Чем меньше женщину мы любим,
Тем легче нравимся мы ей
В больницу в тот день и правда приехало все семейство. Удивительно, что бабулю с деревни не привезли. А тут все: Никита, Ева, Вика, мама, папа и Макс. Все перепуганные. Мама вообще чуть ли не в обморочном состоянии. Папа с братом, как всегда, хмурые в присутствии Кузнецова, хотя чуть позже отец все же предложил выйти с Максом в коридор и что-то обсудить. А чтобы Алина сильно не переживала, Ева начала ее закидывать новостями за прошедший день. Начиная с того, что Алла Михайловна все же составила точный ход сюжета спектакля и заканчивая тем, что преподавательница передала Алине привет и пожелания скорейшего выздоровления. И пусть не волнуется по поводу пропусков, у нее, в отличие от некоторых одногруппников, выступление хорошо подготовлено. А насчёт пар она даст индивидуальные задания, чтобы могла выполнять их дома. Прямо лапочка, а ведь в начале года казалась невероятно строгой женщиной. Тем временем Гладкой-старший все пытался добиться от Макса соглашения. — Я видел счёт за лечение, — нахмурился Сергей Иванович. — Мне наличкой или переводом тебе отдать? — Не надо ничего отдавать. Главное, что с Алиной все хорошо. Сергей Иванович — человек принципа, и не отступал, настаивая на том, что в долгу не хочет оставаться. Зная Алину, как она иногда наплевательски относится к своему здоровью, он был особо благодарен, что кровотечение смогли быстро остановить. И что Макс не повез ее в госполиклинику. Сидели бы там до турецкой Пасхи. Все же, не добившись того, чтобы Макс принял хотя бы половину потраченных денег, Сергей Иванович сдался и просто пожал краба. Даже сказал, пусть и очень сухо, что Кузнецов — хороший мужик. А потом выписали домой, перед этим ещё раз напомнив, что от сексуальной активности придется воздержаться. И от спорта. И от вкусной гадости. Короче, от всех радостей жизни. Сиди, крестиком вышивай и не дергайся. День рождения Макса прошел спокойно. В большей степени благодаря Алине, потому что он планировал уйти в короткий запой с друзьями. Пришлось отложить на потом, когда ей станет легче, чтобы уже всем вместе собраться. Ну получилось вот так, зато Алина загладила неприятность подарком. Зная, насколько Макс, на самом деле, в душе мальчишка, не купить ему вертолет на радиоуправлении — грех. Он в тот же вечер запустил его, когда гулял с Сириусом. Радовался и правда, как мальчишка. И как мужчина довольно лыбился, поглаживая пальцами кожаный ремень. Почему-то показалось, что ему это понравится. И понравилось. Как и деревянные паззлы с изображением красных ягодиц. Алина, когда заказывала это изображение у мастера, старалась изо всех сил не дать подумать, что это ее жопа. Зато Кузя сразу признал. И с надписи внизу посмеялся: «Есть кобылы, которым по душе грубая ласка». Слишком уж сильно Макс ассоциировался у нее с Эредином. А его цитата стала неким лозунгом в паре. Собрали паззлы вместе, теперь стоит картина у него в обители. И вроде все даже не так плохо. Преподаватели в большинстве своем очень лояльно отнеслись к ситуации, кто-то даже предлагал, если придётся, провести экзамены для Алины отдельно. Либо дистанционно, либо поставить неявку по болезни, чтобы попозже без хвостов все просто досдала. Гладкая же заверила, что все не так плохо и на экзамены она точно придёт. А пока выполняла задания из дома, хотя врач разрешил ходить в универ через пару дней. Но, пока есть открытый больничный, нужно пользоваться случаем. Классно, если не считать, что, когда они ложились спать, хотелось не просто обниматься и целоваться. И не просто смотреть друг на друга в течение дня, как дураки. И хочется, и колется. Спокойно было, пока Макс был на работе. Его не видно, и желания какого-то сильного нет. А как появляется на пороге… Грустно. Учеба, конечно, отвлекала, но не особо сильно. Большинство похожих заданий Алина находила в интернете и делала по аналогии. Старалась отвлечься книгами из списка литературы, обязательной для экзаменов. Сериалы иногда поглядывала. Причем либо мультфильмы, либо совсем детские, либо отбитые. Что-то романтическое не могла. До этого — пожалуйста. А сейчас, когда им на медицинском уровне запретили развлекаться, хотелось очень сильно, и всякие интересные моменты на экране разжигали желание одним щелчком. Запретный плод сладок, как говорится. Даже игры их ушли пока что. Алина не понимала, как может быть связана порка и яичник, но Макс категорически отказывался от любых воздействий. Говорил, что не хочет тревожить ее эмоциональное состояние, гормоны. Пусть организм спокойно восстанавливается. Мог только легко играючи шлёпнуть или перед сном похлопать по заднице. И не сказать, что Алина записала себя в мазохисты. Вообще, надо признать, что ей намного больше нравилось причинять боль, чем принимать. Кусаться нравилось, царапаться. Иногда так хотелось укусить Макса или ущипнуть, хоть что-нибудь! В такие моменты чувства Алину захлестывали с головой, и она не могла никак по-другому выразить их, кроме как болезненным воздействием. С его стороны действий хотелось, только чтобы хоть как-то ощущать эту эротическую составляющую и романтичный лейтмотив игривого неравноправия. Просто быть ближе. Она все ещё не понимала, как люди живут темой. В смысле, прям в лайфстайле. «Я спрошу у мужа, парня, попочки, мамочки, девушки», — эм. Каждый дрочит, как он хочет, и Алина старалась не думать о том, как это делают другие. Ей нравилось играть. Позволять себе на время стать ниже. Из нее плохая нижняя, да. По крайней мере, по стандартным «нормам» БДСМ, когда низ — самый настоящий робкий омежка. Одно дело, когда ты понимаешь, что человек действительно опытнее тебя, больше знает, но вот прям так, совсем с головой уходить куда-то туда, слушаться, отпрашиваться… В такие моменты Алина вспоминала свою «женскую натуру», с которой приседала в зале с большим весом, когда ей мужики говорили, что женщина должна делать только кардио. И когда дралась с братом. Не играючи, а на смерть. Или вспомнила свою злопамятность и желание сделать ещё больнее за обиды. Вот такая суровая дама, которая почему-то сильно дуется, когда Макс поднимает на нее голос. Обижается и одновременно ищет вокруг что-нибудь тяжелое, потому что: «Не кричи на меня, я девочка!» По всем «стандартам» БДСМ, особенно форумских, Алина не нижняя, а позер. Ну и похуй, зато ее любят и видят в ней личность. Может, Макс тоже позер? Ну точно! Вот знающие люди пишут, что верхний не должен жалеть нижнего. Пороть так, чтоб прям больно. Наказывать. Контролировать. Ходить в костюме, в лакированных туфлях, чтобы нижний их вылизывал… Алина даже сейчас отклонилась от телефона, вновь штудируя форумы, и заглянула в обитель Макса. Сидит в спортивках, футболке, играет в варзону. Очень по-доминантному, да. Особенно те фигурки фанко поп и наборы Лего на полках, ага. Серьезный и очень грозный мужчина. Да. Их по-любому какой-нибудь трушный тематик назовет позерами. Она — слишком активная нижняя, а он — слишком мягкий верхний. Почему-то всех так волнует жизнь других. А то, что Алина осуждает пары, где прям жесть тема — это другое. Вы не понимаете. Будто вы не осуждаете кого-то. Ну вот правда. Вот один пишет, что он женат, но у него есть другая нижняя. Жена — куколд? Там свои тараканы, свои законы джунглей и свой Акела, но все равно. Если Макс… Не если. Его просто не будет. Хотя бы в ее жизни. Делить человека, тем более в сексуальном плане — жесткое табу. Если только с Русланом. Уж очень у них тонкая и трепетная любовь друг другу. К слову, о позиции верхнего, серьезности и всего такого. Вы видели, как они орут Дору в караоке? А как борются, упираясь лбами? А как играют в догонялки? Два взрослых мужика бегают друг за другом, да. А как они пародируют их с Элей? Берутся за ручки и вприпрыжку скачут вперёд, пискляво хихикая. Кто сказал, что верхний должен быть каким-то определенным? Следовать каким-то там правилам, кодексу. Когда чувствуешь, что тебя любят, уважают, желание, пусть иногда, но все же быть послушной само возникает. Для этого не нужно показывать свою «доминантность». Достаточно быть достойным мужчиной. И этому не мешает то, что детство может играть в нем лет до пятидесяти. А то и до самой старости. Он такой, она такая. Всех все устраивает. А вот эти вот важные хуи бумажные, которые заявляют, что нижний — раб без мнения, имени и жизни в целом… Вот должно быть плевать на них, но все равно цепляет и хочется написать в ответ, что их патриархат тематический кончится, как только женщина схватит за яйца. Просто таких в их жизни ещё не было. Бесят. Да, бесят. Дайте осудить. И не осуждайте за это! На самом деле, даже завидно! Кто-то может спокойно и сексом заняться, и потемачить, поиграть. А они. Нет, не они. Он. За эти дни так он бесит своей правильностью. И руки не тянет, и пошлые шуточки не отстегивает, и вообще примерный мальчик. Законопослушный гражданин, ага. Бесит! И главное, ничего не сделаешь. Во жизнь. Сидит, играет. На работе пропадает. Будто