Сломанный (18+)

Почти всю жизнь у Чимина было две больших любви: это папа и братишка Тэхён. И если бы не они, он ни за что бы не остался в том месте, где родился. Нет, ну, вот честно: что это за жизнь — всё время одно и то же. Деревня была, по его мнению, самым скучным местом в мире. И Тэхён в общем-то это мнение разделял, однако был старше и строил из себя осторожного взрослого: папу надо слушаться, по дому надо работать до заката, в лес, дальше Чёрной полянки, не ходить и внимательнее быть при приближении альф. А чего внимательнее-то быть? Альф в деревне было раз-два и обчёлся. Папа говорил, что Природа-Покровительница отчего-то гневается на них и за последние пару десятков лет альф стало рождаться намного меньше, чем омег. А ведь без них трудно было прожить. Большая часть деревенского труда — на них. От охоты на вкусных оленей (гораздо вкуснее зайчатины, как по мнению Чимина) до землепашества. Нет, сажать, поливать, жать — это всё и омеги могли, вот Чимин, например, косить любил. Кузнец Хирон сделал ему удобную, под его росточек (да, он был невысокий, зато юркий и ладный, как говорил папа) косу, и Чимин очень ждал летней поры, когда мог всем показать, что умеет действовать ею на зависть всем. Но вот с плугом, конечно, управляться ему было трудно. Благо, он был сыном Главы деревни, так что у них самих надела не было, его папе Сокджину была положена часть от того зерна, что люди приносили в общинную кладовую — на голодные времена, про запас. Но Чимина и Тэхёна папа всё равно посылал помогать в жаркую страду на поля, так что они ничуть не чувствовали себя нахлебниками, когда им щедро отсыпали из "хлебной" сумы. Да, прожить можно было и без альф, тем более, что и среди омег были те, кто мог, например, неплохо ходить в лес и бить зверя. Вот Сон Хичоль, к примеру, с которым недавно стал потихоньку сдруживаться Чимин, был неплохим охотником, хотя и был, как и Чимин, омегой. Хичоль его и раньше привлекал своей независимостью, тем, что мог гордо смотреть на любого, потому что в любое время у него в доме было и мясо, и шкуры, и меха, а значит, на любой ярмарке у него был товар и всё, что хотел, мог он выменять в деревенских лавочках на свою добычу. Тем более, что зверьё по лесам, окружавшим их деревню, было непуганое, охотой здесь промышляли мало — опять же, альф берегли и лесу отдавали редко и с неохотой, а Хичоля никто не останавливал. Правда, многие говорили, что омега зазнался, что дерёт нос непомерно, что себе на уме с самого детства, что в том лесу уж слишком часто пропадать стал и никакого с ним не было сладу его бедному папе, худенькому невысокому Сон Мино, который только и знал, что смущённо извиняться перед теми, кому не кланялся его сын, несмотря на старшинство, да с кем сцепился языками из-за дележа добычи, требуя себе лучшее, хотя было принято, что лучшее отдавали домам с малыми детьми и больными, кому нужно было хорошее питание. Но Чимину Хичоль нравился: он был очень красивым, глаза у него были с поволокой, пах он дерзкой сладостью без паточного налёта, фруктовой, с остротой. А ещё на нём так здорово смотрелся плащ с лисьей оторочкой, а его руки так красиво натягивали тетиву, когда он, гордо вздёрнув подбородок, прицеливался на каком-нибудь соревновании по стрельбе из лука посреди праздника или ярмарки. И рассказывал о своих походах в лес и встречах с разным зверьём Хичоль так интересно, что Чимин заслушивался этими рассказами. Он ведь так мечтал хотя бы раз подальше зайти в лес, погулять по берегу Теплушки к Синему скату, а не только за ближайший поворот, как разрешал папа, а того лучше — сходить в дальнюю деревню, посмотреть чужих людей и чужой уклад — самому, чтобы не по рассказам... И поэтому когда Хичоль, лукаво поглядывая