Лирика

      Первые деньки мая, как и предполагалось, пришли с холодом и противными дождями. К счастью, к концу месяца погода поняла, что дело идёт к лету и надо бы все же добавить тепла и солнца.              Больничный у Алинки кончился. Пришлось уже выбирать методы контрацепции. Куча анализов, поиск подходящего препарата, чтобы гормоны работали только в нужную сторону. Гинеколог-эндокринолог предложила таблетки и уколы. Алина сначала порывалась на таблетки, а когда сказали, что нужно пить каждый день в одно и тоже время, как-то подугасла в энтузиазме. С уколами попроще. Раз в два-три месяца коли, и будет тебе счастье. Вроде бы и мороки мало, но это укол, это игла, это больно. Хотя Макс уже показал свои умения делать безболезненные уколы. Ладно, зато не нужно трястись над календарем и часами. Доверилась лёгкой руке Кузнецова.              Врач предупредил: все же есть доля вероятности, что из-за гормонального препарата могут выскочить какие-нибудь побочки. Тогда сразу в больничку на анализы, а не пускать все на самотёк. В принципе, из всех побочных эффектов вылезло только упавшее либидо, но и оно со временем нормализовалось.              Гладкая вновь ушла в попытки учиться и готовиться к экзаменам. Практика, читательские дневники, билеты, конспекты статей, куча конспектов. Одного Белинского уже замучили, не говоря уже о других критиках.              Подготовка к спектаклю, к экзаменам, куча заданий. И тут даже не то, что либидо снова упадет, — самому не грех упасть и лежать неподвижно. Потому что, блять, кто придумал учебу? Зачем? Почему нельзя просто прийти на работу, сказать: «Вот я такая красивая, возьмите меня, буду вам деньги удачей приманивать. У меня для этого связи в космосе есть, все порешаем». Зачем так усложнять?              Осталось только ждать, когда этот семестр закончится и можно уже будет расслабить булки.              Спасали только майские праздники, и то, когда всем обещали сделать выходные с первого по девятое, в универе послали эту идею куда подальше и сделали просто формат дистанционки. М, спасибо. Так неожиданно и приятно! Так радостно душе, девочки!              И чем ближе подбирался июнь с сессией, тем больше тряслась Алина. Тряслась из-за своей же лени. Уже даже Макс начал говорить ей начать готовиться, хотя бы читать билеты, если не учить. Что-нибудь да запомнит. Она читала. Билета два-три в день. А в списке их по шестьдесят, а то и поболее. С ее графиком надо было начать подготовку ещё в марте. А сейчас она просто нервничала, но все равно к делу ответственно не подходила. Ныла, но не делала.              День рождения Руслана Алина ждала больше своего. Там до экзаменов всего ничего осталось, а такое сборище алкашей — отличный повод, чтобы расслабить булки. К тому же решено было отметить сразу и Русика день рождения, и Макса, и Эли. Тогда, в апреле, они почти не пересекались то из-за работы, то из-за операции Алины. А теперь все в сборе.                     Алина перебирала вещи в гардеробной, подыскивая то, что не жалко будет испачкать.              — А мы с ночёвкой?              — Конечно. А то и не на один день. — Кузнецов уже упаковался и лежал на кровати, листая тикток. — Там водохранилище рядом. Возьми купальник на всякий случай.              — Хорошо…              Ближе к пяти Алина все же собралась, перепроверила вещи, особенно контейнер для линз и очки. А потом дала команду, что все, готова, пора трогать.              Лето — это же рай для глаз. Для Макса уж точно. Видеть Алину в коротких шортах и топике — одно удовольствие. Она, правда, все ещё переживала из-за трёх маленьких шрамов после операции. Уже затянулись и перестали кидаться в глаза синюшным оттенком, но все равно. Алина часто рассматривала их в зеркале и тяжело вздыхала, хоть следы были совсем маленькие. Макс всячески убеждал, что из-за шрамов фигура хуже не стала. Когда-то слова действовали, когда-то нет, и Алина ловила печаль, сидела и тихо тильтовала.              Ну честное слово. Как могут такие крошечные следы сказаться на фигуре? На такой фигуре. Кузя каждый раз, когда смотрел, хотел потрогать, пощупать все части тела. И эти шрамы ему никакой погоды не делали. Это не аппендицит или кесарево. Хотя и в них нет ничего ужасного. Всякое случиться может.              Местом встречи Руслан назначил дачу в Разумном. Сказал подтягиваться к шести.              Когда подскочили Макс с Алиной, тут почти все уже собрались, не считая Миши с Леркой — уехали голубки на моря. Ну и ладно.              Эля с Юлей уже потихоньку начали накрывать на стол в беседке, когда Алина решила к ним присоединиться, перед этим обнявшись и поцеловавшись. В основном все заранее купленное и заготовленное: салаты, нарезки, закуски.              — Как учеба? Готова к сессии? — поинтересовалась Юля, расставляя тарелки.              Алина подняла такой печальный взгляд, что там прям текстом для суфлеров можно было прочесть, чтобы никто и никогда не спрашивал про учебу. Никогда. Пожалуйста.              Уловив такую печаль-беду, Эля сдержать улыбки не смогла, вспоминая свои годы на филфаке:              — Да ладно. Второй курс, у вас там сейчас нормальные преподаватели должны быть.              — У нас Митрушин.              Одной фамилией заставить содрогнуться — сделано. Эльку аж перекосило. Когда она училась, поговаривали, что он — приемник самого Разина. Да-да, того грозного преподавателя. Даже диплом у него писал. Видимо, фанат его, раз ведет себя теперь точно так же.              — И как?              — Сильно, больно и без вазелина.              — Понимаю…              — Он меня заебал… — едва ли без слез выдохнула Алина. — Читак пиши, статьи пиши, стихи учи, билеты учи, на пары ходи, и тогда, может быть, если сойдутся звезды, и какая-то там ось будет параллельна Марсу, я поставлю тебе тройку. Даже не четверку! Что тогда на пятерку сделать? Отсосать?              — Это ты кому там отсасывать собралась, а?!              Во, блин. Ушастый.              Макс даже отвлекся от поздравления Руслана и просто болтовни и обернулся к беседке.              — Никому. На препода жалуюсь.              — Учиться надо, а не хуи пинать.              — Пошел в пизду, — прошептала под нос Алина, надеясь, что уши Кузнецова не настолько чуткие.              Бесит он своей правильностью. Вон, Руслан Эльке предлагал сессию проплатить, а этот все говорит, что свои мозги на месте, сама справится. Вообще да, но лень! Лучше уж шпор наделать, чем сидеть и зубрить билеты. Что-что, а списывать Алина умеет еще со школы и в универе часто этим пользуется.              Когда со столом закончили, ребят уже не было на улице. Ушли в дом переодеваться. Как-то уж бурно переодевались: из-за громкого ржача и комментариев по типу «Нихуя!», «Ну ты ходячий секс», «Жопа как орех, так и просится на грех», «Иди присунь Артуру» казалось, что у них там гачи вечеринка началась.              Не то чтобы тут собрались любительницы гейства и лесбиянства, хоть Алина с Элей одним глазом почитывали такое, но желание глянуть, что там происходит, будоражило кровь. И девочки уже собирались ворваться в эту тайную тусовку, но громкий голос Руслана их притормозил:              — Девочки! Готовы к показу мод?              — Конечно!              Алина с девчонками выстроились в одну линию и приветливо зааплодировали, требуя моделей на зеленую панель.              Главный музыкант Руслан задал ритм. Имперский марш из «Звездных войн» отлично подошел под их гордую походку. Какие модели! Какие костюмы! Это Гуччи? Прада? Луи? А может, Дольче? Или какой-то еще неизвестный миру гений-модельер?              Спонсор этого показа — дача. Дача — откройся миру! Будь модником, будь огородником! Дача — скажи нет своим ограничениям!              Первым вышел Артур. Ля какой! Юлька аж за сердце схватилась от такой красоты. Старые треники, растянутые в коленях и натянутые по самую грудь, заправленная майка-алкоголичка, а на голове — где-то отрытый в дачном загашнике клетчатый картуз. Артур продефилировал, поставил руку на бедро возле девочек и развернулся, шагая обратно, так соблазнительно виляя попой. Реально орех!              — От бедра, мои курочки, от бедра! — поддержала Алина, хлопками улавливая ритм. — Ать-два! Ать-два, курочки!              Макс вышел, как только Артур припарковался у порога дома. Такой же красавец. Старые шорты с прожжённой сигаретой дыркой на колене, заправленная футболка с разорванной горловиной настолько, что толстый шов почти отдельно висел от самой майки. Надо же, Алина почти так же дома ходила, когда жила с родителями.              Ну и вишенкой на торте стал именинник. Его прикид — девочки, это отвал всего! Увидите на улице, сразу влюбитесь, без шансов! Трикошки, помотанные жизнью настолько, что одна штанина подстрелена под колено. Затертая до плеши на локтях клетчатая рубаха. И панамка.              Втроем вновь сделали круг и выстроились ровной колонной.              — Боже мой, — всхлипнула Эля, подтирая слезу смеха, — где вы это все нашли?              — На чердаке, старые батины шмотки. Вечеринка в стиле бомжстайл. — Руслан гордо задрал нос, являя всего себя красивого миру.              — Хороший тост, — подхватила Алина. — Надо выпить!              — Ну тебе лишь бы выпить.              — Артур! — от возмущения Гладкая даже завизжала. — Я умею пить!              — Да мы в курсе. Макс больше всех помнит твои способности, — отшутился Руслан, за что Алина кинула в него кусок огурца, схваченного со стола. — Во, ещё даже не пила, а уже в бой идёт.              — Ну блять…              — Да ладно вам, что вы прицепились, — вклинилась Эля, толкнув подругу бедром. — Было и было. А то я щас тоже начну много чего вспоминать. С самой школы.              Ребята тут же зажужжали недовольством, но шутки отставили.              — Про выпускной вспомни, — кинул Руслан игривый взгляд на жену.              — Рот закрой.              — А что я? Я ничего.              Маленькая фраза, а сколько интереса в глазах Алины:              — А что там с выпускным? — Видя, как Эля не хочет говорить, толкнула ее локтем. — Колись. Я, например, на выпускном так наклюкалась, что упала со сцены в ресторане и меня одноклассники ловили.              — У них там шуры-муры взяли начало, — пояснил Артур, надеясь, что не получит от кого-нибудь, потому что и Эля, и Юля кинули на него не очень-то добрые взгляды. — А что я? Я ниче.              — Я же говорю. — Юля усмехнулась. — у них коллективный разум.              — Дико извиняюсь, что прерываю вашу дискуссию, — Макс хитро улыбнулся и кивнул на дом, — я там веревки видел. Руслан, — толкнул он друга в плечо. — А давай тебя свяжем?              — А может, лучше тебя? Не всегда же тебе доминировать?              — А я тут типа для красоты? — Обделенный вниманием Артур упер руки в бока. — Меня связать никто не хочет.              — Ара-джан! — Макс аж засиял недоброй ухмылкой. — Дорогой! Утем мрутэт. Щас сто грамм армянского коньячка, и ты весь мой!              — Аж на армянском заговорил от любви к тебе, — не сдержала смешок Богданова. — Я только за! Ну а что? — уловила она движение бровью парня. — Я бы посмотрела.              — Все будет, девочки, но не сразу. Сначала мясо, а бондаж потом.              — Педант, — хмыкнул Руслан, подтаскивая к мангалу шампуры.              Пока ребята пыхтели над мясом, то раздувая огонь, то поливая шашлык маринадом, девочки во всю расслаблялись. Разлеглись на траве и играли в Уно, коварно хихикая, когда кто-то из них проигрывал.              Макс отошел от своей бригады Ух и, стараясь не привлекать внимания, потянулся за шлангом. Один оборот крана, и девочки повскакивали с травы, кинулись в разные стороны, стараясь скрыться от мелких брызг лейки.              — Максим! — Алина в панике прикрыла голову руками и забежала за мангал, нейтральную зону, куда вода в любом случае не доберётся. — Я же буду как одуванчик!              — Ну подумаешь, одуванчик.              — Это война?              — Давайте воевать будем чуть-чуть попозже? — Артур геройски заслонил собой шашлыки на всякий пожарный. — Сходим на речку и там разберемся? Так-то мясо надо дожарить, не устраивайте потоп.              — Душнила, — хмыкнул Макс, выключая воду. — Ладно, — глянул он на девчонок. — Живите пока.              Прозвучало как тост, что и подметила Алина, вновь напомнив, что некоторым наливать много не стоит, и все равно за милую душу опрокинула стопочку коньяка. А что? Все будут веселиться, а ей укроп жевать? Она не виновата, что они веселиться не умеют. У нее-то сил еще ого-го! А эти так, старики полудохлые, пятьдесят грамм и сразу на бок. Старость берет свое.              Ладно, шашлыками пусть ребята занимаются, а у них с девочками задача другая, но не менее важная.              Уселись подальше от коварных замыслов Макса уже даже не играть в Уно, потому что карты хорошенько так намокли, а просто поболтать. Когда еще выпадет случай встретиться всем вместе? А то вот это вот работа, учеба, семья…              — Как у вам там с Кузей?              Эля неустанно переводила тему с выпускного на других.              — Нормально вроде. — Алина прокрутила в голове их последний месяц. Ничего нового.              — Да ладно тебе, — подключилась даже Юля, неоднозначно указывая взглядом на парня. Гладкая явно не догоняла. — Ну!              — Что «ну»? Живем, едим, спим…              — Вот! Спите, ну?.. Бля, Алина! — Богданова закатила глаза, прямо как в школе, когда ее бесил Артур. — У нашего Кузи нестандартные предпочтения…              — А, вы про БДСМ?              — Тихо ты!              Девочки подсели ближе, окружая Гладкую тисками интереса.              — Че, прям… Ну, прям… — Юлька начала кидаться намеками, все еще опасливо поглядывая на парней. Нечего им уши греть.              По довольной улыбке и прищуру глаз Алины все сразу стало ясно, но без подробностей никто отступать и не думал.              Юля с открытым ртом слушала короткие рассказы без особых подробностей про бондаж и порку. Морщилась и спрашивала, не больно ли. А если больно, то зачем вообще такое делать? Алина пыталась объяснить, что это эмоции, какой-то драйв и движ в отношениях, легкое неравноправие, которое так заводит. Последний довод как-то не особо принялся Богдановой. Она глянула на Артура, хмыкнула. Для самой загадка, как они столько лет вместе. Иногда — очень часто — она устраивала истерики на ровном месте. Сама не знала зачем, но чувствовала в ссорах острую необходимость. Раньше Артур подрывался, вступал в не совсем здоровую дискуссию, а сейчас… А сейчас почти не реагировал на такое. Ждал, пока успокоится, и предлагал поговорить, обсудить.              Она не жаловалась, но не понимала, что именно не устраивает. А может, все устраивает, просто это все ее дебильный характер и поведенческие привычки еще со школы — вести себя как сука. Даже в простом общении было сложно. Артур как-то сказал в порыве злости, что она себе никак цену не набьет, и, наверное, так и было, хоть слова очень сильно задели. Но ведь правда.              Ругалась на Элю, что она сидела в своей раковине. Зато не строила из себя кого-то, чем и притягивала людей. Не отталкивала, по крайней мере. И Алина. Она тогда так напилась, как Юля никогда бы себе не позволила. Это отвратительно, тебя посчитают легкодоступной, глупой. Возможно, зато сколько к ней мужиков клеятся? Десятки? Сколько подходят познакомиться, со сколькими она неприкрыто флиртует. В первое время Алина ей даже не нравилась. Действительно казалась глупой, как и ее принципы, что мужиков в жизни должно быть много. И необязательно со всеми спать, вообще не про это. Просто должен быть выбор. Если не выбор, то возможность развеяться. Алина, когда Юля спросила, что это за секретный ход конем по привлечению парней, отвечала, что дело не в том, как ты выглядишь, худая или полная, а в самоощущении и в том, как ты себя преподносишь. Можно быть неприступной крепостью, но не вызывать никакого «вау», а можно строить дурочку, при этом отстаивая границы и быть той же неприступной крепостью.              Все у них, блять, легко и просто. Только у нее, сука, сложно. А она, между прочим, дольше всех в отношениях!              