Перед путешествием в Фонтейн

Путь до острова Рито в Инадзуме, не считая того, что судно попало в небольшой шторм, прошёл без неприятностей. Всю дорогу Итэр стоял на корме, смотрел куда-то в море, в сторону Ли Юэ, и думал: получили ли Кэ Цин и Гань Юй его послание, и если да, то как отреагировали на него? На вопросы Паймон, о том, почему он такой задумчивый сегодня, путешественник не реагировал, так как он был занят размышлениями о том, кто и что его ждёт в Инадзуме. Размышления об этих вещах были прерваны голосом Аято: — Итэр, что-то не так? — Аято! — вскрикнул Итэр. — Ты меня до смерти напугал. — Извини, — улыбнулся комиссар. — Ну, а теперь позволь поинтересоваться, что у тебя не так. — А… Как ты это понял? — Всё очень просто… я никогда не видел, чтобы ты так задумчиво стоял и смотрел в море. — Ну… — смущённо сказал Итэр. — Ты прав, у меня действительно кое-что случилось. Правда… мне не очень удобно об этом рассказывать… И это также касается твоей сестры, Аяки… — Если это касается моей сестры, значит, касается и меня лично. — Ты никому не расскажешь, Аято? — Нет, Итэр. Не расскажу. — Обещаешь? — Даю слово. — Ладно, Аято, убедил… — путешественник огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что никто их не подслушивает, и, коротко и порой слишком эмоционально, пересказал комиссару события, произошедшие с ним за последние два дня. — Что ж, понятно… — задумчиво сказал Аято, когда Итэр окончил рассказ. — Тебя, похоже, волнует, как отреагирует Аяка или вообще кто-либо другой, если об этом узнает? — Да, а не то мало ли… Вдруг Эи… То есть Сёгун Райдэн… — Не думаю, что Её Превосходительство будет использовать Мусо но Хитотати на тебе, — пожал плечами Аято. — Но она вряд ли будет в восторге от этой новости. — Что мне делать, Аято? — Хм… — Аято задумался. — Я считаю, тебе стоит в этом признаться. Да и в целом, я не считаю грехом любить нескольких женщин одновременно. — Л-любить? — переспросил путешественник. — Я… Никогда и не задумывался об этом… — Может быть, самое время? — Аято улыбнулся. — Я поразмышляю над этим, — с некоторым облегчением ответил на улыбку Итэр. — Спасибо, Аято. — Не за что. Это меньшее, что я могу сделать, — пожал плечами комиссар. — Обращайся ко мне по-любому вопросу, если, конечно, тебе что-то понадобится, — и он, подмигнув, отошёл. Корабль причалил к пристани острова Рито, когда солнце уже почти село за горизонт, а на домах острова зажглись огоньки. Навстречу сошедшим по трапу Аято, Итэру и Паймон вышла группа из нескольких человек. Все, кроме двоих, были незнакомы Итэру. А вот остальных двоих путешественник прекрасно знал. Первым человеком был Тома — управляющий клана Камисато, известный в Инадзуме «местный авторитет» с корнями из Монштадта, весёлый и общительный молодой человек. А вторым, вернее, второй, была Камисато Аяка — сестра Аято, более популярная в Инадзуме, чем даже её брат, носительница титула Сирасаги Химэгими. И совершенно понятно, почему — сказать, что Аяка очень красива — то же самое, что и не сказать ничего. Аяка и Итэр встретились взглядами. И они оба улыбнулись, только путешественник и не скрыл свою улыбку, а вот Аяка прикрыла её своим сине-голубым веером с золотым гербом клана Камисато посередине. — Здравствуйте, Аяка и Тома, — кивнул Аято. — Как вы? И как дела в клане? — Всё прекрасно, комиссар, — улыбнулся Тома и тут же заметил путешественника. — Ну надо же, какие люди! Итэр! — Да, и я очень рад тебя видеть, Тома, — Итэр пожал ему руку. — И… — Здравствуй, Итэр… — проронила Аяка. На её щечках блеснул румянец, а глаза закрылись. — Давно ты не был у нас, в Инадзуме… — Да, Аяка, давно, — кивнул Итэр. — Хочу повидать старых друзей, перед тем, как отправлюсь в Фонтейн. — Чтобы заводить новых? — хихикнула Аяка. — Извините, что прерываю вас, но нам с Томой надо отлучиться, — сказал Аято. — Ничего, брат, — кивнула Аяка в ответ на слова Аято. — Мы дойдём вместе. — Я с вами! — радостно воскликнула Паймон. — Я хочу поесть… После этих слов все разошлись, кто куда: Тома, Аято и несколько чиновников комиссии Кандзё отправились в резиденцию клана Хийраги, а Итэр, Аяка и Паймон — в поместье клана Камисато. По дороге все трое молчали. А когда они сели за