времени его нездоровое помешательство на новеньком бесследно исчезнет.

***

— Знаешь, я, наверное, хотел бы попросить прощения у тебя, Юнги. Староста поднял свой взгляд от бумаг, скрывая, как только это возможно, своё удивление. Чимин это произнёс, пока поливал цветы. Его дежурство. А Мин решил помочь с документами господину Кану. А если говорить правду, то, на самом же деле, он просто хотел побыть с новеньким наедине, в надежде, что они поговорят. Вот так просто и по-дружески. Юнги почему-то не сдавался, а небольшая помешанность будто деваться никуда не планировала. — С чего вдруг мне такая честь выпала? Чимин забрызгал пульверизатором на листья каких-то растений, и по чужим движениям можно немного догадаться, что новенький перебарывал в себе неловкость. — Не зная о твоей жизни, я тогда задел тебя, опираясь на проступки твоего отца, — Чимин говорил спокойно, даже тише обычного, что Юнги приходилось внимательно прислушиваться. Он не хотел упустить ни одного слова. — Но, оказывается, твой папа не так плох. Он перед отъездом, как я понял, в Штаты, снова извинился передо мной и был добр всё то время, что я успел подработать на новой должности. — Я рад за тебя, — Юнги не отказывался от своих искренних слов, которые Чимин случайно перебил своими. — И ты тоже в последнее время был терпелив и добр ко мне, — Чимин повернулся лицом в его сторону, хмыкнув. — Получается всё равно, яблоко от яблони недалеко падает. Теперь только в хорошем смысле. — Что насчёт тебя? Как упал ты? — Юнги никогда не думал, что будет чувствовать себя так глупо, но ему было важно это спросить. — К счастью, я упал далеко. У Мина много было вопросов на уме, но ни за один не успел схватиться до того, как новенький в спешке покинул кабинет, тихо попрощавшись. Чимин сбежал от него, зная наверняка, что последовало бы дальше. Юнги с этого момента старался держать себя под контролем, когда заводилась непринуждённая беседа с тем, кого ранее презирал. Сейчас каждый разговор с новеньким им ценился. Чимин приятный, начитанный собеседник, они на перемене теперь могли говорить о многом, и даже в такие ужасные мгновения великое любопытство насчёт Хаын он подавлял в себе. Лезть в отношения Чимина было бы уже непростительной наглостью. Правда, наглости у Мунбёль оказалось больше. — Юнги, а ну покажи руки, — та прижалась к парню со спины, обхватив чужие кисти и выглянув сбоку, а затем стала с театральным волнением осматривать его. — Надеюсь, Чимин тебя не покалечил? — Ха-ха, как остроумно, — Чимин, рассказ которого о прочитанной им книге вдруг прервали, спрыгнул с подоконника, чтобы оставить их наедине. Юнги едва скрыл грусть, провожая одноклассника взглядом, а после хмуро уставился на свою девушку. — Видишь же, что я наладил с ним отношения, — он развернулся к ней лицом, отпрянув от её касаний. — К чему этот спектакль? — А ты не помнишь что ли, как он меня сучкой обозвал и угрожал? Неужели цена твоих хороших отношений с ним, будет ценой наших? Юнги хотел сказать, что она сама виновата, хотел защищать не её, а Чимина, но понимал как это неправильно. В отношениях пара ведь должна поддерживать друг друга. — Не накручивай. Всё не так, — он устало вздохнул. Мунбёль томно посмотрела на него из-под ресниц, вновь взяв его за руки. Этот кокетливый взгляд не спутать. — Ну, милый, я просто беспокоюсь, и советую ему не доверять и не привязываться, — её голос был ласковым. Юнги в такие моменты просто молчаливо соглашался.

***

В честь годовщины школы намечался бал. Событие одно из долгожданных для многих. Обычно в этот день вознаграждались те ученики, что принесли славу учебному заведению, и поэтому устраивали небольшие шоу, готовили фуршет, танцевали, веселились и проносили каждый год каким-нибудь оригинальным способом алкоголь, добавляя искры в праздничный вечер. Юнги имел дело с организационными деталями, с занятий часто уходил и помогал другим с украшениями и заказами еды. Так получилось, что он был слишком занят, чтобы проследить за тем, как шла жизнь Чимина, но они всё-таки тоже смогли найти общий язык и в переписках, и хотя бы так немного поинтересоваться о делах друг друга. Мунбёль это незамеченным не оставила. Она не один раз начинала ссоры. Староста умудрялся обходить их стороной, но врать даже не думал, только отвлекал её от конфликта, сменяя тему. Юнги в частности был виноват, но также понимал, что Мунбёль порой переходила личные границы. Мин каждый раз давал шанс их отношениям, думал со временем всё наладится, поэтому решил, что их сблизят свидания и совместный вечер на балу. В годовщину школы было принято приглашать друг друга, и кто был самой яркой и необычной парой, вдобавок впечатляющей своим нарядом, тоже символически вознаграждался. Подобные фишки украшали вечер ещё больше, как и различные конкурсы, в которых все стремились поучаствовать. Юнги давно потерял ко всему этому интерес, и лишь Чимин этот интерес вновь в этом году подогрел. Староста очень старался не лезть в личные отношения новенького, прикидывался так, будто ему это безразлично. Но он в итоге дурил самого себя. И очень сильно разочаровался, когда Чимин пришёл на бал не один. Новенький с Хаын выглядел очень даже очаровательно. Чимин был одет достаточно скромно по сравнению со своей парой на вечер: он во всём чёрном — пиджак, брюки, рубашка, туфли, бабочка, которую он часто поправлял из-за неудобства. Его спутница не постеснялась надеть жёлтое платье в пол с глубоким декольте. Многие девушки были яркими, но Хаын заняла лидирующее место даже в этом. Мунбёль