на слушателей, небрежно рассказывал, как стреляет птиц на лету, как выслеживает оленя или хитрую лисицу, как не боится ни волка, ни медведя, Чимин смотрел на него огромными глазами и восхищался им — искренне, восторженно и с чувством белой зависти. Он был уверен, что не струсил бы тоже, что мог бы научиться стрелять, владеть ножом, разбираться в лесных тропах и зверином следе — многое мог бы. Но папа... После смерти отца он безумно боялся потерять своих сыновей, а они так боялись расстроить его, что слушались беспрекословно. Ведь Чимин папу обожал. Он был самым красивым, добрым и мудрым человеком в жизни Чимина, так что о том, чтобы ослушаться его, речи не шло. До поры до времени. Чимин и сам не мог бы сказать, когда именно Хичоль стал проявлять к нему особый интерес. Не сразу омежка осознал, что старший гораздо чаще стал останавливаться, чтобы поболтать с ним, ласково расспрашивать о том, куда он идёт, если они встречались на деревенских улицах, когда Чимин бежал по своим делам. А ещё всё ближе Хичоль подсаживался к нему на вечёрках. Вроде как, чтобы послушать, как поёт Чимин. Да, петь Чимин просто обожал, да и все любили его мягкий, высокий, чистый и нежный голос, но Хичоль каждый раз, как погасал последний звук песни, под шумок одобрительных слов, как бы невзначай и от большой благодарности всё чаще стал поглаживать смущающегося Чимина по голове, хвалить его ласковым голосом, говорить о том, что краше его пения и не слышал ничего. Чимин немного терялся от такого внимания красивого парня, сам он был невинен, да и мал ещё — ему было шестнадцать, до семнадцати — возраста, когда уже можно начать присматривать альфу, — было ещё полгода. Альфы деревни не находили его особо привлекательным для себя. Они были избалованы донельзя, так что лишь таким писаным красавцам, как Тэхён, было даровано их безусловное внимание. Правда, Тэхён-то как раз плевать хотел на такое вот их внимание, ему было не до них, но у него уже были целых два поклонника, которые могли помочь и в огороде, и с дровами. Казалось, эти двое готовы были за взгляд Чиминова братца на многое, и такое количество поклонников для их деревни было просто неслыханным, но Тэхён предпочитал всё делать сам, а альфам дарил лишь свою широкую улыбку — и не более. — Неужели не нравится ни один? — спрашивал Чимин, удивлённо хлопая глазами. — Не нравится, — вздыхал Тэхён. Он гладил младшего по голове и добавлял озабоченно: — Слушай, этот Сон Хичоль с тобой снова заигрывает, да? Чимин смущался, вырывался из его рук и сердито дул губы: — С ума сошёл? Я уже говорил: никто со мной не заигрывает! Он омега, что за дурь? — И что, что омега? — отчего-то смущённо отводил глаза Тэхён, а потом снова вздыхал. — Я не об этом. Смотри, Чими, ты на его вот это всё... — Он выразительно тряс рукой. — ...не ведись. Это всё — ерунда. Он красивый, я понимаю, но ты помни: дерзких и капризных Природа-Покровительница лишь до поры терпит. А как кончается терпение... — ...так беды не миновать, — хмурясь, продолжал Чимин. — Я знаю. Но не понимаю, чего ты мне-то это говоришь. Ничего такого и нет. Тэхён печально улыбался, обнимал Чимина, гладил его непослушные выгоревшие почти до светлого волосы и крепко прижимал к себе. Он вообще любил обниматься, Тэхён. Этот разговор — с небольшими изменениями — повторялся у них неоднократно, и до какого-то времени Чимин и на самом деле не понимал, что такого в том, как ведёт себя с ним рядом Хичоль. А потом стал его омега зазывать в лес. Когда первый раз позвал помочь с силками. Между делом, легко, с доброй улыбкой. Чимин от радости едва не прыгал, но удерживал себя, солидно кивнул — согласился. Папе и Тэхёну не сказал правды: был уверен, что они его не пустят. Так что сказался помогать