Мама всегда говорила, что нужно найти себе достойного. А жизнь заставила влюбиться в дурака. Нет, Артур не такой уж и дурак, но все равно. О серьезном он не думает. Даже о свадьбе, хотя они вместе уже почти десять лет. Ему и так хорошо, конечно.              От Алины не ушло, что Юлька словила тильт, и решила переключить внимание на свои косяки. Например, на день рождения брата, где она напилась так, что в порыве страсти растерзала Макса. Эля решила рассказать, как обратилась к Руслану с очень интересной просьбой в Сочи, после которой он долго не мог смотреть на кухонные лопатки.              — Хорош пиздеть. — Макс материализовался будто из воздуха. — Там шашлыки готовы. Пройдемте.              Поочередно потянув девочек за руки, он поднял их с земли, отвесив потом Алинке еще и шлепок по заднице. Ну так, чтобы жизнь малиной не казалась.              Под шашлычок и коньячок дела пошли куда лучше, и настроение у всех приподнялось. Пошли диалоги, но не тет-а-тет и пока не до утра за жили-были. Говорили обо всем, начиная с привычных постыдных историй, заканчивая трэшем.              Руслан как-то обмолвился, что он с ребятами ради прикола решили сами собрать велосипед, а Артур его в первую же попытку сломал.              — …Говорю, езжай первый, пробуй, — немного мрачно хмыкнул Разин, почесывая за ухом. — Только с горки спустили, все. Бабах! Пыль, велик во все стороны разлетелся. Этот идиот под машину попал. — Стол с девчачьей стороны загудел удивлением и страхом. — Как жив остался, ваще не понятно. Главное, он вскочил, велик схватил и как дал деру. Потом идет такой: «Бля, пацаны, чет бок болит». У него три ребра сломались.              — Да похуй на ребра, — отмахнулся Артур. — Я больше боялся пизды от родителей получить.              — Получил? — Юля окинула парня недовольным взглядом. Как дожил до двадцати семи?              — Ну так, слегка. Больше за то, что молчал про боль.              — Ну правильно. Представляю, как они перепугались. У тебя вообще голова работает?!              — Нам двенадцать было, какая голова? Там инстинктом самосохранения даже и не пахло.              — О, а помните песчаный карьер? Это ж пиздец. — Очередная история вспомнилась Кузей, и ее тут же подхватили ребята, заинтересовав девчонок. — Короче, за городом был карьер, и зимой, когда шли дожди, а потом резко ударяли морозы, он покрывался льдом, а вода уходила. Получался полый лед. И мы делали дырки, залезали туда, делали пещеры. И даже не думали, что это все может рухнуть. Дебилы.              — И ты мне говоришь, что я не беспокоюсь о своем здоровье, — хмыкнула Алина, припоминая все его нотации. — А сам-то, сам-то?              — Я был пиздюком и вообще ни о чем не думал.              — Ну, конечно, оправдывайся.              — Хорошо, что я сижу между вами, — аккуратненько так вклинилась Эля. — А то подрались бы.              — О, Алина может, да.              — Слышишь, — Гладкая даже встала, пришпорив парня гневным взглядом, — нечего меня бесить. И вообще, я, может, от большой любви к тебе руки распускаю.              Артур усмехнулся, прожевывая шашлык:              — Странные у вас проявления любви.              — Каждой твари по паре.              — Ты меня сейчас тварью назвал?              — Нет. — Макс невинно захлопал ресницами. — Только то, что ты пара для твари.              Алина уселась обратно, выдыхая:              — Молодец, успел среагировать.              — Опасная ты женщина, Алинка. Боюсь тебя.              Едкие подколы, похожие на брачные игры, продолжались, пока Артур не предложил выпить за именинника, а то слова могли перейти в действия. Еще сто грамм, и Алину не остановить. Мы помним.              Чем и хороши такие посиделки, так это огромным плейлистом. Каждый хочет включить что-то свое, в особых случаях аж до драки дойти может, но тут пока не такая кондиция. Зато после таких маленьких перепалок список композиций в листе пополняется десятками новых песен. Почти подо все можно потрясти жирком. Хотя еще бутылочка, и все равно будет, подо что колбаситься. Но пока все еще в здравом уме. Ребята хотели поставить что-то из кринжового кринжа. По типу «Банька-парилка». А вообще, эту песню поддержали все, даже Алина, хотя самая мелкая тут и не должна шарить за такие мемы. «Ваще-то, я с братом росла, ага», — деловито качала она пальцем, со смехом дублируя текст. Чуть позже доступ к колонке отвоевали девочки, подрубив свою попсовую музыку вперемешку с пиздострадальческими песнями, из-за которых парни переглядывались, надеясь, что еще не успели нигде проштрафиться. А то попробуй пойми этих мадамов.              Когда танцы и песни заставили уже дышать, согнувшись от усталости и жары, горячие белгородские парни предложили остудить кровь в речке. Пока погода позволяет, надо пользоваться случаем.              На слабо взять не получилось, и ребята решили переодеться в свое. Не зашёл им бомжстайл что-то. Они и ушли раньше, оставив девочек надевать купальники. Все по плану, хоть Юля, как всегда, обиделась, что Артур без нее ушел.              Ну нет и нет, что бухтеть-то. Пора выдвигаться, а то великовозрастные дети утопят друг друга.              Как в воду глядели. Эти трое уже побросали вещи на берегу, прыгнули в реку и наперегонки плыли к противоположному берегу, специально брызгая друг на друга. Детство мужчины — оно такое, да. Долгое.              Пока расстилали покрывало, раздевались и пытались войти в прохладную воду, от которой все тело пробирало короткой судорогой, ребята успели приплыть обратно.              — Юль. — Артур зачерпнул в ладонь воды и брызнул на девушку. — Ты не собираешься купаться?              — Нет.              Юлька как стояла в шортах и футболке, так и осталась, даже не думая раздеваться.              — Почему? Пойдем. — Эля кивнула на воду и махнула рукой, зазывая. — Давай.              — Не хочу я. Лучше за вещами присмотрю.              И уселась на покрывало, игнорируя приглашающие крики. Только с берега поглядывала, как они там весело плещутся.              Подальше от берега Руслан обернулся, надеясь, что их не слышно, и обратился к Артуру:              — Вы поссориться успели?              Кондратьев озадаченно почесал затылок, поглядывая на девушку:              — Нет… Может, что-то случилось? Сам знаешь, у нее настроение как синусоида. Пойду еще раз спрошу.              Ну а вместе с ним и остальные, когда уговорить хотя бы окунуться не получилось. Не дело это, оставлять человека одного в грусти и печали.              Дружненько уселись в полукруг, облепив Юлю взволнованными взглядами.              — Потолстела я! Все! Не буду я раздеваться, ясно? Отстаньте!              — Кто? Ты? На каком пальце ноги?              Алина скептично изогнула одну бровь. Глянула на Юлю, потом на свой живот и ляжки. На ее тоненькие ножки. Ну-ну…              — Я не заметил… Такая же красивая, — пожал плечами Артур.              Юля только хмыкнула и обхватила себя руками, но от внимания не ушло, что в глазах недоверчиво мелькнула радость.              — Че вы так из-за веса загоняетесь? Из-за килограмма повеситься готовы. — Руслан бросил косой взгляд на жену. Ему столько сил потребовалось, чтобы заставить ее полюбить себя и свое тело. Смотреть за тем, как она чахнет над весами, при этом не замечая собственной красоты, выматывало. — Из-за того, что одежду придется на размер больше покупать? Или че?              Вот Руслан словами кидается, а колет под лопаткой у Алины от воспоминаний.              — Ну, — решила она вставить свои пять копеек, — во-первых, из-за самоощущения. А во-вторых, из-за дебилов, которые гнобят людей за все, что только можно. За вес, рост, цвет глаз, волос, кожи. За голос. За размер ноги. За форму носа. Меня в школе травили только так.              — Тебя?! — Руслан даже немного опешил, если говорить культурно. — Ты серьезно? И ты даже не отпиздила никого? Ты же умеешь.              — Иди ты! Я в детстве очень полной была, а при моем росте это вообще не заметить невозможно было. Причем из-за гормонов, но это же не объяснишь дебилам. Просто мой вес и внешний вид стал причиной насмешек и травли. Меня даже пару раз пытались пнуть ради прикола, а потом убежать, а то вдруг я их съем….              