специально ее не замечает. С тяжелым грузом на душе Алина поднялась с кровати и на долгий момент остановилась в дверях обители Макса. И сколько это будет продолжаться? М? — Макс. — Надежда, что ее услышат через наушники, рухнула. Недовольно цокнув, Гладкая подошла уже к креслу и опустила ладони на плечи парня. На экране уже не игра, а отчетная сводка в Экселе. Ну и ладно, зато Кузнецов быстро среагировал, снимая наушники. — Да, кис? — задрал он голову, тут же зажмурившись от чмока в лоб. — Мне скучно. Давай что-нибудь посмотрим вместе? — Сверю расходы, и я весь твой. Хорошо? — Я хочу сейчас. — Кис… — Ну мне скучно! Удели мне хоть несколько минут внимания! Кузя, качнув головой, потянул Алину за руку, чтобы та встала прямо перед ним, и обхватил за бедра: — Я закончу работу и приду к тебе. Уже чуть-чуть осталось. Мягко стелет, как же. Но его ласково-требовательному взгляду перечить не хотелось. Чуть-чуть так чуть-чуть. Алина говорила о том, какой он пиздун? Понятие «чуть-чуть» у них определенно совсем разное. Ожидать его больше часа — это что за выступления вашего Кузни, а?! И он ведь даже не шевелится, не чешется закругляться. Ты погляди на него. Раз уж простые просьбы на него не действуют, значит, надо переходить к атакам. Отвлекать по полной. Макс вновь натянул наушники и сгорбился перед экраном, когда Алина пробралась в кабинет. Сначала резко схватила за плечи так, что Макс вздрогнул, но, мельком оценив отсутствие опасности, вернулся к работе, вновь пообещав, что скоро освободится. Тогда в ход пошли ногти. Легонько царапнула по шее, наблюдая потом, как кожа покрывается мурашками. Ущипнула за шею, получив в ответ недовольный шик. Во как. Война, значит. Гладкая забралась на соседнее кресло и подтянулась к Кузе. Сначала несильно тыкнула в бок, потом попыталась пощекотать. Видимо, игривый режим нужно было выключать, когда Кузнецов снял наушники и оставил их болтаться на шее. — Я тебя сейчас выпорю, — предупредил Макс, когда царапки и попытки Алины его защекотать уже надоели. Он даже не боится щекотки, но сунуть ногти ему под ребра, кажется, дело принципа. — Успокойся, дай мне закончить, — выдохнул он, сверяя экселевские таблицы. Алина все продолжала тыкать его в бок. — Так. — На минуту оторвавшись от работы, окинул девушку строгим взглядом. — Принеси-ка сюда гречку. Алина тут же отсела и скрестила руки на груди, насупившись. — Проблемы со слухом? Мне пойти самому? Тогда добавлю ещё десять минут. — Потом будешь ее же есть. — Расстроенно хмыкнув, Гладкая поднялась с кресла, ушла в спальню и рухнула на кровать. Макс закатил глаза и оттолкнулся от стола, прокатившись к двери: — Иди сюда. — Не хочу. — Алина… — Отстань! — рявкнула она, схватила телефон и ушла в гостиную, хлопнув дверью. Кузя вообще ничего не понял. Но сделал глубокий вдох и пошел следом. Ну что такое? Не на весь вечер же он в этих таблицах. — Что случилось? — Ничего. — Алина лишь щёлкнула чайником и даже не взглянула на парня. — Иди работай. — Я скоро освобожусь. — Макс обнял ее со спины и крепко сжал в руках. — Пусти. — Да что с тобой? Что тебе неймётся, женщина?! — Интересный такой. Если бы я сама знала, чего хочу, знаешь, как мне легче было бы жить? Мне скучно, вот и все. Ничего нельзя, ты все время занят. — Ты сведешь меня с ума… Хорошо. Пойдем в кино, как только я закончу, идёт? — Не хочу. — Ес кез сирумем, Аревыс… — Что ты сказал? — Что откушу тебе жопу, если будешь капризничать. Алина лишь хмыкнула. Будто из всего сказанного он хоть что-то сделает. — А что тогда? — развел руками Макс. Что творится в этой рыжей голове, он порой совсем не понимал. — Ничего. Иди работай. Да что это такое? Неужели воздержание так сказывается? У него так крышу не рвет, а должно быть как раз наоборот. И это «наоборот» сейчас очень напрягало. Скучно ей. Эта ведь корневая проблема. Скука. Отчего-то даже смешно стало. Наверное, Макс почувствовал себя Вангой в этот момент, потому что еще тогда, в декабре, пророчил что-то такое. Что один меленький повод, один косячок, и Алине станет неинтересно. Конечно, это лишь одна догадка, которая, несмотря на свою маленькость, Наполеоном поджигала все новые и новые мысли. И в придачу то, что Макс даже в какой-то степени почувствовал себя использованным. Развлекай, хорошенько трахай и не делай глупостей. Глядя на недовольное и мрачное выражение лица Алины, лезть к ней и пытаться раздобрить как-то вот совсем не хотелось. Она тут не одна страдает так-то. Вчера ничего чудесного так и не произошло. Перед сном Макс, конечно, попытался обнять девушку, но после того, как она отвернулась и отодвинулась к краю, только выдохнул и решил просто поспать уже. Утром Алина тоже дулась, хоть и проснулись они все же в обнимку. Впрочем, дулась не так уж и сильно. С бурчанием под нос приготовила завтрак, а потом демонстративно закрылась в кабинете, уйдя в учебу. А ему на это как реагировать? Смеяться, плакать или куда? Хотя бы Сириус мозги не делал. Почти как послушный мальчик прогулялся и весело махнул хвостом на прощание, провожая на работу. Антон и Кира стали уже почти родными в стенах Хаба. Алина после болезни отбыла тут всего месяц, а потом попросила отпуск из-за учебы. Совсем не успевала. Сейчас уже рвалась в бой, но теперь Макс не пускал, настаивая на полноценном отдыхе. Поэтому когда-то временные работники стали вполне себе постоянными. Вдвоем они прекрасно сдавали смены друг другу, и Кузнецову кроме как за выручкой и документацией посещать и не нужно — в перерывах между разъездами по другим филиалам иногда мог остановиться поболтать. А в нынешней ситуации даже приходил на полноценную смену, потому что находиться дома бок о бок с Алиной — невыносимо. Смотреть на нее и держать руки в карманах, буквально держаться зубами за воздух и со слезами дрочить в душе — кайф. Не жизнь, а сказка. Он даже добавил себе времени в зале, чтобы после тренировки покататься на матах и отработать пока еще незабытые приемы. Помогало ли железо и махание руками с ногами справится с напряжением? Ну как вам сказать… На первое время. Вплоть до момента, когда перед сном обнимал Алину. Это бабам надо час настраиваться, а ему одного взгляда хватает. Поэтому всякие негативные мысли предпочтительней держать подальше от дома. Вчерашний день тому подтверждение. Первые несколько часов Макс чиллил в комнате отдыха, залипая во вторую RDR на плойке, а после сменил Антона, когда надоело играть в виртуальный покер. Так сказать, пост сдал, пост принял. Днем в будни народу немного, а иногда вообще никого, зато к вечеру такой наплыв, особенно сейчас, когда до мая остались считанные дни, а там уже праздники. А там уже природа. А там уже шашлыки. А там уже пиво. За пару часов дверь музыкально пиликнула всего пару раз, впустив и выпустив нескольких посетителей. Все остальное время Макс сидел за баром и листал то тикток, то инсту. Новая публикация от Ali.Merigold06 даже немного смахнула тоску с плеч. Алинка вновь красовалась перед зеркалом в гардеробной в его футболке, а вместо подписи к фотке оставила лишь смайлик в виде сердца, пронизанного стрелой. Это от любви к себе или к нему? Вновь запевшая дверь заставила смахнуть инсту с главного экрана и отвлечься от телефона. После уже вперить взгляд в посетителя так, что аж моргать не получилось. Зато внутри сначала подпрыгнуло удивление, а через секунду все поджалось под гнетущим неловким молчанием. Его молчанием. И молчанием посетителя. Татьяна Владимировна собственной персоной. Вот новый поворот, и мотор ревет. Что он нам несет — пропасть или взлет? Что там поворот несет, Макс не знал, но то, что у него сердце куда-то в желудок упало, — факт. Многие сюда заходят. И пацаны с района, и лэди на шпильках, и люди разной ориентации, даже несколько раз заглядывали открытые тематические пары. В общем, куча народу, причем разношерстная. Но чтобы по чистой случайности заглянула мама Алины… Этого он даже в кошмарах не представлял. Вернее, как. С одной стороны, какое ей вообще дело до его бизнеса? Главное, что деньги зарабатывает. А с другой — тут, вообще-то, дочь ее работает. Макс даже с неожиданности схватился за бар и вскочил со стула, привлекая скрежетом ножек о кафель внимание женщины уже к себе. За все время отношений Татьяна Владимировна казалась Кузе очень и очень тактичной женщиной. Настолько, что всякие едкие слова и фразы можно было услышать только в подкастах. В жизни она филигранно фильтровала мысли и действия. И сейчас — Макс мог дать руку на отсечение, что в первые секунды она чуть не рухнула на пол — взяла себя в руки. Глубоко вдохнула, кивнула, будто одобряя, и, перехватив сумочку другой рукой, процокала невысокими каблуками к бару. — Вот я увидела, где работает Алина, — улыбнулась Татьяна Владимировна одними уголками губ, — а то она всегда отговаривала меня, хотя столько раз мимо проходили. Здравствуй, Максим. К желудку и язык провалился. Нервная дрожь прошлась по коже неприятным холодком, который хотелось бы списать на сплит, но нет. Кажется, от