Amnesia/when i remember you again

Сегодня пришлось встать еще раньше обычного, еще задолго до восхода солнца. Утро выдалось морозное, совсем не свойственное для начала теплой, для этого региона, осени. Золотые лучи солнца, еще находящегося за горизонтом постепенно краснеющего неба, начали медленно проступать сквозь пелену белого тумана, застилавшего весь купол небосвода полупрозрачной дымкой. Смотреть на то, как небо, словно художник абстракционист, раскидывает багровые пятна на ярко желтом небе в течение получаса, можно было вечно. Застыв у окна, Джинн как будто забыла о том, зачем встала с постели около пяти часов утра. Так же быстро, как и вошла, девушка вышла из состояния дезориентации, лишь на мгновение обернувшись, чтобы посмотреть на кровать. Лиза спала лицом к окну, мирно посапывая. Создавалось впечатление, что лучи солнца, уже разошедшиеся в полной мере во всей своей красе, ничуть не тревожили ее до определенного момента. Через полтора часа должен был прозвенеть будильник, но Джинн позаботилась о том, чтобы ей не пришлось вставать ни свет ни заря в свой законный выходной, выключив механизм. В углу в прихожей висело вчерашнее пальто, с которого до этого стекли капли влаги, с характерным звуком ударяясь об деревянный пол. Сейчас же ткань была абсолютно высушена. Джинн ласково улыбнулась тому факту, что Минчи позаботилась и о ней в свою очередь, при этом не комментируя тот факт неряшливости, порой свойственной Джинн. И хоть на работу та одевалась с иголочки, да и трудно было уловить тот момент, когда на одежде действующего магистра могла появиться хоть одна маленькая складочка или пятнышко от утреннего кофе; вне работы она старалась уследить за всем, даже приходя уставшей после тяжелой рабочей рутины. Поспешно обув кожаные сапоги, Джинн подумала, что наверняка было бы несправедливо не надеть светло-бежевый шарф, связанный для нее Лизой на случай ожидаемых холодов. Девушка переступила порог квартиры, стараясь как можно тише захлопнуть входную дверь, чтобы не разбудить Лизу. *** День прошел в стандартной рутине. Ничего нового, ничего интересного, лишь многочисленные бланки, сопутствующие накладные, и никаких известий. Всё такие же испуганные лица служанок Ордо, сопровождаемые мрачным взглядом действующего магистра. Вот уже пятый час девушка сидит за столом, сгорбившись и пытаясь не уснуть. Несмотря на несколько кружек свежесваренного кофе, глаза предательски закрываются, и тело магистра грозит сдаться и опуститься на горы документов. Гуннхильд полагает, что большая часть работы уже выполнена. Осталось практически ничего по сравнению с тем, как изначально выглядел рабочий стол в ее кабинете. Предположительно через два часа она сможет закончить работу и с чистой совестью отправиться домой. А дома ее ждут. Джинн догадывалась о происходящем в доме во время ее отсутствия и побаивалась прийти на расстрел. Однако мало-помалу она привыкла к частым перепадам настроения девушки, которые начинались излишней озабоченностью, а заканчивались разбитой посудой, слезами и оглушительным хлопком входной двери. Лизу нельзя винить в этом. Ее личность была недостаточно сильна в плане психологического давления, и вся эта ситуация воспламеняла эту и без того тонкую нить, и в какой-то момент она порвется совсем, тогда Минчи скорее всего сорвется. Такого исхода событий храбрый рыцарь боялась в подавляющем большинстве. Но и нервы действующего магистра тоже не из железа. Когда-нибудь и она сойдет с ума, а, может быть, этот процесс начался давно и сейчас идет полным ходом? Наверное, тенденция к тому была явно не в лучшую сторону. Не терять контроль над собой давалось с огромным усилием, с каждым разом все сильнее прижимая к стене. Находясь здесь, Джинн захлебывалась от фигурального удушья. Казалось, все стены сужаются, давя на нее с немыслимой силой. И выход рядом; дверь совсем близко, но добраться до нее так же сложно, как скинуть воображаемую петлю, заглушить чувство асфиксии. Однако, она точно знала, где ей нужно быть в данный