Гладкая в обиде поджала губы, вспоминая «прекрасные» школьные годы, когда Макс притянул ее к себе и обнял за плечи, припечатав макушку поцелуем:              — Надо было им ебальники снести всем.              — Само потом прошло? — поинтересовалась Юля, размягчившись под поглаживаниями Артура.              — Ну, конечно. Родители кучу денег отдали эндокринологам, чтобы мне подобрали правильное лечение, и гормоны успокоились. А там еще пубертат, м-м-м, красота. Потом уже с лечением все нормализовалось, но в зеркало я долго смотреть не могла. Я казалась себе такой жирной, хотя выглядела примерно вот как сейчас.              — Ты и не толстая, — попытался поддержать Кузнецов.              — Это сейчас. А тогда мне внушили, что я уродина. То есть, это если я сейчас себя прекрасно чувствую в своем теле, балдею от своей фигуры, от волос, от всего. Я знаю, как скрыть какие-то недостатки, как подчеркнуть плюсы. А тогда я подходила к зеркалу и начинала плакать. Я видела одноклассниц, девушек на улице, в инсте. И они все такие стройные, на них так красиво смотрится одежда. Она и на мне красиво смотрится, если правильно подобрать, но в школе я даже не могла подумать, чтобы надеть юбку или майку. Это же увидят мои руки! — И демонстративно сдавила плечо, сминая мягкую кожу. — Или огромные ляжки. Или живот! А если увидят растяжки? Это все, это новая волна травли.              — И как получилось принять то, что есть?              — Ева помогла. Ну вернее как. — Алина нервно улыбнулась. — Я пыталась худеть, изводила себя диетами. Особенно питьевыми, мои любимые. После них мой желудок сказал «пока», а гастрит «привет». Короче, мы однажды пошли в магаз за шмотками, и Ева уговорила меня взять что-нибудь померить. Мне сарафан там понравился, хотя я была уверена, что на меня вообще ничего не налезет. Я потом очень стеснялась его надеть, под уговоры Евы пару раз надела и чуть не умерла, мне казалось, что на меня все косо смотрят и осуждают. Я начала ей жаловаться, говорить, что мне надо похудеть сначала. И Ева сказала мне очень интересную мысль: «Ну хорошо. Ты похудеешь, но не по щелчку пальцев и не за один день. И даже не за неделю. Как минимум несколько месяцев. Тебе же надо как-то все это время жить. Ты собираешься закрыться в коконе и ждать, когда станешь бабочкой?» А потом мне мама рассказала про синдром отложенной жизни, и я уже начала думать головой. Почему я не могу носить то, что мне нравится? Я не такая уж и толстая. И вообще, кто меня осудит? Почему меня должно волновать чужое мнение? Ну да, есть немного веса, но немного спорта, и все уйдет. Пошла в зал, записалась на волейбол. Мои шестьдесят килограммов никуда не сдвинулись, но тело подтянулось. Не хочу хвастаться, но пусть у меня живот, зато такую жопу можно качать всю жизнь и не накачать. А тут мне с рождения дано. А потом начала узнавать больше про уходовую и декоративную косметику, экспериментировать. И как-то все эти загоны ушли. Тем более мама мне всегда говорила: «Алина, на других не смотри. Тебе никто не ровня». Девочки, если у вас нет дебильных пищевых привычек или нездорового отношения к еде, вам ваще ничего не страшно. И ваш вес ничего не решает, главное, чтобы вы нравились себе в зеркале. Звучит как тост, а выпить нечего!              — Пиво? — указал Артур на пакет с холодненьким.              Под дружное «ура» щелкнули банками, стукнулись и выпили за всех женщин.              Юлька что-то не унималась, продолжая расспрашивать про путь Алины. Видимо, зацепило.              — Конечно! У меня был принцип, что еда для меня награда. Что-то сделала — нужно вкусно поесть. Не получилось — заесть горе. Избавиться от этого у меня не получилось, но заменить — вполне. Из-за того, что раньше я стеснялась красиво одеваться, краситься, сейчас, если вижу вещь, которая мне нравится, обязательно куплю. Она даже может не вписываться в мой гардероб, возможно, я ее никогда не надену, но куплю. У меня из-за этого шкаф иногда так забит… Вещи есть, а надеть нечего. Но это гораздо лучше, чем награждать себя едой. У Евы, кстати, — вспомнила она за подругу, — свои комплексы. Они никак набрать не может. И ей куда сложнее, потому что сбросить вес — самое простое.              — Вот видишь. — Артур подсел ближе к Юле и притянул к себе, почти укладывая на грудь и зажимая в объятиях. — Кто тебе сказал, что ты поправилась? Ты шикарно выглядишь. Мне все нравится. Только фамилия твоя бесит.              — В смысле? — Богданова задрала голову, недовольно сведя брови к переносице. — Что с ней не так?              — Ну блин… Вот Богданова. Юлия Богданова. Не идет тебе.              Руслан оперативно сунул в пакет руку снова, отчаянно шурша так, что вся компания взглядом показывала, чтобы шумел потише. К счастью, бесценный груз получилось найти быстро и положить его возле Артура.              — Вот Кондратьева, мне кажется, тебе больше подходит.              — С чего это? Богданова тоже красивая фамилия.              — Богданова — это бог дал, а я взял. А получается, что не до конца.              — Это ты сейчас на что-то намекаешь?.. — Юля развернулась немного, чтобы не задирать голову так сильно, и серьезно заглянула в глаза парня. — Артур…              — Ну, так. Немного. — Кондратьев нащупал возле себя коробочку, поддел большим пальцем крышку и протянул кольцо.              Юля смотрела на брюлик, медленно моргала. Эффект неожиданности точно сработал, потому что губы затряслись, и Богданова, всхлипнув, кинулась парню на шею с такой силой, что повалила на песок, что-то визжа на ультразвуковом.              Артур валялся, посмеивался и старался успокоить будущую жену, поглаживая по спине. А ребята облегченно выдохнули. Можно сказать, что Юля — девушка солдата. Десять лет ждала и дождалась!              Макс с Русланом переглянулись. Вспомнили, как Артур волновался. Хотел сделать все по красоте с цветами и рестораном, может, даже поездкой куда-нибудь. Знающий человек, если так можно назвать первого женатика компании, сказал просто плыть по течению. Сделать, так сказать, пробную версию. И как-то пробная версия перешла в полную подписку. С кольцом. Хотя Руслан предлагал просто позадавать наводящие вопросы. Ну ничего. После предложения можно еще одно сделать или поехать куда-нибудь отдыхать. Вариантов куча, главное, чтоб любили друг друга.              Когда эмоции чуть-чуть отпустили, Юля протянула дрожащую руку, чтобы Артур надел кольцо, и снова разревелась. Ну такие лапочки.              Алина даже брата вспомнила. Никита тоже почти десять лет телился, чтобы предложение сделать. Главное, что она предлагала Вике найти нормального мужика, не такого агрессивного, но ее что-то в нем зацепило. Люблю не могу.              А потом можно было уже всем окунуться. Даже Юльке, да. Мысли сейчас совсем не о весе были. Впрочем…              И десяти минут не прошло, как Богданова-Кондратьева вылезла из воды вся в слезах. Ну что опять-то?              — Артур… — позвала она, показывая трясущуюся руку. — Я кольцо потеряла…              — В смысле? — Артур быстро вылез на берег, вытер лицо от воды и обхватил ладонь девушки, убеждаясь, что кольца реально нет.              Юля всего за несколько секунд покраснела, поджала губы и заревела с большей силой:              — Прости…              — Юль… — Кондратьев непринужденно улыбнулся и притянул к себе Богданову. — Не реви. Хер с этим кольцом. Я новое куплю. Нашла из-за чего расстраиваться.              М-да, ситуация неловкая, и Руслан предложил понырять поискать кольцо. Очень хорошая идея — искать такую милипиську в песке. Собственно, ничего и не нашли. А Юля вообще в тильт впала, хотя Артур старался убедить в том, что ничего страшного не случилось, это просто кольцо, он не злится. Да и он, прожив с ней около десяти лет, мог ожидать чего-то такого. Терять вещи у нее отлично получается.              