волнения даже лицо покраснело. — Добрый день. Пива? — сходу предложил Кузнецов, не успев одуматься. — В смысле, вы тут как оказались? То есть что вас сюда привело? — Я лучше воды. Можно? — Татьяна Владимировна с идеальной осанкой прошла к холодильнику и вопросительно обернулась к парню. — Конечно. Берите. Вцепив с самого низа бутылочку боржоми, многоуважаемая дама вернулась к бару и забралась на табурет: — У нас в офисе проводку замкнуло, сработала пожарная сигнализация, и отдел отпустили раньше. У нас офис недалеко отсюда. — Татьяна Владимировна старательно боролась с крышкой, зажимая ее изо всех сил, но так и не открутила. — Без мужских рук не обойтись, — подвинула она бутылку к Максу, и в его пальцах почти сразу же послышалось шипение лопающихся пузырьков газа. — Благодарю. Значит, нас отпустили, и я решила наконец заглянуть. Необычно. Я бы сказала, даже интересно. — Вы не подумайте, это просто декор такой. — Макс постарался держать лицо, наблюдая, как женщина с любопытством разглядывает зал. — Ничего такого. Просто маркетинговый ход. — Я же еще ничего не сказала. — Да это я так, на всякий случай. Чтоб вы не думали, что Алина тут чем-то занимается. — Зная Алину, она «чем-то таким» и без декора может заниматься. — Попытка отшутиться и разбавить атмосферу, пока Кузя совсем уж не побледнел, прошла успешно, и его поза стала несколько расслабленной. По крайней мере, плечи опустились. — Она говорила, что у тебя в филиалах интересная обстановка, но я не думала, что настолько. Смело. Очень смело. Хотя я могла догадаться, что без изюминки в маркетинге бизнес не приносил бы таких доходов. — На это Макс благодарно склонил голову. Что есть, того не отнять. — А как там Алина? Она утром звонила. — На меня жаловалась? — Нет. — Татьяна Владимировна задумчиво окинула взглядом парня. — А ты что-то сделал? — Я? Нет. — Точно? Может, она тебе надоела? Может, мне ее домой забрать? — Мне кажется, это я ей надоел. Меня все устраивает в ней. Макс про себя усмехнулся, вспоминая уже несколько попыток Татьяны Владимировны вернуть дочь домой. — Бытовуха съедает романтику. — Да при чем тут бытовуха? — Как же? Вы же почти круглые сутки вместе. Конечно, это поднадоест, причем быстро. Особенно если вы два темпераментных человека. Я поэтому и была против вашего сожительства. Вы — два лгуна. Я отпускала дочь на две недели, а она у тебя там уже почти прописалась. — Что ж мне теперь выгнать ее? Татьяна Владимировна не сдержала короткий смешок. Отставила в сторону бутылку и склонила голову, разглядывая парня. Вкус у дочери хороший, этого не отнять. Генетика. — Алина жаловалась, что из-за операции ей запрещены все удовольствия жизни, — усмехнулась она, прокручивая на безымянном пальце обручальное кольцо. — Диета, постельный режим, минимум активности. Говорит, ты ее залюбил. Чуть ли не углы начал поролоном обивать. — Вы вообще представляете себе, как я испугался в тот день? — отчего-то напрягся Макс, помрачнев. — Алина вообще не думает о своем здоровье. Если бы мы тогда не приехали в больницу, началось бы воспаление. Конечно, я переживаю. Ей сказали никаких сильных физических нагрузок, а она через два дня уже решила, что может заниматься спортом хотя бы дома. Говорят не принимать горячий душ — она лезет в кипяток. С ней не только углы обить можно, но за ногу к батарее привязать, чтобы ничего такого не выкидывала. У нее ведь правда наплевательское отношение к здоровью. Показалось, будто он говорил это просто так, впустую. Потому что Татьяна Владимировна привалилась к бару грудью и подперла голову рукой, почти мечтательно разглядывая недовольного ворчащего Деда. В этот момент она действительно поняла, почему дочь записала его в телефоне именно так. Молодой на вид, зато какой ворчливый дедовских характер. Но что-то в этом цепляло. Как женщина, познавшая жизнь еще в далекой юности, уже поняла, что именно, и радовалась, что Алина в состоянии выбирать себе достойных партнеров. По крайней мере, сейчас. — Не знаю, может, действительно залюбил, — отмахнулся Макс. — Вот вы, как женщина, объясните мне, почему у вас пропадает интерес к мужчине, когда он начинает ну… Скажем так, проявлять свои чувства? Это какой-то азарт? Желание иметь больше поклонников? Или что? — Это глупость и не более. Но сразу оговорюсь, что Алине не ты наскучил, а на нее давит вся эта ситуация. Ты же сам знаешь, что она, как сраный веник, носится. А сейчас сидит в четырех стенах. Могла бы, конечно, пойти в универ, но Алина и учеба… Это что-то несовместимое. Макс даже кивнул последнему утверждению, вспоминая, с каким нежеланием она готовилась к зимней сессии, а к летней еще даже билеты не открывала, хотя надо бы уже. — А про глупость можно поподробнее? Так, чисто для общего развития. — О, это надо этологию вспоминать, отношения мужчины и женщины, иерархию… — Вы спешите? Я готов послушать ваши мысли. Из всех известных мне психологов вы единственная, кто озвучивает проблемы и причины доступным языком. — Мягко стелешь, Максим, — цокнула Татьяна Владимировна. — Ну ладно. Будет тебе подкаст в лайф режиме. — Я весь внимание. — Макс опустился на стул, сложил руки на баре, как примерный школьник. — Знаешь ведь цитату Пушкина из «Онегина»? Чем меньше женщину мы любим… На самом деле этот «феномен» отображен в большом количестве анекдотов и историй, что женщина ищет себе волевого мужчину, а потом делает из него тряпку. Это происходит повсеместно, когда мужчина, скажем так, с характером влюблен в женщину и всячески показывает, что другие его не интересуют, а она к нему теряет интерес. Как так получается? С точки зрения этологии все очень просто. У нас есть иерархическая пирамидальная структура общества. Все самое вкусное получают так называемые альфы, самые сильные. Они имеют лучшие куски пищи, места для отдыха и возможность продолжить род. И я имею в виду, что у них в расположении не только лучшие представительницы, но имеют еще и наибольшее число контактов. Почему? Потому что геническая репродуктивная программа мужчин заряжена на то, что он должен оплодотворить как можно больше самок, кто-нибудь, да выживет. Женщина так не может, потому что природой аборт не предусмотрен, и она вынуждена выбирать из всех мужчин самого лучшего. Она не может зачать от некачественного самца. — Извиняюсь, что перебиваю. Но вы реально считаете, что наше общество устроено рангами? — вклинился Макс, размышляя над словами. — Конечно! Это давно доказанный факт. К чему это приводит? — продолжила Татьяна Владимировна. — К тому, что на самой верхушке у нас есть всего двенадцать процентов от всего количества мужчин, у них, как я уже сказала, не просто лучшие женщины, но и большее количество половых контактов. При этом им ничего делать не нужно, выбирает всегда женщина. А ее генетическая программа обязывает смотреть на наиболее жизнеспособного самца. Именно поэтому часто от женщин можно услышать, что мужики перевелись, выйти замуж не за кого. При этом число мужчин и женщин репродуктивного возраста примерно одинаковое. Но наши стенания постоянные. Почему? Да потому что все, что ниже этих двенадцати процентов, нас не интересует. Но у нас разговор другой. Почему, если вдруг такой альфа понимает, что он влюбился в одну женщину, всячески пытается это ей показать, начинает считаться с ее мнением. А она к нему вдруг охладевает. Казалось бы, парадокс, столько потрачено сил, чтобы его заполучить, а тут раз — и все. Но никакого парадокса нет. Причина в большей примативности женщин. Мы больше живем эмоциями, а вы, мужчины, более рациональны. А вторая причина в модели поведения. Кто такой альфа? Мало того, что это тот человек, который находится на самом верху, он еще наделен моделью поведения, которая из его ранга в обществе вытекает. А именно? В первую очередь, он ведет себя так, как человек, который не боится потерять свою женщину. Потому что у него их много. Он не бегает, не признается в любви. Ему не надо напрягаться. И вот представь, что женщина встречает такого мужчину и он начинает признаваться в чувствах, быть мягче. Он начинает проявлять модель поведения омеги. Низкорангового самца. Потому что именно омега готов все сделать ради любимой, хоть ноги целовать, хоть песок, по которому она ходила, терпеть унижения, измены, только бы она рядом была. И женщина, будучи в среднем! — более примативной, чувствует, что что-то не то. А любовь-то пропала. А почему? А потому что любой женщине нужен альфа. И как только он начинает демонстрировать поведение омеги — если у женщины не хватает ума это понять и просчитать — она ведется на поводу у своих эмоций. А если ведется, то эмоции ей говорят, что такая модель поведения свойственна омеге, ей такого не надо. И она готова будет встречаться с кем угодно, кто будет вытирать об нее ноги, потому что так поступает альфа. Увы, ситуация такая. И выходов здесь не так уж и много. Девушкам нужно стараться изучать это теоретически. Потому что, живя только эмоциями, мы теряем голову. При этом тот альфа