что-то щебетала ему, повиснув на его локте, а Юнги только бессвязно поддакивал, устремив свой взгляд в глубину толпы. Чимин был каким-то особенным сегодня, красивым. Расслабленным и улыбчивым, хотя совсем крохотное смущение всё равно немного сдавало его по причине того, что слишком много внимания было устремлено на их пару. И Юнги гордился тем, что Чимину понемногу удавалось налаживать отношения с ребятами. Но также Мин был то ли напряжён, то ли очень сильно зол, может, и вовсе это были отголоски ревности к тому, кто, по сути, ему не принадлежит. Он пытался отвлечься на Мунбёль, старался не искать взглядом новенького, но это было достаточно сложно, учитывая то, что наряд Хаын невольно попадался на глаза. А где она, там оказывался и Чимин. Толпа людей металась из стороны в сторону, ведущие на сцене актового зала только разжигали народ с сопровождением громкой музыки. Мунбёль была активной, дёргала Юнги за рукав, кричала ему что-то в ухо, пока биты с колонок проигрывались особенно громко, а староста только и мог, что сдерживал в себе раздражение. Она его крайне сильно беспричинно бесила. Он себя за эти чувства ненавидел, правда. Просто не мог понять самого себя, не мог понять того, что он хочет от этих отношений. В самом начале он был настроен серьёзно, заботился о ней, был, иначе говоря, хорошим ухажёром до того, как стать парой. И они стали, а потом новенький занял все его мысли. Чимин умный, дерзкий на язык, трудолюбивый, искренний, спокойный и по-особенному привлекательный. Юнги давно признался себе, что черты лица этого парня пленительны, и он добровольно стал их узником, глупо надеясь, что всё пройдёт. Мин совсем не заметил, по какому поводу раздались громкие возгласы и аплодисменты по всему помещению, в котором мерцали декорации и софиты, которые он часами ранее и устанавливал. На самом деле то, что творилось на сцене, его не интересовало, но если на ней был объект его мыслей, то это уже другое дело. Юнги удивлённо уставился на Чимина, наверное, больше взволнованно, и новенький, усердно старающийся держать спину ровно и не прятать голову в своих плечах из-за такого внимания к себе, что дарила им толпа, тоже не особо казался уверенным в происходящем. Хаын говорила что-то в микрофон. Долго, как она умеет, держа фирменный праздничный торт и благодаря всех на свете за то, что их выбрали в этом году самой яркой парой на балу. Юнги даже не заметил, как все сдали бланки с именами, которые умудрились так быстро посчитать. За подобный род обязанностей он не отвечал. Всё, что требовалось от него в этот вечер, он сделал. Юнги не мог не согласиться, что Чимин, славясь своей недоброй репутацией, удивил тем, что пришёл с одной из самых лучших девушек их школы. Многие были поражены, но, судя по реакции толпы, те были совсем не против. Их школа, несмотря на то, что все в ней слухи с радостью распространяют, была мирной. Мин смирился с ситуацией. Пускай за всем ему было неприятно наблюдать, но он не прекратит повторять, что в каком-то роде счастлив за Чимина. Новенький заслужил эту небольшую, но приятную популярность. Мин бы и дальше так думал, пока не заметил неладное в поведении Хаын, которая должна была давно передать микрофон и дать слово Паку, который тоже это заметил и напрягся сильнее. — Теперь же наши дорогие мальчики, смогут пригласить своих дам на танец, после того как я отдам честь своему спутнику задуть эту свечу, — ведущий быстро подбежал ей помочь зажечь фитиль под громкие аплодисменты и под постепенно увеличивающуюся громкость музыку. Чимин выглядел сбитым столку от той суеты, что внезапно его окружила. Во взгляде читалось недопонимание и блеск волнения, совсем не тот, который можно принять за предвкушение. Юнги неотрывно смотрел на Чимина, у него сердце колотилось, будто бы это он лично там, на сцене, оказавшись на ней впервые. А потом Хаын подняла торт к своему спутнику ближе. Когда Юнги понял, уже было поздно. Чимин неловко задул дрожащий огонёк. Возгласы всех присутствующих взорвались, фоновая музыка тоже, будто бы пытаясь оглушить. — Юнги, смотри-смотри, — смеясь прокричала ему Мунбёль, дёргая его за тот же локоть, от которого она весь вечер не отцеплялась. И только после её слов торт оказался на лице Чимина. Его уложенные волосы и его новая одежда, вероятнее всего, которую купил себе на заработанные деньги на прибыльной подработке, тоже оказались под ударом. Чимин буквально на днях делился с ним, что финансовые проблемы постепенно обходили его стороной, и всё это пошло коту под хвост. Юнги с замершим сердцем уставился на Чимина. Парень не двигался, его ресницы слиплись из-за крема и рыхлого бисквита, большая часть которого уже лежала на полу. Он попытался заглянуть в глаза мило улыбающейся Хаын, которая что-то стала шептать ему на ухо, пока все, приняв произошедшее на сцене за шутку, верещали. Было ощущение, что трезвость ума всех внезапно покинула. Всё произошло очень быстро. Каждый кадр будто сменялся по щелчку кнопки. Музыка становилась громче. — Потанцуем, Чимин? — слащаво. Это было слышно из-за микрофона, который Хаын намеренно подставила к своим красным губам. А потом всё в новом кадре стихло. На сцене ни Чимина, ни Хаын уже не было. Музыка сменилась на какое-то умеренное, едва заметное звучание. Только смешки Мунбёль казались для Юнги самыми громкими в большом, душном, наполненной сотнями людьми, помещении. Чимин сбежал, и Юнги заметил это совсем не сразу. Он выдернул руку. Девушка от этого жеста покачнулась. — Юнги? Что с тобой? Староста посмотрел