Завершено на 40%
Закончите подключение для активации
Он вздохнул и снова принялся за дело. Еще несколько месяцев назад, когда они только начали обживать эту местность, он и поверить не мог, что способен на что-то подобное в виде механики. Ведь раньше его специальностью была медицина, точнее ее узкое направление. А тут, провода, механизмы, громкие насосы, светящиеся экраны компьютеров. Однако был Винс, и была его увлеченность технологиями. Он пригласил Томаса «поглядеть на разбитый борт», а там стал наблюдать за растущим интересом к слетевшему системнику. На тот момент это казалось мимолетным увлечением, а сейчас стало не надоедающей привычкой. Пропадал он тоже в основном на борту и, мельтеша, как летучая мышь в пещере, хорошо ориентировался в пространстве, а в деревне его стали часто искать. Особенно Бренда. Один раз Томас впервые за несколько дней потопал в свою палатку, пустующую и обдуваемую ветрами. Он встретил ее по пути к пригретому участку и смутился от комментария, что долгое нахождение с техникой может перевозбудить нервную систему. Хоть она больше не грела место рядом с ним на спальном месте, девушка все еще умудрялась его смущать и появляться в поле зрения, захаживая во время работы и угощая ягодным соком и мясом. Море под конец дня было неспокойным: вдали волны сливались с черными тучами и медленно приближались к берегу. Слышался далекий грохот, предшественниками которого стали короткие туманные вспышки. Весь люд их деревни был предупрежден заранее. За несколько месяцев, что народ успел обжить береговую линию, каждый предчувствовал изменения погоды в лучшую или худшую стороны. Сейчас же и женщины, и мужчины «укутывали» шатры и плотнее запирались изнутри, чтобы ветер и холодный дождь не пробрались внутрь. Уснуть не удавалось. Что-то тревожно-ядовитое расплывалось в груди от предстоящей бури. Он уселся на пороге шатра, прислушиваясь к шороху плотной ткани. Его не волновало, что он был в одной футболке, что кожа покрылась мурашками, — вид сливового неба завораживал, а он, по всей видимости, изголодался по пейзажам, свежим ветрам и морю, сидя в глухом, железном баке. В сотне метров от берега ударила полоса бешеного луча, от чего вода забурлила. Он заметил, как тело вздрогнуло, не понятно от чего, ведь молния ударила далеко, однако всколыхнула что-то сидящее внутри него самого. Треск от подключаемых кабин всегда заставлял сердце метаться в грудной клетке. Ему был ненавистен этот дикий звук. Обреченные лица внутри тоже не добавляли шарма, они искажались так, будто люди варились в котле, хотя только испытывали на себе новейший метод анестезии. Бирюзовые капсулы, меж которых он проходил не один раз, располагались по обеим сторонам, и его не скрытые рабочим халатом участки кожи впитывали их свечение. Его — одного из многих — взяли работать в лабораторию. Тогда это казалось чем-то крутым — работать на ПОРОК, спасать людей, жить для общего блага. Как оказалось, он действительно жил. Чтобы потом умереть. Лаборатории одинаковые по всему корпусу, их можно заметить сразу: каждая светится и источает зеленоватые и голубоватые оттенки. Это было необходимо — флюоресценция являлась основой в их биологических исследованиях. Но в добавок, лаборатории отличались шумоподавлением из-за прибывающих детей и их несвоевременных реакций. — Следующий экземпляр. — пятно белого халата остановилось перед очередной капсулой. — Перепишите номер капсулы, чтобы его погрузили сюда. Приготовите препарат и примете его после. Халат поплыл дальше. Руки за спиной сжались в задумчивом жесте. Они не дрогнули, когда в соседней капсуле с шипящим надрывом начал пузыриться кислород. Буря все приближалась, Томас поежился, хватаясь за плечи. Полы палатки захлопали громче и отчетливее, поэтому их пришлось придавить камнями, а самому спрятаться внутри, оставляя снаружи только голову. Он не думал, что способен вспомнить больше деталей из прошлой жизни, когда на плечах все еще висел халат, а Тереза была его коллегой. Однако что-то мелькнуло перед глазами, и продолжило висеть на сетчатке глаза всю ночь. Закрывшись со всех сторон, Томас обнял себя руками, стараясь прислушаться к шуму прибывающих волн и игнорировать грохот молний. Вскоре глаза все-таки слиплись, а воображение завело шарманку, показывая не то воспоминания, не то придуманные фрагменты с его участием. Снова свет, при которой кожа казалась синей, а он сам невзрачным призраком одной и той же лаборатории. Голос звучал невесомо, будто он не вел деловую беседу. Он посчитал бы происходящее сном, однако в снах люди нечасто четко видят отражение самих себя, да и сны искажаются. Ему же сны никогда не снились. Было только прошлое. — Жалобы есть? — туманно спросил он, делая пометки.Пульс: в норме;
Давление: в норме;
Подозрения: нет;
— Нет. — ответил низкий голос. Томас приблизился к экземпляру ближе, спуская жидкость из шприца. Это было привычно для каждого из пациентов, поэтому парень сидел тихо и не смел шевелиться: любое движение могло вызвать боль от проникновения иглы. — У нас парень был в группе, Алби зовут. — вдруг сообщил пациент. Почему-то все никак не удавалось углядеть его лицо, отблески света мешали его рассмотреть. — Они сказали, что приведут его, а его все нет. Где он? Никто из лаборантов не подстрахован от подобных вопросов, ему же было велено отвечать спокойно, почти елейно, но до последнего юлить. Томас натянул дежурную улыбку. — Сейчас он на осмотре, — произнес он, но слова прозвучали как-то кисло. Он знал, что Алби ни на каком осмотре не был уже давно. Около двух месяцев тот выживал под открытым небом, окруженный стенами. — Его скоро вернут, нет повода для беспокойства. Томас встретился с взглядом напротив и на мгновение поймал чужие глаза полные скептицизма и недоверия. Если бы не форма и пара надсмотрщиков около входа, казалось, что его голова могла бы давно сровняться с мраморным полом. Секунды растягивались, как бесконечные часы работы, уголки губ предательски поползли вниз. Если его работа подразумевает осуждение и непонимание, стоило ли так возвышать свои действия? Момент в миг прервался, рушимый глухим хлопком. Дергающийся светлый глаз отреагировал на звук распахнувшихся магнит-дверей. Пришли за парнем, это Томас знал точно. Сейчас, после укола легкого анестетика, он чувствовал себя обезопасенным. Его предупреждали — что от парня напротив стоило ждать агрессивных выпадов, но тот разъярился только напоследок, когда вдруг осознал, что с ним собираются что-то сделать. Несмотря на то, что средство должно было ослабить его, тот железной хваткой зацепился за его плечо, вызывая удивление и страх, и цапнул напоследок таким взглядом, что не оставалось сомнений: он его ненавидит.•••
На следующий день Томас — уже по обычаю, — лежал на спине, грея металлический пол, и разбирался в спутанных проводах. Хотя губы так и кривились от поздно пришедшей мысли: влажный после ливня песок прилип к обуви, и теперь все вокруг хрустело от одного шага, благо он догадался лечь на потертую толстовку, ставшую похожей на мешок. Винс сидел рядом и возился за навигационным табло, то и дело ругаясь под нос, что дьявольская машина откинула коньки, еле коснувшись земли, а он батрачит все свободное время на восстановление аппаратуры. На самом деле было немного иначе: они чуть не разбились, так как топлива остро не хватало, и корабль приземлился не самым лучшим образом. Хотя юноша этого не помнил, находясь в отключке, обо всем поведала Бренда, дежурившая его палатку. — Черта с два ты еще раз пикнешь, ржавая махина, — пробурчал Винс, жестче обычного нажав на табло, от чего Томас вздрогнул, почувствовав вибрацию по столу. — Прости. — тут же прибавил он все еще раздраженно. — вот дьявольщина… — Ничего. Винс помолчал, а потом откинулся на кресле, потирая ладони. — Стоит позвать испанца, может, переведет? Тут, кажется, язык слетел. — Думаешь, слетел на испанский? Тот что-то промычал, но не ответил, снова приблизившись к экрану. Спустя пару минут сверху все-таки донеслось: — Пойду найду его. Только он встал, как послышались звонкие шаги. Эхо отлетело от металлического корпуса и припряталось в черные углы, а Томас приподнялся, разглядывая посетителя. Он кивнул появившемуся Минхо и улегся обратно, наконец-то заканчивая соединять провода по инструкции, так удачно оказавшейся в соседнем блоке. — Ну что, барышни, как работается сегодня? Минхо нес в руках конверт, который чаще всего приносила Бренда. — Да хер побрал эту скотину, звать нужно испанца. — зарычал Винс и стукнул по столу. — Пусть сам разбирается, раз уже не раз летал. — Окей, позову, — Минхо разложил конверт на столе. — Ну, чего там принес? — нетерпеливо добавил Винс, а Томас уловил запах жареной рыбы и горячего ягодного настоя. — Не помирайте тут с голоду, ваши тощие задницы еще нужны человечеству. Винс топнул ногой. — Да сдались мы тебе! Тебе эта махина нужна, бороздить города. — Тоже верно, — не стал юлить Минхо, опускаясь на ставший неудобным просиженный диван. Пружины под ним звонко прогнулись. Берг действительно возвращался в рабочее состояние не просто так. Во-первых, это единственный транспорт, который у них имелся, а во-вторых, Минхо загорелся идеей найти близлежащие города, чтобы исследовать обстановку, а заодно найти полезные материалы для деревни. Томас полностью поддерживал его идею, и сам горел желанием отправиться на обследование местности. С высоты, вероятность того, что их достанут шизы — была равна нулю. Они могли пострадать только в случае ошибки в программе или же если шизы отрастят крылья и доберутся для них и на небе. Это, само собой, было мало вероятно. Росказни друга всегда распаляли тепло в груди от обилия болтовни: Минхо полностью восполнял его необходимость поговорить. — Строители снова орут друг на друга… У этих полудурков вечно какие-то передряги, — пожаловался Минхо, закинув ноги на подлокотник. — Конечно, — прыснул Томас, соединяя последние провода. Ярко-желтый к ярко-желтому, зеленый к зеленому, темно-синий к темно-синему, фиолетовый к фиолетовому… — Под руководством Галли и не такое… Парня в спешке грузили в жидкость, врачи метались меж панелей управления, мучимые надрывными сигналами и писком аппаратуры. Тот долго не желал сдаваться, и его тело погрузили в светящуюся капсулу только тогда, когда его рука спала с плеча одного из работников. — Погружаем. — раздался твердый женский голос. Одежда вздулась, прилипла к его телу, а потом стала обтекаемой и плавной. Он не реагировал ни на голоса, ни на свет, ни на шум: именно этой реакции добивался их состав. Купол закрылся и кабина завибрировала, уничтожая лишние молекулы воздуха и добавляя искусственно-созданный кислород. Холодный голос старшего заключил: — Объект в фазе фиксации.•••