лекарю Махилю, который жил далеко от их дома, почти у самой опушки в отдельно стоящей избе. В лесу Хичоль был уверенным, помогал Чимину пробираться через поваленные деревья, учил названиям растений, показал птичьи гнёзда и звериные следы. Но когда Чимин увидел разбитую капканом зайчиху, ему стало дурно. Хичоль подхватил его вовремя, упасть не дал — помог сесть у дерева и достал воды. — Нежный ты, Чими, — негромко сказал он, убирая с бледного лица едва очухавшегося омежки волосы. — Ты что, битого зверя не видел? — Видел, — прошептал Чимин, — только... там они все... уже без шкур, я только таких... Он закрыл глаза и дрожащими пальцами вытер слёзы. — Чими, Чими... — Хичоль внезапно обнял его и потянул на себя, заставляя забраться к себе на колени. — Иди погрею... Что ж ты у меня такой, м? Чимин растерялся. Он никогда у чужого человека вот так на коленях не сидел, а Хичоль ещё и гладить его стал уже не по голове, а по шее, щеке, а потом его пальцы прошлись по губам Чимина. И тот словно очнулся. Он попытался слезть с колен омеги, бормоча: — Ты это... Всё уже хорошо, Хичоль, я это... Но Сон не отпустил, прижал к себе покрепче и вдохнул у шеи — откровенно, прямо, заставив Чимина замереть от изумления: вот так обнюхивать кого-то можно было лишь близким людям. — Мой сладкий, — прошептал ему на ухо Хичоль. — Ты и сам не понимаешь, Чими, до чего ты хорош... так жаль... — Хичоль... — Чимин попробовал снова встать, и Сон отпустил его. Как ни в чём не бывало, он поднялся вслед за пылающим от смущения омежкой и стал деловито обихаживать зайчиху, чтобы убрать тушу в подсумок. При этом он спокойно задавал вопросы Чимину, и тот постепенно начал думать, что он всё придумал, что ему показалось что-то немыслимое, что он совершенно напрасно что-то там не то почувствовал. Ну, обнюхал его омега... Что такого-то? Омега же. Альфе бы он, конечно, никогда в жизни не позволил ничего подобного, а другу-омеге — почему нет? С этого времени такие вот проявления нежности со стороны Хичоля не повторялись. Но старший стал более настойчивым в разговорах и всё чаще звал с собой в лес. Говорили они о многом. Чимин с удовольствием отвечал на вопросы Хичоля о своей семье, о том, что ему рассказывает папа об их предках, о том, что отец, пока был жив, души в них не чаял и Чимину до сих пор снятся его добрые смелые глаза, что сам он хочет быть таким же смелым и защищать папу так же, как он всё это время защищал от всех бед и забот их с Тэхёном. Вот, кстати, Тэхён интересовал Хичоля больше всего. Он расспрашивал о том, что нравится и не нравится Тэ, чего он больше всего боится и где и как любит бывать. У Чимина пару раз мелькала мысль, что Хичоль как-то уж очень плотно интересуется занятиями Тэхёна, но ведь это были просто разговоры, не более. Ни разу не видел Чимин, чтобы Хичоль подошёл с чем-нибудь именно к Тэхёну, тем более, что брат отчего-то всё сильнее недолюбливал Сона. А Чимину было жаль: он видел, что Хичоль спрашивает о Тэхёне с искренней заинтересованностью. Впрочем, и о самом Чимине Хичоль тоже спрашивал много. Даже о том, что было в общем-то не принято обсуждать: о том, с какого возраста у Чимина течки, как проходят, нет ли каких недомоганий после. Чимин сначала страшно смущался, но потом Хичоль легко признался, что сам он в течки уже несколько раз звал Хонмуна, молодого альфу, одного из тех, к кому могли обратиться омеги деревни, если боли в это жуткое время были невыносимыми. И вообще говорил об этом вполне спокойно, даже дал совет не стесняться и удовлетворять себя спокойно — это было правильно и позволяло не так сильно мучиться. Не то чтобы Чимин этого не знал, но то, что старший омега поддержал его и сказал, что стыдиться этого неправильно, его порадовало.