ранг, может, и не потерял вовсе. На работе он может быть волчарой, который всех порвет. Но ей он всячески показывает свою мягкость. И девушке приятно, но она считывает это как понижение ранга. Нужно мониторить через систему два. А мужчинам нужно держать всегда в голове, что как бы сильно он ни любил ее, он должен смочь отпустить ее. Или даже избавиться, если дело касается уже его личных границ и свободы. Да, загрузила его тетя Таня знатно. Вроде бы сказала то, что и так всем ясно, но показала это с другой, закрытой стороны. Этология, психология, поведение. Сложно. Настолько все запутанно, что Макс уже начал путаться в том, почему некоторые женщины терпят мужчин, которые их бьют. Это они считают их альфами? Или это стокгольмский синдром? Или интроект из детства? Тяжело вздохнув и почесав задумчиво висок, Макс уперся лбом в ладонь: — Я понял, но не совсем. Вот вы говорите, что женщина может считать чувства мужчины как понижение. Или то, что она будет держаться за того, кто ее ценить не будет. Мне кажется, все-таки в наше время у многих мозги работают. И я не могу представить, чтобы, к примеру, Алина была рядом со мной, если бы я ее гнобил и унижал. Мне кажется, что такие выводы уже неактуальны, хоть и объясняют многое. — Бесспорно! — кивнула Татьяна Владимировна. — Конечно, мозги есть, но не все ими пользуются. Ты пойми, что у нас есть система один и система два. Первая система отвечает за наши эмоции, чувства, рефлексы. А вторая — за разум. За наши рациональные мысли, за способность трезво оценивать ситуацию. К сожалению, многие второй системой вообще не пользуются. Именно поэтому этология и взаимосвязь с нашим поведением в обществе очень актуальны. Понимаешь, когда наступит день, что мы начнем жить только по системе два, то наступит эпоха какой-то социальной утопии. А пока мы все живем в большей или меньшей степени по одной генетической программе. — Ну хорошо. — нехотя согласился Макс, постукивая пальцами по бару. — Ну а почему тогда есть женщины, которые держатся за хуевых мужиков? При этом эти мужики могут быть и вовсе не альфами. Как так происходит? — На одну вторую за это отвечает наша генетическая память, а за вторую часть — воспитание. Потому что какая-нибудь манда Ивановна сказала, что бьет — значит любит, или своим примером показала. И здрасьте! И вообще, — махнула Татьяна Владимировна, — без бутылки не разберешься. Давай все-таки пиво. Воды я и дома попить могу. — О! — Макс даже потер ладони. — Вот это другое дело! Какое вам? Светлое, темное? — Темное. Знаешь, раньше «Крюгер» пиво было. Сладкое такое. Есть что-то похожее? — Да, конечно. — Эль всегда приятный на легкую сладость. Наполнив литр, Кузнецов поставил перед женщиной бутылку со стаканом. — Вот теперь можно вести светские разговоры. Татьяна Владимировна отлила в стакан темного и с таким блаженством отпила, что чуть не откинулась: — Ох, Максимка, это лучше, чем оргазм! — Ох, таких комплиментов его пиву еще не делали. Он даже несколько засмущался и игриво махнул, будто бы шутка. — Ладно, — отставила многоуважаемая мадам стакан, — если отбросить то, как сказывается на нас общество, и оставить только этологию, то такому поведению можно поставить только один диагноз: клинический идиотизм. И ты правильно подметил, что такие, назовем их абьюзерами, люди не всегда альфы. И я больше скажу, что чаще всего это вообще не верхушка. А женщины, которые на них ведутся — у них мозгов не хватает отличить ранг от рангового поведения. Отличить альфу от человека, которым старается им казаться. Потому что люди необразованные, не знают, что такое ранг и ранговые повадки. И знаешь, в отличие от плейстоцена, когда иерархия общества была одинаковой для всех, сейчас верхушка обозначается так, что человек должен иметь в расположении и владении что-то, что встречается не так часто в обычной жизни, в зависимости от социума. Тот же бизнес. Вот ты, например, я тебя спокойно могу назвать альфой. Макс даже откинулся на спинку стула, положив рука на сердце: — Ого! Ничего себе! — Ну-ну. Не прибедняйся. Я не маленькая девочка, мне под сраку лет, чтобы вестись на такое. Ты сам понимаешь, какой ты есть. — Есть такое, — кивнул он, довольный, как слон. — Ну вот. В наше время альфа должен иметь что-то редкое и дорогое, потому что это показатель, что он смог это получить. Что другие, скажем так, особи не смогли у него это отобрать. Вот такой сигнал. Однако жизнь намного сложнее. Мы эволюционировали, а наш мозг до сих пор этого не понял. И если система два не мониторит все, что пропускает через себя система один, то мы можем путать божий дар с яичницей, ранговые сигналы с самим рангом. Чтобы ты понял, можешь прочить статью Протопопова. Я прочитала ее еще в девяностых, но актуальна она до сих пор, хоть там нет никаких отсылок к когнитивистике, к Лоуренсу, Морису и другим. Статья как заря этологии в то время. И вот Протопопов как раз так описал эксперимент, который провели в обычном курятнике. Если говорить кратко, то там взяли двух петухов, один прям альфа, другой не очень. Ну ты знаешь, что у них ранг по хохолку оценивается, да? И вот альфе его заклеили, а второму наклеили искусственный. И примерно за две недели они поменялись ролями. Тот, что ниже, поднялся. Второй опустился. Потом все вернули, и петухи меньше чем за недели поменялись обратно местами. Что ты смеешься? — хлопнула по столу она, заметив, как Макс изо всех сил старается сдержать спокойное вдумчивое лицо, хоть уже покраснел. — Ну вот пример такой. У животных нет системы два, а у нас — есть. И мы в состоянии отследить что-то искусственное. Откуда у нас берутся подделки на айфоны? На брендовые вещи? Это попытка сгенерировать фальшивый ранг. И мы это отличаем, но не все, к сожалению. И часто я слышу, что, исходя из этих убеждений, можно сказать, что все депутаты альфы. Как думаешь, это так? — Татьяна Владимировна склонила голову, ожидая ответа. Макс отрицательно хмыкнул, и она довольно кивнула. — Они могут транслировать ранговые сигналы, но являются ли они альфами по натуре? Вряд ли. И вот такой еще один вопрос: считаешь ли ты, что женщины падки на деньги? Есть же такое мнение. — Ну, вообще да, — нехотя сознался Макс. — Будь я женщиной, я бы точно хотел себе богатого мужика. — А если я скажу, что это не так? А ты спросишь: «Теть Тань, ты ебу дала?» А я тебе отвечу, что нас цепляют не деньги, а черты характера, которые позволяют деньги заработать. Это наглость, упертость, упорство, целеустремленность. Спроси у любой девушки и дай им такую ситуацию: есть мажор с деньгами родителей, да он ездит на бмв, попу подтирает пятитысячными купюрами. Они его будут рассматривать как потенциального партнера? Те, у кого мозги, как у куриц из эксперимента, — да. Потому что они считывают сигнал. А те, у кого голова на месте, прекрасно понимают, что без денег этот мажор — пустое место, в жизни он тряпка. Все у него есть, а не стоит на него, вот не цепляет, хоть ты тресни. Главное в жизни себе не врать. Понимаешь, вот Сережка, муж мой, — она даже улыбнулась, вспоминая молодость, — он с деревни приехал в техникуме учиться. Ни денег, ни кола, ни двора. Но такой он наглый был. Это сейчас он успокоился, но тогда в жопу без мыла мог залезть. Я когда забеременела, сразу ему сказала, что, если не готов брать ответственность, пусть уходит. И что ты думаешь? Приперся ко мне домой, мать такой скандал устроила. Она кричала, что я выхожу замуж по залету. Это так и было, у нас не было какой-то обалденной истории любви, мы переспали на втором свидании вот так удачно. Но зато я никогда не чувствовала себя ущемленной, незащищенной. Мне семнадцать, я с пузом, еще даже первый курс не закончила. Ему двадцать два, и вместо того, чтобы уйти гулять, пить, он убивался в шахте, чтобы я чувствовала себя комфортно, чтобы мы могли первое время жить не с моими родителями, потому что моя мама назвала меня шлюхой и за дверь выставила. Чтобы, когда Никита родился, у него все было. Понимаешь разницу? Другой бы так не смог. Это уже после родов я поняла, какой он мужик, и тогда влюбилась по уши. И до сих пор люблю. И я рада, что моя жизнь сложилась так. Я встретила такого человека, у меня от него есть двое прекрасных детей. Макс почти с открытым ртом слушал внезапное откровение. Он уже говорил Алине, что до сих пор в шоке, что ее родители смогли создать такую крепкую семью из-за беременности. Зато его семья из-за этого же развалилась. И сейчас даже обидно стало. Татьяна Владимировна с такими влюбленными глазами говорила о муже. Говорила ли так его мать об отце? Если только с ненавистью? Жила в золотой клетке, с вечно орущим ребенком. Да уж… — Я тебя нагрузила? — заметила женщина, как Макс помрачнел. — Нет. Просто задумался о своем… А вот есть же такие вот «сильные и независимые» среди женщин? Или это чисто мужская прерогатива? Вот, допустим, она встречается с таким же сильным мужчиной, ее это не задевает? То, что он может быть выше нее? — Алину же не задевает, — пожала она плечами. — Я