Показалось, что прошла пара часов, а на деле пролетело несколько секунд. Он лежал в той же позе, только одернул руку от проводов, в смятении чувств, не ощущавшихся сейчас полноценными, будучи обрывистыми, как клочья бумаги. Снова вспышка, как сон, сухая, но информативная оставила мозговать увиденное в одном положении. Как оказалось, он рвано дышал и обливался потом, футболка вдруг вся прилипла, было душно и тесно. Кто-то сильно сжимал его предплечье и вытягивал из-под стола. — Током ударило? — Да. — рвано выдохнул Томас, переводя тело в сидячее положение. Бывший командир Правой руки помог Минхо приподнять его и усадить на диван. — Держи-ка, — в руке оказался кувшин с соком. — Сделай пару глотков, отдышись. Сильно ударило? — Не. Винс и Минхо скептически переглянулись. Ложь слетела легко, он не хотел, чтобы эти воспоминания касались кого-то еще, поэтому он смягчил мышцы лица, стараясь расслабиться и выглядеть непринужденно. — Вот шанк недоделанный, — Минхо свел брови к переносице. — Я же вижу, что херануло сильно, аж волосы колом стоят. Иди-ка отсюда, я не шучу. Помрешь, как берг чинить будем? Винс с ним согласился, чего Томас явно не ожидал, и ему пришлось уйти, оставляя работу на другой день. Им двигало желание восстановить в памяти образы бывших коллег и некоего «пациента». Сознание подсказывало, кем именно он являлся, к тому же его буйный нрав отпечатался, как восковая печать на бумаге. Стоило ли с ним поговорить насчет его видений? Если да, то с какой целью? Рассказать, что Томас видел как его погружали в капсулу и еще раз напомнить, как началось их знакомство, — с недоверия и конфликтов? И что тот будет делать с преподнесённой информацией? Юноша остановился посреди берега, наблюдая как песок, похолодевший от приближающихся диких ветров, взметнулся над берегом крохотной копией того урагана, что был вчера. После вируса одичала и природа, набрала силу и ей не было дела до мелких людей, которых она способна покалечить пущенным ветром, цунами или ливнем. Без людей она была вровень вырвавшемуся зверю, оставшемуся на попечение самому себе. Поэтому в силах ничто не отказывало, — ветры срывали шатры и палатки, цунами сносили постройки, дожди образовывали озера. Буря ворошила лес шатров два дня. Томас не выходил на свет и чувствовал едкое переживание за других. Криков не было, значит, есть вероятность, что все в порядке, и люди держатся. Однако это вызывало и дополнительные переживания, вдруг он мог пропустить что-то важное и не спасти кого-то в нужный момент? Два с лишним дня было ощущение, что скромный шатер, в котором он обитал, развалится, и все вещи разлетятся в разные стороны, но он, мысленно подбадриваемый хозяином, героически выдерживал нападки. От постоянного завывания глаза слипались, и Томаса клонило ко сну. Поэтому, лежа в углу комком, он поджимал колени и засыпал который раз за несколько часов. Видений больше не было, вместо них росло желание их обсудить, хотя он раньше не наблюдал за собой особой болтливости. Просто примирение с врагом и принятие в его лице товарища открыло перед ним возможность к новому действию: поделиться тем, что увидел, а там пусть сам решает, что об этом думать.•••
Головокружение стало первым чувством, которое он ощутил после пробуждения. Раньше, пропадая днями на берге, Томас жаловался на отсутствие сна, а сейчас раздражал его переизбыток. Но с этим было ничего не поделать, он сам выбрал путь пустой дремоты вместо работы на борту. Поселение, мягко говоря, выглядело помятым. В этот раз ветер потрепал сильнее обычного. Повсюду лежали оставшиеся пожитки в виде котлов, бревен, чайников, мешков, которые были смещены с места потоками воздуха. Женщины и мужчины уже выбрались наружу и искали потерянное. Пройдя мимо Центрального костра, что был на подобие места общего сбора, Томас отсалютовал поприветствовавших его жителям и направился на стройку, углубляясь в лес. Протоптанная дорога вела к глухим звукам топоров и слабым голосам. Сложно было разобрать, что они говорили, не только потому, что доносилось только эхо, но и потому, что сверху пролетали испуганные птицы и громко щебетали. Кажется, на стройке началась какая-то потасовка. Томас поспешил на шум. Он выбежал на полупустую протоптанную поляну, которую заполняли юноши, огибающие поленницы и небольшие палатки для временной перекантовки. Меньшая часть старалась делать вид, что не замечает того, что происходило в центре, откуда, как в разъяренном улье стояло глухое гудение. Завидев две знакомые макушки в эпицентре событий, глаза сами закатились под веки. — …А то что вы, утырки стебанутые, меня подняли в такую рань! — уязвленно заявил Минхо. — Я позвал по мере необходимости, — ответил один из голосов, стараясь говорить спокойно. — они бы тут поубивали друг друга, зуб даю! На это заявление, проснулся истерический возглас: — Кто кого поубивает! Это он покушался на мою жизнь! — Тебя об землю хорошо приложило? Нечего было рядом с топором стоять, — на повышенных тонах сказал тот, ради которого Томас пришел к этому сборищу. Он пробрался через толпу, постепенно подступая к друзьям. — Ещё скажи, ты не знал правил безопасности, когда собирался работать с нами, идиот! Парень, чуть ниже Галли, стоял лицом к нему, точь-в-точь взбешенный бык, готовящийся к атаке. Галли выглядел не лучше, лишнее слово в его сторону, и он точно сорвется, несмотря на то, что его будут удерживать. Хотя бы пытаться удержать, потому что за месяцы работы в лесу бывший враг стал шире в плечах, не говоря уже о прибавившейся мускулатуре, и ему ничего не помешает оттолкнуть их жалкую помощь. Никто не собирался с ним ссориться, чтобы не получить по голове. Однако, как оказалось, нашелся один доброволец. — В чем дело? — поинтересовался Томас у Минхо, шепнув так, чтобы услышал только он. Тот слабо ухмыльнулся, скрещивая руки на груди. — Они тут махач устроили, теперь обвиняют друг друга. — тихо ответил он и тут же громче прибавил: — Все, заканчиваем, больше нет времени тратиться на ваши пиздострадания. Расходимся и работаем! — Чего-о! — тут же вспылил второй парень. Его каштаново-рыжие волосы взметнулись в сторону. — Пусть его судят при Совете! Он меня чуть не убил! — А я не против, — вдруг злостно заявил Галли. Шрамы на его лице исказились. На мгновение показалось, что тот хочет врезать оппоненту, но он всего лишь шаркнул ботинком. — судите! Кажется, нас уже сейчас станет на одного меньше… Тогда действительно будет за что судить! Его глаза загорелись неестественно злым блеском. Этого стоило опасаться. Кажется, и Минхо в миг проснулся: кинув взгляд в его сторону, он принялся угрожать рыжему пареньку, призывая вернуться к работе. Томас так же воспользовался возможностью, пока Галли не сорвало крышу, он встал в таком положении напротив него, чтобы занимать пространство, и чтобы его глаза не возвращались к глупым выкрикиваниям. Когда Томас вдруг очутился перед ним, лицо Галли тут же изменило эмоцию с негодования на почти детское удивление. — Я понимаю, что скорее всего невовремя, но мне нужно с тобой поговорить. — выпалил он на одном дыхании. Почему-то, оказавшись напротив, показалось, что желание рассказать о воспоминании было жалким и глупым, и сейчас самое время делать ноги. Видимо, хорошо приложило тогда током… — М-м, — промычал он вдруг. — если ты занят, я лучше пойду, глупая затея, — уже тише, бурча под нос добавил Томас, собираясь разворачиваться, но его остановила крепкая ладонь, которая сжала плечо. — Я-я… — Галли поглядел за его спину на ругающегося Минхо с кислой миной и кивнул ему. — Встретимся на закате, возле Камня. Сейчас не могу. Не рассмотрев даже его эмоций, Томас ретировался, оставляя конфликт усыхать на пустыре строителей. Как ни странно, спустя пару минут к нему присоединился Минхо, который тут же пригласил его в Штаб. Все еще считая идею неудачной, юноша уселся на небольшой куль ткани, служивший сидением за столом в покосившемся здании Штаба. То было специально возведенное место, где устраивались заседания. Обсуждались самые разные вещи: от отправки в близлежащие города для обследования до посадки овощей на грядках. Словом, все вопросы были важные, но масштаб запроса разный. Мысли преобразовались в плавающие пузыри на поверхности чая, он полностью увлекся разговором с Минхо, на пару блуждая где-то в воспоминаниях. И почему он вспомнил только этот случай? Были ли другие? «Да, конечно были» — поддакнул Томас сам себе, — «может, и Галли что-то помнит? Он же тоже проходил Метаморфозу, вдруг были показаны другие воспоминания?» — Прием! — прикрикнул Минхо, щелкая у него перед лицом, вынуждая поднять глаза. Как оказалось, к ним присоединилась Гарриет, плюхнувшаяся сбоку от Минхо, а Томас даже не заметил этого, думая о своем. Соня же металась позади них, рылась на полках и пыталась залить сушеные ягоды кипяченой водой. — Ты где летаешь? Вроде хотел уйти куда-то вечером? Давай, сейчас самое время. Он хитро покосился на девушку, но она не оценила такого лестного внимания. Гарри изобразила на лице недоумение и ткнула того в бок. — Ты совсем что ли? Пусть сидит, сколько хочет. — Да ему нужно! — взметнул руки в воздух тот. — У него спроси. Томас прыснул в кулак и всё-таки поднялся из-за импровизированного дощатого стола. — Все нормально, он не врет. Я говорил ему, что уйду, — мирно сообщил он, уже стоя на пороге. Вышел на воздух под возмущения Минхо о том, что девушка не печется о нем так же, как о его друге, качнул головой, удивляясь, как те вообще нашли друг друга, и зашагал в сторону церемониального Камня.•••