на неё как на дуру. — Себя в первую очередь спросить не хочешь? — на каждые её попытки прикоснуться к нему, он отступал на шаг. — Это же ты всё устроила, не так ли? По её лицу было видно, как ей хотелось соврать. Но она сдалась, облажалась, выдав себя с потрохами. — Ну да, в этом нет ничего такого. Небольшая шутка и месть за себя и тебя. — Что за херню ты несёшь? Какая месть? Юнги злился. В нём всё искрилось так, что вот-вот полыхнёт и всё то, что находилось подле него. Мунбёль в его глазах просто упала, настолько низко, насколько можно, он на неё смотрел так, будто бы это она самое отвратительное и жалкое существо, а не Чимин, о котором он так ошибочно думал ещё очень давно. — Юнги, как же ты не понимаешь, он не тот, к кому нужно проявлять эмпатию. Он преступник, — Мин снова дёрнулся от неё, когда та попыталась обнять его лицо ладонями. — Милый, давай забудем эту ситуацию. Лучше пошли потанцуем. — Ты вообще себя слышишь? Юнги больше не хотел с ней говорить. Он хотел больше всего сейчас найти Чимина, поддержать, возможно, помочь ему отмыть всё с себя, а не тратить время на этого подлого человека, который хорошо скрывался от него долгие месяцы общения. — А что мне оставалось делать? — она вдруг топнула ногой, лязгая туфлей о кафель. Тоже злилась. И пускай музыка и была спокойной, все равно другим было не понять, о чём их ссора. — Ты ныл, что он тебя бесит. И внезапно вы сдружились. А я же вижу, как ты отстраняешься от меня, и знаю то, что ты какому-то придурку уделяешь больше времени, чем мне. — И ты додумалась до этого, — Юнги проговорил это с разочарованием, утверждая, а не спрашивая, заканчивая на этом их диалог. — Не подходи ко мне больше. Смысла говорить с ней не было. Она пыталась сказать что-то вдогонку в оправдание себе, но Юнги уже не слышал её. Когда он покинул помещение, только потом понял, как там было душно, и понял то, как всё ещё дико колотилось сердце в груди, ускоряя вместе с этим и дыхание. К Чимину каждая частица тела тянулась и пульсировала, а на душе внезапно стало так легко. От гадкой, но такой утешительной мысли, что Мунбёль теперь не его ответственность. Возможно, он давно ждал удобного момента, повода разорвать с ней, наконец, связи, но знал бы, чего ему это стоило, не согласился бы повторить этот сценарий снова. Чимин не заслуживал всего этого. Вспомнив о нём, тревога непроглядно вернулась. Страх, что Чимин уже успел сбежать, не покидал Юнги всё время его поисков, но, спустя каких-то десять минут, новенький нашёлся в их кабинете. В классе было темно, только свет уличных фонарей касался школьных парт. За одной из них сидел звезда сегодняшнего неудачного вечера. Чимин опрокинул голову, чтобы выпить с горлышка бутылки. Алкоголь было найти не сложно. Юнги сам успел пригубить бокал, который ему всунули в толпе приятели, и от маленьких глотков не на шутку развезло. Хотя, скорее всего, больше из-за эмоций он так, наверное, и расквасился. Староста всегда был чувствительным. Юнги перешагнул порог кабинета, и сразу же устремился к Чимину, но в последний момент развернулся обратно, чтобы закрыть дверь на замок. Щелчок не привлёк внимание новенького, он даже не обернулся на Юнги, лишь дальше продолжал пить соджу так, как будто это какой-то сладкий энергетик. Пьяные ребята искали свободные места, где можно было бы спокойно покурить у окна, или где парочки могли бы уединиться. Староста не хотел, чтобы кто-то помешал бы им поговорить. Юнги даже это не так нужно на самом деле, он будет только рад, если они просто вместе посидят в тишине. Чимина одного оставлять никакого желания не имелось. Форточка была приоткрыта. Здесь было совсем не так жарко, тело понемногу остужалось. Приглушённая музыка сквозь толщу стен доносилась и до них тоже и немного расслабляла, и лишь звук скрипа ножек стула о пол резанул на мгновение слух. Юнги намеренно придвинулся к Чимину ближе и уселся плечом к плечу с ним. От Пака пахло приятно, каким-то одеколоном с цветочными нотками в аромате и шоколадом. Оно и понятно: заварной крем на одежде полностью никуда не делся. Уложенная ранее чужая причёска беспощадно испорчена, видимо, новенький умылся с головой: мокрые волосы зачёсаны, и пара прядей свисала на висках сосульками. Пиджак валялся на полу. Чимин, очевидно, готовился к этому вечеру, жаль, что этот образ просуществовал совсем недолго. Хотя Юнги считает, что сейчас его одноклассник выглядел неплохо. Намного лучше, чем неплохо. Красивый. Они молчали, тупо пялясь на доску. Кто-то по ту сторону двери подёргал за ручку и прекратил, судя по всему, направляясь дальше искать открытый кабинет. — Как ты? — Пойдёт. Бывало и хуже, — Чимин звучал тише обычного. Голос совсем хриплый. Юнги от услышанного стало как-то тоскливо. Они снова замолкли, прислушиваясь не к тому, что звучало вокруг них, а к своим мыслям, к чувствам, к размышлениям того, с чего бы сейчас начать говорить. Мин хотя бы попытается, даже если и обещал себе этого не делать. Как бы то ни было, желание узнать обо всём, что Чимин думает, взяло над ним верх. Тишина приятна, но если её затмит голос новенького, то было бы намного лучше. — Что сказала тебе Хаын на сцене, после… после всего этого? — Юнги неопределённо покрутил пальцем на уровне чужого лица, а Чимин вдруг пьяно захихикал. — Дай вспомню, — он рисовал дном бутылки круги по воздуху, держась рукой за её горлышко. — Ну, если дословно, то «Юнги тебе не поверит. Привет от Мунбёль». А потом моё лицо в торте. — Что она имела в виду? — Значит, что я знаю секрет твоей девушки, которому