могу назвать ее сильной, да. Она, конечно, еще с юношеским максимализмом не распрощалась, еще витает где-то, но знаю, что в стрессовой ситуации она сможет взять все в свои руки и разрулить. Проблема таких, как мы, заключается лишь в том, что таких, как ты, всего лишь двенадцать процентов. И большинство либо отбитые бабники, либо уже заняты. А другие нас вообще не интересуют. Совсем. Не цепляют и все. К тому же мы можем начать их подавлять, и это еще хуже, еще больше отталкивает. И знаешь, женщин не так трудно понять, просто знать как, а этого даже некоторые женщины сами не знают. Им нравятся альфы, но они понимают, что их черты характера не подходят для семейной жизни. Кто-то умеет приспосабливаться и искать плюсы в мужчинах пониже, и это неплохо, но я считаю, что каждой твари по паре. Альфам альф, середнячкам середнячков, а омегам омег. Баланс. А насчет того, задевает или нет. Нет, в большинстве случаев. Каждой женщине хочется быть за мужчиной. И, выходя замуж, быть именно за мужем. И при этом это может быть не разделение ролей, а просто ощущение, что с тобой рядом надежный человек. А таких, к сожалению, единицы. Одни рассматривают нас как расходный материал и бытовых проституток. Другие пытаются искать причины отыграть все свои обиды за других женщин. Вот и получается, что хороших мужиков мало, и я надеюсь, что ты — один из этих единичных случаев. А раз Алина так к тебе тянется, думаю, так оно и есть. Ну а в случае чего у тебя есть я. Это не значит, что надо впутывать меня в ваши разборки, ссоры или посвящать меня во все детали, но, если нужен будет совет, я рядом. Последние слова прямо разогрели душу и сердце Макса. Растопили, теша его самолюбие. Видимо, маме Алины он действительно в душу запал. Единственное, что его тревожило, — не потерял ли он этот самый ранг в глазах девушки. Но и это отлегло быстро при взгляде на Татьяну Владимировну. Вспомнилась мать, как он посетил ее в больнице. Как Алина потом просила быть с ней искренним и не бояться проявить где-то слабость. «Мне не нужен герой». — Самые лучшие слова, которые он слышал за последнее время. И к ним же все беседы с мамой Алины. Настолько приятный в общении человек, что даже завидно, что она ее мать, а не его. Так тепло каждый раз встречает его на пороге квартиры и старается накормить, узнать, как дела, как здоровье. И как будто бы это даже не из любопытства, а из души. Приятно. По-домашнему, по-семейному приятно. Татьяна Владимировна задерживаться не стала, сказала, что дома муж ждет. От предложения подвезти не отказалась и передала привет Алине, хотя могла бы и в гости зайти. Не захотела вмешиваться в отношения, но все равно намекнула, что ее комната все еще свободна и неплохо было бы вернуться. В магазине у дома набрал Алину, спросил, что нужно купить. Она, конечно, немного поистерила, когда он отказал покупать ей чипсы и сладости, а после согласилась на фрукты. Сладкие и вполне диетические. Особенно помело и апельсины. Конечно, куда она без цитрусовых. Душу продаст за них. Уже на пороге Алина ждала, жадно потирая ладони, надеясь поскорее слопать сразу несколько апельсинов, а потом лежать и балдеть. Как мало человеку для счастья нужно. — Твоя мама заходила, — прошел Макс на кухню, оставив разбор пакетов на девушке. — Куда? В хаб?! — Алина хвостом прошла следом и требовательно заглянула в глаза. — Это шутка? — Нет. Но она очень спокойно отреагировала. Даже выпила пива и взяла твоему отцу домой полторашку. — Она работу прогуливает? — Гладкая нервно хмыкнула, раскладывая продукты в холодильнике и отправляя фрукты в раковину. — Ничего не сказала за интерьер? Не прихватило сердце? — Нет, говорю же. Мы даже по душам поболтали. — О, ну как всегда. Вы же подружки, — скривила она губы. — Я скоро ревновать начну. — Не стоит. Она с такой любовью рассказывала про твоего отца, что у меня даже шансов нет. Так что я — весь твой. Алина не ответила, но улыбнулась, что не ушло от Макса. Со вчерашнего дня он видел только ее кислую мину. А от улыбки сразу так радостно в душе, девочки. Немного поменялись ролями. Теперь Алина была занята учебой. Засела на кухне над читательским дневником и в перерывах уплетала апельсины. Зато можно легально поиграть и не бояться, что прилетит по шапке. Чуть позже Алина перебралась в спальню. Макс не видел, но отчетливо услышал, с каким облегченным вздохом она упала на кровать. Гладкая, конечно, надеялась, что на больничном заданий будет поменьше. Преподаватели вроде лояльно относятся, но дедлайны не убирают. Говорили, что в течение недели можно прикрепить, но на неделе еще несколько пар по тем же дисциплинам, и заданий на каждую пару поднакапливалось хорошее такое количество. Сейчас уже не так сложно, потому что больше упор идет на подготовку к сессии и закрытию зачетов. Но эти зачеты! Алина каждый раз ругает себя за лень. Сидит весь семестр, ничего не делает, а потом с горящей жопой бежит закрывать все долги. Это ей еще преподаватели поблажки делают за старательную болтовню на парах. Сейчас вот закончила с частью читательского дневника. Искренне надеялась, что сможет его написать за пару дней, но реальность оказалась куда суровее. Произведений слишком много, и не все из них можно найти в кратком, чтобы записать. Что-то писалось по памяти, если читалось когда-то. А вот с поэзией совсем беда. Мало того, что краткого на нее в принципе не бывает, не считая больших жанров, так еще надо прочитать, проанализировать, чтобы потом уже записать. Оно вообще зачем надо? Получить эти несчастные десять баллов? А нельзя их как-то на ответы на парах распределить, нет? Глазам хотелось отдохнуть, но вместо этого их запрягли читать сотни строчек для билетов. Первый вопрос дался так тяжело, что даже толком формулировки Алина не поняла и решила отдохнуть. Хотя бы морально, если не физически. Глаза все еще на лоб лезли и чесались из-за лопнувших капилляров, но она все еще продолжала смотреть в телефон, читая уже не билеты, а снова тематические форумы. Смотрела, кто что практикует, какие табу, какие любимые девайсы и техники. А потом опять занесло в самые темные дебри с обсуждением трушного БДСМ и позерского. Пока Алина листала форумы один за другим, все больше раздражаясь, Макс отлип от компьютера и перебрался в спальню, разминая спину. — Что ты такая печальная? — улёгся он рядом, уложив голову на мягкий живот. — Случилось что-то? — Читаю форумы. — Вздохнув, Алина уложила руку на лоб парня и убрала телефон. — Почему женщины вступают в БДСМ отношения с неадекватными мужчинами? Некоторые «верхи» пишут, что нижний не может иметь своего мнения. И верхнего не должны волновать ее хотелки, потому что это не человек, а раб. Кошмар какой-то… — Зачем ты вообще туда полезла? Максим перехватил ладонь девушки и поднес к губам, чтобы поцеловать каждый пальчик. Потом погладил средний с кольцом. Она его никогда не снимает, только перед душем. Приятно. — Стало интересно, что ещё практикуют люди. А потом как-то сюда занесло. А кто-нибудь начитается и будет думать, что это норма. — Все же индивидуально. Кому-то заходят такие отношения, когда их не воспринимают серьезно. Кому-то, наоборот, самая лайтовая версия. — А тебе нравится сейчас? Вдруг ты хочешь, чтобы я всегда тебя слушалась? Кузнецов фыркнул и дёрнул головой, когда Алина чуть палец ему в нос не сунула. Очень старалась. Вечно у нее пальцы куда-то да тянутся. — У нас не БДСМ отношения. Алина, блять, — перехватил он ее руку, когда Гладкая сунула палец ему в ухо, — угомони свои пальцы. А то откушу. — А какие у нас отношения? — Обычные? Просто с изюминкой. — С перчинкой. — Ну или так. Сама говорила, что ты играешь в нижнюю. И меня это устраивает. Я не хочу все время видеть в тебе нижнюю и не хочу все время быть верхним. Я слишком стар для такого. — Живот под его головой напрягся и затрясся, когда Алина захихикала. — Я просто люблю тебя за то, что ты — это ты. Не потому что тебе нравится, когда я деру твою жопу. — А я бы хотела попробовать поиграть целый день. Например, на работе? Как раз ты начальник, а я плохая подчинённая. — Специально меня дразнишь? — Кто бы жаловался. Я вообще из-за тебя на месяц без секса осталась. — Не ты одна. — Из-за кого? — Из-за тебя. Ты не хотела в больницу ехать. — Макс цокнул недовольно. — И из-за меня. Надо было тебя насильно отпереть. Тебе хотя бы тогда так больно не было бы. У меня чуть сердце не остановилось, когда тебя оперировали. — Эй! — Алина приподнялась, сталкивая Макса с живота на колени. — Ты говорил, что операция пройдет хорошо и волноваться не о чем. Почему тогда волновался? — Потому что это ты. Потому что тебе плохо было. — Ты, блин… — Гладкая выбиралась из-под парня и пересела ему на живот. — Ещё две недели… Может, один разочек можно? Может, уже все затянулось. М? — Давай без «может»? Тебе врач дал рекомендации. Правильный — аж бесит. — Так не честно! Ты хотя бы подрочить можешь, а мне и этого нельзя. «Занесешь инфекцию, бу-бу-бу». Это какое-то вынужденное ограничение оргазма! Мне