момент. Нужно торопиться, желательно до того момента, когда пурпурная ведьма сама нагрянет к ней прямо в штаб. Когда ключ в замке повернулся, было давно заполночь. Дверь с протяжным скрипом открылась. В квартире было тихо, лишь тиканье антикварных часов и тихий треск камина создавали впечатление жизни в стенах этого пространства. Джинн положила шарф на настенную полку, предварительно аккуратно разгладив и сложив в четыре части. Раздевшись, девушка отправилась в спальню, ступая так тихо, как только позволял деревянный пол. В столь обычно поздний час, к неописуемому удивлению Джинн, свет в комнате горел. Блондинка застыла в дверном проеме, осматривая картину, представшую перед ней. Лиза так скрупулезно изучала что-то в отрывке бумаги, что даже не сразу обратила внимание на вошедшую в комнату. Когда ведьма все же подняла голову, ее лицо приобрело серьезный вид. - Привет. - неловко поприветствовала девушку Джинн, стараясь выдавить виноватую улыбку. - Надо поговорить. - достаточно угрюмо произнесла та в ответ, вставая с дивана и проходя мимо Джинн. Стабильно благоприятное настроение спокойного библиотекаря было явно чем-то испорчено и явно мрачнее, чем могло бы показаться на первый взгляд. Она была изрядно сосредоточена, и эта излишняя собранность придавала девушке несколько злой вид. Тогда, немного помедлив, Джинн все же оправилась от остолбенения и, расчетливо перехватив в самый последний момент руку удаляющийся девушки, развернула ту лицом к себе. Теперь магистр вдоволь могла рассмотреть лицо своей девушки, которое, мягко говоря, было крайне напряжено. Лиза, плотно стиснув челюсти, тоже в свою очередь не торопилась отводить взгляд от лица напротив, смотрела вызывающе и даже свысока. Почувствовав явное замешательство со стороны Джинн, шатенка попыталась вырваться из цепкой хватки на своем запястье, но она оказалась стальной, а ее никчемная попытка не увенчалась ожидаемым успехом. - Отпусти, мне больно. - со скрежетом зубов процедила девушка, еще раз выдергивая кисть. - Ты обычно так себя не ведешь. - Правда? Очень интересное замечание. Я предполагала, что ты даже этого не заметишь. - Ты очень недооцениваешь мои возможности. - А ты в точности да наоборот перецениваешь свои силы, не можешь здраво смотреть на вещи. - Одного только непреклонного взгляда глаз полностью хватило, чтобы вся уверенность в одно мгновение исчезла. Джинн вздрогнула, не сводя взора с зеленых радужек, и невнятно извинилась. - Прости. Я не знаю, что на меня нашло. - прикрывать свои истинные намерения никогда не входило в принципы Джинн, даже когда это было крайне рискованно. И вот, сейчас она полностью сбилась, отошла от установленного правила на несколько шагов, как будто бы это присутствовало в ее манере поведения всегда. - Ты же понимаешь, что того, кем ты стала в последнее время, просто невозможно терпеть? Что с тобой произошло? - Произносит Лиза, наблюдая, как Джинн то и дело как виноватый котенок опрометью кидает на нее взгляд. В голове смутившейся блондинки проскальзывают две абсолютно идентичные мысли о том, что Лиза, однако, слишком проницательна, чтобы не заметить. Оно и очевидно, ведь, вплоть до маленьких детей, каждый житель осознавал опасность, а чрезвычайное положение в городе было как минимум сложно игнорировать, по крайней мере столь внимательному человеку. И тем не менее целью Джинн является заверить население, что все под контролем, просто стоит соблюдать меры предосторожности. Трудно говорить, что все под контролем, когда количество людей значительно уменьшается, когда самый настоящий монстр разгуливает на свободе и безнаказанно творит злодеяния, и Джинн ненавидит себя за это, по холодным бессонным ночам слишком часто задаваясь вопросом о том, как бы поступил другой более эрудированный человек, будь он на ее месте. - Я не схожу с ума, если ты об этом. - Я знаю, у тебя слишком много обязанностей, так ведь? - Лиза кидает усталый взгляд на девушку, который той невольно кажется дразнящим, как будто Лиза специально выводит