ты не поверишь, если я тебе скажу. Тишина. Юнги не стал задавать наводящие вопросы, ведь почему-то был уверен, что Чимин продолжит сам. Пак прервался на последний глоток алкоголя. Бутылка оказалась поставленной на пол. — Она трахается с мелким хулиганом с параллели в мужской раздевалке, а к тебе за романтикой бегает. В общем, Мунбёль на двух стульях хочет пригнездиться. Они продолжили молчать. Юнги не ожидал от себя такой спокойной реакции, в груди, наоборот, будто из-за услышанного стало легче. Конечно же, дикое отвращение к Мунбёль всё же присутствовало, теперь оно только усилилось, но он не злился вовсе. Ему стало легче от того, что её теперь будет ещё проще отпустить. Вины по поводу того, что он так легко с ней разорвал, среди толпы, оставив её одну, не поговорив, не возникнет. Юнги верил Чимину, вероятно, да, это опрометчиво, но новенький, если бы хотел, мог бы давно раскрыть чужой секрет. На самом деле, ситуация непростая. Но Мин не желает в неё особо углубляться. Сегодняшнего вечера было достаточно, чтобы Мунбёль смогла показать себя такой, какая она есть. Он сюда пришёл для того, чтобы поддержать Чимина, а не разбираться в своих, с уже бывшей девушкой, отношениях. То, что было у него с Мунбёль, походило больше на интрижку. — Странно, — проговорил Чимин в тишину, которая слишком затянулась. Они продолжали разглядывать пустую доску, откинувшись на спинки стульев. Порой Юнги её так внимательно на занятиях не рассматривал, не то, что сейчас. А Чимин тем более. — Ты про что? — Я рассказал тебе о измене твоей девушки, а ты просто молчишь. Для меня это странно. — Что было, то прошло, — повторил он чужую фразу, хотя её не возлюбил всей душой. — А ещё меньше чем полчаса назад я её бросил. Так что, мне как-то плевать теперь. Чимин повернул к нему голову, уставившись на его профиль. — Из-за случившегося на сцене… ну, расстался? — Ага, — чувствуя на себе чужой взгляд, просто ответил Мин. — А как ты понял, что она имела к этому дело? — Она и не скрывала, — Юнги задумался. — Ещё я не переношу издевательства в нашей школе, а ты, на самом деле, не заслуживаешь плохого отношения к себе. Чимин не признается ему, что чужие слова немного его тронули. Юнги настроен на то, чтобы, наверное, ещё раз попытаться сделать шаги к их дружбе. — И почему же ты так решил? — хмыкнул новенький. — Для того, чтобы окончательно стать отбросом в твоих глазах, мне остаётся только закурить да и дурь принять. Юнги повернулся к нему лицом, когда тот уже не смотрел на него. Будто догонялки играли. — Ты же и так куришь? — С чего такие выводы? Юнги подумал, что бровь одноклассника приподнялась. Теперь хотелось снова ощутить на себе чужой внимательный взгляд. — От тебя несло табаком в первый же день, как ты пришёл в наш класс. Юнги часто доверял своей интуиции, и на удивление, промахивался он крайне редко. Поэтому данный факт о Чимине поставил его в тупик, так как почти на все сто процентов, по его мнению, никотин Пак употреблял. Просто хорошо скрывал. — Заканчивая свою смену в клубе, я убирал курительную комнату. Наверное, поэтому и несло от меня. Так что никогда нельзя говорить о человеке того, что не можешь знать наверняка, — Чимин, видимо, вернулся в те неприятные воспоминания, которые до сих пор его не оставили в покое. — Это нас обоих касается. Пак правильно отметил, и Юнги немного стыдно за себя. — Мне бы очень хотелось узнать о тебе больше. Чимин неожиданно снова повернул к нему голову. Теперь они смотрели друг на друга. Юнги готов поклясться, что его сердце в тишине звучало так громко, что новенький мог бы посчитать каждый его удар. — Что же тебя интересует? И Юнги дал ему понять, что он хочет знать всё. О жизни, начиная с рождения и по сей день, о друзьях, семье, о самых ярких эмоциях, что у него были когда-либо в жизни, хотел знать про ближайшие планы на будущее и самые глупые, но важные душе мечты. Мину по неведомой причине это было важно, хотя он обещал себе сильно не напирать, однако Чимин не выражал никакого раздражения насчёт того, что кто-то снова посмел лезть не в своё дело. Он просто начал говорить. Много говорил, тихо, но так складно и проникновенно, что можно было подумать, что слушаешь аудиокнигу от первого лица о незадавшейся жизни мальчика в бедной семье. Родители Пака разошлись, когда ему было лет тринадцать, даже сам рассказчик не дал точной цифры, так как уже и не помнил, когда в последний раз видел мать в лицо. Чимин поделился тем, что он её понимал: она сбежала от каждодневного избиения и нищеты, а не забрала сына с собой, так как едва сама себя обеспечивала хлебом на день. Но встреть её Чимин снова, он её не простил бы, потому что все проблемы она себе создала сама. И Чимин стал расхлёбывать всё то, что наварили ему в жизни родители, как раз-таки тогда, когда мама оставила его наедине с отцом. Единственное, когда он мог с ним не пересекаться, это на подработке и в школе. И то, и другое было для него адом, но лучше, чем дома. Не все брали несовершеннолетних детей, но кто-то всё равно находился, кто не прочь заплатить гроши за детский труд. Он просто делал всё то, что помогло бы ему выжить и уйти из дома. Пак не жаловался, никогда и никому, даже сейчас, так как его лично попросили рассказать, и он это делал без преувеличений, без выразительных эмоций, и без хоть какой-то попытки давить на жалость. И даже когда момент зашёл о школе, он не проявил и крупицы боли от воспоминаний. А вот Юнги от одних слов стало больно. Он слушал о том, как Паку приходилось голодать, о том, как