***

А потом в их деревне появились волки. То есть не звери, а оборотни или, как они сами себя называли, перевёртыши. Первым увидел волка помощник лекаря Махиля Пак Ёнхо, когда ходил в дальние леса за травами, ягодами и грибами. Был он омегой смелым и весёлым, так что когда он прибежал взволнованный и бледный от страха, Сокджин и старейшины всерьёз обеспокоились. Вечером папа рассказал сгорающим от нетерпения Чимину и Тэхёну, что Ёнхо видел огромного серо-рыжего волка, который вёл себя со странной разумностью, нападать на почти беззащитного травника-омегу не стал, обнюхал, порычал и... помог выпутаться из колючего кустарника, в который Ёнхо забрёл увлечённый первой лесной костянкой. То есть этот "зверь" явно зла не хотел, а когда Ёнхо, выбравшись, отскочил от него и упал, волк засмеялся. — Как это засмеялся? — недоверчиво нахмурился Тэхён. — Волк? Сокджин улыбнулся и кивнул. — Ёнхо сказал, что волк зафыркал, а потом словно несколько раз чихнул. А Ёнхо убежал. И теперь уверен, что это был разведчик от оборотней. Он слышал от людей из Далёкой, что из Холодных лесов пришла небольшая стая. Свободная, не в племени. Поселилась на Междулесье, ведёт себя мирно, но очень ревниво оберегает свои земли, гонит всех, кто подходит близко. Не вредит, но к себе не пускает. А потом стали говорить, что они вроде как ищут себе людей для племени. Что там почти одни альфы, что было у них какое-то большое несчастье, которое разделило их с теми людьми, которые у них прежде были в племени. Сокджин вздохнул и ласково погладил слушающего его с затаённым дыханием Чимина по голове, а потом мягко прошёлся пальцами по лбу задумчиво хмурящегося Тэхёна, разглаживая морщинки, как делал всегда. — Вот, теперь они дошли и до нас, — закончил он. — Но как они дошли? — спросил Тэхён. Ему явно не нравилось то, что он услышал. — Ведь ты говорил, что нас оберегают леса, что до нас мало кто с дурным доходит! Ты говорил, что духи Природы, наши Покровители, не дадут нас в обиду, что они проклянут любого, кто... — А кто сказал, что они пришли со злом? — тихо спросил Сокджин. — То, что они обращаются в волков, не делает их злом. То, что они не похожи на нас, не делает их нашими врагами. — Но разве они не опасны? — с любопытством спросил Чимин, которому было и страшновато, и безумно интересно. — А кто не опасен? — печально улыбнулся Сокджин. — И среди врагов есть достойные люди. И друзья предают. — Он тяжело вздохнул. — Так мы их примем? — спросил задумчиво Тэхён. Сокджин кивнул и снова мягко улыбнулся. — Мы их примем, если они дойдут до нас и придут с миром, выслушаем и подумаем, может ли быть это только сосуществованием или может перерасти во что-то большее. — Я бы хотел познакомиться с волком, — сказал Чимин. Он и впрямь испытывал какое-то нетерпение — так ему хотелось увидеть что-то новое, неизведанное. — А ещё они могут защитить нас от кочевников. Вы ведь знаете, что они не ладят. — Да, вот ещё и это, — встревоженно нахмурился Сокджин. — Мы уже какое-то время не слышали о сурре, но они вряд ли сдались. — Он умолк, обдумывая что-то. Тэхён и Чимин тоже молчали в тревоге. Суррой называло себя кочевое племя, которое где-то с год назад пришло в их места. Они потребовали у мирной деревни откуп — большой, тяжёлый, много всего захотели, чтобы пройти мимо, не тронув. А когда Сокджин прямо сказал, что так быстро деревня не сможет собрать требуемое, вождь, краснорожий альфа, грузный, мощный, с тяжёлым и неприятным взглядом, быстро оглядел его с ног до головы, кинул взгляд на стоящих рядом Тэхёна и Чимина, которые не захотели оставить отца одни на один с этим опасным альфой, и предложил: — Тогда отдайте нам омег. Самых красивых. Начать можно с твоих сынков-омежек, вождь. — Это исключено, — не дрогнувшим голосом ответил Сокджин. — Мы не отдаём своих людей в рабство, чтобы... — А кто сказал, что в рабство? — хитро ухмыльнулся альфа и, глядя в глаза совершенно перепуганному Чимину, нагло облизнулся и потянул носом. — Мм... вкусно. Так кто говорит о рабстве, вождь? Мы дадим твоим сынкам альф — сильных, мужественных, красивых. У вас не хватает альф, как я слышал, а у нас беда с омегами. Наши мрут, рождаясь слабыми и, честно говоря, уродливыми. А у тебя тут такой пир — глаз не оторвать. — Чимин, немедленно в дом, — негромко приказал Тэхён, не сводивший пристального