ее, вытягивая информацию и намеренно эксплуатируя неуравновешенный характер. - Ты абсолютно верно сейчас говоришь, - вздыхает Джинн, скрещивая руки на груди - защитная позиция, которая буквально говорит о том, что Лиза попала в точку. - однако не совсем понимаю, причем тут это? Это мои обязанности, которым я следую. - Проблема в том, что ты слишком много работаешь, не делаешь перерывы и попутно занимаешься тем списком дел, которые вообще не входят в обязанности действующего магистра. Твой альтруизм когда-нибудь убьет тебя. Да что уж говорить, он уже уничтожил часть той девушки с неугасающим блеском в глазах, превратив в озабоченного и замкнутого в себе человека. - Но я не могу иначе, ведь мне необходимо знать, что мы: - Джинн делает акцент на слове "мы" и судорожно начинает перечислять всех, кто хоть немного в этом замешан. - весь город, горожане, мы, Лиза, с тобой, мы - будем существовать. И мне не важно сколько сил и нервов затратится на этот нелегкий путь, но я обязательно преодолею его, сделаю хоть что-то полезное в своей жизни! Как бы не была уверена в этом Джинн, но Минчи так не считала, и недовольство уже было ярко выражено на ее лице характерным нахмуриванием бровей. - Знаешь, мне порой уже кажется, что нас с тобой не существует, и мы как старые супруги вечно недовольны друг другом и спим в разных комнатах. Ты так не считаешь? - Скажи честно, тебе тяжело со мной? - в порыве отчаяния кричит девушка, сильнее вцепляясь в дверной косяк. Глаза ее собеседницы резко сузились; она долго смотрела на подругу взглядом, который буквально говорил о правдивости слов той девушки, что тяжело дышала, а сейчас и вовсе затаила дыхание и даже не моргала. - Честно, Джинн? Да, мне с тобой тяжело. Я давно хотела сказать тебе это. Блондинке хватило и пяти секунд, чтобы осознать услышанное. Но принять эти слова она никак не могла, а выражалось это тем, что ее костяшки пальцев приобрели белый оттенок, глаза широко распахнулись, а губы задрожали, когда она произносила последующие слова. - Ты прямым текстом говоришь, что... - Да, Джинн. Нам надо расстаться. - заключила девушка с рассаженными зелеными глазами так коротко и небрежно, как будто все годы, которые они прошли вместе с Джинн, ничего не значили. - Пойдем своими путями; ты - спасать Мондштадт от неуловимого преступника, я - и дальше просиживать место, как ты неоднократно выражалась, в библиотеке. - Ты несешь откровенный бред... - Мы действуем друг другу на нервы. Поверь, это правильное решение и так будет лучше для нас двоих. - Ты приняла это решение в одиночку, даже не посоветовавшись со мной? Что, если я не хочу расставаться? - А что, если я хочу? Послушай, я действительно не хочу мучить ни тебя, ни себя, поэтому это единственное правильное решение, которое можно рассматривать на ближайшее время. Джинн тяжело вздохнула. Атмосфера накалялась, а давление только усиливалось и отступать назад тоже было нельзя - невозможно. Кристально-голубые глаза девушки казались грязным поблекшим небом, а взгляд мрачным и измученным. В груди чувствовалась не унимающаяся трещина, ведь больно, когда самый близкий человек оставляет в самый тяжелый момент. - Все ясно. Решила выйти сухой из воды? - усмехнулась блондинка, пытаясь скрыть ту дрожь в голосе, которая была свойственна всякий раз, когда она волновалась. Ведьме, казалось, вовсе не до чувств бывшей девушки; она собиралась уходить, но, поняв, что разговор точно затянется на некоторое время, резко передумала. Она не сдвинется с места по крайней мере, пока не завершит диалог окончательно. И, как ей казалось, последнее слова обязательно окажется за ней. - В любом случае я тебя не спрашиваю, Джинн. - отрезала Лиза, наблюдая, как постепенно начинает дрожать подбородок стоящей напротив девушки. - Что еще решать? Я не хочу с тобой жить, Гуннхильдр, ясно? Еще через пару мгновений Джинн загородила собой дверной проем, руками вцепившись по обе стороны прохода. - А если я не выпущу тебя? Лиза усмехнулась, показательно закатила глаза. Кажется, ее