тому было в первый раз стыдно брать школьную еду с собой на ужин: сейчас это уже вошло в привычку. А потом Юнги очень сильно старался держать себя в руках, пытаясь не считать то, сколько раз Чимина избивали одноклассники и отец. Сердце ныло от того, что Чимин умудрялся улыбаться себе под нос, пальцем указывая на череду шрамов, спрятанные под длинными рукавами рубашки. Чимин никогда не носил за этот год что-то, что было короче уровня кистей. — Эти две точки, — приподняв слегка длинные волосы, Чимин указал на свой затылок, совсем не замечая того, что Юнги едва мог посмотреть на него. — Отец сигаретами сделал, когда набухался в хлам. А этот небольшой порез, — он завернул рукав одежды, чтобы указать теперь на локоть, — за школой упал на что-то, когда одноклассник ударил под дых. А вот, например, этот… Чимин внезапно замолк, когда его ладонь, тянущуюся подогнать край брюк, остановили. Староста сжал его руку, совсем не сильно, но заметно, когда у самого в груди всё больнее сжималось сердце, которое словно при каждом биении стягивал узел. — Ты можешь остановиться. Тебе не обязательно говорить об этом. Юнги не хочет, чтобы Чимин делился с этим сквозь страх и неприязнь, возможно, прокручивая и переживая все те ужасные мгновения вновь. Но новенький не казался тем, кто по настоящему обеспокоен этим. Просто сам Мин передумал слышать в подробностях о шрамах и представлять то, как эти вечные изъяны появлялись на тощем теле. Он не хотел отпускать чужую руку. Мин только сильнее её сдавил, что чужим пальцам не оставалось ничего, кроме как стиснуть его ладонь в ответ. Но он всё же боялся разглядеть в его глазах страдание от жизни, или, что ещё хуже, вообще ничего в них не увидеть. Самое страшное — это потерять возможность чувствовать хоть что-либо. Чимин в своём рассказе так и не дошёл до момента, когда наступила белая полоса счастья. А потому что её нет и, когда именно будет она, не узнаешь. Новенький не заслужил всего этого. — Всё нормально. Что было, то прошло, — Юнги эту фразу проклинает. — Я к своей прошлой жизни проще отношусь. Если бы я зацикливался на ней, то тут бы меня никогда не было. В грудной клетке что-то закололо. Мин не готов представлять такой исход. Они не спешили оцеплять руки друг друга, пялясь на пустую доску. Пришла череда неожиданных вопросов, ответы на которые хотелось бы Юнги узнать. — У тебя действительно не было шанса дать отпор и сбежать как можно раньше от всего этого? — Я давал сдачи, правда, мои попытки были несчастны. Прилетало вдвойне от одноклассников, втройне от отца. А чтобы убежать из дома, накоплений было недостаточно. — Чимин ему по-доброму улыбнулся. — Всё не так просто, как может показаться. Юнги никак не может перестать чувствовать себя плохо. Пак на жалость не давил, но дикое давление всех эмоций, что только могли нахлынуть на Мина, не давали покоя. — Однажды ты ведь смог. — Да, — улыбка одноклассника стала шире, и она не казалась какой-то неправильной, она была немного счастливой. Будто гордость за самого себя не смогла далеко спрятаться. — Правда, в частности, вина всему череда стечений обстоятельств. Повезло просто. Чимин уже успел ему рассказать в подробностях о том слухе, что стал распространяться в этой школе, как только он сюда пришёл. И, по правде говоря, Паку по-настоящему крупно повезло, учитывая ещё то, что бывший одноклассник теперь ходил с едва подвижными пальцами, а он не за решёткой. Карандаш прошёл сквозь какие-то нервные окончания, что-то типа того, что всю жизнь шрам на руке будет ему напоминать о произошедшем. На самом деле, это ничто, по сравнению с тем, какие следы бывший одноклассник оставил на Чимине. Новенький сказал, что этот момент он помнит хорошо, то, как кожа на чужой руке лопнула, то, сколько крови в итоге было. То как ему было совсем не жаль. Он просто напросто защищался. Смелости ему придала чужая угроза, что ему переломают все пальцы, если он не выполнит очередные жестокие указания дворовой псины. А Пак понимал, что угроза за невыполнение была реальной, и руки свои беречь нужно. Он ими зарабатывал на самую дорогую мечту — бросить всё и начать новую жизнь. Конечно, подать документы на уход из школы всё же пришлось, и покинуть дом преждевременно — тоже. Администратор клуба, в котором ему позволили работать, разрешил всё лето перекантоваться и выделил ему кладовую комнату. Правда, пришлось отрабатывать, не покладая рук, которые он смог сберечь. — Что ты тогда почувствовал? Юнги невольно поставил себя на место Чимина и ожидал услышать про счастье, удовлетворение, про усилившуюся жажду добить или, напротив, про сожаление. — Свободу, — Чимин прошептал это с всё той же спокойной улыбкой. А Юнги чувствовал себя ужасно, будто сам стал частью ужасных моментов Чимина. Мысли сразу завертелись, подбрасывая воспоминания того, как он относился к новенькому с самого первого дня, вспомнил про свои грубые слова и про Мунбёль, которая, если бы не Мин, не стала бы позорить Пака сегодня, в важный день для многих учеников. Жизнь одноклассника стала бы лучше уже давно, если бы они, два придурка, не оказались упёртыми. Чимин стал осторожно гладить его по тыльной стороне ладони, в попытках расслабить. Но Юнги до этого состояния ещё далеко. — Ты всегда первым благодарил меня и просил у меня прощения. Теперь я тоже хочу извиниться перед тобой, — Юнги неосознанно удобнее переплёлся с ним пальцами, не отрывая взгляда от чужих глаз. — Мне жаль, что мы начали так наше общение. Прости меня. — Очень мило с твоей стороны. — Я серьёзно. — Знаю, и