накрытый на веранде стол и принялись пить чай, у них завязался разговор: — Итэр, спасибо тебе за твои письма, — сказала Аяка, отхлебнув немного чая из своей тяван. Путешественник, которого особо не интересовал чай, сразу вспомнил, про какие письма говорит принцесса клана: про те, которые он писал ей во время путешествий по Сумеру. — Ты… Писал Аяке письма? — спросила Паймон перед тем, как съесть один из трёх шариков данго с палочки. — Ну да, писал, признаюсь, — пожал плечами Итэр. — Про пейзажи и кухню Сумеру. — Да, и не только. Он писал о своих новых друзьях, и, как мне кажется, они все замечательные люди, — улыбнулась Аяка. — Да, Аяка, все они хорошие друзья! — кивнула Паймон. — Некоторые, правда, бывают надоедливыми… — Паймон! — строго и резко сказал путешественник. — Что? — виновато оглянулась на Итэра девочка. — Вы оба такие забавные, — хихикнула Аяка, вновь прикрывшись веером. Затем она сложила его и поднялась. — А теперь позвольте мне вас оставить. Уже довольно поздно, завтра приезжает труппа известного театра из Сумеру, и мне нужно их встретить. — Известный театр из Сумеру, — сказала Паймон. — Звучит знакомо… — Театр Зубаира, — вспомнил Итэр. — Да, верно, — кивнула Аяка. — Видимо, ты там был, раз знаешь его название… — Да, мы были там вместе, — Итэр и рта не успел открыть, как Паймон сказала быстрее. — Тогда вы сможете меня со всеми познакомить, — улыбнулась Аяка. — А теперь я пойду спать. Если вы тоже хотите отдохнуть, обратитесь к домашним слугам поместья и они проводят вас до свободных комнат, — с этими словами Аяка ушла, оставив Итэра и Паймон за столом. — Паймон… — сказал Итэр, начав вставать из-за стола. — я тоже, пожалуй, пойду. — Куда? Ты ведь даже не поел! — сердито сказала Паймон. И правда, чай и дораяки на блюдце, которые стояли перед путешественником во время разговора, остались нетронутыми. — Можешь доесть за меня, если хочешь… — махнул рукой Итэр. — а я пошëл к Аяке. — Я с тобой! — Нет. Я сам во всём признаюсь. Не хочу, чтобы ты чего-то лишнего наговорила. — Лишнего?! Но я… — Нет, Паймон. Это моë личное дело. Путешественник сделал шаг от стола. Паймон быстро подлетела к нему и схватила за руку, строго сказав: — Стой! Давай пока не… Но Итэр отдёрнул руку и сделал ещё шаг. — И тебя касаться не должно, — безразлично сказал он, смело зашагав к дверям поместья, оставив остолбеневшую и смотрящую ему вслед Паймон одну. Проникнув в поместье, Итэр сразу начал спрашивать у домашних слуг, где находится спальня Аяки. — Пусть Вы и герой Инадзумы, мы не можем Вам раскрыть эту информацию, — отвечали ему. Хотя ответы всегда были не похожи на этот, смысл, заключённый в них, был именно таким: «Мы не можем и не позволим никому нарушить покой госпожи». И только у последней встретившейся ему служанки, которая бежала куда-то с несколькими полотенцами в руках, Итэру удалось узнать, где находится комната принцессы Камисато. Да и то он перед этим в который раз получил совет: «не беспокоить любезную госпожу Камисато». Когда путешественник добрался до раздвижной двери сëдзи, ведущей в комнату Аяки, то сразу постучал. — Войдите! — донëсся оттуда голос девушки. Итэр отодвинул дверь, сделал шаг вперëд и закрыл еë. В комнате, в которой он оказался, было довольно просторно. На еë противоположных концах были кровать средних размеров и маленький столик с зеркалом, рядом с которым, копаясь в длинных голубых волосах, сидела Аяка — уже не в сине-голубой юбке с цветочными узорами и чëрно-золотыми бронированными накладками, и не в чёрным нагруднике с золотым гербом клана Камисато, поверх голубой рубашки с переливом на белый, а в домашнем светло-голубом кимоно с поясом цвета лепестков сакуры. — Ах, Итэр, — спокойно, но немного растерянно сказала Аяка, увидев его. — Зачем ты тревожишь меня в столь поздний час? — Не тревожить тебя меня предупреждали раз сто, наверное, — пожал плечами путешественник. — Аяка, нам надо серьёзно поговорить. Принцесса клана вытаращила глаза, а на еë щеках загорелся румянец. — С-серьëзно п-поговорить? — спросила она. — Да, я… Я должен кое в чëм сознаться. Аяка сглотнула, встала из-за столика, распустив волосы. — Хорошо… — спокойно сказала она и присела на край кровати. — Я слушаю. Итэр