Вечером деревня преображалась в другое существо, отличное от дневного. Повсюду зажигались огни, становилось теплее только от одного взгляда на пламя, вылезали жители, плясали под импровизированные песни. Центральный костер был очагом разговоров и смеха, и, пожалуй, был самым оживленным местом всего селения. Чем дальше от него, тем темнее и тише становилось. Камень же находился неподалеку, поэтому Томас видел всех как на ладони. По соседству стоял мужчина, уже напившийся в стельку вином. По громким бормотаниям он был тем еще ценителем. Вполне удачно было и то, что он работал с виноградниками. От пьяных завываний становилось тошно. Имя Ньюта, высеченное на плите, будто с недовольством гипнотизировало размягченное тело. — Вот ты где, — в поле зрения появился другой житель деревни и усилием воли поднял товарища. — мог бы и не напиваться для почтения усопших, дурачина. Голос нетрезвого постепенно удалялся, он немного поборолся для вида, крикнул пару слов о несправедливости и позволил увести себя под руку в сторону небольшой палатки. Море в этот вечер было тихим-тихим. И не скажешь, что когда-то бушевали ветер с ливнем. Небо окрасилось в оттенок красноватого ягодного отвара, ставшим традиционным, и вокруг не души, только хор танцоров и певцов за спиной. Просто удивительно, как ПОРОК, в отчаянный последний раз, умудрился засунуть ораву разносторонних людей в яму Лабиринта. Среди них были и молодняк, и средняки, и пожилые, что делало их приближенными к традиционному селению. Каждый вносил небольшой вклад в их маленькое совместное существование, и эта мысль грела сердце: наконец-то они обрели свободу и ту жизнь, о которой мечтали. Без слежки, без бóльших потерь, без жертв. Счастье било ключом… — Эй. — позади зашуршал песок. Когда начинало темнеть, постепенно просыпались ветра, резкие и холодные, от которых ежилось все тело. Но Галли приближался к нему в одной футболке, в которой был в лесу, и оставалось только удивляться и задаваться вопросом: ему действительно не холодно или тот желает решить вопрос быстро и не затягивая, чтобы потом благополучно свинтить к теплу. Но он его не осуждал, сам в бурю сидел в одной футболке. От его открытых плеч стало холодно, поэтому Томас предпочел отвести взгляд и быстро проговорил: — Я не задержу тебя, просто хочу кое-что рассказать. — Окей, — пожал плечами Галли. — Только возьмем вина, — жуть как холодно, а до моей палатки переться уйму времени. — Ладно. Томас поплелся прямиком за широкой спиной, которая на миг отлучилась. Спустя пару минут он обнаружился возле старых пьянчуг и уже наступал в его сторону с кувшином некрепкого вина. Они отдалились от шума в сторону моря, оставляя гвалт позади. Былая расслабленность выветрилась, и юноша замялся, не зная как начать, хотя понимал, что проблема в его глазах расширялась, как муха в слона, а на деле мог бы давно сказать как есть. Наперекор волнению, лицо держал, что ни на есть сухое, будто его рассказ не имел никакого значения, так, обычное воспоминание, что хочешь, то с ним и делай. Буря, случившаяся на днях, стала катализатором туманных сцен из прошлого, которые проецировали его работу в ПРОРОКе. Должность оставалась неизвестной, но то, что он был соучастником, было неоспоримо. — В лабораторию привели кое-кого. — продолжал Томас. — Мне было велено нанести анестетик, чтобы он медленно начал действовать… — Че это? Галли шел рядом, не стесняясь делать несколько глотков за раз, и сейчас опрокинул кувшин, запивая вопрос. Он запнулся, поглядев вверх на собеседника. — Что? Тот вытер тыльной стороной губы и неопределенно помахал рукой в воздухе. — Ане… что-то там. — Анестетик — средство, подавляющее возбудимость в организме. Тот промычал что-то в ответ, а Томас прикусил губу. Желание закончить разговор все увеличивалось. — Оно постепенно вводит организм в состояние сна. Они ушли достаточно далеко, что голоса стали гладкой пленкой шума, поэтому его рассказ звучал неестественно громко. — В общем, — помедлив, продолжил он. — этот анестетик был введён не просто так, а для особого задания. Галли не отставал от его мысли: — Какого? — Чтобы потом внедрить человека в капсулу. — Это те, в которые нас запихнули твои дружки? — У тебя сегодня настроение — дерзить? — не удержался Томас, начиная раздражаться. — Я никогда по-настоящему не был на их стороне. — Ну и? — поторопил Галли, повторно вызывая волну раздражения. А пару недель назад, когда они разговаривали по поводу транспортировки бревен, тот общался нормально, и сегодня утром, но сейчас-то что не так? Томас приостановился, и Галли нагло посмотрел ему в глаза, немного прищуриваясь, несмотря на то, что было темно, хмыкнул и пошел дальше, оставляя стоять на месте. — Тебя от вина развезло? — догнав его после ступора, поинтересовался Томас, склоняясь к положительному ответу на вопрос. — Ты хотел рассказать про то, как меня засунули в капсулу, усыпили и отправили в Лабиринт? — глухо спросил он. Помнит, значит. Томас видел перед собой только его спину, потому что Галли ускорился, не давая заглянуть в глаза, и ему пришлось снова увеличить скорость и наткнуться на покрасневшие скулы и блестящие глаза. Действительно опьянел, подумал он, удивляясь. А ведь вино было разбавленным. — Видимо не должен был, — сделал он вывод. Принятое утром решение поговорить, как он и предполагал, оказалось глупым и не нужным. Жил бы и дальше с тем, что увидел, справляясь с этим в одиночку, и ни к чему было волновать Галли рассказами о его беспокойном прошлом, ведь тот не похож на человека, который легко отпускает произошедшее — он явно не был рад, что улей забытого снова потревожен. — Эм, прости. Это была глупая идея. Копившийся страх, что бывший соперник не примет его маленький рассказ укрепился, превращаясь в стыд. Теперь настал его черед краснеть, только от смущения. В груди расползлось вязкое ощущение, которое хотелось запить, например, вином. Он метнул взгляд в сторону кувшина в крепкой ладони, но передумал: еще и забирать с собой вино было верхом издевательства. На сегодня с него достаточно. Он снова извинился и быстро зашагал обратно к светящейся деревне, скрипя зубами и думая о том, насколько неловкой вышла ситуация. — Ты снова за старое? — Не понял? — сначала Томас подумал, что ему послышалось. Развернувшись, он обнаружил, что тот стоит к нему вполоборота, и можно было подумать, что он все это время молчал, но губы его были приоткрыты, а сам Галли смотрел ему в глаза. — Сначала врываешься, а потом сбегаешь. — Я все еще тебя не понимаю. Ответом послужило молчание. Свет от луны не освещал его лица, которое на данный момент очень хотелось бы видеть: то ли он зол на него, то ли расстроен — сказать было сложно. Да и что бы он добавил? Снова извиняться было глупо, Томас итак превысил меру, попросив прощения два раза. Поэтому, не придумав ничего лучше, он оставил его на холодном берегу, а сам поскорее побежал к костру, греться и купаться в собственном стыде.•••
Ситуация не отпускала его несколько дней, она душила и принуждала сидеть по вечерам у костра, спасаясь обществом Минхо или Бренды, которые облегчали его переживания лишь тем, что на свои обычно реагировали довольно просто: запивали алкоголем, и он мог хоть ненадолго унять самобичевание. Он отчасти следовал их примеру, делая пару глотков, но на большее не шел, ссылаясь на то, что на утро нужны свежие мозги. Моментов со вспышками больше не наблюдалось, что радовало, но и разговор держал в узде. Приходилось постоянно оглядываться по сторонам: нет ли где поблизости куратора строителей? Тот и не появлялся в поле зрения, ведь его работа продолжалась с утра до вечера, а шатер находился в противоположном конце от палатки Томаса. Возможность заметить друг друга сводилась к нулю. Но почему же диалог с ним все еще царапался изнутри и не забывался? Да и интерес к тому, видел ли сам Галли что-то из прошлого такое, чего не знал Томас, возрастал с каждым днем, но не подтверждался фактами. Вопрос же улетучился в тот вечер под воздействием стыда, и всплывал все последующие дни. — …Не думал, что доставят столько хлопот, — донесся сбоку голос Минхо. Он сидел рядом с Томасом, съехав с бревна на землю и опираясь на него спиной. — Который день подряд бунтуют. — Хочешь, я с ними поговорю? — Бренда откинула отросшие волосы за плечи. — Еще чего! Конечно, они могут повестись на твое очарование, но я сам все решу. — Вы о чем? — вклинился в разговор Томас. Минхо понаблюдал как мужчины из соседнего шатра подкидывали бревна в Центральный костер и устало проговорил: — Помнишь, пару дней назад была потасовка на поляне? Тот парень бегает в Штаб и просит сместить Галли с поста. Все мозги мне выел. А другие молчат, не хотят огрести от Галли и быть у него на плохом счету. — Хочешь-не хочешь, но это твои обязанности. Тебя, как и Томаса, люди слушаются. — назидательно произнесла Бренда, вдруг взлохматив волосы Томаса. Он смутился, но ничего на это не сказал. Хоть отношения между ними были закончены, иногда она позволяла себе маленькие шалости в виде объятий и поглаживаний. — Все хорошо? Ты притих за последние дни, — приблизившись к нему поинтересовалась девушка. Ее глаза обеспокоенно забегали по его лицу. — Он и так обычно тихий, — подал голос Минхо и хлебнул из жестяной кружки. По обычаю краски с неба сошли быстро, на смену им загорелись звезды. Откуда-то сбоку светила луна, но была видна только туманная дымка света за деревьями. — Стало быстро темнеть, — тихо заключила Бренда, все еще держа ладонь на его макушке и медленно перебирая пальцами волосы. «Как бы ее действия не имели тайный смысл», — пришла мысль. — «А то окажусь утром у нее в палатке, и разбирайся потом, секс был на одну ночь или мы возобновляем отношения» Он прислушался к ощущениям тела. Жуть как хотелось снять напряжение, которое копилось внутри, как электрический