Мы делили апельсин — много нас, а он один!

Зимнее утречко в сей день было особенно приятным для трёх лиц, трёх воплощений действительно великих, хотя и совершенно разношёрстных государств — Прусского Королевства, Австрийского Эрцгерцогства и Российской Империи. А вот для ещё одной леди, присутствующей на данном «собрании», панне Речи Посполитой оно было совершенно неприятным и ни капельки не уютненьким. Потому как она в сей момент занимала положение «объекта», по которому велась политического толка беседа, но уж точно никак не «субъекта», сей толк ведущего. Девушки сидели за общим роскошным столом, протяжённостью во всю переговорную залу. Во главе же которого уселась сама сумасбродная, но шибко грамотная в различного рода интригах, а потому излишне активная Юльхен Байльшмидт — светловолосая девушка с алыми очами, категорически отвергающая излишне помпезную женскую моду и более уважающая военные мундиры. Именно она и вынесла на рассмотрение между своими ближайшими соседками вопрос об их «общей головной боли», в лице другой соседки, чьи государственные дела пришли в упадок. А когда это европейские державы не пользовались такой возможностью щедро и бескорыстно «помочь коллеге» и избавить от тяжкого бремени суверенитета собственных территорий? Вот именно, что никогда! С правой стороны от оккупировавшей центр столища Пруссии сидела девушка заметно повыше ростом, среди всех собравшихся, с волосами цвета спелой пшеницы, коей на Юге её обширных территорий росло прилично и с глазами цвета только-только расцветающей сирени, в пышном, при том весьма удобном парадном платье цвета синего волжского омута — Анна Владимировна Брагинская, для всего мира Российская Империя, а для родных просто Аннушка. По лицу этой дамы можно было понять — за напускной приветливостью скрывается нечто решительное, древнее, подкреплённое некоей местью по отношению к «объекту» сегодняшнего разговора тет-а-тет. А по левую руку от Великой восседала, стреляя надменным взором синих очей в сторону уже ни раз упомянутого «объекта», брюнетка в небесно-голубом довольно аккуратном и не менее богато украшенном платье — София Эдельштайн, она же Эрцгерцогство Австрийское, женщина, питающая особую страсть к клавишным музыкальным инструментам и в тайне (пускай и слишком очевидной для всех ныне собравшихся) ненавидящая обеих своих партнёрш по нынешней территориально-разделочной сделке. Громко кашельнув, привлекая к себе всеобщее внимание, собрание начала именно Байльшмидт, чеканя уже сто раз обдуманные в мыслях словечки своим бархатно-хрипловатым голосом: — Итак, многоуважаемые мои коллеги и по совместительству соседки, я собрала вас сегодня здесь в столь славный зимний день для решения нашей с вами обоюдной проблемы. Ныне на политической повестке — первый и, очевидно для всех сегодня здесь присутствующих достойных лиц, не последний, территориальный раздел Речи Посполитой. Прошу вас не молчать и смело высказываться, а так же предлагать то, каким образом будем землицу делить. Свободное обсуждение, можно сказать. — пускай в данной речи прусски имела место лесть и откровенная ложь, особенно по части «многоуважаемых коллег» и «достойных лиц», однако и дельные нотки тоже присутствовали. Возмущённая Аниела Лукашевич, она же Речь Посполитая, она же «объект» сей беседы, она же привязанная к добротно обшитому богатому креслу, стоящему в самом конце длиннющего стола, буквально напротив главенствующего места Пруссии, девушка, была полна негодования, злости и немого отчаяния пред сильными государствами, в чьих руках сейчас находилась не только судьба её территориальной целостности, но и в принципе её жизнь. Каким-то сверхъестественным усилием полька смогла стянуть со своего рта повязку и первым же делом она воскликнула: — Я протестую и буду саботировать данное незаконно-аннексистское сборище! Тотальный Польский протест! Вся почти святая троица девиц деловито переглянулась между собой. Юльхен вновь была впереди планиды всей: — Сударыни, кто-нибудь слышал только что неприятное жужжание? Точно мерзкая мошка пропорхнула? — Да, верно, фройляйн Байльшмидт, что-то такое и мне послышалось. Прямо отчётливое «пше-пше-пше». Аж сердце замерло от какой-то неприязни, вам так не показалось? — с видом совершенно непринуждённым произнесла русская. — Да, прескверный был звук. Даже не то, что мошка, а крыса, бегущая с тонущего судна, пропищала. — переглянувшись с Российской Империей, согласилась и дополнила её Прусское Королевство. — Достопочтенные, давайте ближе к делу. — привлекла всеобщее внимание на сей раз уже Австрия — Обратимся к карте и будем уж решать основной вопрос и лишь после займёмся документацией. — Эх, впервые в жизни со стопроцентной уверенностью смею согласиться с вами, фройляйн-аристократишка. Что ж, к баранам, так к баранам. — вымолвила прусска, проходя к висящей на доске карте с Польскими Землями. — Скорее уж к яблоням. — пустив небольшой смешок дополняет русская. — Да чтоб вам пусто было, курвы политические! Я протестую. Помяните моё слово, я всех вас без гроша в кармане и без толики земли оставлю, вот только поправлю свои дела в «верхушке правящей». Будете ещё молить о пощаде, а Моё Польское Величество и не подумает сжалиться над вашими жалкими душонками! — Так-с, для наглядности, первично, как зачинщица данного собрания, я желаю взять под своё полное покровительство Польское Поморье, которое ныне будет именоваться Западной Пруссией, а также часть Куявии и округ реки Нетцы — часть Великой Польши. Возражения