подсел к ней, оглядел и покраснел, также как и она. — Тебе это всë может не понравится… Ты точно хочешь услышать? — Да… Хочу… — Аяка взяла руку Итэра в две свои. — Если даже ты хочешь сказать мне, что я ужасна… — Нет-нет! Дело вовсе не в тебе… И Итэр рассказал ей обо всëм: о ночи с Е Лань и Шэнь Хэ, о том, как он был с Нин Гуан, о ночи с Гань Юй и Кэ Цин и о разговоре с Аято… Аяка всë это слушала, раскрыв рот и краснея, как мак. — Так всë и произошло, — грустно сказал путешественник, окончив рассказ. — Я очень не хотел рассказывать тебе всë это, потому что… Потому что… — он старался изо всех сил придумать другую причину, взамен настоящей, но не смог — ему просто мысли другие в голову не лезли, поэтому он выпалил: — Потому что ты мне очень нравишься! От такого наследница комиссии Ясиро покраснела ещё больше и ахнула. Путешественник продолжал, с накапливающимся у него в горле комком: — Ты можешь не прощать меня за это… И имеешь на это полное право, но… Аяка, прости меня… Прости… Итэр резко встал с кровати и уже был готов разреветься, но Аяка схватила его за руку и усадила к себе обратно. — Я… Я тебе нравлюсь? — спокойно спросила она. — Д-да… — ответил путешественник. — Знаешь, Итэр… Ты мне тоже, — улыбнувшись, сказала Аяка. — Правда? — ком в горле путешественника будто испарился. — Но как же… — Нет ничего плохого в том, чтобы любить нескольких женщин одновременно. Если мне придëтся делить крышу над головой не только с тобой, но и, например, с Ëимией, гудзи Яэ или одной из тех, кого ты ранее упоминал, то я не буду против, — улыбнулась девушка и прижалась головой к плечу Итэра. — Забавно, Аято сказал мне то же самое, — ухмыльнувшись, подметил путешественник. — Мой брат очень мудр, — согласилась Аяка, убрала голову с плеча Итэра и повернула его голову на себя. — Ну, а теперь… Она не успела договорить: путешественник, как по сигналу впился в еë губы своими, начав неожиданный, сладкий поцелуй, переходящий в нежный засос. Языки Итэра и Аяки будто таяли с каждым прикосновением друг о друге — так много слюны обливали их. Они упали на кровать, не прекращая целоваться и обнимать друг друга. — Путешественник… — вырвавшись из засоса простонала Аяка. — мне так жарко… — Я через твоë кимоно это чувствую, — подтвердил Итэр, оторвав свои губы от губ принцессы и начиная снимать с себя одежду. — Сними его, будет полегче… Аяка высвободилась из объятий своего кимоно только тогда, когда путешественник уже скинул с себя последний предмет одежды: свои трусы. Под кимоно оказалось ухоженное, стройное и сексуальное тело под стать принцессе. — Аяка, без одежды ты ещё прекраснее, чем с ней, — сказал Итэр, коснувшись рукой еë левого плеча и проведя пальцами по гладкой, нежной коже. — Спасибо, Итэр… — улыбнулась Аяка, смутившись от своего вида: какая бы уважающая себя принцесса не смутилась, если еë голой увидел бы другой человек, пусть даже и близкий друг? Пальцы путешественника скользнули ниже и обхватили правую грудь Аяки, слегка еë сжимая. — Ложись, я не сделаю больно… — тихо сказал он. — Наоборот, я хочу сделать тебе приятно… Вторая рука Итэра остановилась около промежности Аяки и начала гладить симметричную, нежно-розовую промежность, пока вторая рука схватилась за сосок правой груди и начала ритмично натягивать и отпускать его, при этом то сжимая, то разжимая его. Аяка тихо и мило застонала, сжав в кулаках простыню. Стоны стали чуть громче, когда путешественник впился губами в шею Аяки, оставляя на ней засос. — А-ах… И-итэр… П-постой… — через минуту сказала Аяка. — Я… Я сейчас… — Так быстро? — удивлëнно сказал Итэр, прекратив играться с киской и грудью, и заметил, что Аяка тяжело дышит, стиснув зубы и закатив глаза. — Ты раньше не мастурбировала? — Ес-сли только очень-очень х-хотелось… В прошлый раз я это делала больше месяца назад… — Тогда в эту ночь у тебя есть повод выпустить все соки! Итэр спустился ниже и оказался между ног Аяки. — Не против, если я попробую тебя на вкус? — спросил он и медленно провëл языком по киске. — ОХ! — простонала в ответ девушка. — Н-нет… Не против… Путешественник начал лизать ещё медленнее, заставляя Аяку очень возбуждающе стонать. Три таких движения — Аяка не выдержала и, громко