заряд. Но использовать Бренду, так сказать, член не поднимался, ведь она дорога ему, и с его стороны это было бы низко. — Вы гляньте, — снова заговорил Минхо, привлекая их внимание. На этот раз усталость в его голосе граничила с усмешкой. Он показывал на окружность Костра, возле которого под жарким светом с важным видом расхаживал парень, тот самый, сумевший привлечь внимание на стройке. Только сейчас Томас хорошо разглядел его: тот был на дюйма три выше него самого, со стройным телом, но сильными руками, а волосы, постриженные наспех, метались из стороны в сторону от его движений. Было понятно, тот вышел не зря: он всем видом показывал, что готов к борьбе, виду развлечений, ставшему у них популярным, — стоило отметить, что на «поединки» собиралась большая часть населения не только из-за самой борьбы, но и потому что чаще всего мужчины снимали вверх, а женщины перевязывали тканью грудь. Если коротко — дополнительный сон для горячей ночи. Парень, растянув на лице довольный оскал, скинул футболку и бросил ее своей группе поддержки, устроившейся на скамьях. — Ну, кто осмелится развлечь нас этим вечером? — крикнул он постепенно собиравшимся зрителям, от которых тут же посыпались смешки. — Никто? — со скамьи встал парень, работающий на плантациях, но рыжий проигнорировал его, разыскивая кого-то в толпе. — Совсем никто? В миг его взгляд изменился, приобретая хищный прищур. Томас поддался вперед, приглядываясь к предмету его интереса. — Давай, Галли, ты всю неделю хотел врезать мне, теперь появился легальный способ! — толпа засмеялась, но кто-то сдержал смешки. В их число входил Фрайпан, их товарищ с Лабиринта. Минхо и Томас оставались серьезными. По всей видимости, Рыжий давно хотел реванша, и сейчас решил отыграться. — Давай! Я вызываю тебя! Лицо куратора строителей не выражало ничего, казалось ему наплевать на выкрики парня, мельтешащего перед ним, как мелкая птица перед голодным котом. Но только когда он встал перед ним, Томас отметил его сжатые кулаки, которые тот то разжимал, то сжимал, словно все силы уходили на контроль эмоций, а тело действовало само по себе. — Мне не нужны легальные способы, чтобы тебе треснуть, — спокойно произнес Галли. — Но раз ты настаиваешь… Спустя пару секунд футболка Галли была брошена в сторону, а сам он стоял по пояс обнаженным в свете высокого пламени. Рыжий сделал первый выпад, чем вызвал овации своей поддержки, но потом послышалось недовольное улюлюканье, потому что Галли прижал его к земле. — Я пошла. — устало сказала Бренда. — Не могу смотреть на эти петушиные бои. Займусь более полезным делом, пойду спать. Том… Ты со мной? Сказано было с надеждой, но он мотнул головой и проводил ее взглядом. Он отвлекся и не заметил, как перед ним выросла тень и в ту же секунду Томас почувствовал боль в носу, такую острую, что показалось будто его пронзило молнией. — Да что же тебе так не везет-то на этой неделе, друг? Снова Минхо. Снова Томас сидит, потрясенный ударом, но на этот раз вспышек воспоминаний не было. Он разлепил сначала один глаз, потом второй, как оказалось от удара Галли на него налетел рыжий и замахнулся локтем. — Вот же ж, — пробубнил Томас, чувствуя кожей струю терпкой жидкости, стремящуюся к губам. Ему не пришлось притворяться, чтобы изобразить на лице недоумение и недовольство. Он поискал глазами рыжего говнюка, наткнулся на Галли, которого обуревали какие-то смешанные чувства, и вдруг нашел того, кого искал: паренек развалился прямо на его коленях, держась двумя руками, глядя снизу вверх. — Это он толкнул, — только и сказал рыжий, а потом чуть не подпрыгнул, когда капля крови оказалась на его щеке. Томас стремительно зажал нос ладонью и в ту же секунду успел увернуться от резкого движения: Галли оттянул парня и оттащил от него подальше. Минхо сунул в руки какую-то ткань, он опустил глаза и обнаружил, что тот так же снял с себя футболку. — Понимаю, не первой свежести, но бери, что есть. Так хотя бы кровь остановим. Толпа притихла, молча наблюдая за происходящим. Ушибы были нередкостью во время боев, и хорошо, что не доходило до переломов. Томас буквально сморщился от мысли, что у него мог бы быть перелом носа, но тут же скорчился от боли. Если и быть со сломанным носом, то явно не одному: причина его сегодняшней травмы маячила с такой же проблемой. Когда-то давно, ещё в Лабиринте, сначала Минхо заехал кулаком Галли по лицу, и к его несчастью сломал тому нос, который сросся неверно, и повторно сам Томас не поскупился на щедрые удары, расквасившие его лицо. Издали дефекта почти не было видно, как и на расстоянии нескольких шагов, но если подойти вплотную, то можно было разглядеть небольшой изгиб. Хотя при каких это обстоятельствах нужно было подходить вплотную? Минхо снова зашевелился рядом с ним и теперь в его руке оказалось добротное вино. Сделав пару глотков, он зашипел от глухой пульсирующей боли по середине лица. Народ стал расходиться, удовлетворенный небольшим зрелищем, Галли же одиноко пил вино, сидя напротив них. Футболка все еще была отброшена в сторону, но ночная прохлада его не волновала, он словно был увлечен чем-то своим, гипнотизируя землю. «И когда он только стал таким задумчивым и тихим?» — подумал Томас. Тепло вина разлилось по телу, и в глазах защипало. Не то от того, что начало клонить в сон, не то от того, что он смотрел прямо сквозь пламя на объект своих раздумий. Галли не подошел объясниться после их последнего разговора, не извинился после толчка. Он считает, что это сойдет ему с рук или он просто не умеет извиняться? Галли сидел один до того момента, когда на соседнее место с ним не плюхнулся Фрайпан, чуть не расплескав напиток из жестянки. Он что-то говорил, усмехаясь, смеялся, стараясь, по всей видимости, развеселить старого знакомого, а потом заулыбался шире, увидев как сжатые губы немного изогнулись. И вдруг отблеск от огня потускнел и сквозь него стрельнул взгляд Галли. Острый, пылающий, но задумчивый. И в этот момент видение сплавилось с реальностью, бирюзовый свет от капсул слился с алым, мелкие пузыри кислорода вздымались искрами от костра, а блестящие глаза… глаза остались теми же. С одной стороны вино притупило боль, но с другой обострило ощущения: щеки пылали так, будто стояла сорокоградусная жара. Больше глаз он не поднимал, становилось жутко неловко, а почему — не понятно. Минхо допивал остатки вина, и оставлять его разомлевшим не хотелось. — Вставай, пройдемся, — легко пихнув друга в бок, предложил Томас, поднимаясь с земли. Минхо мотнул головой. — Не, я спать пойду, иначе завтра весь день валяться буду. Томас тихонько прыснул в кулак. Он знал, что тот не согласится, но нужно было передать его в надежные руки Гарриет, чтобы спать спокойно. — Ну хорошо, тогда я просто пройдусь с тобой. Минхо недовольно ворчал, ведомый его плечом, а Томас, в то время, когда они покидали площадку Костра, ощущал, что к его макушке пригвожден взгляд колких глаз. Или он просто напридумывал это ощущение. Или просто хотел его ощущать. Он толком не понял, да и не хотел признаваться самому себе в этот прекрасный вечер, что мысли об одном человеке заменили туманная дымка вина и накатывавший сон. Минхо уснул сразу же, как Гарриет и Томас проводили его к гамаку, — девушка настояла на том, что он в таком состоянии будет спать один, — а сам Томас поплелся к своей палатке, одиноко стоявшей на краю деревни.•••
Чем дальше он уходил от Костра, тем тише становилось вокруг. А у палатки слышались только легкие хлопки ткани да тихие разговоры, доносившиеся издали. Окровавленную футболку Минхо Гарриет щедро предложила ему оставить у себя, Томас спорить не стал, но решил все же очистить ее от следов боя. Оставалось шагов десять до того, как его тело упадет, наконец, на лежак, но Томас остановился, завидев знакомую фигуру в стороне от шатра, там, где находился его импровизированный костерок. Гость знал, что его легко заметить, и не скрывал своего присутствия, однако огонь зажигать не стал, сидя в темноте. Воздух отдавал серостью, может, от того, что ветром надуло дым от Центрального костра, а может потому, что напряжение между ними приобрело плотность. А ведь их отношения после спасения от ПОРОКа были нормальными, но неоткуда взявшиеся воспоминания натолкнули на активные действия и между ними неожиданно все переменилось. От неприятелей к соратникам, от соратников к напарникам, от напарников в знакомых, а сейчас… А сейчас незнакомая им ступень привела Галли к Томасу ночью. Может, хотя бы что-то дельное скажет? Все еще роясь в клубке путанных мыслей, Томас, не отводя взгляда от ночного посетителя, медленно приблизился к костерку. Странности продолжались: Галли услышал его шаги, приподняв голову, но не взгляд, и молча продолжил точить нож. — Я должен станцевать, чтобы ты меня заметил? — протянул Томас, стараясь не привязывать эмоции к словам, но сквозь них все равно проскользнул сарказм. — Сядь. Он опешил. Но сам послушно опустился на бревно напротив. Не только сама ситуация была странной, но и сам Галли, который сейчас был похож на ту версию себя, которую Томас застал в Лабиринте — угрюмую и задумчивую. Единственное, что отличало нынешнего Галли от его прошлой версии — он не буянил. — Что с тобой? В Денвере ты был многословнее. Тот не ответил, только еще больше помрачнел. — Если ты пришел позариться на мое имущество, не выйдет… — он продолжал заполнять тишину, но тут же замолк, когда Галли сверкнул глазами, взметнув головой. — Помолчи, дай собраться. — Что ж, собирайся чуть быстрее, мне завтра нужно рано вставать. — Думаешь, мне не нужно? — снова огрызнулся тот. На его лице было написано, что он хочет добавить что-то вроде «кретин» в его сторону, но непонятная сила сдержала этот порыв, и он лишь выдохнул и сжал губы. Тело Томаса застыло от ожидания. Значит, тот пожертвовал своим сном, — который невероятно ценен для тех, кто занимается активным трудом, — для того, чтобы поговорить с ним? Он снова взглянул на гостя исподлобья и вдруг заметил, что кожа на шее Галли заметно покраснела, как и скулы… — Если