Кое-как удалось успокоить паникершу. Разомлела она в объятиях и ласковых поцелуях. Заебись, конечно, предложение. Зато точно можно сказать, что пробное. Теперь уже и по красоте не страшно на колено вставать.              С заходом солнца стало холодать, и сидеть у воды было уже некомфортно, еще и комары налетели, заразы. Решили вернуться на дачу и по пути потеряли счастливую парочку. Артур с Юлей незаметно так отсеялись, уйдя куда-то на холм. Уединились, так сказать. Ну и ладно. Им-то нужно.              Всю дорогу Макс шел чуть подальше от Алины. Смотрел на задницу, на влажные волосы. Это кто ее там гнобил? Были бы ровесники с ней и учились в одной школе, он бы там пиздюлей по килограммчику отсыпал каждому такому умнику. Когда он учился, в классе тоже были полные люди, но как-то ни у него, ни у Ары с Русом не было мысли задирать их. Зачем? Руслан вообще с обостренным чувством справедливости, Жан-Вальжан местный, с ним рядом лучше не кидаться обидными словами.              Уже почти возле дачи Кузя не сдержался и дернул Алину за прядь.              — Ай! — Гладкая схватилась за затылок и обернулась. — Ты обалдел?              — Решил вспомнить школу, — усмехнулся он, поравнявшись с девушкой. — Тебе серьезно травили?              — А ты не веришь?              — Ну как сказать… Просто у меня не совпадает твой образ и поведение сейчас с зажатой девочкой. Я когда пост прочитал в инсте, тоже долго не мог сложить две тебя.              — У меня была хорошая поддержка родителей и подруги. Мне кажется, я просто устала прятаться и больше на себя злилась, что ничего не могу с этим сделать. Можно сказать, что мои изменения — это вызов самой себе, а не кому-то. К тому же мне всегда хотелось быть в центре внимания, а эти загоны меня ограничивали.              — В любом случае, выглядишь ты просто ахуенно. Знаешь, — Макс потянулся и взял ладонь Алины в свою, переплел пальцы, — мне кажется, если люди друг друга любят, им плевать вообще на все минусы. Это становится фоном, наверное?              — Надо сказать это моим бывшим одноклассникам. — Гладкая самодовольно хмыкнула. — А то недавно один написал, сказал, что я сильно изменилась, позвал погулять. Ага. Ты меня всю школу гнобил, а сейчас я тебе в объятия кинуться должна. Бегу, волосы назад. А ты травил кого-нибудь? Или тебя?              — Не-а. Мне как-то все равно было на других.              — М, законопослушный гражданин прямо.              В беседке еще немного посидели, а позже небо совсем стало темным из-за набежавших туч. Первый раскат грома и яркая молния принесли с собой даже не дождь, а такой ливень, что даже в спешке убирая всю еду и вещи в дом ребята умудрились промокнуть. И теперь бомжстайл стал дресс-кодом вечеринки для всех. Мокрые вещи скинули на спинки стульев, отыскали еще несколько старых шмоток на чердаке и сидели чиллили на диване, как самые несчастные люди на свете. Ну это только по внешнему виду можно сказать. Никто не жаловался. Курили кальян, передавали друг другу, как трубки мира. Добивали третью бутылку коньяка и шашлык.              В самый разгар веселья, когда Кузя вспомнил про обещание связать Артура, который вместе с Юлькой куда-то пропал, может, в луже утонул, БДСМщик решил переключить внимание на захмелевшего именинника.              — Пупсик, — сладко позвал он, играя бровями. — Девочки требуют шоу.              — Братик, у меня уже состояние нестояния, — Руслан вальяжно развалился на диване, уложив голову на коленях жены. — Вон, давай Алинку свяжем.              — Не-не-не. — Макс махнул рукой и поднялся за веревкой. — Так неинтересно. Мы хотим тебя. Эль, ты одолжишь мне Русика?              — Да ради бога. Только не калечь, он мне здоровый нужен.              — А как же клятва? Больного ты меня со счета спишешь? — Разин приподнял голову, в обиде поджав губы.              — А что ты хотел? Ты уже старый, тебе двадцать семь…              — А ты молодая? Ты на год младше….              Небольшую дискуссию прервала внезапно раскрывшаяся дверь. На пороге появилась парочка, промокшая, как бобики. Оба такие перепуганные, а Юльку аж трясло.              Никто даже не успел спросить, что случилось, как Богданова, в скором времени уже Кондратьева, взревела, толкая Артура в дом:              — Он на бутылку упал! Идиот!              Гробовая тишина, истеричный одинокий смешок. Как-то фантазия сама сработала…              — Не сел я! — Но тем не менее Артур все же за задницу держался. — Я на стекло упал. Прям жопой!              — Как ты умудрился?              Макс едва сдерживал улыбку, хотя внутри все неприятно так поджалось от вида крови, стекающей по бедру друга. Но это надо было так умудриться? Это ж только Ара так может.              — Поскользнулся. — болезненно сморщившись, Артур прошел к дивану и улегся житом вниз, показывая кровавое пятно на ягодице. — Какие-то уроды не убирают за собой мусор. Кузя, вся надежда на тебя.              — Ты хочешь, чтобы я тебе сраку полечил?              — Нет, поцеловал! Ты же медик! Вдруг там стекло осталось?              — Тебе тогда в больницу надо, я ж не хирург.              — Но в меде же учился! Или ты там хуи пинал? — обернулся Артур, кивнув назад. — Я с дырявой жопой в больницу не поеду. Будь братом.              — Насри квадратом.              Мрачно выдохнув, Кузя ушел за аптечкой в машину, а когда вернулся, диван а-ля операционный стол облепили любопытные зрители. Только Алина уселась на кухне, бледная, как поганка.              — Кис, ты как? — Еще не хватало, чтобы она тут в обморок грохнулась.              — Нормально… — Алина прижалась к стакану, мелкими глотками выпивая холодную воду. — Не могу смотреть на чужую кровь… Ты там скажи, когда закончишь.              Ох, блять. Какие тут нежные фиалки собрались.              Еще раз предложив поехать в больницу, снова получив отказ, Кузя мысленно расчленил Ару. Сколько можно? Как что, так сразу к нему бегут со всеми болячками. Он даже не терапевт! Впрочем, кого это волнует?              — Юля, — поднял Кондратьев глаза на ревущую девушку, когда Кузя с тяжелым грузом на душе стянул ему шорты и начал обрабатывать спиртом рану. — Знай, ты — самая прекрасная девушка на свете. Я люблю тебя больше жизни и все твои капризы, закидоны. Если я не выживу, обещай найти себе достойного мужчину!..              — У тебя в жопе дырка, а не в боку. — Макс начал аккуратно пальпировать поврежденную ягодицу.              — Ай! — Артур судорожно дернулся, как только палец друга нащупал уплотнение. — У тебя тоже в жопе дырка! У меня — ранение! Травма!              — Травма, ага. У тебя тут осколок маленький, я его вижу. На счет три попробую достать. — Порывшись в ящике первой помощи, достал хирургические щипцы. После того, как ему на море в ногу впился осколок ракушки, этот инструмент — незаменимая часть аптечки. — Раз. Дв…              — Бля-я-ять!              Артур вцепился в обивку дивана и руками, и зубами, так и не дождавшись конца счета. Ягодицу резануло так, что даже слезу пустить не стыдно.              — Готово!              С дрожью в теле, со слезами на глазах, местами поседевший Кондратьев обернулся и разглядел в щипцах маленький осколочек.              — Э-это в-вот эта х-хуйня так болела? Т-такая маленькая?!              — Ну у тебя попа нежная. Че ты хотел? Лежи пока. Щас заклею твое «ранение», Рэмбо. Но потом лучше в больничку загляни.              После такого Артур боялся даже наклониться из-за боли, а уж о всяких приколах с веревками вообще забыл. Забрался с Юлькой наверх и свернулся калачиком, в слезах описывая весь спектр эмоций. Это ему за попытки уломать на анал. Анальный дебошир.              Дальше обошлось без травм. Хорошо, но Алина больше обрадовалась тому, что на всех совместных застольях в ближайшее время будут припоминать не ее боевые способности, а Артура с бутылкой, как бы это двусмысленно ни звучало.              Двадцать семь, почти как клуб — люди уже пожилые, долго тусить не получается, и ближе к трем часам все разбрелись по койкам. Кто где успел, там и лег. Руслан с Элькой примостились на диване, Алина с Максом на втором таком же. Вообще, она планировала уединиться наверху, но травмированный оккупировал чердак раньше всех.              