ахнув, кончила. — Долго ты это в себе держала, — ухмыльнулся Итэр, оттирая с лица выделения. Когда он вытерся, то стал подниматься вверх и оказался над Аякой. — Ах… Итэр… Что теперь? — спросила девушка. — Теперь — самое интересное! — путешественник взял свой увеличившийся, но не до предела «прибор» и медленно направил в сторону сокровенного места Аяки. Внезапно Аяка взяла Итэра за плечи: — Постой… — Что случилось, дорогая? — спросил путешественник, остановившись. Но не успел он договорить, как девушка ловко перевернула его на спину и оказалась над ним. — Давай теперь я поиграюсь с тобой… Аяка смахнула чуток своей кончи правой рукой, ей же взялась за «ствол», пальцем левой руки коснулась правого соска путешественника и коснулась языком левого. Итэр вздрогнул от неожиданного удовольствия… — У тебя очень чувствительные соски, как у меня, — улыбнулась Аяка. — У тебя даже он стал чуточку твëрже… — Ух-х… — простонал путешественник. — Где ты этому научилась? — Я говорила с Гудзи Яэ… Мы немного поговорили и о тебе. Леди Гудзи дала мне пару книг, из которых я и узнала о таких приëмах… Принцесса Камисато продолжила щекотать языком левый сосок и аккуратно покручивать правый, начав медленно двигать рукой вверх-вниз по «змее» путешественника. Итэр тихо стонал, стиснув зубы, а его член становился по чуть-чуть всë твëрже и больше. Когда ему стало некуда увеличиваться, а твëрдость стала такой, что путешественнику даже стало немного больно, путешественник почувствовал что-то знакомое… Как что-то опять собирается у него на конце… — Аяка, стой… Я сейчас… — простонал он. — Хм, видимо ты готов, — улыбнулась Аяка, оторвавшись от сосков и прекратив поглаживать «змею». — Интересно, как много в этих штуках… Семенной жидкости? — сказала она, взяв в руки и чуть сжав яички Итэра. — Аяка, я будто сейчас расплавлюсь от наслаждения… Пожалуйста, позволь мне войти в тебя… — Позволяю, дорогой, — улыбнулась девушка, и, поцеловав Итэра в лоб, начала садиться «пещерой» на «бур». Вот уже головка упиралась в киску Аяки, затем с усилием вошла и стала входить дальше, в тëплые глубины принцессы… — О-ОХ… — громко простонала девушка, когда член вошёл на максимальную глубину. — Он такой большой… Он… Так глубоко… Партнëры схватились за руки. И в следующую секунду киска Аяки и член Итэра начали гореть так сильно, что парень понял, что не выдержит… — АЯКА, Я БОЛЬШЕ НЕ МОГУ, Я… Я КОНЧАЮ!!! Мощный залп из спермы вырвался из «дружка» путешественника, почти мгновенно заполнил Аяку и вырвался наружу, обрызгав не только простыню кровати, но и ноги девушки, живот и грудь парня. — А-ах… И-итэр… — подрагивая от перевозбуждения сказала Аяка. — Так много горячей жидкости во мне… — Она действительно горячая… — кивнул путешественник. — Но знаешь, я ещё не наигрался… — Я тоже… — улыбнулась Аяка. — Значит… Продолжаем? — Да… — улыбнулся в ответ Итэр. С этого момента прошëл почти час. Итэр и Аяка всë это время занимались любовью. В конечном итоге Итэр кончил всего пять раз, а Аяка — шесть. Первый раз был описан немного ранее. Второй, когда Аяка встала на четвереньки и позволила Итэру удовлетворить свою попку. Третий, когда Итэр прижал Аяку к кровати и вновь удовлетворил еë киску. Четвëртый и пятый — тоже в киску, но в разных позах: четвëртый, когда Аяка оперлась руками на кровать, а Итэр был позади неë, а пятый — когда Итэр сидел на кровати, а Аяка не без помощи Итэра «прыгала на скакуне», причëм во время пятого раза Аяка кончила дважды. Как бы прекрасно это не было, одно Итэру показалось странным: как бы он не пытался, сконцентрировать любой из доступных ему элементов вокруг «дружка» (Анемо, Гео, Электро или Дендро) он не смог, хотя в предыдущие два раза у него это получалось проще простого. После такого долгого секса оба очень устали. Они быстро вытерлись от попавших на кожу выделений и уснули голышом в обнимку друг с другом. Один раз, во время того, как они меняли позы, Аяка сказала Итэру: — Путешественник… Завтра утром… Можешь сходить в Великий Храм Наруками? — Зачем, милая? — Ну… Помолиться Еë Превосходительству, за свои прошлые «грехи»… Ну и за то, чтобы и у нас, и у тебя всë получилось. — Непременно схожу, Аяка. Virtus divina incipit evigilare.