мне было важно услышать эти слова от тебя. Юнги в чужом голосе ощутил что-то необычное, интонация была непозволительно нежной для такой ситуации, в которой новенький имел полное право просто послать его. Никогда бы Мин не подумал, что Чимин может быть таким чутким. Конечно же, он бы не стал идти на примирения, если Пак оказался бы настоящим ублюдком. В результате вышло совсем всё иначе, ведь новенький наделён чертами понимающего человека, который умеет признавать свои ошибки первым, поэтому Юнги нашёл в себе смелость пытаться дальше сблизиться. Чимин притягивал к себе как магнит. Музыка не прекращала греметь в актовом помещении. Шёл уже двенадцатый час ночи. Редкий случай, когда управляющие школы разрешали в такое позднее время в ней находиться. Преподаватели даже не контролировали наличие алкоголя, понимали, что всё равно бесполезно. Юнги, например, сейчас бы не отказался от пары глотков малинового соджу. От мыслей в голове он на время смог бы избавиться только так. Присутствие Чимина их количество вдвое увеличивало. — Видимо, ты сильно задумался, — новенький, усмехнувшись, кивнул головой в сторону на всё ещё по-прежнему их сцепленные руки, где Юнги перебирал его пальцы. — Да. И я постоянно думаю о тебе. Сам не могу понять почему. Чимин неотрывно смотрел на него, пытался словить его взгляд, что у него, собственно, и вышло. Услышанное Пака, судя по всему, совсем не смутило. — Есть хотя бы предположения почему? Юнги подумал, что чужой голос стал тягучим и очень тихим, лишь поэтому он ближе придвинулся к лицу напротив. Плевать, что это было необязательно с его стороны. Ему теперь на всё плевать, когда запах Чимина был настолько рядом. — Нет. Юнги пытался, очень сильно пытался не опустить свой взгляд на пухлые губы, но он все же сделал это, а когда поддался этому искушению, оторваться от лицезрения смог не сразу. Чимин не слепой и не был против чужой наглости. Он всего лишь на это хитро улыбнулся и склонился навстречу, останавливаясь в паре сантиметров от чужого носа. — Совсем нет? Юнги завороженно слушал и смотрел на него, а когда смысл вопроса дошёл до его сознания, то кивнул. Их носы всё-таки соприкоснулись, староста не успел среагировать на такую близость, как его резко схватили за затылок и прижали к себе. Дыхание Чимина вырвалось напротив его губ, в которые следом же нырнул чужой язык. Вот так сразу. Юнги необъяснимым образом сумел подстроиться, сумел ответить без промедления, как будто был готов с самого начала, но просто не мог признать себе это. Они оба были жадными: Чимин напирал на него, и даже стал покусывать с тяжёлыми вздохами губы, рукой сжимая волосы Юнги. Мин замычал в дерзкий поцелуй, что у него был впервые. Мунбёль всегда была той, которая смиренно принимала. Она не пыталась состязаться и не вызывала в нём хоть что-то схожее с удовольствием. С Чимином было по-другому. Ярче. И эмоции не знали куда им деваться, чтобы своего хозяина не свести с ума окончательно. Чимин расцепил их руки, всё ещё глубоко целуя, и сразу обеими зарылся в его локоны, вставая со стула, чтобы неуклюже пересесть на колени Юнги, толкая неловко парту позади них с мерзким скрипом. Мин не понимал, что происходит, уже совсем не помнил, как они сумели дойти до того, что сейчас с ними творилось, но тяжесть на себе он с наслаждением принял, и, не открывая глаз, обнял чужую талию. Робкое удивление пропало сразу, Юнги отвлёкся на то, как от его касаний выгнулись в пояснице с тихим стоном ему в рот. Чимин на вкус сладко-горький: сладкий будто от крема торта и горький от алкоголя, вкусы которого ещё не исчезли. Юнги уверен, что на чужой шее сахар никуда не делся, и он рискнул проверить это наверняка. Тихий, дрожащий вздох был слишком громким в кабинете. Чимин тут же стал отзывчиво подставляться под мокрые поцелуи, млел в руках так быстро и доверительно, что Юнги терялся в реальности происходящего. Он чужие бока сжал очень крепко, притягивая бёдра к себе ближе. Кожа и вправду сладка на вкус, в прямом смысле. С ним никогда подобного не случалось. Никогда Юнги не чувствовал всего того, что ощущал сейчас от простого телесного контакта с человеком. Может, он проникся Чимином, он ему, выходит, с самого начала был интересен: его хотелось разгадать, услышать, узнать лучше просто так. И когда это вышло, возможно, он так думает, в нём это спровоцировало столько эмоций. Спонтанность всегда Юнги претила. Видимо, не сегодня. Плевать, что такой неожиданный порыв Чимина не поддаётся объяснениям, и плевать, что, вероятнее всего, тот всё ещё пьян, но ему всё равно нравится сейчас каждый миг: то, как Чимин тянул в наслаждении его волосы, прижимая к себе, то, как тепло тела ощущалось собственным, и то, как Чимин стал тереться о него. Всё это они друг с другом делали в их классном кабинете, в котором им ещё учиться. Для Юнги всё было безумно. И ему нравилось. Останавливаться желания не было. Пак отцепил его от собственной шеи, прижимаясь к губам на долю секунды, чтобы начать спускаться на колени между ног Юнги. Мин немного испуганно остановил его, прежде, чем Чимин коснулся коленями пола. — Что ты собрался делать? Брови Чимина удивлённо приподнялись из-за чужого вопроса. Тусклый свет с ночной улицы позволил разглядеть такую яркую за последнее время эмоцию новенького. — Просто подумал, что ты будешь не против, если я тебе отсосу. Юнги всё ещё дышал загнанно и хотел вернуться к припухлым губам, вовсе не сразу понимая смысл чужих слов. — Могу ли я… — Мин не успел подумать, как сразу начал говорить, привставая