Уснуть не получалось. В желудке тяжесть, голова болела от шума и музыки, а воспоминания об Артуре чуть ли рвоту не нагоняли. Ворочалась, иногда задевая Макса коленом, из-за чего он недовольно пыхтел в подушку, а потом просто обхватил поперек талии и подмял немного под себя.              — Хорош вертеться, испинала меня, — сонно пробормотал он в рыжую макушку.              — Не могу уснуть. Там с Артуром точно все хорошо? — Стало немного спокойнее, когда ее прижали к теплому торсу.              — На нем все как на собаке заживает. Три дня, и он будет опять скакать как в жопу раненный.              Маленький каламбур рассмешил Гладкую, и та не смогла сдержаться, получив в ответ шипение уже со стороны Разиных.              — Все-все, сплю…              Утром небольшой отходняк, впрочем, хуже всех было Артуру. Он кое-как спустился вниз, придерживаясь за ягодицу. Не решался сесть, поэтому весь день либо стоял, либо ложился на живот. Какой бы красивой вторая попытка предложения ни была, эту они с Юлей запомнят на всю жизнь. Все пошло по пизде. И кольцо просрали, и жопу продырявили. Хорошо хоть живы остались, а то, как долбануло бы молнией, во веселье. С дня рождения сразу на похороны.              Ближе к вечеру собрались. Особо забавно выглядело, как Артур забирался на заднее сидение и сворачивался бубликом, уступая руль Юле.              — Я почему-то даже не сомневался, что с ним опять что-то произойдет, — усмехнулся Макс, махнув уезжающей машине. — Как он вообще дожил до своих лет?              — А ты? — Руслан загрузил вещи в багажник и обернулся к другу.              — А что я?              — Ничего.              — Ну вот и все.              — Главное, что все понятно. — Алина лишь качнула головой, обняла Элю с Русланом и запрыгнула в машину. Сейчас Сириуса забрать надо, продуктов купить и опять садиться за билеты. Делать вид хотя бы.                            До экзаменов осталось всего несколько дней, которые Алина тратила на создание шпаргалок и иногда пробегалась глазами по билетам. Заучивать даже не пыталась, попросту уже не успеет. Надеялась, что вывезет так и ей хватит того, что преподаватели рассказывали на лекциях и семинарах.              Макс заливался на работе. С наступлением лета клиент так попер в пивнухи, что пришлось заново налаживать поставки буквально всего ассортимента, потому что за неделю заканчивался и бар, и закуски, и даже простая вода в холодильниках.              Эти утром уже как-то привычно завез Алину в универ, а сам — по своим деловым делам.              В последнее время Макс очень много думал о расширении сети. Искал варианты аренды помещения в разных городах, связывался с поставщиками техники. Очень много мороки, которая его изрядно изводила. Отдых только снится.              Сегодня как раз планировал собрать документы для всех инспекций, в особенности налоговой, если все сложится удачно. Почти до дома доехал, когда телефон стал разрываться от назвонов отца.              — Да блять. — Макс пару раз смахнул вызов, заезжая на подземную парковку. Несколько минут из-за плохой сети звонков не было, но стоило только подняться к квартире, отец набрал ещё раз и ещё. — Что? — не выдержал Кузнецов, войдя в квартиру. — Что ты мне названиваешь?              В динамике сначала раздался недовольный, но кроткий мат, а после уже суть:              — Матери хуже. Ты можешь приехать в больницу?              — Ты там ебнулся? Я просто понять не могу, с чего ты решил, что я так горю желанием видеться с ней? Зачем?              Бросив ключи на полку, Макс прямо в обуви прошел в кабинет, забив на старательную уборку Алины. Вот не до нее сейчас совсем.              — Потому что она — твоя мать.              — И? Для нее я не сын уже лет так десять точно. А то и с самого рождения. Да и ты, кстати, тоже не родственник. Не рви жопу.              — Ты приедешь или нет?              Макс шумно выдохнул и сел в кресло, стараясь успокоить вмиг взбесившиеся мысли. Давно нужно было добавить номер отца в черный список, но до сих пор почему-то не сделал это.              — Зачем? Она не хочет меня видеть, и знаешь, это очень взаимно.              — Она сказала, что хочет поговорить с тобой.              — Я один раз с ней говорил уже. Мне хватило. А ты бы прекращал жалеть ее, пока твоя новая жена не ушла.              Смысла продолжать не было. Начнутся опять попытки вразумить, докричаться до здравого смысла, до понятия семьи. Смешно так. Сами все похерили, а теперь орут, ищут виноватого. Конечно. Конечно, это он виноват. Никто не сомневается. Такой плохой, отвернулся от семьи! Только почему-то молчал, что никакой семьи и не было. Никогда.              Впрочем, отец так не считал и не прекращал названивать, добиваясь неизвестно чего. Это он не знал, а вот Макс прекрасно понял, стоило только провести параллели. Может быть, они считают его таким идиотом? Или пытаются найти в нем ту самую любовь к семье? Ох, как он вас всех любит. Загрузил бы в поезд и отправил куда-нибудь с билетом в один конец. Желательно туда, где ни связи нет, ни условий жизни. Чтоб подохли, но без мороки с похоронами.              Телефон ещё несколько раз зазвонил, высвечивая номер, после чего Макс просто не выдержал и все же заблокировал отца.              Мысли, до этого лежавшие в голове по полочкам ровными стопочками, сейчас взлетели и рассеялись самым кошмарным хаосом. Забылись планы, то, зачем он вообще домой вернулся. Цеплялся пальцами за подлокотники кресла и делал дыхательную гимнастику, будто она могла помочь. Уже даже не то что спорт или алкоголь с сигаретами не справлялся, тут Алина почти бессильна. Макс так отчаянно цеплялся за мысль, что не может себе дать слабости и сорваться, прийти домой в таком состоянии и, не дай бог, обидеть ее. Не мог, потому и сидел до ночи в Хабе, ходил без дела по городу, пытался хоть как-то отвлечься после каждого такого звонка.              «Макс! Маме плохо! Макс! Ты посидишь с Соней! Макс! Мы же семья!»              Почему они так пытаются цепляться за то, чего никогда не было. Это какой-то голубой цветок. Бред фанатика, поэта-пиздострадальца. Он столько лет не был нужен ни ему, ни ей, но сейчас все так остро нуждаются в его внимании. Зачем? Столько раз задавал себе этот вопрос, отцу, бывшим, и никто не давал четкого ответа. Какие-то размытые туманные «патамушта».              Ладно. Она хочет увидеться? Хорошо.              Макс точно знал, зачем ехал в больницу. Воротило от одной мысли о запахе хлорки и медикаментов в палате. От белых стен и контраста жёлтой матери на койке. Отвратительная картина. Особенно взгляд. О, этот несчастный наигранный взгляд. Такой невинный, печальный. Лживый настолько, что хотелось, чтобы она поблекшие глаза закрыла уже и больше никогда не открыла.              В больнице не пришлось даже спрашивать номер палаты: Макс точно помнил, где лежит мать.              Фанерная дверь, немного приоткрытая, притормозила Кузнецова на минуту, может, меньше. Слышался тонкий смех. Детский. Такой беззаботный, что желчь, копившаяся за все время отношений с Алиной, начала рваться наружу.              Ухватившись за ручку, Макс распахнул дверь и шагнул в палату, глянув сразу на Макса. Мальчишка обернулся к нему, нахмурился и заметно стушевался под тяжелым взглядом.              Мать даже приподнялась с койки, выдавила улыбку:              — Макс…              — Выйди, — кивнул Кузя в коридор, не отрывая глаз от брата. — Глухой? Я сказал тебе выйти, — повторил он уже жестче, проходя ближе к койке. С каждым шагом брат хмурился все больше, пока мать сама не попросила оставить их наедине. — И дверь закрой с другой стороны.              Максим неприметной тенью выскочил из палаты и прикрыл дверь. А он, Кузя, долго стоял над койкой, едва сдерживая соблазн сделать что-то непоправимое. А ведь столько возможностей.              — Что это за цирк? Хотела увидеться? Я пришел. А теперь говори, что ты хотела.              Светлана Дмитриевна подтянулась на слабых тощих руках повыше к изголовью и болезненно сморщилась, быстро скрыв это.              — Хотела, — кивнула она, сложив руки на коленях. — Думала сама позвонить, но у меня нет твоего номера… — Откуда? Откуда ему быть, если ты так счастливо жила, не думая о сыне? — Ты ведь сам понимаешь, в каком я положении. Когда обнаружили рак, была уже третья стадия. Мне даже в операции отказали, потому что метастазы перешли на другие органы…              — Мне похуй. — Кузя лишь дернул верхней губой, вталкивая поглубже в глотку желание уйти. — Ближе к делу.              В глазах женщины мелькнуло непонимание и раздражение:              — Ты можешь просто выслушать меня?              — Могу, если ты перестанешь нести херню, которая меня не волнует. Хотя, знаешь, мне и так ясно, зачем ты хотела встретиться. Это из-за него, да? — указал Кузнецов на дверь. — Из-за твоего сына? И что ты хочешь? Чтобы я позаботился о нем? Присмотрел? Губу закатать не хочешь?              — Макс…              — Что?! — Все же держать в себе так долго негатив нельзя. Кузя отошел в сторону, рвано выдыхая. — Не знаю, может, у тебя счет за лечение огромный, или все-таки дело в твоем сыночке — меня это не касается. Ни одна твоя просьба мной исполнена не будет. Умоляй отца, знакомых, кого хочешь, но не меня.              — Я прошу не об этом. — Светлана Дмитриевна поджала губы и постаралась уловить взгляд сына. — Я только хочу быть уверенной, что Макс будет в безопасности.              — И? Почему ты меня об этом просишь? Если забыла, ты сама просила не трогать твою семью. — Обернувшись обратно к матери, Кузя подошел ближе. Она явно хотела что-то сказать, оправдаться, раз ее глаза так забегали. — Нечего сказать? А мне есть, причем очень много. Я не встречал в жизни более отвратительного человека, чем ты. Неприятно, да? — Губы скривились в ухмылке, когда мать закрыла глаза и сцепила пальцы в замок. — Ты почему-то забываешь, что бросила меня. Забываешь, как изменяла отцу. Как гнобила его, унижала, оскорбляла. Я помню каждую пощечину, которую ты давала ему за то, что он просил тебя не ходить по блядкам ради семьи. Тебе важна была семья? Нет. Тебе важен был сын или муж? Нет. Тебе было похуй. Я прекрасно помню, как мы с отцом вернулись, а ты трахалась с очередным ебырем. А потом плакалась всем вокруг, какая ты несчастная, муж на тебя кричит. А знаешь, еще что помню? Как ты психанула из-за того, что я просил тебя прийти на соревнования, и выкинула нахуй все мои медали. А потом сказала, что лучше бы не рожала меня. Я ведь тебе всю жизнь испортил.              Губы матери задрожали, и она поджала их, зажмурилась, сдерживая слезы. А у самого тошнота к горлу подкатила от воспоминаний. Люби родителей, они тебе жизнь дали. Как же.              — Что ты теперь слезы давишь? Я уже не тот маленький мальчик. Ты меня за ногу к себе не привяжешь. Ты для меня никто, и твой сын тоже. И знаешь, — Кузя едко усмехнулся и прошелся языком по верхним зубам, — может быть, если бы ты назвала его по-другому, я бы подумал. Но ты просто вычеркнула меня из жизни, поскакала по хуям и родила от кого-то себе нового Макса. У тебя есть только этот Макс. И как он будет жить, когда ты подохнешь, меня не ебет ни разу. Ты просила меня не трогать тебя? Я не трогаю. И ты меня тоже не трогай. Просто снова представь, что меня не существует. У тебя это хорошо получается. И от отца отъебись, он и так натерпелся от тебя. У него другая семья, в которой тебя не существует. Смирись с тем, что ты никому не нужна, как когда-то тебе никто не нужен был. Это бумеранг. Все дерьмо всегда возвращается, мама.              Больше добавить ему нечего. Она все равно вряд ли хоть что-то поймет.              — Максим! Постой! — Светлана Дмитриевна прикрикнула, когда сын развернулся на выход, но слова пролетели мимо, и дверь с хлопком закрылась.              На улице слишком душно — обещали дождь. В носу все еще сидел когда-то привычный, а сейчас такой мерзкий запах хлорки. Перед глазами стояло желтое осунувшееся лицо матери, ее впалые глаза и щеки. Ее надрывающийся голос. И лживые слова. Обидно. Злобно. Даже не от лжи, а от факта, что все считают его таким идиотом, что могут пробовать манипулировать чувством морали и вины. Пытаться продавить. Считать, что он всем должен. Это ведь смешно. Появиться, когда жизнь за жопу схватила, и пытаться наладить контакт. Никому этот контакт не был нужен столько лет, а сейчас что? Удобный вариант? Дойная корова? Попытка загладить свои косяки? Что?              Что ему надо делать? Бежать с распростертыми объятиями? Кидаться матери на грудь и плакаться, как он скучал, как ему жаль? Скучал. Но уже не жаль. Ни себя, ни ее, ни отца. Зачем все это надо было? Изначально зачем нужен был этот брак, сохранение беременности? Для чего? Отца отчасти он понимал. Хотел удержать любимую женщину. А вот мать… Золотая клетка. Жизнь с отцом строилась только на этом? Для какой цели, если несколько лет она его неприкрыто ненавидела?              Голова шла кругом, трещала в висках. Состояние само по себе поганое. Как всегда, после таких вот встреч. И эти встречи никогда хорошо не заканчиваются. Каждый раз упреки, крики. Он плохой, а все вокруг хорошие. Он жестокий, а они мягкие. Ему не садятся на шею, а они пожирают лапшу, которую друг другу вешают на уши.              А если такой плохой, если такой жестокий, если такой нравственный калека без чувства долга, зачем тогда вообще кто-то нужен? Зачем, если каждый считает свои долгом заглянуть, что там, как там, дать совет стать добрее. Хуйня ваши советы.                            Последние репетиции спектакля затягивались до вечера. Не по требованию Аллы Михайловны, а по желанию самих студентов. В самом начале идея казалась такой мутной, неясной, а теперь, когда все пробовали себя на сцене, лепили сюжет в единое целое, весь процесс завлекал. Подготовка стала отдушиной от учебы.              — Алина, я не могу… — Алла Михайловна сидела в первом ряду и теребила в руках носовой платок. — Что тебе сказать? Поешь ты прекрасно. И песня… Мне кажется, ты ее прям через себя пропускаешь.              Гладкая улыбнулась и выдохнула в микрофон, тут же отклонившись:              — Есть немного. Я просто очень эмпатичный человек, а тема беззащитности ребенка и так называемого Ставрогинского греха всегда актуальна.              — Да… Ох, ладно. Давай монолог Карениной.              — Угу, хорошо…              Алина отошла к краю сцены, настраиваясь. Когда учила отрывок, манера подачи менялась из раза в раз и почти никогда не устраивала. То слишком наигранно, то слишком плаксиво. Приходилось во всех красках рисовать в голове представления о муках женщины, которая так страстно желает найти любви хоть в ком-то. Старается, забывая про сына. Про дочь. Про мужа. Думает лишь о себе. Дети — сложно. Это не цветы жизни, но иногда спасение. Анна могла бы спастись, прими она свое материнство больше, чем желание быть кем-то желанной. От таких мыслей ненависть просыпалась только к Карениной, хоть автор просил не судить. Но все судят, и все судимы.              Монолог пришлось прогонять несколько раз. То Алина запутается, то интонация не та, то взгляда не хватает.              — Вот! Вот это то, что надо! — Алла Михайловна поднялась и подбадривающе сжала кулак. — Вот этот взгляд твой, будто ты всех тут ненавидишь — запомни его. И когда будешь говорить, смотри на первые ряды. Прямо в глаза, потому что… — Она развернулась к залу и сцепив зубы прошептала: — И все ненавидят друг друга. Понимаешь? — И обернулась обратно. — Ты к залу обращаешься. Они тебя ненавидят, и ты их ненавидишь. Ты себя ненавидишь.              — Да, я поняла. Буду держаться за такие мысли. — Еще бы найти эту ненависть к кому-нибудь.              Ближе к восьми репетиция закончилась. И сил после нее не осталось не то, чтобы билеты учить, тут до дома хотя бы добраться. Хорошо, что в наше время есть такси.              Прогон монолога точно наложил отпечаток. Не ненависть, но раздражение ко всему вокруг еще где-то подвывало. Вроде и хорошо все, а под лопаткой колет, и в желудке болит.              