взгляда с альфы. Чимин не хотел оставлять их, правда не хотел, но голодный взгляд альфы его напугал тогда до дивовой трясучки. И он быстро убежал в дом. А потом с облегчением узнал, что папе удалось оговорить отсрочку на откуп, так что вроде как всё обошлось, но даже когда всё закончилось и Сокджин с альфами из деревни привёз последние тюки с крупами и сырами, вождь сурры всё равно напомнил ему, что предложение — и очень выгодное — по омегам остаётся в силе. — Мы дадим вам и защиту, и силу в ваших деревенских делах, — пообещал он. — Только отдайте нам омег, чтобы не сгинула сурра. — Вы же уходите, — холодно возразил Сокджин, — какую защиту... — А мы не торопимся, — ухмыльнулся вождь. — Нам тут понравилось. Конечно, рядом с вашей деревней поселиться у нас не получится, уж слишком там опасно: от мошки да дикого зверья спасу нет, и болото везде, где ни ступи. Как вы тут живёте, вообще непонятно. А вот здесь, поближе к Синему скату — почему нет? Так что если надумаешь — мы пока тут будем. Сокджин отказался. Последним делом, по всем заветам предков, было связывать себя договорами или товариществом с кочевниками. Они считали себя воинами, всё мирное, что было дорого любому оседлому человеку, они презирали, к омегам относились как к товару, а своему слову были хозяевами: хотели — давали, хотели — забирали обратно. Папа хотел скрыть от них с Тэхёном этот разговор. Вот только альфа, с которым он был в стане кочевья, Хвагиль, рассказал всё Тэхёну, на которого заглядывался. Так что оба брата были в курсе, что лес и Природа-Покровительница защитили их от сурры, но опасность до конца не миновала. Правда, кочевники почти и не давали о себе знать долго, всё это время оставаясь тёмной тучей на краю неба, так что о них и подзабывать стали. А вот теперь внезапно папа вспомнил о них. — Я тоже слышал, что каких-то подозрительно одетых людей видели в Залесье, на Большой дороге через Восточные деревни, это близко, — снова начал говорить Сокджин, тревожно хмурясь. — Но главное, что к нам больше не приходят, не требуют ничего и не угрожают. Если и есть — так, видно, по лесам шерудят. — И всё равно, если видели, так это опасно, никогда ничем хорошим встречи с кочевьем не оборачиваются, — сказал Тэхён и вдруг выразительно посмотрел на Чимина. — Лес теперь опаснее, чем прежде, да, пап? Внутри у Чимина всё захолонуло: неужели брат знает об их с Хичолем походах в лес? Ведь Чимин так старательно всё скрывал. Он кинул тревожный взгляд на папу, но тот, задумавшись, хотя и выглядел встревоженным, но явно не из-за проступков сына. — Да, опаснее, — словно бы нехотя сказал Сокджин. — Надо сказать нашим охотникам, чтобы были осторожнее, а от походов за грибами и ягодами пока и вовсе отказаться. Посмотрим, что принесут нам волки. Если я правильно всё понимаю, скоро нам стоит ждать от них посланников. И он оказался, как всегда, прав. Чимин с восхищением рассказывал после Хичолю о волках, которые посетили их дом, принесли с собой отличной выделки шкуры, вяленое мясо, несколько великолепных разрисованных тарелей и горшков — в общем, Сокджин с удовольствием сказал, что торговлю с ними точно можно наладить выгодную. Хичоль, правда, не выказал радости. Более того, пока волки были в деревне, пока Чимин и Тэхён вместе с папой принимали их в своём доме, гостеприимно одаривая своим вниманием и всем, что имели, пока Сокджин с несколькими другими старейшинами вели с ними переговоры, пока длилась Большая ярмарка, на которую так удачно попали перевёртыши, он вообще не появлялся во дворе Чимина. И пришёл позвать его погулять, только когда посланцы свободной стаи растаяли в глубине леса, отягощённые дарами и всем, что смогли самостоятельно выменять на свои товары на ярмарке, на которой были также гости из нескольких соседних деревень. — Знаешь, оборотни добрые и милые, вовсе не страшные! — восторженно рассказывал Чимин мрачному отчего-то Хичолю, который сосредоточенно строгал палочку своим любимым охотничьим ножом. — Они говорят вежливо, а ещё с ними был один омега-человек, и, как я понял, он муж одного из волков! Они могут и с людьми быть в брачной связи! Он глянул на Хичоля, но тот лишь отчего-то презрительно скривил губы и ничего не сказал. А Чимин вдохновенно продолжил: — Они вовсе не грубые, как у нас говорили, и пахнут вовсе не псиной, как твердил дядя