вкратце, я типа извиняюсь. Брови Томаса дрогнули: его слова прозвучали, как одолжение, будто того вынудили просить прощения. — А если не вкратце? Галли сухо мотнул головой. — Нет. Только так. Оно и понятно, гордость не позволяет. Они помолчали. — Ты пришел на ночь глядя, чтобы… — вырвались мысли, но предположение исчерпало себя, заставляя умолкнуть. Он не знал, какой мотив мог быть у Галли. Томас его совсем не понимал. — У тебя жар что ли? Этот вечер был странен по всем фронтам, вот что он понял четко. Они сверлили друг друга холодными взглядами, будто никогда не объявляли перемирия. Отросшие светлые пряди качнулись на ветру. — Какой к черту жар? — сквозь зубы спросил он. Вдруг на его глазах пышущий раздражением куратор строителей, поднялся, возвышаясь над ним и, сжимая кулаки, направился прочь. Томас вскочил, сам не понимая, зачем он это делает, — шел бы себе подальше, как бы до драки не дошло, — но толкнуло странное чувство, которое томилось в груди несколько долгих месяцев, и направило прямиком в сторону моря. — Толку разговаривать. — тихо шипел Галли, грозно шагая от костра. Его глаза расширились, обнаруживая перед собой преграду. — Сначала врываешься, потом убегаешь? — вернувшаяся хозяину фраза врезалась прямо в лицо, вызывая волнения в виде удивления. — Если ты знал, что я тогда говорил про тебя, зачем делал вид, что это не так? Сильный ветер, шерстивший склоны скал и другие берега, настиг их необузданной силой, приподнимая легкую ткань футболок. Томас дернулся, кожей чувствуя прикосновения холода. Галли жевал губу и смотрел куда-то сквозь него, все еще сжимая кулаки. Оба ожидали чего-то, но чего именно — неизвестно. — Забудь. Я не должен был приходить. — колючая фраза зашелестела вместе с песком, но Томас не дал тому уйти, крепко прихватив за плечо. — Постой, ты помнишь что-то еще из прошлого? Что ты видел, когда проходил Метаморфозу? Галли шумно вздохнул, верхняя губа приподнялась в оскале. — Томас. Отвали. — Ну ты и слабак, оказывается, — вспылил он, чувствуя укол в груди от того, что его слова стали пустым местом. — не можешь довести дело до конца. Что б ты знал, тогда ты повел себя, как мудак, а я всего лишь хотел поделиться тем, что узнал о тебе прошлом. — Блять, да отъебись ты! — А то что? Ударишь меня? С меня сегодня уже достаточно, ты так не считаешь? Он знал, что способен вывести из себя другого человека, знал, что язык у него без костей в моменты, когда орудует адреналин, но этот выпад в свою сторону Томас никак не ожидал. Повторный удар в нос, в скулу, в грудь — запросто, но… Галли не дал последним словам прозвучать четко, — одним резким движением, как змея хватает добычу, его ладонь впилась в подбородок, придерживая нижнюю челюсть от дальнейших излияний. — Тебя от вина развезло? Томас шокировано хлопал ресницами, медленно вникая в происходящее и губами чувствуя солоноватость грубой кожи. Глубокий выдох привлек внимание Галли, тот в мелькнувшем смятении мазнул взглядом руку и медленно убрал ее за пазуху. Теплая жидкость снова защекотала нос. На песке возникло несколько капель, и только когда на губах заново расцвел металлический привкус, Томас спохватился, вытирая кровь тыльной стороной ладони. Рот раскрылся в немом испуге, когда его руки завели за спину, а нижнюю губу прикусили и втянули. Ничего более не существовало, о каком ветре, о каком море он размышлял раньше, если сейчас ни прохладного прикосновения, ни шума волн не ощущал. Шелестящий песок, хлопающие полы палатки, походы на берг, лица людей, — он все это придумал? Потому что ничто из перечисленного не ощущалось реальнее, чем неожиданное касание губами другого человека, не игравшего важной роли в его жизни. Он был никем, и вдруг стал кем-то. Волна тепла поднялась от самых пяток, разверзлась жерлом в груди, в паху и на щеках. Сколько это продолжается? Пара секунд? Или пара минут? Жаркие ладони все еще придерживали его в том же положении, не давая помешать. И откуда… Как… Почему… Как долго?.. Томас вжал голову в плечи, стараясь разорвать прикосновение, но Галли усилил напор, и его ладони сжались еще сильнее, словно готовясь к тому, что Томас начнет вырываться. А он действительно хотел, только пребывал в состоянии аффекта, осознавая за мельчайший момент жизни, что совсем себя не знает. Его тело отозвалось на прикосновения другого парня, и он, чувствуя кашу возбуждения, смущения и шока, не знал, что с ними делать. Все тело превратилось в одну чувствительную точку, способную только ощущать прикосновения, но не сопротивляться. Чужой язык неумело касался изнутри стенок щек, зубов, встречался с его собственным языком, вызывая странные вспышки в животе, но не останавливался, пару раз прикусив нижнюю губу. Могучая жаркая волна буйствовала по всему телу, поднимаясь снизу вверх и обратно, казалось, Томас слышал не только собственное сердце, но и чужое. Не нужно было гадать, что чувствовал Галли: сжатые на запястьях ладони подрагивали то ли от волнения, то ли от чего другого; он перестал контролировать дыхание, за эти мгновения ставшее тяжелым и глубоким. Галли менял наклон поцелуя, и в один из таких Томас вдруг очнулся и отпрянул, мгновенно зажмурился, не желая открывать глаза навстречу стыду и смущению. Как оказалось, Галли уже не держал его, он сам вцепился в его предплечья, держась как за спасательный круг во время эмоционального шторма. Вдохи получились рваными и тяжелыми, словно он только что пробежал не меньше нескольких миль. Он не знал, как сейчас выглядел Галли, однако чувствовал горячую кожу рук, тот стоял рядом, — живое доказательство произошедшего сумасшествия, — и дышал так же глубоко, как и он. Черт его подери, и что делать дальше? Просто открыть глаза и спросить, что только что произошло? Томас не только боялся открыть рот, — пошевелиться, дать понять, что почувствовал каждое касание языка, услышал каждый вдох и выдох, ощутил каждое нажатие пальцев на запястья. Говорить не пришлось, он коротко вжал голову в плечи, когда ощутил короткое прикосновение чужого лба к своему и затих. Сердце вовсе пропустило удар и снова взорвалось учащенным ритмом. Что бы сказала Бренда, если бы вдруг решила навестить его сейчас? Она так хотела его компании этим вечером, что мешает ей прийти к нему ночью, продолжив уговоры, и обнаружить шокирующую картину? И Томас бы не смог объясниться. Он пребывал в абсолютно новом для него мире, грубом и противоречивом, как Галли.•••
Тот вечер вгонял в краску все последующие дни, когда Томас пытался заняться привычными бытовыми делами, а в один день, отправившись с Минхо на рыбалку, он не выдержал тишины, сквозь которую пробивались чужие губы, промямлил что-то про то, что ему нужно отойти, и так и не вернулся. Томас не чувствовал себя так ни с Терезой, ни с Брендой, в нем проснулись чуждые ранее истерия, волнение и дрожь. Он ощущал себя затравленным и уязвленным, хотя еще несколько дней назад мог поклясться, что это последние чувства, которые он мог бы испытывать. Мужская сторона противилась возникшим вдруг противоречивым чувствам, морщилась и угнетала с каждым днем: как он мог краснеть, вспоминая сильные руки и глубокие поцелуи? Как мог смущаться Галли, когда случайно вечерами впивался в него взглядом у Костра? Но другая сторона, человеческая, требующая любви и признания, — и почему-то отторгающая Бренду, — требовала продолжения. Тогда они просто разошлись, Галли что-то сказал, но слова пролетели мимо ушей, а когда Томас наконец открыл глаза, то того уже не было. Всю ночь он боролся с самим собой, — ворочался во сне, мучимый жаром и мыслями пойти к нему прямо сейчас и переспросить, но тело пригвоздило к лежаку. Он пролежал всю ночь с раскрытыми глазами, а весь следующий день Минхо и Винс переговаривались, подозрительно поглядывая в его сторону. Галли стал чаще появляться у Центрального костра, не стесняясь отвечать на его взгляды, но этим вечером, когда Томас сделал не один глоток вина, чуть не прожог насквозь. Перед Томасом выросла тень, Минхо, устроившийся сбоку, неучтиво хмыкнул. — Здорóво. — тот самый Рыжий плюхнулся на соседнее место, которое ранее принадлежало отошедшей за новой порцией вина Бренде. — Здорóво. — не сдерживая удивления, поприветствовал Томас и отметил, что тот снова был без верха. — Кто твоя новая жертва? — А? — тот сначала не понял, о чем речь, но, глянув на голую грудь, махнул рукой. — Я пока с этим завязал… — он прочистил горло. — Кстати об этом. Тебе здорово досталось тогда. Я правда не специально. — Зато твой локоть специально, — прокомментировал Минхо и как ни в чем не бывало продолжил уплетать рыбу. Томас закатил глаза, но заверил парня, что не в обиде и не имеет чего-то против него, зато остро чувствовал пронзительный взгляд с противоположной стороны площадки, говорящий об обратном. — Давайте бой, девчонки! — донеслось из толпы, а следом гогот и одобрительный галдеж. — Да! Да! — Я в боях не спец, оно и понятно. Но, может, ты покажешь мастер-класс? — подмигнул Рыжий и вдруг вытолкнул его с бревна. Под взорвавшиеся крики, он метнул ненавистный взгляд в сторону парня. Вот сволочь, а он уже поверил, что тот способен быть адекватным. Минхо, похоже, был с ним солидарен и крутил пальцев у виска, явно просвещая этого идиота словарем нецензурных слов. — Давайте прошлого победителя! — Но Томас же повредил нос… — Будет интересно посмотреть на их драку! Деваться некуда, придется драться. «Стоп! — врезалась в сознание мысль. — А кто прошлый «победитель»? Бои проводятся довольно часто, и за дни после ужасного проигрыша Рыжего, должен же был кто-то устроить зрелище? Если нет, то это значит…» Чей-то женский голос прикрикнул, напоминая о правилах борьбы без верха, но этот возглас перебил гул мужских голосов, настроенных на зрелищность этого вечера, как раз с того места, откуда минуту назад исходила знакомая ему аура. В десяти шагах от него появился никто иной как Галли, который смотрел в упор со странным выражением лица. За долю секунды до общего подбадривания Томас разглядел в нем смесь непривычных для него