— Ещё партию?
Сигма видит перед собой чёрно-белые клетки и одинокого короля, загнанного в угол. Фёдор иногда играет с ней в карты или шахматы, в основном чтобы отработать её роль для казино, иногда просто от скуки или из интереса. На самом деле Сигма совершенно не уверена в его мотивах. Знает только —этот человек даже не пытается скрыть, что нагло использует её. Смотрит холодно, с безразличием, совершенно как на вещь. Впрочем, это у них взаимно. Он для неё тоже – лишь билет в лучшую жизнь.Пока приходится играть по его правилам.
Сигма сдержанно кивает, стараясь не выдать напряжения. Знает – бесполезно, но просто сдаться не может.— Первый ход за тобой.
Фёдор внимательно наблюдает за строгим опасливым взглядом, тонкими плотно сжатыми губами, напряжённой линией плеч. За тем, как она переплетает пальцы, держит спину излишне прямо и в третий раз меняет положение ног. Фёдор знает, Сигма совершенно не такая, маску ей держать трудно.Старается, чтобы оправдать себя — предсказуемо. Пешка на E-4 — предсказуемо.
Предсказуемо, как и все в мире. И, всё же, играть с Сигмой увлекательно. Наблюдать, как она просчитывает ходы (кажется, заучив не меньше половины возможных стратегий), из всех сил оттягивая неизбежное. Каждый раз выкладываться на полную, зная, что проиграешь — глупо — но достойно определенного восхищения. Иногда на Фёдора накатывает какой-то особый азарт, и он позволяет вывести игру в ничью. Тогда она хмурится недовольно, её эти поддавки раздражают, а Фёдор плавно качает головой, все отрицая. Сигма конечно же не верит, но этого и не нужно.Конь на F-6.
Достоевский всегда отдаёт первый ход, словно в насмешку. Его лицо — непроницаемая маска — попытаешься докопаться до истины и ничего не увидишь за мраморной улыбкой, за бездушным прищуренным взглядом. Ничего человеческого, и это до чёртиков пугает. Добровольно стать пешкой в его руках – безумие. Но разве оставаться в полной пустоте безумно не меньше? Только тот факт, что он не подставляет дуло к затылку и не сковывает цепями, заставляет проникнуться неким уважением. Он называет их исключительно «сообщниками» и обращается к Сигме только с приставкой «сан» – создаёт иллюзию, что они находятся на равных. Сигма со стыдом ловит себя на мысли, что в эту ложь поверить хотела бы. Но смотрит Достоевский на неё с таким же непроницаемым холодом, как на остальных, и она понимает всё. Для него все и правда равны – лишь ноты в симфонии нового мира.Слон на G-5.
Сигма для Фёдора — лучшее творение. Произведение искусно созданное, собранное по кусочкам. Сигма — невероятная случайность, сотканная из идеальных обстоятельств. Сигму даже человеком не назвать, настоящая Ева, созданная без Адамового ребра. Фёдор — творец, придавший конечные очертания. Тот, кто создал обстоятельства для пожара. Тем, каким могуществом может обернуться простое человеческое желание при определенных картах в раскладе —можно только восхититься. Сигма — та, кто сможет бросит вызов Ищейкам. Разве не превосходная ирония: «ошибка», которая не должна существовать, станет главной силой в гармоничной симфонии нового мира. А затем падёт, как ненужная более фигура. Иногда даже ферзём приходится жертвовать.Рокировка.
Может ли Дьявол влюбиться? Конечно, нет. Можно ли полюбить Дьявола? Конечно, нет.
Игра, в которой каждый ход может стать последним. Кукла, которой не дотянуться до кукловода. Их партия – абсурд, их сотрудничество – бумажной театр. Сигма ощущает пистолет у затылка (хотя руки Фёдора пустые) Достоевский ставит всё на сектор «Сигма» (она лишь фишка).Они мастерски друг друга используют.
– Сигма-сан, хотите сдаться? – Ни за что. Тут нет места чувствам, тут не может идти речь о привязанности, но от чего-то Сигма возвращается в это подземелье, где ей, кажется, отвратительно всё. А Фёдор всегда принимает её радушно, словно и правда ждёт. И Сигма почти со страхом ловит себя на мысли, что хотела бы, чтобы это было так. А пустой бездушный взгляд напротив задумчиво смотрит на ферзя в руке. И от чего-то Фёдор ход делать не торопиться. Он-то точно знает, чем всё закончиться. Он-то точно не допустит ошибки под названием «чувства».