Ян, нет. Один, омега, рыженький такой, Хонджуном зовут, очень приятно хлебом пахнет. Вкусно! Он блаженно улыбнулся, но потом улыбка увяла: Хичоль явно злился, такое восхищение Чимина волками ему было отчего-то явно неприятно. Так что Чимин решил о себе больше не говорить. — И ещё они понравились Тэхёну, — уже не так радостно начал он. — Ну, не то чтобы они, ему понравился омега, который был с ними, человек. Его зовут Минги, он высокий и кудрявый, волосы у него на солнце блестят. Мне даже кажется, что братишка немного влюбился в него. Чимин хихикнул, а Хичоль вдруг поднял на него полный ярости взгляд и прошипел: — Серьёзно? Тэхёну понравился омега, который лёг под зверя? — Чимин растерянно заморгал и чуть отодвинулся от разгневанного друга, а тот продолжил, явно едва сдерживаясь и не умея усмирить пылающий злобой взгляд: — Я всегда подозревал, что Тэхён очень забавно выбирает себе друзей по сердцу, но чтобы забывший человечий стыд омега ему понравился — вот то ты меня удивил! — Да нет, нет, — испуганно залепетал в ответ Чимин, — я просто так сказал, пошутил... Конечно, Тэ ничего подобного не испытывает, просто они как-то подружились хорошо с этим Минги, всю ярмарку вместе проходили, Тэ ему обо всём рассказывал, показывал... — А ты? — сверкнув на него острым взглядом, спросил Хичоль. — С кем задружился ты из них... этих? Неужели они тебя не испугали — такого-то зайку? Чимин несмело улыбнулся. — Нет, что ты. — Он осторожно тронул Хичоля за плечо и ласково заглянул ему в глаза. — Они нестрашные, ты зря волнуешься. Они мирные, не хотят зла никому. У них на самом деле какое-то горе случилось, в их запахах чувствуется словно гарь. Они обещали нам защиту в лесах и богатую охоту. Они сказали, что помогут в любой беде, что пока не хотят быть с нами племенем, но у них есть альфы для наших омег... Хичоль мгновенно вскочил — так резко, что Чимин дёрнулся в страхе и отчаянно заморгал, глядя на нависающего над ним друга. — Ах, альфы! — сквозь зубы процедил тот. — Но почему же, если нам нужны альфы, то обязательно эти звери? Мы отказываем всем, кто обращается к нам за омегами, но им мы не откажем? — Хичоль, — растерянно пролепетал Чимин, — ты чего так злишься-то? Ты ведь и посмотреть на них не пришёл? Почему так против них? — Потому что они звери, а не люди! — резко ответил Хичоль. — Звери, понимаешь? Нелюди! Нечисть! Они пришли к нам непонятно откуда, они, оказывается, хотят наших омег, чтобы плодить полукровок, чтобы вывести род людей подчистую! Их кровь явно сильнее нашей, у нас от этих мерзких существ будут рождаться волки! Не люди, Чимин! Волки! И что останется от нашего рода? Чимин растерянно смотрел на него и не узнавал: такое всегда красивое, спокойное и чуть надменное лицо Сона было искажено искренней ненавистью, он не просто говорил — он выплёвывал эту ненависть. Только вот откуда она была у него? Никогда мирная деревня не сталкивалась до этого с волками, ничего плохого оборотни им не делали, так почему же так ненавидит их Хичоль? Однако пока Чимин собирался с духом спросить у друга об этом, тот уже вроде как начал успокаиваться. На его лице появилась досада, а потом — раскаяние. — Прости, омежка, — негромко сказал он, снова присаживаясь рядом с жалобно моргающими Чимином, — прости. Я не хотел тебя пугать. Просто так... по живому. — Но чем они так... — начал было Чимин. — Нет, нет, всё хорошо, — перебил его Хичоль, — забудь. Тебе ничего не грозит, поверь. Я не позволю ни одному оборотню тронуть тебя. — Он улыбнулся покровительственно и, приобняв Чимина, прижал его к себе. И вопрос о том, что именно могло грозить ему, Чимин так и не задал, подумав, что спросит как-нибудь в другой раз. Они заговорили о последней охоте Хичоля, о новых ловушках, которые он смог расставить в какой-то там чёрной чаще, о том, как с этой охоты Хичоль принесёт Чимину заячью лапку на счастье и большой кусок так любимой омежкой оленины. И постепенно неприятное впечатление от разговора с Соном у Чимина сошло на нет. Возвращаясь домой, он решил не делиться никакими своими опасениями с Тэхёном (тот признался, что проследил за братом и знает о его походах в лес с Хичолем, был недоволен, но обещал папе не жаловаться, если Чимин пообещает быть крайне осторожным), чтобы у Хичоля не было неприятностей. Всё образуется, всё будет хорошо, решил он. А напрасно.