спокойствия, задумчивости и горячего азарта. Он стал наблюдать, как Галли, гипнотизирующий его взглядом, стянул футболку через голову и откинул на скамью, оставаясь голым по пояс. Так же как и в прошлый раз вспышки огня танцевали на его коже, то и дело утягивая глаза ниже, но Томас держался изо всех сил, поджав губы и впиваясь взглядом только в лицо. Краем глаза он видел силу его тела, ширину плеч, подтянутые мышцы живота… — Том, очнись! — крикнул кто-то с толпы. — Да, давайте бой! Минхо встретился с ним взглядом и пожал плечами. Ничего не оставалось, как следом снять вверх, оголяя не только грудь и живот, — при этом пропуская мимо ушей девчачьи перешептывания, — но и бешено бьющееся сердце, которое предательски пустило жар по телу. «Куда же еще жарче?! — возмутился Томас про себя, чувствуя прилив тепла на щеках. — Надеюсь, все подумают на костер». Взяв себя в руки, он осмелился снова посмотреть на противника, который вопреки своему странному отношению к нему глядел серьезно, не опуская глаза вниз. Галли был тем человеком, который готов пойти на многое, чтобы оправдать свои амбиции. Сложно было сказать, что сейчас пылало сильнее: Центральный костер или его готовность к победе. «Значит, намечается игра без шуток, — сделал вывод Томас, щурясь и оценивая их позиции на площадке. — Справа от него находится огонь, можно сделать выпад в сторону, это поможет на мгновение ослепить его светом, а после…» Мысль тут же улетучилась, и на место нее выскочило осознание, что сейчас он полетит прямиком на землю, потому что Галли, пока Томас придумывал стратегию, начал действовать. Кулак пролетел мимо, так как он успел увернуться, но настиг его в другом месте — удар пришелся в живот, от чего мышцы сократились от боли. Томас, не тратя время на ощущения, принялся осуществлять план: ловко обогнув новый выпад, он очутился у огня. Однако, на удивление, Галли не повелся на этот жест, и до лица Томаса донеслось прикосновение ветра, рассеченного хуком правой. На миг он почувствовал как сердце пропустило удар, а в следующее мгновение дернулся в сторону оппонента от острого прикосновения к спине и мощным толчком плечом в грудь побудил Галли отпрянуть на шаг назад. Теперь их кожа соприкасалась, руки сжимались на плечах и предплечьях, а дыхание, будучи учащенным от парирований, стало глубже. Совсем не кстати жгучая боль от огня пробудила мурашки. Казалось, что ожог появится не только на спине, но и на местах, где они коснулись друг друга. — Быстро, ударь меня, — очень-очень тихо шепнул Галли, заставляя неверяще взметнуть глаза. Галли… блефует? Это два абсолютно не сопоставимых понятия. Он раскрыл рот от удивления, но вдруг в очередной раз за этот вечер почувствовал боль, на этот раз на лбу, так как оппонент ударил его головой. Томас скрючился, но вцепился в него до боли в пальцах. Крови не было, однако пульсация появилась тут же. На этот раз, он не дал мыслям заполнить голову и от души вмазал тому по скуле, вызывая гул одобрения и удивления со стороны зрителей, — о которых он, к слову, забыл. Галли опустился на колено, потирая щеку и натягивая усмешку. Он еще и ухмыляется! В нем поднялась неведомая сила. Копившаяся то ли со дня их первого разговора, то ли после странного происшествия у его палатки. Его кулак поднялся снова и прилетел тому прямо в середину лица. Кто-то грязно ругнулся, кто-то вскрикнул, но шум потонул для Томаса в тот момент, когда взгляд светлых глаз пополз снизу вверх и уколол странной эмоцией. Впервые после поцелуя они были так близко друг к другу, и дело уже не в касаниях, а во взгляде, который пронизывал насквозь. Тот медленно опустил второе колено и теперь совсем откровенно пялился на Томаса, не страшась прикованного внимания нескольких десятков людей. — Галли, ты чего? — запротестовали сбоку. — Поднимайся, чувак! Тот тут же изменился в лице, обращаясь к публике. — Бывайте, ребята, одним ударом Томас вызвал мигрень, а мне ее итак хватает с шанками на стройке. — он театрально поднес руку к сердцу. — Закругляемся. — Что за хрень, я поставил на тебя дополнительный рабочий день! — возмутился один парень. Что ответил ему Галли Томас уже не расслышал, тяжело шагая к своему шатру. С одной стороны, с чего бы злиться на него? Да, между ними ничего не понятно, отношения складываются очень странно: то они избегают друг друга, то дерутся, прижимаясь вплотную. Но с другой, подумал Томас, возвращаясь к гневной эмоции, тот заслужил крепкого удара за идиотский характер. Пусть его поведение в Лабиринте и недавние действия послужат приговором. Однако вопреки всем мыслям, когда он остановился напротив трепыхающегося входа в палатку, Томас в сердцах признался, что то была вовсе не злость, а раздражение на самого себя. Драка еще раз доказала, что равнодушие к бывшему врагу давно растаяло, а все его домыслы лишь попытка избежать правды. И сейчас внутри росло предательское осознание: он хотел, чтобы Галли пошел за ним, чтобы они наконец объяснились друг с другом. Но его рядом не было. Ожог вспыхнул новой силой, когда поясницы коснулся морской ветер. Стоило хотя бы промыть рану и приложить повязку, чтобы не образовался гной. Это понимал даже Томас, которому обычно все равно на такие вещи. Блуждая в потемках мимо остроконечных палаток, он приблизился к большому шатру лазарета и переступил порог, оказываясь в объятьях жаркого огня напольных факелов. Стоило заходить сюда чаще, хотя бы потому, что внутри витал аромат тертых трав и мешанных масел. По какой-то причине лекарский шатер был популярен среди женского населения. — А я думал, зайдешь или нет. Приземистый мужчина в возрасте, протер руки о фартук и кивнул Томасу на самодельную кушетку, которая сразу же скрипнула, как только почувствовала давление. Футболка приподнялась, и лекарь задумчиво поводил носом. — Ожог не страшный, но тебе нужно омывать его в течении семи дней. — Не многовато…? — поинтересовался он, вдруг осознавая, что не помнит имени лечащего его человека и вовремя прикусил губу. — В самый раз, если не хочешь, чтобы спина отвалилась. — тот по-дружески хлопнул его по плечу. — схожу за чистым тряпьем. Томас остался один. «Сейчас бы к морю», — подумал он, оглядывая освещенные тканевые стенки шатра. — «хотя бы голову освежить можно, не то что здесь… Все напоминает о событиях десятиминутной давности». За ограждением послышались широкие шаги лекаря. — Вон, смотри кого нашел. — вошедши, лекарь закинул тряпки на плечо. — Только без драк, да? Здесь не место для этого. Как только он увидел, кого привел гостеприимный лекарь, хотелось поднять глаза к небу и перечислить имена всех богов, которые могли быть причастны к козням в его жизни, но неба над ним не было, да и сам Томас не помнил ни одного имени любого из богов, поэтому он просто уставился на Галли в смятении чувств, одновременно желая и уйти, и остаться. Тот быстро скользнул взглядом снизу вверх, как тогда у костра, в миг побуждая Томаса опустить футболку, и застыл у порога. — Кровь уже остановилась, — начал он, топчась на месте. — Чушь какая, — донеслось со стороны: мужчина стоял к ним спиной и не видел их переглядываний, обмазывая ткань травами и маслами, но он тут же протянул левую руку в сторону вошедшего. — приложи пока. И не стой столбом в проходе. Тот, приложив ткань к кровоточащему носу, отступил в сторону, но уже не поднимал глаз. Как и Томас, к которому пришла стремительная мысль: быстро ретироваться или поговорить с ним? Откладывать это уже нельзя, хотя очень хотелось. Спина начала затекать от напряжения, и он заерзал на месте. К нему подлетел лекарь и попросил встать. — Приподними-ка, и встань ближе к огню. — указал на футболку. — Выше. Томас сглотнул. Пришлось натянуть край футболки аж на самые плечи, чтобы она не спадала и не мешала лекарю делать свое дело. Он стоял между двумя огнями, в буквальном и переносном смысле. Прямо за спиной горел воткнутый в землю факел, а напротив — Галли, по которому было видно, что тот из последних сил старается делать вид будто интересуется мотками засушенных трав. — В лучшем случае, если кто-то другой будет промывать рану, — донеслось со спины. К пояснице прикоснулась прохладная мазь, а ее накрыла ткань. — Пусть Бренда этим займется, вы же не разлей вода. Вот пусть и помогает. Напряжение в теле копилось, как в бочке вода, которая начинала переливаться за края. Он глубоко вздохнул. Черт бы побрал этого говорливого лекаря. Галли вдруг отмер и тяжелым шагом прошел мимо него, оставляя после себя аромат древесины и земли, и уселся на кушетку, расставив ноги в стороны. — Я что-то не то сказал? Вы случайно не из-за девушки подрались? — мужчина нервно рассмеялся и крутанул Томаса вокруг оси, заставляя отвернуться от Галли. — То-то я чувствую, что воздух словно плотность обрел. Сначала показалось, что забросил слишком много прутьев и надымило, а сейчас все понятно… Все ваши драки до добра не доведут. — назидательно заявил он, обматывая вокруг талии Томаса длинную ткань. — Я изначально был против этих «развлечений», мне же вас лечить! — фыркнул он и особо сильно надавил на ожог, от чего Томас чуть не подпрыгнул. — Ай, полегче! — вырвалось из-за острого покалывания. — Все-все… — холодная мазь переместилась чуть ниже и неприятное ощущение притупилось. — Да что ж такое… Сначала Томас не придал словам особого значения, но лекарь прекратил работу и поглядел в сторону входа в шатер. Спустя пару мгновений послышались быстрые шаги, и внутрь влетел парнишка с плантаций. — Там это самое… это… — красное лицо исказилось от отвращения. — Ирнест, срочно нужна помощь! В эту же секунду внутрь ворвались еще человек шесть, все в рабочей одежде, затаскивая на руках мужчину, у которого вся голова блестела кровью. — Боже милостивый! — воскликнул Ирнест, прогнал Галли с койки и приказал положить раненого на поверхность. А Томас так и остался на месте с мотком ткани в руке, не зная, что делать дальше. В принципе, помощь он получил, даже очень хорошую, ожог заживет уже через несколько дней, однако как разорвать ткань, когда он закончит ее обматывать? Он