совершенно не волновали ни исход этого разговора, ни чувства рыцаря - ничего, что могло быть хоть немного связано с этой принципиальной девушкой. Хотя нет, все же были пару нюансов, которые ее действительно волновали, а именно поскорее закончить бессмысленный разговор раз и навсегда, бесповоротно. Даже если Джинн настаивает, даже если, будь проклят этот беспокойный Одуванчик, она встанет на колени, будет умолять и просить остаться, она найдет это крайне глупым поступком, потому что железная воля не будет сломлена никаким подвигом, ведь их, как выражалась неоднократно Лиза, уже по горло хватает. Титул "Одуванчик" давно остался в глубоком прошлом. Больше он никогда не будет пропет красивым голосом, что вскоре зальется протяжным смехом, после чего притянет Гуннхильдр к себе... Быть может, никогда. - Это все, что ты можешь сделать? - Это предложение ничуть не остановило, не заставило задуматься, наоборот, подействовало на блондинку, будто бы красная тряпка на быка. Создавалось навязчивое впечатление, что пурпурная ведьма будто бы нарочито издевалась над ней. Скорее всего, это так и было. Внутри вспыхнул тот порыв гнева, что заставил буквально вспыхнуть от неконтролируемой ярости. Джинн и сама не заметила, как дала звонкую пощечину. Лиза вскрикнула, отлетая в угол и прикасаясь к ушибленному месту. Ее глаза то ли от сильного удара, то ли от ощущения предательства со стороны близкого человека, заблестели слезами. И тут же та небрежно стирает кистью мокрые дорожки, пытаясь сделать свою слабость неуязвимой, как будто ничего и не было. Но это вовсе не так, как хотелось бы видеть, особенно было тяжело скрыть то, что в сердце затаилась глубокая обида, несущая за собой ненависть. Хотя, она даже не пыталась скрывать этого, в точности да наоборот, старалась как можно сильнее вывести из себя другую девушку, но боялась, ведь тот факт, что Джинн была намного сильнее ее заставлял остерегаться особенно тогда, когда она посмела задеть ранимую душу непроницаемого рыцаря, сломав ее железный нрав, будто бы ветку кустарника, что плотно обделал себя шипами, но был так хрупок без своей брони. - Это уже совсем не смешно, понимаешь!? - Лиза кричит. Кричит так, что стена, к которой она была силой прижата, наверное задрожала бы. Несмотря на все свои намерения, ее голос сильно подводит ее - дрожит. Но это не самое главное, когда на глазах вмиг разрушаются отношения, выстроенные на протяжении нескольких лет не только романтически выходками, но и сплоченной работе: сначала в штабе Ордо Фавониус, потом - в тяжелых боях, понесших неоднократные победы в результате объединения. - Я не хотела, правда.. - Голубые глаза полны испуга и отчаяния, смешанных с разочарованием в себе. Осознавать то, что именно за тобой стоял последний шаг, и ты сделал выбор не в лучшую сторону, самое неприятное, ноющее до боли в груди ощущение, неминуемо сгрызающее изнутри. - Я не должна была, чем бы этот разговор не закончился, не должна была идти на такой поступок. - Как только меня угораздило влюбиться в такую идиотку, как ты? - когда Лиза продолжает твердо стоять на своем, в очередной раз игнорируя искренние раскаяния, внутри блондинки снова вспыхивает гнев. - Прекрати оскорблять меня. - когда Джинн снова решается заговорить, тон ее голоса как всегда сдержан, но чувство желчи, скоротечно поступающей к горлу, никак не могло не свидетельствовать об обратном. - Ее оскорбляют, надо же! - артистично всплескивает руками ведьма, касаясь дверной ручки. - Мне кажется, наш разговор был закончен еще пару минут назад, когда ты... Впрочем, неважно. Я никогда в жизни не поверю, что ты сможешь меня удержать тут. Джинн, а Джинн? Где же твоя рассудительность? - Не смей так со мной разговаривать. Когда более холодные руки угрожающе сомкнулись на кисти других пар рук, предел терпения исчерпался. - Пожалуйста, не трогай меня!!! - взревела Лиза, дергаясь как будто в конвульсиях между пальцами другой девушки. Исправить ничего нельзя, и это понимают обе девушки. Попытки склеить