не нравится такая практика. — Почему нельзя? Просто не суй пальцы внутрь. И куни никто не запрещал. Алина медленно моргнула, переваривая информацию. А потом начала озираться по сторонам. Чем бы его… — То есть, — уложила она ладони на крепкой шее, начав ее сдавливать, — оральный секс возможен, ты это знал и молчал? — Алина… — Макс перехватил ее руки, стараясь оттянуть. — Давай просто поговорим? — То есть я две недели хожу вся как на иголках, а ты молчал, что это можно исправить? Ты охренел, Кузнецов?! — Это тебе в урок, чтобы больше не капризничала, когда это касается твоего здоровья! — уже захрипел он, когда Алина сжала шею. — Это тебе урок… Пошел в жопу. — Отпустив шею, Гладкая в одно движение встала с кровати, схватила телефон и вышла из спальни. — Алин. — А в ответ хлопок дверью. Обиделась. Конечно обиделась! Алина, пока включала чайник, закрутила эту неприятную мысль настолько, что захотелось плакать. Может, она ему надоела, и это был шанс не прикасаться? Может, ему на самом деле противно, а операция стала предлогом, чтобы ничего не делать и не обидеть? Может, ему нравится другая, а ей он просто сознаться боится? — Козел… — прошипела под нос сама себе, разбавляя горячий чай холодной водой. Приняв на грудь немного зелёного, хоть и хотелось чего-то зелёного, только с градусом, но блядские ограничения, Алина ополоснула чашку, взяла наушники с журнального столика, включила расслабляющую музыку и забралась на диван, приняв позу лотоса. Сложила руки на коленях, выпрямила спину и глубоко вдохнула, расправляя диафрагму. Сейчас полчасика так посидит, успокоится, в потом можно будет полноценно йогой заняться. Пошел в жопу этот пердун старый. Кажется, негодование и Сириус почуял, раз не стал даже пытаться выпросить ласку. Только приподнял голову с лежанки, наблюдая, а потом улёгся обратно. Никакой спокойной жизни в этой семье. Под каждый плавный виток мелодий Алина старалась изо всех сил отключить голову, только в этот раз эмоции оказались сильнее самообладания, и мысли все равно перекрикивали музыку. Ты ему не нужна. Ты ему не нравишься. Ему от тебя противно. С тобой что-то не так. Ты толстая. У тебя ужасное тело. Ты выглядишь слишком распутной. Ты ему омерзительна. Ссутулившись с обречённым выдохом, Алина поджала губы и зажмурилась. Ну и ладно! Пусть идёт к черту! Мало мужиков, что ли? Ещё плакать из-за него. Макс ещё несколько минут лежал, пялил в потолок и посмеивался про себя. Как же легко ее вывести из себя. Все же, решив, что надо извиниться за такую долгую шутку, он выполз из спальни и хмыкнул, привалившись плечом к стене. Сидит, медитирует. Знает, что этот тот самый момент, когда ее трогать нельзя. Она там, где-то далеко. Общается со Вселенной, ага. Может, и не общается, но очень хорошо игнорирует все вокруг. А чуть позже вся внутренняя забава сошла на нет, стоило Алине потерять идеальную осанку и начать тереть глаза. Ну чего она? Шутка же простая… Оттолкнувшись от стены, Макс прошел к дивану. Опустился на корточки перед девушкой и вытащил из ее уха один наушник. Алина тут же распахнула глаза, часто заморгав, стараясь высушить мокнущие глаза. — Отдай, — протянула она руку, требуя обратно наушники. — Ты из-за этой тупой шутки так расстроилась? — Мягко улыбнувшись, Макс коснулся ее колена, только руку Алина сразу скинула. — Кис. — Не трогай меня. Отдай мне наушник. — Ты серьезно? Ну, хочешь, я прямо сейчас извинюсь, м? — Кузнецов склонил голову, чтобы поцеловать колено и пустил ладони вверх по плотным ляжкам. — Не хочу. Нос Максу чуть не снесла, одним движением сведя ноги вместе и поднявшись на диване. — Мог просто сказать, что я тебе надоела, а не ломать цирк. Обойдя парня, Алина спустилась на пол. Убрала в кейс второй наушник и вся насупилась, когда Макс непонимающе окинул ее взглядом снизу, а потом поднялся, меняя ракурс. — Алин, ты ебнулась? — спокойно уточнил он. — Я никогда такого не говорил. — А тебе и не надо говорить. — Алина сжала в руке кейс, стараясь держаться достойно и выдержать прямой взгляд, когда внутри все тряслось от обиды и догадок. — Достаточно два плюс два сложить. То ты возможности не упускал пристать ко мне, то сразу стал таким спокойным, аж до поносу. «Это тебе в урок». Я даже не просила о том, чтобы ты меня трогал. Раз тебе настолько от меня противно, то давай просто мирно разойдёмся? Кузя только поднял брови. Это на ней так недотрах сказывается, или правда так сильно задело? Какой, блять, противно? — Алин, ты сама себя слышишь? Как мне может быть от тебя противно? — У меня спрашиваешь? — А у кого? У меня нет мыслей, что ты какая-то не такая. — Зато действия говорят сами за себя. То есть их отсутствие. Ну пиздец. Приехали. Макс глубоко вдохнул, потирая шею. Это ж нахуя он ляпнул про то, что какие-то ласки все же не запрещены? — Давай спокойно, — попросил он, заметив, как Алина нервно кусает губы. — Ты накрутила себя из-за того, что я только сейчас сказал, что оральный секс и дрочка разрешены? Или ты до этого тоже думала, что ты мне противна? — Будто бы тебе не было обидно, если бы я не подпускала тебя к себе недельки две. А потом такая: «А ну, вообще, можно было». Мне в урок. Если для тебя «урок» просто оттолкнуть меня, тогда я не хочу больше ни в нижнюю играться, ни быть рядом. Мне обидно! — По коже пошли мерзкие мурашки, которые появляются всегда, когда стараешься изо всех сил сдержать эмоции. В особенности слезы. — Если бы ты сказал с самого начала, что все это время будет символичным наказанием, я бы это приняла. Если бы ты с самого начала сказал, что ты можешь ко мне прикасаться, но я должна для этого что-то сделать, я бы и это, возможно, приняла. Макс, глядя на то, как Алина сжимается перед ним, как старается сдержать и визг, и слезы, которые сейчас стояли в глазах, ковырял в себе дыру. Вновь забыл, насколько она на самом деле ранимая и как легко ее задеть, обидеть. Это какой-то очень сложный баланс. С одной стороны, она вся такая яркая, шумная и веселая, но стоит только дать маленький повод для волнения, она раскручивает его до размеров пиздеца. Подшагнув ближе, Кузя обхватил ее за плечо и притянул к себе, игнорируя попытки оттолкнуть. — Я не подумал о том, что тебя может это так сильно задеть, — выдохнул он, немного ослабив хватку, но не отпустив совсем. Так, чтобы Алина могла отстраниться и снова смотреть в глаза ему. — И про наказание просто шутка. Тупая шутка, извини меня за нее. Просто представь себе другую ситуацию. — Стараясь говорить как можно спокойнее и ровнее, чтобы не раскачивать эмоциональную нестабильности Алины ещё больше, он аккуратно убрал волосы ей за ухо с одной стороны. — Тебе после операции сказали не заниматься сексом месяц, а я бы начал к тебе лезть. Я бы повел себя как еблан, которому похуй на твое здоровье и самочувствие, больно тебе или нет, главное присунуть. Первую неделю реально нельзя было ничего, хоть кто-то иногда рискует, надеясь, что ничего не произойдёт. Алина, судя по потухающей обиде в глазах, постепенно успокаивалась. Наверное, начни он действительно приставать сразу, ее бы задело намного сильнее. Но эта ебучая шуточка. Зачем так вообще делать?! — Сейчас уже хотя бы что-то можно. Мне надо было просто сказать об этом, а не шутить так тупо. Я иногда забываю, как ты можешь себя накручивать. Извини. Я не подумал о том, что тебя это может ранить. — Да и если так глянуть, ничего такого не было в тех словах. Шутка. Как и все действия Алины в попытке его придушить. — Ты мне не противна. Думаешь, я мазохист, который хочет быть рядом с человеком, который ему не нравится? Или не сказал бы тебе о том, что у меня чувства к тебе пропали? — Я думаю, что ты — баран… И я тоже. Когда обида начала говорить только отголосками, стало смешно от всей этой ситуации. Он шутканул. Причем она сначала ведь поняла эту шутку, а потом вдруг накрутила себя. Или, наоборот, решила так поманипулировать. — Мир? — Макс едва улыбнулся. — В знак примирения могу предложить тебе какой-нибудь лёгкий фильм на вечер и вкусный диетический ужин с приятным продолжением. М? — Мир, — протянула Алина мизинец и зацепилась им за палец парня. Для закрепления покрепче Макс наклонился и легко поцеловал покусанные губы, а потом горячую щеку, покрасневшую от обиды. Действительно опасная дама. Одна маленькая искра, и она вспыхивает настоящим пожаром. В любых ситуациях. Алина же, когда голова остыла, вспомнила, как Макс трепетно относился к ней все эти дни. Как помогал обуваться, чтобы она не нагибалась, потому что первое время низ живота немного ныл. Как старался делать по дому все сам. Как закатывал глаза, когда она начинала капризничать и ворчать из-за прописанной диеты на этот месяц. Он даже старался все это ей готовить, не подпуская к кухне. Ругался, когда она садилась на пол, чтобы поиграть с Сириусом. Даже не ворчал, когда сам ходил с ним гулять, хотя сейчас это была чисто ее обязанность, раз сама завела собаку. Только через пару дней разрешил пойти с ним и Сириусом. Одну не отпускал. Пёс, хоть