покрутил головой в поисках ножа, обнаружил его на одной из столешниц и только направился в его сторону, как лекарь, крикнув поверх общего хаоса, остановил его: — Ты никуда не уходи, Том, нужно закончить. — он позвал пристроившемуся в стороне Галли и кивнул в сторону Томаса. — несколько раз обмочите и нанесите мазь. Оба застыли от удивления. — Нет! — вдруг вырвалось само собой. — Я сам справлюсь. — сообщая уже спокойней, но пытаясь нащупать нож. Раненый заорал от того, что кто-то коснулся его головы, и Ирнест, больше не сдерживая раздражения, стрельнул глазами в их сторону. — Хватит препираться! — прикрикнул он. — Идите к столу. Там мазь. Глядя строго перед собой, Томас в отчаянии поплелся в угол, с которого виднелась чаша с мазью. Краем глаза он проследил за Галли, двинувшегося за ним, но остановившегося у стены. «Вот и стой там», — нервно подумал Томас. Он покрутил миску с темно-зеленой кашей и поискал хоть что-то, что поможет нанести ее на кожу. Не руками же трогать? — Повернись. — Еще что сделать? — Станцуй, чтобы я обратил внимание, придурок. Галли приблизился, но теперь на его лице тоже вспыхнуло раздражение. — Повернись, я помогу. — Еще чего! — ну почему он становился таким эмоциональным рядом с ним?.. В следующее мгновение столик пошатнулся, потому что Галли грубо развернул его за шлевки потертых брюк к себе спиной. Томас мог поклясться, что почувствовал жар даже сквозь ткань спустившейся вниз футболки. Брови давно взметнулись ко лбу, он был и шокирован, и приятно удивлен, а почему вдруг нахлынуло удивление, — не смог ответить прямо даже себе. Но одно понял точно: его душевная организация начинает сходить с ума от касаний этого человека. Во всем виноваты чертовы провода… стоило просто получить удар током, и он повлек за собой необъяснимую череду событий. — Можешь закатать ее? — голос уже исходил чуть дальше. Пришлось натягивать края футболки на плечи свободной рукой. От загривка к пояснице прошла волна мурашек. Томас стоял перед ним как какая-то полуголая девка с публичного дома Денвера. И деваться было некуда, позади него не только Галли, но и лекарь с замашками ответственного родителя: проскользнешь мимо, поймает и заставит все делать заново. Пока он думал, Галли принялся за дело, взяв моток ткани и мазнув пальцами по ладони, и встал ближе. Томас крупно вздрогнул, когда до затылка долетело чужое дыхание: крепкая грудь слегка коснулась его плеча, и рука захватила небольшой ком ткани со стола, чтобы обмокнуть его в миску. Минуты ползли чрезмерно медленно, тогда как сердце в груди чуть ли не выпрыгивало от соприкосновений. Галли знал, что делал, в этом сомнений не было. Позади крики стихли, раненый только тихо постанывал, а Ирнест, сошедши на полушепот, с кем-то переговаривался. По тону было понятно, что тот явно не заинтересован в ранних посетителях. А Галли, опять-таки, это было на руку. После того, как мазь была наложена, он принялся обматывать талию, иногда приближаясь слишком близко, вынуждая замирать и задерживать дыхание. Томас глядел в одну точку, иногда косясь на сильные ладони, которые перед ним мельтешили, и считал минуты окончания этого душевного насилия. Он не мог сказать, ощущал ли что-то подобное с Терезой или Брендой. Первая заставила пройти сквозь боль и предательство, но ненависти к ней он не ощущал, как и сильного влечения, с Брендой всегда царило взаимопонимание, спокойствие. Но этот вызывал лишь чувство какого-то бунта. Против бывшего неприятеля, против своих принципов и самого себя. — Ну что тут? Лекарь появился из неоткуда, тихо приблизившись к ним со спины. — Замечательно-замечательно. — он мягко коснулся повязки и покрутил Томаса вокруг оси. — Вот вам еще повязка, молодой человек. — он протянул Галли ткань и назидательно вытянул палец, обратившись к Томасу. — А ты, завтра на перевязку. Он вытолкнул их из шатра прямиком в полумрак и быстро вернулся внутрь. Огни постепенно гасли, — по всей видимости, наступало время сна, — поэтому Томас, даже если хотел, не смог бы рассмотреть выражения лица его ночного спутника. Они стояли на тех же местах, куда их выкинули, и не смели двигаться. Даже несмотря на то, что еще половину часа назад Томас хотел объясниться с парнем напротив, сейчас хотелось сбежать. Так он и поступил, не сказав ни слова, зашагал в сторону своей палатки, чуть не сшибая чей-то котел. — Что еще нужно сделать, чтобы ты перестал меня избегать? Брошенная в спину фраза превратилась в невидимую преграду, на которую он налетел и не смог сделать шагу вперед. — Я… Слов противовес не нашлось. Томас действительно его избегал, хотя все дни строил планы, как поставит все точки над «i», но не тут-то было. Он слишком много думал о воспоминаниях, о том, что было между ними на берегу, думал о том, что скажет, когда настанет черед разговора, но сейчас, словно забыл как говорить, стоя, как дурак, в смятении с приоткрытым ртом. Но почему он не может ничего сказать, когда это так необходимо? Почему чувствует невообразимое волнение? Он одновременно ненавидит его, но в то же время… Что-то толкнуло его вперед. Томас прошел мимо высокой фигуры и направился в сторону Центрального огня: нужно срочно выпить. Шаги позади не отставали, но затихли, когда оба достигли нужной точки — Кухни. Он протиснулся мимо заканчивающих трапезу людей и, обнаружив заготовку совсем свежего вина, нервно сжал губы, — оно совсем не поможет расслабиться. Но Галли догадался, что ему нужно, и достал откуда-то совсем другое. — Когда ты стал ценителем вина? — спросил он, но ответа не получил. Галли потоптался на месте, когда Томас оценил на аромат вино и снова направился в сторону края деревни, прямиком к своему жилищу. «Видимо сейчас», — подумал Томас, стараясь не выглядеть нервозно, хотя движения были дерганными, глаза гипнотизировали только кувшин с вином и песок под ногами. Когда они дошли до скромного костерка, Галли опустился рядом, но не слишком близко, и снова расставил ноги в стороны, из-за чего ткань на его бедрах натянулась, очерчивая изгибы. Эта поза показалась занимательной, но Томас быстро отвел глаза. Он молча разжег огонь, не желая греться только алкоголем, и уселся на землю. Повязка на пояснице натянулась. — Я не люблю вино, — спонтанно ляпнул он ни к чему, и почему-то сделал пару больших глотков. Галли скептически его оглядел. — Ну, если это стряпня Фрая, то эта дрянь еще меньше понравится. В подтверждении его словам, Томас закашлялся от жгучего ощущения в горле. Действительно, дрянь. Галли похлопал по спине, и убрал руку, задержавшуюся больше положенного. — Зачем ты поддался? — превозмогая горечь в горле, поинтересовался Томас. — Во время драки. — Я не поддавался. — безапелляционно заметил Галли. — Это ты замялся, а людям нужно зрелище. — Я не замялся, просто обжегся. — отрезал Томас, делая еще глоток и снова скрючиваясь. Тот хмыкнул в ответ. — Как скажешь. Пламя приковывало взгляд, разряжая тихим шуршанием неловкое молчание. Прошло всего ничего после драки, но складывалось ощущение, что пролетело намного больше. Все это время его внимание было приковано только к одному человеку, из-за него-то оно и потеряло границы. И все же в голове всплыл вопрос, который волновал его не меньше, чем человек по соседству. — Так что ты видел в воспоминаниях? Галли тихо усмехнулся и свесил голову вниз. Отросшие волосы спали вперед. — Тебя мой ответ не устроил? Внутри лопнул какой-то едкий пузырь. — Я… Я не услышал, что ты сказал. — промямлил Томас, в миг ощущая себя крайне неловко. — Помню тебя. — просто ответил Галли, не поднимая головы. — Что это значит? «Да то и значит, идиот», — ответил за него Томас, чувствуя, что пульс участился. И ради чего он устроил этот допрос? — Ты рассказал один из многих случаев, произошедших в лаборатории. Конечно, ко мне приходил не только ты, но и другие доктора, но чаще всего они разговаривали со мной, как с душевнобольным. И их глаза так и кричали — ты запрограммирован на убийство. Как какая-то машина. А ты просто… делал свою работу, вкалывая мне какую-то хрень. Такой непривычный для него льющийся поток слов не оставил равнодушным: Томас глядел на Галли снизу вверх с нарастающим чувством сожаления, а упоминание плана ПОРОКа, где Галли выполнял, что ему было предначертано, вызвало судорожный вздох. Он совсем забыл, что тому пришлось пережить. Бренда и Хорхе когда-то упоминали, что после ссылки с Лабиринта Галли совсем обезумел под натиском убийства Чака и осознания своей роли в истории. — И помню тебя, потому что… — слова давались ему тяжело. — потому что ты был последним, кого я увидел перед тем как оказаться в Лабиринте. И хотел убить тебя не только потому что был запрограммирован на это, но и потому что… — Не покидало чувство, что тебя предали. — глухо закончил за него Томас, упираясь взглядом перед собой. Между ними, однако, всегда были мутные отношения. — Доволен? «Как вообще можно остаться довольным при таком раскладе?» — возмутился Томас, но виду не подал. Чувство собственной дотошности садистски придушило горло. К нему потянулась рука, но Галли всего лишь потребовал вина. — Прости, Галли. — покачал головой Томас. — Я не должен был допытываться до твоих воспоминаний. — Ты слишком много извиняешься, — послышался звон болтающегося пойла в кувшине. Уголки губ приподнялись, но он не остался в долгу: — Тебе бы поучиться этому. Они снова отвлеклись на тишину, глядя на пламя. Назревал серьезный разговор, Томас понимал это, замечая краем глаза частые взгляды в его сторону, но алкоголь в его теле уже вступил в силу, начав растворяться, поэтому мысли и собственные рассуждения стали казаться слишком серьезными. Галли решался что-то сказать, но медлил, перекладывая кувшин с одной руки в другую. Вдруг он встал на ноги, предварительно приземлив напиток рядом с Томасом, и оттряхнул брюки. — Поздно уже… — Постой! Ну все, назад не повернуть, нужно вести до конца. Тот в недоумении застыл, поставил ногу на место, так и не перешагнув через бревно. Глаза сами вперились в землю, упуская из виду остальный мир. Именно в