следом за Чимином и подталкивая его к парте позади. — Могу я это сделать для тебя? — То есть, отсосать мне? — Чимин не издевался, он говорил серьёзно, пускай и называл вещи своими неловкими именами. Они плотно прижались к друг другу вновь. Пак в итоге уселся на край стола, обняв шею Юнги, и мелко вздрогнул в поцелуе, когда тишину разрезал звонкий стук упавшей бутылки на пол. Мин вспотел немного. На нём всё ещё дурацкий пиджак. — Мне кажется, что я хочу попробовать это с тобой. На самом деле, Мин сам не знал, что на него нашло, но точно уверен, что хочет этого. Ему нечего скрывать или стыдиться того, что у него в штанах смешной размер, как могло бы показаться, из-за того что он первым снимать с себя брюки не спешил. Это совсем не так. Он всего лишь просто предпочёл касаться Чимина как можно больше. — Если ты уверен, то конечно. Они снова поспешили соединить их губы. При каждом столкновении языков, Юнги чувствовал, как сердце колотилось, а в ушах гудело настолько, что он не сразу расслышал, как Чимин промычал от того, что его паха коснулись, когда Юнги стал расстегивать пряжку чужого ремня. Он впервые получал удовольствие от того, что ласкал чужую кожу. Хотелось кусаться, и даже если он себе это позволял, то делал это совсем невесомо. Чимин приподнял ягодицы, и Юнги сразу же поспешил спустить чужой низ дрожащими пальцами, подцепив вместе с этим и нижнее бельё. Руки новенького без дела не оставались, Чимин торопливо освобождал пуговицы своей рубашки, и, не сняв свою, сразу принялся раздевать Мина. Второй пиджак полетел на пол. Было слишком жарко. А Юнги был слишком нетерпеливым. Чимин от него ничем не отличался. Они оба возбуждены, и староста теперь видел, насколько сильно твёрд его одноклассник. Чимин развёл теперь свои обнажённые ноги шире, сидя на парте, опираясь ладонями позади себя. Не стеснялся, даже голову в бок склонил, любопытно начав разглядывать небольшую растерянность на лице Юнги, что так некстати его одолела. Пак ждал, не торопил, и думал о чём-то непристойном, так как его член слегка дёргался. Отступать Юнги не планировал, но видеть голое, возбуждённое, горячее тело парня перед собой, было волнующим. Мина это не отталкивало, наверное, никогда не отталкивало, он знал, что мог спокойно насладиться мужской красотой, возможно, и прикоснуться тоже без толики омерзения. Но это необычно и всё ещё интригующе, когда недалёкие фантазии стали явью. Чимин всё ещё молчал, дышал только тяжело, наблюдая. Юнги тоже наблюдал, разглядывал глубокие глаза, и слегка тощую, но стройную фигуру. Линия небольшого пресса, на самом деле, очень притягательна, а плотные, немного сплющенные из-за сидения бёдра захотелось смять. Что он и сделал. Юнги вцепился в них, осторожно их сжав пальцами, крепко и чувственно, глядя на стоящий ствол Чимина. Пак со свистом выдохнул, откинув голову назад. Юнги не мог не сравнивать. Он видел колоссальную разницу между тем, как он чувствовал себя в такие моменты с Мунбёль, и как ощущал себя сейчас. Новенький смелее, плотнее, крепче, отзывчивее и жаднее. Его только целовать да сжимать руками. А ещё слушать, много и внимательно, потому что Чимин внимание заслуживает, его поддерживать нужно и ценить. Юнги хочет сделать это всё для него. Вот так внезапно. Однако он соврёт, если скажет, что он об этом не думал с тех самых пор, как узнал его настоящего. Прилив смелости вернулся к Юнги, и он решил, наконец, действовать. Чимин выгибался на поцелуи, которые стали осыпаться на груди, спускаясь вниз. Староста по пути прихватил зубами горошину соска и тут же ощутил ответную реакцию. Парень в его руках глубоко задышал. Никто не додумался раздеть новенького до конца. Мин был занят тем, что наслаждался запахом чужой кожи, кусался и слизывал тонкий слой пота. Не брезговал, даже когда подбородка коснулись паховые недавно бритые волоски. Чимин от тепла между ног втянул живот и снова издал шумный звук носом. Юнги решил усесться на стул, так стало значительно удобнее, поэтому он придвинулся ближе, схватившись за крепкие ноги и нырнул между чужих бёдер. Может показаться, что он всё пытался оттянуть момент, но Мин лишь хотел как можно больше ласкать поцелуями Чимина. Он прижался носом близко к паху, задышал чаще, влажно облизывая нежную кожу. — Ты и вправду романтик, — хрипло зашептал новенький. Его рука мягко утонула в волосах старосты, зачесывая их. Юнги не стал отвечать сейчас, хотелось подразнить, потому он решил медленно подниматься губами к мошонке, которую совсем осторожно поцеловал. Чимин от этого вздрогнул и тихо замычал, когда его члена впервые за это время коснулись. Ладонь Юнги обхватила основание. Плоть нежная, пульсирующая, и очень горячая. Головка блестела, и до того, как её коснуться, Мин решил начать целовать член сбоку и уже потом обхватить его кончик. Юнги не думал, что, даря кому-то удовольствие, он будет его параллельно тоже получать, совсем не трогая себя. Реакция новенького только вдохновляла. Сердце до сих пор оглушало его изнутри. Волнительно безумно. — Тебя это смущает? — Юнги ненадолго оторвался от дела, искренне интересуясь узнать ответ. Он сделает так, как попросит Чимин, так, чтобы нравилось. Может, поторопится, не будет слишком нежить, наверное, даже станет ещё жаднее, настырнее, и чуточку грубее. Если только у него об этом попросят. Он постарается. — Меня это очень сильно заводит, как видишь. — Это хорошо, — староста стал надрачивать ему, целуя бёдра вновь. Чимин напряг пресс. — Для меня это всё впервые. — Ты что ли… девственник? Они с Мунбёль