и вымахал в рост, но пока не особо в мозгах. Стоило спустить с поводка, и он начинал включать турбо режим. Не хватало, чтобы Алина за ним бегала. Макс напоминал каждый раз, когда она шла в душ, чтобы не включала сильно горячую воду. Контролировал, чтобы в тапках ходила. Правильный такой, аж бесил своей заботой. От таких мыслей Гладкая шагнула к Максу, обняла и прислонилась лбом к груди. Встретились шутник и обиженка, блин. — Не обижаешься больше? — поинтересовался Кузя, перебирая рыжие волосы и поглаживая спину. — Чуть-чуть, — буркнула Алина. — Мне важно понимать, что я привлекательна для тебя. — Интересная такая. Ты помогла мне пережить не самые лучшие моменты за все эти месяцы, выглядишь просто ахуенно и думаешь, что не нравишься мне. Дурочка. — Может, я хотела покричать. А с тобой даже не поссоришься нормально, — фыркнула Алина. — Бесишь меня. Спокойный слишком. У! Макс сдержано рассмеялся. Лучше так беситься, чем ссориться. Потому что ругаются редко, но метко. И обычно это какая-то болезненная тема для него или нее. А оно никому не надо. — А теперь пусти. У меня связь со Вселенной. А, точно. Конечно-конечно. Пока Алина тихо сидела на диване и медитировала, Макс просмотрел холодильник, чтобы прикинуть, что можно приготовить или докупить. Пока четкой идеи ужина нет, но с наличием продуктов, что-то вырисовывалось. Будет паста с овощами. Как раз немного брокколи завалялось, помидоров и перцев, которые он так не любит. Лично для Алины накрошит в порцию. Когда начал резать куриную грудку, Сириус оживился и сел у ног, выпрашивая кусочек. Сидел-сидел и со вздохом ушел. Макс вам не Алина. Это она может вкусняшку со стола дать, а он строго это пресекает. Нельзя животных со стола кормить, потом на голову сядут. У него свои приколюхи есть. Алина, конечно, с радостью скормила бы ему и всю курицу. Он же так смотрит. Ну и пусть смотрит. Животных тоже воспитывать надо. Немного возни, и паста с курицей и тушеными овощами готова. Макс разложил все по тарелкам, заварил чай и обернулся к девушке. Скоро она там? Скоро. Уже начала потягиваться, потом убрала наушники и улыбнулась, принюхиваясь к аромату. Всё-таки Макс — мужик с золотыми руками! И готовит, и убирает, и работает. Ну не прелесть? Дурак немного, но это мелочи. Зато как вкусно! Алина никогда не питала особой любви к «диетическому» меню, но Макс умел все так приготовить, что и на вкус, и на вид выходило очень даже хорошо. И рекомендации врача соблюдаешь, и жить не так грустно уже. После ужина — выгул Сириуса. И Алины, раз она не упускает шанса хоть какую-то активность проявить. Пёс же, стоило только услышать «гулять», сорвался с места так, что откинул задними лапами лежанку к стене и пронесся к двери, ожидая, когда хозяева обуются. Где Макс и позволял Сириусу отрываться, так это на улице. И с поводка спускал, и пищалку кидал, и даже за ухом мог почесать, приговаривая, что он — хороший мальчик. Вообще, за пару месяцев Кузя все же привык к этому хвостатому непоседе. Не сказать, что прям полюбил, как Алина, но уже не испытывал дискомфорта, хоть и ругался, когда Гладкая пускала пса на диван. К счастью, спальня все ещё оставалась запретной зоной. И вымахал Сириус хорошо так. От маленького щенка остались лишь игривые повадки. Встали уши, вытянулась морда и лапы, мягкий писклявый «аф» начал походить на серьезный лай. Научился давать лапу, приносить обратно игрушки. На этом пока все, но Алина планирует в ближайшее время записаться к кинологу. После сессии, наверное. Макс не против. Чем послушнее животное, тем меньшее от него хлопот и проблем. Сириус уже даже не ворчал, когда ему вытирали лапы после прогулки. Прогресс. Фильм под самый вечер нашелся сам собой. Алина наткнулась на отрывок в тиктоке. «Небеса подождут» — что-то романтическое. Раз уж обещали продолжение, почему нет? Устроились уютно так на диване. Макс уселся в углу, прихватив сразу и смазку, и игрушки на всякий случай, и уложил сверху Алинку. Первые полчаса вдвоем следили за сюжетом, и чуть позже Алина все же дождалась первых движений в нужную сторону. Сначала Макс ненавязчиво гладил ее то по талии и животу, то по бедрам, легко щекоча кожу. Целовал за ухом, плечи и забирался не спеша под футболку, все ближе к груди. Выводил пальцами узоры по ложбинке, над грудью, а потом обхватывал саму грудь, мягко сжимая под игривое хихиканье Алины. Почти невесомо обводил ареолы и гладил большими пальцами соски, слушая уже не хи-хи, а тихие стоны. Прижимал к себе ближе, когда Гладкая начинала в ожидании большего ёрзать и краснеть от возбуждения. У нее забавно поджались пальцы на ногах, когда одна ладонь Кузи спустилась на живот, поглаживая низ и медленно сползая ещё ниже. — Я так по тебе соскучилась, — шумно сглотнула Алина, сгибая ноги в коленях и широко разводя в стороны. Две недели бок о бок без возможности чего-то большего, чем просто объятия и поцелуи, что сейчас самые лёгкие ласки отзывались сильнейшим возбуждением в теле. Кровь отливала вниз и заставляла все между ног мокнуть и пульсировать, когда пальцы Макса почти играючи проходились то вверх, то вниз, больше щекоча, чем лаская. Потом и вовсе он переключался на бедра. Гладил, сжимал и ловил громкие требующие вздохи. — Сними шорты, — негромко попросил он, прижавшись губами к уху. — А лучше вообще все сними. — Совсем? — включила Алина дурочку и ойкнула, стоило Максу прикусить мочку, лизнув потом ухо. — Совсем. Гладкая заерзала, снимая сначала футболку, а потом уже шорты с трусами. Надо же… Столько раз была перед ним голой, а сейчас в какой-то доле краснела от несправедливости, что только она обнажена. Тем не менее, вновь развела ноги в стороны, на некоторый момент замерев в томительном ожидании. Закрыв глаза, слушала, как щелкает крышка смазки, как сладкий запах дразнит нос, а потом прохладный гель крупной каплей падает прямо на лобок и катится вниз. Теплые пальцы лёгким контрастном сначала скользят вверх и, коснувшись лубриканта, опускаются вниз, распределяя и смешивая его с естественной смазкой. Макс глядит так мягко и нежно, что тело будто куда-то проваливается, когда мысли в голове испаряются, и сюжет на экране уже не такой интересный. Пальцы скользят вниз-вверх между мокрых губ, только обводят горячий вход, но не толкаются и поднимаются обратно, накрывая клитор. Под неспешным движениями дыхание вмиг сбивается, между ног быстро нарастает пульс и становится так приятно, что не ерзать невозможно. Подушечки скользят то прямо по чувствительной головке, то вокруг, сжимая точку с двух сторон. Алина прижимается затылком к груди позади себя и обхватывает одну руку в тиски, ощущая, как бедра начинают подрагивать, а через минуту вся вздрагивает, стоит Максу вновь даже вскользь мазнуть клитор. Полные бедра зажимают ему руку, отпускают и вновь сжимают, когда он все ещё легко дразнит, поглаживая клитор через капюшон, а потом вдруг прямо по обнаженной головке. Так, что Алинин стон тянется очень долгой нотой, и она сама отчаянно цепляется в его руку ногтями. Бешенный пульс и острая чувствительность немного успокаиваются, когда мокрую промежность накрывает сразу ладонь. — Сними футболку, — пробурчала Гладкая. — Почему только я голая? — Потому что так надо. — И все же от футболки избавился. Алина утопала в теплых объятиях, теперь уже касаясь спиной голого торса Макса. Так теплее и уютнее. Телом к телу. Кузнецов все ещё не порывался тянуть руки вниз, развлекаясь пока так. Щекотал Гладкой нос ее же волосами, доводя аж до чиха и ударов по рукам. А сама-то? То в ухо палец сунет, то в нос. Спиной к ней вообще страшно проворачиваться. — Продолжим? — целует он висок. — Я планировал как минимум три захода. — В ответ Алина только кивает, устраиваясь на его груди удобнее и стараясь не думать о том, что твердый член упирается ей в спину. — Тогда раздвинь ноги. Широко, чтобы я видел всю твою мокрую красоту. Слова звучат так приторно и лукаво, что смущают намного больше пошлостей и гипнотизируют. Ноги послушно расходятся в стороны, и невысохшая смазка улавливает малейшее дуновение прохлады, от чего кожа тут же становится гусиной, и Алина старается расслабиться в руках Макса. Одна его ладонь насмешливо гладит грудь и живот, но опускается ниже, все ещё оставляя Алину раскрытой для лёгкой прохлады. Во второй он крутит вакуумник. Ярко-розовый. Аж вырвиглазный. — Я могу сама, — потянулась Гладкая за игрушкой, и Макс сразу поднял руку. — Сама ты и без меня можешь. А сейчас просто не своди ноги и не мешайся мне. Лежи и получай наслаждение, — чмокнул он ее в нос. — И руки при себе держи. — Только не слишком сильно… На высокой мощности мне больно. — Я знаю, киса. Расслабься. Расслабься… Как тут расслабишься, когда кровь кипит? Новая капля лубриканта этот пожар не тушит, а, наоборот, распаляет, когда пальцы медленно размазывают ее. Вакуум игрушки пока только скользит по мокрым следам и даже не жужжит вибрацией. Дыхание сбивается от ожидания, но игрушка вдруг оказывается отложенной. — Я хочу, чтобы ты закрыла