эти секунды особо громко затрещали прутья в огне, а море зашипело за спиной, укутывая берег волнами. Скорее всего со стороны он выглядел, как дурак… Томас сжал губы от обиды на самого себя, что предстает в таком глупом виде. — Дай собраться. — Собирайся быстрее, мне завтра рано вставать. — а потом тот неожиданного даже для самого себя усмехнулся. Впервые Томас слышал его смех. Негромкий и довольный. — Как мир спасать, так смелости хватает. Фраза кольнула небольно, но он недовольно зыркнул исподлобья в надежде, что ухмылка пропадет, но наткнулся на совсем откровенно-похабное выражение лица. Неужели сейчас, в сумерках, при красках пламени, Томас единственный видит устремленные на него глаза, в которых пляшут черти? Его мужское чувство достоинства растеклось внутри, как медуза во время штиля. И еще это сердце, чувствуется даже в глотке. Как его угомонить? — Ничего не нужно делать. — Что? Он мотнул головой, понимая, что вырвалась какая-то чушь. — Наоборот. Ты можешь кое-что сделать, чтобы я перестал избегать тебя. Несколько секунд тот никак не реагировал, бегая глазами по его лицу, а Томас очень вовремя заметил, что у него над верхней губой застыла запекшаяся кровь. В светлых глазах заплескалась смесь надежды и неверия. Вопрос прозвучал с большой осторожностью: — Я правильно понял?.. — Да. Одно слово успело соскользнуть с языка, как его личное пространство перестало принадлежать только ему. Снова, как тем вечером, Галли впился диким поцелуем, от чего Томас чуть не оступился и не потерял равновесие, но ответил так же пылко, так как ждал этого не меньше. У него был в этом опыт, и Галли это понял, удивленно замедлившись, но потом его ладони переместились Томасу на шею, притягивая ближе и будто отбирая инициативу себе. От этого жеста жгут в паху затянулся, а на сетчатке глаз замелькали сцены драки, когда их тела ничего не разделяло. Его руки сами поползли вверх по крепким плечам, сжимая и притягивая ближе, а потом вздрогнули, потому что губы тяжело дышащего Галли переместились на подбородок, и он почувствовал несильный укус. Приоткрывая глаза и поддаваясь касаниям на шее, он вдруг обнаружил, что небо сошло с привычного пьедестала и теперь кружилось вокруг оси. А может, оно крутилось вокруг них? Ответ на вопрос решил оставить на потом. Томас не помнил, как они переместились в палатку. Он опрокинул Галли на лежак, устроился на его бедрах и позволил тому снять с себя футболку. Ладони аккуратно миновали повязку, а потом устроились на ягодицах, смело перестраивая ближе к паху и снова побуждая испытать раскаты возбуждения. Они вновь вцепились друг в друга, встретившись на пол пути в поцелуе. Кусаясь и оттягивая губы, никто из них не издавал ни звука, пока Галли не подкинул бедра, приподнимая на них Томаса, от чего он издал неожиданный стон прямо ему в губы и уперся ладонями в плечи. Если он повторит это снова, то на этом все и закончится: кто-то из соседей точно может услышать. Секунд пятнадцать они тяжело дышали, прислушиваясь к тишине ночи, но шагов не было, как и возможных перешептываний. Мазнув глазами по покрасневшим губам, Томас вдруг обнаружил, что Галли все это время был в футболке, когда как сам был давно без нее. Затуманенный взгляд снизу проследил за тем, как он выпрямился и очень медленными движениями стал заводить по одному пальцу под ткань. Жаль, что свечение от огня было приглушенным, он не смог оценить вид на рельеф пресса, зато получил удовольствие, чувствуя как сократились мышцы от прикосновения. Пьяно наблюдая за его нерешительными действиями, Галли выглядел абсолютно размягченным. Когда ладонь медленно поползла к груди и коснулась сосков, его макушка откинулась на настил, от чего волосы рассыпались в стороны, а губы раскрылись, выпуская глубокий выдох. Ладони сильнее сжались на ягодицах и неожиданно качнули вперед. Томас чуть не сгорел со стыда, когда почувствовал чужой стояк прямо под собой. Он испытал новое для себя чувство страсти, словно открыл очередной уровень похоти и желания: опуская страх, что они будут делать дальше и разгораясь, как печка от движений и набирающего темп дыхания, Томас взял инициативу на себя, сначала поелозив на месте, а потом, сжав загорелые ладони на своих бедрах, начал двигаться взад и вперед. Реакция Галли не заставила долго ждать: он несколько раз крепко ругнулся, когда движения получились особо чувствительными, и опрокинул на себя, впиваясь жадным поцелуем. Внутри шатра стало настолько жарко, что никакой ночной ветер не имел значения. Они видели друг друга сквозь мрак. Трогали, поглаживали, целовали те места, которые вызывали особо сладкие приглушенные стоны, словно заприметили их с самой первой встречи. В один момент Галли обхватил его за талию, забыв о повязке, и хотел повалить на землю, но вовремя остановился. — Я уже в порядке, — начал Томас, но его перебили. — Нет. — мотнул головой тот и снова усадил на себя. Его губ тронула хитрая улыбка. — Ты чертовски хорошо смотришься на мне верхом. Как же хорошо, что в темноте не видно его заалевших щек, иначе стыд пробрал бы до самых костей. Он никогда не представлял себя в такой роли. Однако на данный момент и представлять не приходилось насколько же в похабной позиции они находились: его мошонка приподнялась от чужого вставшего члена, а собственный упирался в брюки. Если бы они были полностью нагими, он кончил бы с минимальной стимуляцией. Даже сейчас между ними было всего несколько слоев одежды, но пекло так, будто касались голой кожей. Возбуждение затуманило сознание, но обостряло ощущения. Он издал полузадушенный стон, когда Галли, наблюдая за ним из-под ресниц, коснулся его паха и сжал член сквозь ткань брюк. Томас поддался вперед, ловя ртом воздух: хотелось большего, намного большего. Он начал двигаться, по-новой набирая скорость и устанавливая ритм соприкосновений. — Блять… — рвано выдохнул Галли и расстегнул его брюки, касаясь пальцами нежной кожи головки, вызывая стыдливо-громкий вздох. — Тише-тише… Подстегивающие фразы ничуть не трезвили рассудок: вместо того, чтобы двигаться плавно, Томас, не ведая, что делает, стал приподниматься и приседать с частой амплитудой, дыша так, что еле хватало кислорода. Тут даже Галли не сдержался, гортанно протянув какую-то ругань. Его напряженный живот, грудь, шея, щеки, лоб — все блестело испариной. И вдруг, его губы исказила усмешка. — Рассматриваешь меня? — прошептал он и крепче сжал пальцы. Томас запрокинул голову от удовольствия. Вот же говнюк, видит его насквозь. — Нет уж, смотри на меня. Как в ночь их первого поцелуя, он сжал пальцы на его подбородке и притянул к себе. И как ему удается вызывать словами и действиями столько эмоций? Свободная рука снова обвила талию, медленно перемещаясь со спины на ягодицы, а вторая двигалась все резче и резче, приближая к разрядке. — Галли, я сейчас… — сквозь частые вдохи, прошептал Томас, всем телом начиная чувствовать приближающийся оргазм. — Я тоже… Он снова подкинул бедра, и вдруг перед глазами предстала картина, что они снова без одежды и его твердый член с силой упирается прямо… Томас разлился прямо на него, живот и ладонь блестели уже не только от пота. Даже кончив, он двигался еще секунд двадцать, желая продлить экстаз как можно дольше. А Галли, как оказалось позже, кончил вслед за ним, сразу как увидел раскрытые предоргазменным чувством губы. Томас мягко опустился сбоку от него, застегивая брюки и упираясь взглядом в ткань шатра. Хотелось спросить: а что только что произошло? Неужели он… Неужели они… Он кинул быстрый взгляд на любовника. Тот, все еще румяный, в сидячем положении вытирал руку о ткань, и сразу же вогнал в краску, давая вспомнить, что именно теперь впитывалось в тряпку. Вроде это был все тот же Галли, тот же куратор строителей, тот же парень, портивший ему жизнь в Лабиринте, но сейчас он предстал абсолютно другим человеком. Хотя, подумал Томас, вглядываясь в его черты лица, он изменил о нем мнение еще в лаборатории ПОРОКа, когда тот ни с того, ни с сего согласился следовать за ним. — Могу я остаться здесь?.. — аккуратно поинтересовался Галли, поглядев сверху вниз. «Разве это не очевидно?» — удивился Томас, но сам произнес: — Только если сходишь помыться. — Хоть несколько раз. И к его удивлению тот поднялся с настила и вышел из палатки. «Что за…», — не успел закончить мысль Томас, как Галли вернулся без верха, опустился перед ним и вдруг поднял на руки, потащив из палатки наружу. — Что ты творишь?! — зашипел Томас сквозь зубы, в страхе наблюдая, как к ним постепенно приближается холодное море. Вокруг было ни души. Оно и к счастью, иначе к ним бы возникли вопросы. Галли старался игнорировать его гневный шепот, но в итоге сдался, опуская на песок, стащил с себя оставшуюся одежду и через минуту оказался по грудь в воде. — Сумасшедший... — Иди сюда, вода не холодная, — негромко позвал Галли, но Томас скептически выгнул бровь: море в последние дни было холодным, а ночью и вовсе становилось ледяным. И как он там вообще стоит? — смотри, — он нырнул с головой под воду и снова вспыл. — Я не поведусь на это. Луна осветила изгибы тела и рельефы мышц. Из-за воды показался пресс, потом линия волос, потом... Томас быстро крутанулся на месте, когда показался опавший член. А ведь несколько минут назад он буквально скакал на нем. Он крупно вздрогнул, когда ледяные руки коснулись груди и потянули на себя, утаскивая в воду. Только в самый последний момент Томас успел запрыгнуть на него, обвив ногами и вцепившись руками за шею. Внизу было ледянущее море, а Галли снова находился в выигрыше, стоя выше колен в воде и ухмыляясь, как лис, поймавший наживу. — Повернись хотя бы спиной к берегу. — проворчал в изгиб шеи и оглянулся на берег в надежде, что никто не проснулся из-за всплесков воды. Галли сделал еще пару шагов вглубь. Он усмехнулся, но ничего не ответил. На странное молчание Томас отмер и, не поднимая головы с плеча, шепотом спросил: — О чем ты думаешь? — О том, что рано или поздно опущу тебя в воду и... Его прижали ближе. — И о том, что хочу тебя трахнуть.