дальше поцелуев и обжиманий не дошли. А до неё никого не было. Юнги на этот вопрос решил просто кивнуть и внезапно раскрыл рот, чтобы насадиться на треть чужого члена. Чимин был не маленьким, приходилось старательно прятать зубы. Слюны уже было слишком много. — Что-то не похоже на правду, — простонал Чимин в потолок, когда язык старосты на миг защекотал уретру. — А ты? Чимин потерял суть вопроса, отвлекаясь на то, что творилось между его ног. У Юнги с висков и лба текло, Пак смахнул чужой пот, нежно коснувшись лица. — Девственник ли я? — Юнги снова кивнул ему с членом во рту. Губы спускались всё ниже, и взгляд свой непроизвольно прятал. Чимину нравился этот вид. В груди всё горело. — Однажды в клубе по пьяне с кем-то что-то было. Вроде парень. Не помню. И не горжусь этим. Он с дрожью в голосе проговорил последние слова, когда Юнги ускорился. Слишком много болтали. Но никого не смущало это. Непринуждённые беседы расслабляли, разбавляя неловкость, которой, к слову, и не было между ними в этот особенный вечер. Им было комфортно. Они оба получали то, что хотели. Вкус Чимина Юнги нравился, его запах тела, тепло и дрожь в ногах, которые он обнимал пальцами, слегка царапая и щекоча. Новенький оголён как самый настоящий провод, будто совсем скоро заискрится в его руках. У него самого стоит так, как никогда, и одни звуки Чимина спровоцировали бы его жалко кончить себе в бельё и с членом во рту. Юнги бы, наверное, не жалел на этот счёт. И не станет жалеть, что позволил себе глубоко принять плоть Чимина, уткнувшись носом в колючий лобок. Даже когда слегка подавился под мелодичные звуки сверху, упорно продолжал держать член, сглатывая скопившуюся слюну и немного задыхаясь. Ему нравилось это, как и Чимину, что с поволокой в глазах обнял ладонями его лицо. Теперь Юнги смотрел снизу вверх. И он не чувствовал даже капли смущения. — Могу я кончить так? — Юнги одобрительно моргнул ему, вновь сглотнув свою слюну. Его горло сжимало горячую головку. И Чимин дал себе волю, слегка толкаясь навстречу стимуляции, как это ему позволяло положение. И Юнги послушно принимал всё то, что с ним делали, дал использовать свой рот, в котором член стал заметно пульсировать. Тяжесть на его языке приятна, пускай и губы слегка онемели, как и челюсть, но он знал, что совсем скоро Чимин получит то, что хотел и что заслуживал. Шум за дверью не прекращался, кто-то несколько раз уже успел подёргать за ручку и их это не волновало, они не отвлекались на посторонние звуки, шум музыки и восторженные крики с аплодисментами, до сих пор доносящиеся до всех помещений школы. Только они и желание друг другу подарить удовольствие. Чимин стал первым, кто его получил, тихо переходя на хныканье и трепет во всём теле, часто дыша и изливаясь в жар чужого рта. Юнги зажмурил веки, как только ощутил на языке горячую сперму, и тут же их удовлетворёно приоткрыл, понимая, что Чимин сладок даже так. Новенький сразу сильно расслабился, что Мин, легко сглотнув и аккуратно выпустив плоть изо рта, поторопился его подхватить за спину, вставая напротив разморённого лица. Они оба дышали тяжело, каждый по своей определённой причине, и решили друг друга добить до конца, прижавшись губами в поцелуе. Чимин тоже не тот, кто брезглив: он упоённо вылизывал ему рот после всего того, что Юнги с ним сделал. Новенький не собирался оставлять старосту твёрдым и нуждающимся, потому слепо полез в чужие брюки, покусывая тонкие губы, по которым успел заскучать так неожиданно. Через неснятую одежду трудно было добраться до члена, но даже так Чимин сумел довести его до пика своей ладонью. И совсем неважно, что вышло грязно, что замарали края чёрных брюк старосты, но это того стоило. Пришёл черёд Юнги подрагивать в чужих руках. То, что они сделали, было опрометчиво. Глупо. Смешно и отвратительно, учитывая место, в котором они находились. Осквернили парту, совсем не почувствовав хотя бы каплю вины. Однако на всё это хотелось класть. На то, где они и как выглядят. На то, как к этому итогу пришли, когда друг друга не могли терпеть. Просто захотели, просто взяли и сделали. Чимин что-то ранее говорил про то, что Юнги слишком романтик, когда сам неотрывно нежился с ним, бодая носом ему щёку, скрестив крепче свои ноги на пояснице Мина. Староста ему отвечал тем же. На улице стало прохладнее: свежий поток воздуха забежал, как к себе домой, в кабинет. Они понемногу остывали. Юнги помог Чимину одеться. И он не смог не расцеловать все те болезненные шрамы, что скрывались тканью одежды, которые в порыве их момента не смог разглядеть. Он не позволит новым появиться. А что было, то прошло. Мин уверен, теперь у новенького пойдёт длинная белая полоса в жизни.

***

Юнги с Чимином, спустя два часа общения наедине друг с другом, вышли из кабинета, словно ничего и не было. Смогли скрыть следы их непростительной близости в учебном заведении. Они не думали разбегаться так, словно ничего не произошло. Юнги пригласил новенького к себе домой, просто полежать в его кровати, пообниматься, поговорить, сблизиться ещё сильнее и душой. Наверстать упущенное. Но Юнги не мог уйти без своего рюкзака, в котором и были ключи от квартиры. Пришлось вернуться в дно толпы и добраться до подсобки и только потом можно было бы сбежать, надеясь, что Мунбёль и Хаын их не найдут. Правда, бал подходил к концу, музыка уже не долбила стены вместе с ушами и сменилась на спокойную. Танец в паре завершал этот вечер. Староста с улыбкой повернулся к новенькому, взяв того за небольшую ладонь. — Потанцуем, Чимин?