есть? Нет? Прелестно, Великой по душе, когда никого ничто не смущает и не возмущает. Лишнего шума в такой прелестный день не нужно ни мне ни вам, уважаемые коллеги. — Прусская ты скотина! Жалкая девчонка, убери свои грязные хамоватые пальцы от моих исконных территорий! Гадина, за что ж ты так со своей благодетельницей? Не мы ли с Литвой тотально сжалились над твоим жалким упадочным положением, после того как твой орден распался? — Ох, за всю свою не столь долгую, однако ж и не столь малозначную жизнь не слыхала, что попадание под чью-то грабительскую вассальную зависимость с сопутствующими данному положению унижениями, есть пример добродетели победившего над побеждённым. Постыдилась бы, панна, говорить такие откровенно глупые речи. В прочем, о чём мы вели беседу, дамы? О земле. Своё я уже взяла, вы б тоже что-ли проявили некую гибкость и активность, а то я и лишнего не прочь хапануть. Территорий много не бывает, знаете ж. — Да-с, что-то и впрямь азарт посредством ваших речей проснулся, фройляйн Байльшмидт. У меня здесь тоже не менее щепетильный вопрос, как-никак братишкину землицу, да и его самого домой возвращаю. Пожалуй, что я из чисто сестринской своей обязанности перед Коленькой, верну на законное место Восточную Белоруссию вместе с Полоцком, Витебском и Могилевым, заодно правобережье Западной Двины и левобережье Берёзины, а для красоты картины ещё и Южную Лифляндию с Динабургом. Что ж, я полагаю, что ни у кого тоже не имеется возражений на этот счёт? Замечательно. Более мне нечего сказать, окромя того, что день сегодня действительно хорош и погодка не ветреная. — Анька, и ты туда же? Мы ж с тобой родня практически, а ты так по-скотски поступаешь? Ни капли жалости и сострадания к не таким уж и далёким ро…! — полька была грубо прервана, довольно громким и уже постепенно терявшим всю свою приветливость голосом России. — Простите великодушно, панна Аниела, но не могли бы вы закрыть свой поганый рот и помолчать хоть сколько-то времени, пока мы, все здесь собравшиеся, делом занимаемся? Говорить о пренебрежении родством и скотском поведении нужно в первую очередь в вашем отношении, сударыня. — Анна пристально смотрит на девушку — Я всё ещё отчётливо помню ваши делишки в период раздробленности моих земель, польскую интервенцию в годы Смуты и не менее прекрасно припоминаю Смоленскую войну. Потому смею припомнить вам ваши же словечки, дорогая моя, «никакого смешения родственных уз и политики и в помине быть не должно, ежели выжить хочется», верно? Уж простите, ежели не весь смысл передан мною точь-в-точь, столько времени прошло и столько воды утекло. Ну, …по людским меркам, конечно же. — Что ж, полагаю, в кой-то веки настала моя очередь. — наконец-то подала голос в обсуждении София — В таком случае не буду излишне вымудрять и отхвачу себе Львов и Галич, да южную часть Малой Польши. Мне многого не нужно, однако ж и от малого я ни в коем разе не отказываюсь. Возмущение и вопрос пришёл с очевидной стороны: — Позвольте узнать, фройляйн Эдельштайн, а на каких таких основаниях вы Галич себе присваиваете? Галиция Всегда была исконно русской территорией и мне доселе неясно, а какое же у вас право есть так вот заграбастать её под себя? — Анна Владимировна, мне кажется, что вам невыгодно возмущаться сейчас. У вас и без того вполне приличное количество земель и даже исконно ваших, исторических, возвращено. Одним «Галичем» больше, одним меньше, не столь ли важно? А мне, собственно говоря, довольно и малого в данной ситуации, потому умерьте свои «аппетиты» до бывших исторических ценностей земельных. — София, дорогая, сдаётся мне вы что-то не слишком верно меня понимаете. — какая-то угрожающая аура, о которой Брагинская была несомненно осведомлена, ввела Эрцгерцогство в ступор, однако Эдельштайн не подала виду, Пруссия напряглась, а Анна продолжила — Дозвольте поясню — данная территория была моей и она ею останется, даже под вашим временным покровительством. — Знаете что, Анна Владимировна, вы…! — когда австрийка начала уже порядком закипать от такой излишней уверенности своей временной союзницы, ситуацию в свою руки вновь взяла Великая. — Полно вам, барышни великовозрастные. Умерьте свой пыл. В большинстве своём все довольны итогами сегодняшних переговоров? Я думаю, что вполне себе. Осталось лишь подкрепить всё официально и надоумить нашу дорогую панну Лукашевич на созыв сейма. — подойдя вплотную к привязанной девушке, прусска приобняла её за шею так, чтобы максимально близко угро…вести светскую беседу — Что скажешь на это, псинка бездомная да безземельная? Допрыгалась, доюлилась? Вот и пожинай плоды своего прыганья с места на место. — Вы… Вы… Мерзко с вами в политические игры играть, потому как все уж больно злопамятные… Гадство-то какое. Тотальное. — Речь Посполитая иронически хмыкнула, при том понимая, что ничего хорошего более её не ждёт, кроме зависимого положения от этих троих особ. — А между тем, всё это смахивает на странную делёжку одного апельсина. — задорно улыбнулась Анна, состроив настолько невинное выражение лица, что только чёрствый сухарь не повёлся бы на эту шедевральную игру, выученную и освоенную за столь долгие века взаимодействия с другими европейскими державами. — Странную, зато очень выгодную, заметь! Ксе-се-се. — довольно ухмыльнулась своей же мысли Юльхен. — Выгодную только вам троим, гадины тотальные! — надрывалась Аниела в своём отчаянном возмущении. — Господи, с кем же приходится сотрудничать… — подытоживая, тяжко вздохнула София.