разрушенное грубой силой всегда приведут к фатальному провалу. А впереди ждет разлука, сжигающая заживо, - долгое и тоскливое скерцо. Даже когда твердая хватка и не дрогнула, ведь Джинн поняла, что и так сделала за один только вечер более, чем нужно для того, чтобы ее возненавидели, Лиза перестала пытаться освободиться; ее общий вид был грустным и уставшим, а глаза выражали особую печаль, смешанную с болью, которую получила сегодня в полной мере. Казалось, она вряд ли заговорит - впрочем, так оно и было, но ее губы приоткрылись лишь в трех словах, больше похожих на отчаянную просьбу, чем на полноправный приказ. - Джинн, пожалуйста, съезжай. И Джинн покорно выполняет действие. Вся ее решимость как-то неожиданно исчезает, оставляя за собой лишь грустный взгляд, то и дело кидаемый в сторону Минчи, когда она собирает вещи. Берет лишь самое необходимое: офисную одежду; галстук, мантию и брюки, теперь так небрежно уложенные в сумку патологическим перфекционистом. Когда девушка проходит вдоль коридора, то взглядом невольно натыкается на фотографии, которыми были украшены длинные деревянные стены. Содержимое фотографий вызывает тупую боль в области сердца, сковывающую все тело, практически останавливая. Джинн хочется рассмотреть каждый из этих фотоснимков, запечатанных0 в дубовые рамки, на которых некогда улыбались две девушки, крепко держа друг друга за руки. Но девушка не думает останавливаться, вместо того еще сильнее ускоряя шаг ватных ног. Она даже не накидывает пальто, рассеянно кладя на одно из предплечий, чтобы не оставаться тут не на секунду. От чего-то резко захотелось уйти и оставить эту жизнь в прошлом, чтобы никогда не видеть эту зеленоглазую девушку. Спустя несколько мгновений, когда молния сапог сошлась между собой, Джинн развернулась, чтобы в последний раз кинуть взгляд на свою мучительницу. - Пока. - голос как будто сам не свой - чужой и отстраненный. Хочется придерживаться версии, что это обреченное слово произносит вовсе не она, что все это не по-настоящему. Быть может, такая позиция - вовсе не преувеличение, а непроизвольное колебание голосовых связок, что так устали произносить длительные речи и просто сдались, оставив длинные монологи глубоко за стенами этого дома. - Прощай. - холодное "прощай" режет прямо в сердце. "До свидания" означает, что, быть может, когда-то в не таком уж далеком будущем, вы может встретитесь снова. "До свидания" или хотя бы "пока" дает некую надежду, которая будет гореть в сердце, подобно яркому пламени в камине, еще много-много лет. "Прощай" дает понять, что люди больше не встретятся никогда. Под характерный скрежет половиц Джинн скрывается в дверном проеме. Когда дверь тяжело закрывается, девушка наконец-то может вдохнуть полной грудью. Холодный октябрьский воздух обжигает легкие, подобно огню, только этот порыв ветра в несколько раз холоднее и опаснее тем, что можно не только почувствовать неприятное колющее ощущение в глотке, но и заболеть. Она уже подхватывала воспаление легких два раза - в прошлом и позапрошлом году. И все время Лиза лечила ее, заботливо принося чашку горячего чая с имбирем в постель, и, само собой, лекарства... Как же она их не любила; горькие микстуры вызывали тошнотворный привкус в горле и по сей день. Девушка морщилась и, имея температуру под сорок, имела силы отказываться принимать медикаменты. Но девушка с каштановыми волосами, в свою очередь, терпеливо настаивала на своем и, какой бы то ни было коварной хитростью, все же заставляла выпить ненавистную ложку горькой хины. Теперь же Джинн была предоставлена сама себе. Даже если она заболеет, то до последнего не станет лечиться, оставив все на произвол. Она будет так же работать над отчетами, участвовать в рискованных сражениях даже с высокой температурой и непрекращающимся кашлем. Разумеется, это будет проходить до определенного момента, ведь рано или поздно заботливый пастор обязательно заметит болезненное состояние старшей сестры, но Джинн сейчас не волнует ровным счетом ничего на свете.