В квартире встретил только Сириус, хотя Макс точно был дома. Все ключи на полке. Как бы не царские палаты, поэтому искать долго не пришлось.              Алина скинула сумку на кресло перед туалетным столиком и прошмыгнула в кабинет. Макс без особого внимания листал варианты помещений, когда она подкралась, стянула с него наушники и чмокнула в щеку.              — Я дома, — улыбнулась она, все еще прижимаясь губами к щеке. — Голодная как волк. Закажем роллы? Умираю, как хочу…              — Закажи.              Кузнецов без энтузиазма отозвался и отклонил голову, отлепив от себя губы девушки. Придвинулся ближе к столу и передал свой телефон, перед этим разблокировав.              — Все хорошо? — Гладкая потянула кресло за спинку и развернула к себе Макса лицом.              — Нет, все нормально. Я работаю. Закажи себе роллы, я не буду.              Не такой прием она, конечно, ожидала. Ну не хочет, и не надо. Полезла в доставку, случайно ткнула на контакты, потому что у Макса не рабочий стол, а хер пойми что. Все не так, как у нее. Уже хотела смахнуть все это дело, но глаз зацепился за последний контакт, выделенный красным цветом.              — Макс… — Алина тяжело выдохнула, прошла к столу и прижалась к нему поясницей, требуя к себе хоть каплю внимания. А заполучив, сразу сложила два и два. — Ты говорил с родителями?              — С матерью. Все нормально, — отмахнулся он.              — Что нормально-то? Ты выглядишь так, будто тебя побили. — Ответа не последовало. — Ладно… — Вздохнув, Алина отложила телефон и вышла в спальню, прикрыв дверь.              И аппетит сразу пропал, и настроение к нулю скатилось.              Сложно с ним. Держать все в себе не выход, она столько раз это говорила, но, кажется, просто так. Это ведь очень странное чувство… Не обида, а какое-то недоверие? Она никогда его не осуждала. Только в случае с Соней, но она ребенок, который вообще ни в чем не виноват. Но тут ведь совсем другое. Да, он запрещает поднимать тему его семьи, но когда приходится видеть его в таком состоянии, вспоминать, как он жег себе руки… Это неправильно.              Макс почти до ночи не выходил, и Алина не решалась лишний раз лезть. Заняла себя приготовлением ужина, игрой с Сириусом и парочкой билетов. А когда Кузнецов выполз в гостиную, а потом на кухню такой же мрачный, стало ясно — не отпустило.              — Заварить тебе чай? — предложила Алина, сразу поднявшись с дивана.              — У меня руки есть. — Его холодные ответы убивают больше, чем само состояние.              — Я просто предложила…              — Я просто ответил. — Макс безразлично хмыкнул, набирая воду из фильтра.              — Что я такого сказала? Почему ты так со мной разговариваешь?              Стало так обидно… Так грубо отвечать на простое предложение и попытку заботы. Вы меня извините.              — А я что такого сказал? — Привалившись к столешнице, он окинул взглядом Алину и в пару глотков осушил стакан.              — Не надо на меня срываться. Я тебе ничего плохого не сделала. — Гладкая проглотила комок обиды и прошла на кухню, встав рядом с парнем. — Что случилось?              Макс долго смотрел в ее требовательные глаза, а после только пожал плечами и кинул коронное «Ничего».              — Максим… — Алина уже чуть не взмолилась. — Ты опять начинаешь?              — Что я начинаю?              — Отталкивать меня.              — Тебе кажется.              — Нет! Как только я пытаюсь узнать, что случилось и как могу помочь, ты просто отворачиваешься от меня.              — А ты не пробовала не делать этого? — Вышло слишком ядовито, и девушка даже отшагнула, хмурясь. Как удар под дых.              Вновь проглотив, Алина на несколько секунда закрыла глаза, собираясь, и открыла снова:              — Мы можем просто поговорить? Я же вижу, что тебе плохо. И мне тоже от этого плохо. Ты можешь просто рассказать, что произошло, или то, что чувствуешь. Я просто хочу, чтобы тебе стало легче.              — Только меня забыла спросить, нужны мне твои утешения или нет. — Макс с грохотом отставил стакан и пошел обратно в спальню.              А Алине будто трижды пощечину дали. Причем сильные, наотмашь. И эту обиду, как бы она ни старалась, проглотить не получилось. Почти в лицо плюнули. Отмахнулись, как от мухи. И это так ранит — все эти случайно брошенные слова. Не лезь. Не твое дело. Тебя не касается. А что тогда касается? Кто они тогда друг другу? Просто знакомые? Соседи? Кто?              — Я не могу! Почему нельзя поговорить со мной?! Я не осужу тебя, не оскорблю! Почему ты всегда меня отталкиваешь, когда я хочу помочь?! — Она остановила его у двери, развернув к себе лицом за локоть.              — Мне не нужна помощь! Ясно? Я не пацан и сам могу справиться. Как-то прожил двадцать семь лет и в петлю не залез. Мне не нужно промывать мозги, говорить, что нужно быть мягче, успокоиться. А ты делаешь именно это. И меня это пиздец как бесит! Ты считаешь, будто твое «все будет хорошо, я рядом» что-то весят. Но это просто слова! Это как на рану подорожник приложить!              — Я тебя поняла.              Алина едва сдержалась, чтобы не продолжить умолять его поговорить. Умолять. Его. Зачем? Ему не нужно. Значит, ей тоже. Прекрасно.              — Надо было сказать это намного раньше. Ещё тогда, когда я позвонила тебе после твоего разговора с отцом. Не надо было просить меня приезжать, если тебе это не нужно. Ты сказал, что не хочешь тратить на меня время. Я тебе скажу то же. Я не хочу тратить время на человека, который играет в одни ворота. Ясно? Я хочу отношений. Если ты не готов был довериться мне, то не нужно было и начинать. Это не отношения. Это просто возможность потрахаться и хорошо провести время, а потом просто сказать: «Да пошла ты нахуй, дорогая. Ебал я в рот твою помощь».              — Я говорю не об этом…              — А я об этом, — пресекла Алина его попытки в очередной раз оправдаться. — Это ни первый раз, ни второй. Это повторяется из раза в раз. Я вижу, как тебе плохо, и стараюсь хоть как-то помочь. Больше не буду.              — Господи, ты можешь просто успокоиться?              — Единственный, кому нужно успокоиться — ты.              Не хотелось больше ничего слушать. Достаточно услышано, достаточно сказано. Не нужно — не надо. Он не бьётся в закрытые двери, она тоже больше не будет. Устала. Сколько можно просить?              Тело брала дрожь больше от злости, чем от обиды, но слезы все равно накатывали. Алина мужественно смаргивала их, не давая больше ни шанса эмоциям. Было приятно с ним. Весело. Комфортно. Тепло. Уютно. Но без отношений.              Чтоб ещё раз…              Макс капал на мозги, когда она собирала вещи на первое время в рюкзак. Остановить не пытался и, видимо, не очень-то хотел. Только задержал в гардеробной, не давая прохода.              — Отойди, — отчеканила Гладкая, скрипнула зубами. — Отойди, или я ударю тебя.              — Послушай, я не хочу тебя отталкивать. Просто дай мне время выдохнуть.              — У тебя времени теперь предостаточно. Хоть обвыдыхайся.              С нажимом толкнув в плечо, Алина все же освободила себе путь. В прихожей взяла поводок и подозвала Сириуса.              — Тебе все равно собака не нужна.              — Не нужна, — эхом отозвался Макс, мрачной тенью привалившись плечом к стене у входной двери.              — Вот и отлично. Тебе вообще никто не нужен. Оставляю тебя в любимом одиночестве, потому что меня, блять, вообще ничего не касается! Остальные вещи заберу потом.              Уже около подъезда вызвала такси, а в ушах все ещё гремел тот хлопок дверью. К черту! Все его красивые и трогательные слова, что она помогает ему — пустой звук. Все ложь.              Водитель немного проворчал, что нужно было предупредить, что будет ещё животное в салоне.              — Вы можете просто меня отвезти? Я оставлю вам чаевые на чистку салона, — не сдержалась Алина, нажимая на самый важный контакт. Сириус будто все понимал, тихо уложив голову на колене, заглядывал на хозяйку снизу вверх. — Мама. — И от теплого голоса в трубке эмоции пробили баррикаду самообладания, выпуская слезы. — Мама… Я его ненавижу…