глаза, — пояснил Макс, взяв свою футболку и сложив ее в несколько раз так, чтобы она превратилась в плотную полоску. — Не против? — Нет… И импровизированная повязка отпускается на глаза. Макс затягивает несильно, но крепко, чтобы не соскочила и снизу ничего не было видно. Темнота. Запах Макса. И все в один момент обостряется. Ничего не видно, но сейчас уши стали улавливать почти каждый шорох, даже тихое сопение Сириуса, перебивающееся фильмом. А когда вибратор тихо зажужжал, по телу прошёлся сильный импульс, хоть Макс даже ещё не коснулся. Нестрашно, но так волнительно… Громкий выдох и заходившая ходуном грудь Гладкой раззадоривают. Хочется поиграть, подразнить. И мягкая вибрация пока касается только бедра. Опускается вниз, щекочет лобок, но так и не достигает конца, оказываясь уже на другом бедре. Вновь опускается и исчезает, повиснув будто в воздухе. Алина отчетливо слышит жужжание, но не понимает, где именно. Внезапно звук оказывается совсем рядом с ухом, а тело вздрагивает от лёгкого шлепка по внутренней стороне бедра. Ноги рефлекторно сталкивают колени друг с другом и быстро расходятся обратно, получив новый шлепок за непослушание. — Я сказал тебе держать ноги открытыми. — Прости… Это было очень неожиданно! — Бедра вновь вздрагивают, но уже не зажимаются от шлепка, который тут же сменяется поглаживанием. — Вот так, киса. Не будешь мешать, я разрешу тебе кончить. Поняла? Вибрация удаляется вниз, и Алина в предвкушении раскрывает рот, но вместо вакуума клитор оказывается под пальцами. Макс гладит в одном не очень быстром темпе и неожиданно сменяет себя игрушкой. Срывает сразу и короткую судорогу, и протяжный стон. Вакуум мягко втягивает в себя клитор, лаская лёгкой вибрацией потоков воздуха. Мощность совсем маленькая, так и хочется нажать на плюсик. Макс будто читает мысли, и под тихий щелчок эффект вакуума нарастает. Под ещё один становится слишком приятно, чтобы лежать неподвижно. Низ живота быстро начинает тяжелеть и тянуть, вытягивая ожидаемый оргазм. Настолько, казалось бы, очевидный, что Алина поднимается бедра и разочаровано стонет, как только игрушка отстраняется. Новый шлепок. Сильнее предыдущих, от которого по-настоящему хочется закрыться, и ноги, только едва дрогнув, все же остаются раскрытыми. Кожу в этом месте немного колет и печет, хочется почесать. — Лежи смирно. — Приказной тон действует как доза афродизиака, заставляя Алину прижать поясницу к дивану и обхватить саму себя за талию, потому что руки так и тянутся к ляжке. — А это для профилактики. — Уже не шлепок, но не менее болезненный щипок за вторую ляжку. — Ноги шире. С закрытыми глазами все слишком остро, отчетливо. Шлепки не такие сильные раньше, сейчас кажутся такими колючими и кусачими, что раздвинуть ноги настолько, насколько позволяет диван, не такой уж и плохой компромисс. — Умница. Под похвалу вибратор возвращается вниз, в новом режиме частой пульсации собирая мелкие судороги. Кажется, будто клитора очень быстро касаются пальцем. А под новый щелчок режим меняется, и вакуум на пару секунд втягивает точку, дразнит вибрацией и отпускает, повторяя так снова и снова, пока внутри все не начинает поджиматься. Как только игрушка втягивает клитор, хочется кончить и кажется уже, как отпускает. Мелкими подходами собирает такой долгожданный оргазм, что низ живота печет и рот раскрывается в немом стоне, бедра приподнимаются. И все. Вернее, ничего. Неожиданный шлепок по ляжке вместо оргазма отрезвляет так быстро, что Алина ударяется спиной в грудь Макса и сводит ноги. — Раздвинь, — требует он, получая в ответ только отрицательный качок головой. — Киса. — Прижимается губами к уху. — Раздвинь ноги. Я считаю до трёх. Либо раздвинешь, либо не кончишь вовсе. Раз. Два. До трёх не доходит. Алина все же расставляет ноги обратно, раскрывая для глаз Макса красный отчётливый след на ляжке. Гладкая явно ожидает второй удар уже по другой ноге и, стараясь сдержаться, сжимает кулаки. С тихим выдохом принимая не шлепок, а ласковое касание к горящей коже. Гладит, успокаивает, целуя висок. Отвлекает, все же ударяя по второй ноге. Почти симметричный след проявляется сразу, радуя глаза. А то, что Алина лишь дрогнула, заскулив, ласкает душу. — Можно мне открыть глаза?.. — спрашивает она, уже потянувшись к футболке. — Нет. Держи руки при себе. Я сам развяжу позже. Или ты не хочешь кончить? — Хочу… Можно продолжить?.. — Как, если ты все время мне мешаешь? — Больше не буду. — Хорошо. — Будто бы он верит, но все же опускает вибратор обратно. — Добавим новое правило? Как только будешь готова кончить, попроси у меня разрешение. Согласна? — А ты разрешишь? Вопрос смешит. Алина будто точно знает, что именно нужно спрашивать. — Зависит от твоего поведения. Так что? Не против? — Не против… — На согласие получает поцелуй в макушку. Отчего кажется, что просто не будет. Вибратор работает в прежней скорости, и Макс не думает даже прибавить. Алине больно не будет, но кончит она быстрее, чем попросит. Такой расклад не нравится. А вот наблюдать за тем, напрягаются ее бедра, как сжимаются кулаки, как Алина, не найдя места рукам, обнимает его руку. Первая мысль вновь отвесить шлепок, но она отступает под приятным чувством собственничества и обладания. Она так доверчиво цепляется за него, что просить можно. — Макс… — вытягивает его из мыслей сдавленный высокий стон. — Я сейчас… Можно мне кончить? Пожалуйста? Алина путается в мыслях, пока бедра дрожат, а живот быстрой волной трепещет. — Нет, нельзя. Макс убирает игрушку на пару секунд, а после возвращает. Этих же нескольких секунд хватает, чтобы Алина раскрыла рот в просьбе, но вибратор снова отстраняется. Ещё раз и ещё раз. До тех пор, пока для оргазма не хватает одного только касания. Лёгкое прикосновение, и она кончит. Но сейчас может только хныкать и царапать руку. Если бы она хотя бы видела, но сейчас, лёжа с закрытыми глазами, не могла понять, в какой момент на нее снова обрушится ласка или когда ее обрубят. — Я очень хочу дать тебе кончить, — хмыкнул Макс, отложив вибратор в сторону и прикоснувшись к набухшему клитору. — Как думаешь, ты заслужила оргазм? Назови мне причины, почему я должен разрешить тебе кончить? Это проверка на вшивость, не иначе! Хочет, чтобы просила разрешение, а сейчас отвлекает вопросами, почти невесомо гладя набухшие складочки. — Пожалуйста, позволь мне кончить? Я уже не могу… — Я не это спрашивал. — Я хорошо себя вела! — Ты? Кто сказал тебе такую неправду? — Я красивая. — Так, — довольно хмыкнул Макс и вновь вернул вибратор, убавив мощность в минимум. Этого достаточно. Всего минута, и вместо ответа Алина вся уходит в дрожь. — Максим, пожалуйста! Можно мне кончить? Пожалуйста! — Даже не знаю… Вакуум лёгкой вибрацией тянет долгожданный оргазм так медленно, что в висках пульс бешено бьётся, отзываясь ударами аж в ушах. — Я сейчас кончу. Можно, пожалуйста?.. — уже едва ли не плачет она, пожимая пальцы на ногах. — Я так и не услышал причины. — Можно без причины? Позволь мне кончить, пожалуйста… Тугая, как пробка… — Ты можешь, киса. Ты можешь кончить, — выдыхает он, целуя висок и сам едва не кончает от громкого стона и от того, с каким громким шлепком Алина зажимает ноги, содрогаясь в долгожданном наслаждении. Хочется просто раствориться, когда Макс выключает игрушку и крепко сжимает в объятиях, успокаивающе поглаживая по плечам и целуя виски. — Что ж, практика с разрешением мне очень нравится. — Кузя поддел сбоку футболку и стянул ее с лица девушки. Медленно проморгавшись, Алина подняла на него расфокусированный взгляд и ласково боднула лбом подбородок. — Ты отлично справилась. Хоть я и не услышал нужной причины. — Какой? — Что я люблю тебя. — Намекнул бы… — буркнула Гладкая, приходя в себя. — Это очевидно. Хотел, чтобы ты сама убедилась и не думала о глупостях, будто мне противно. — Интересные у тебя методы убеждения. Такие сеансы психотерапии мне по душе. Есть окошко ещё? — Для вип-клиентов в любое время дня и ночи. — Макс улыбнулся, слушая тихий довольный смех девушки. — Не слишком сильно я тебя ударил? Алина сначала не поняла, после вспомнила про шлепки и качнула головой: — Сильно. Больше неожиданно. С закрытыми глазами все иначе ощущается, — поежилась Гладкая, прикоснувшись к месту удара. — Очень яркий контраст. — Извини. — Макс подтянул девушку выше и погладил красный след от ладони на ляжке. — Сейчас очень болит? — Не извиняйся, это не настолько больно, чтобы останавливаться. Просто очень внезапно. Мне кажется, с открытыми глазами ощущалось бы не так остро. — Хочешь повторить когда-нибудь? — Да, — мечтательно улыбнулась Алина. — С закрытыми глазами точно. Очень странные ощущения. Даже немного страшно. Я бы вообще много чего ещё попробовала. Макс вспомнил о том, как недавно она изучала форумы, и погладил бедро, сдавливая ягодицу: — Например? — О-о-о. — Список, видимо, очень большой. — Зажимы для сосков. Но только если с колокольчиками! — подняла она палец, указывая, что это пункт очень важен. — Хочу ходить, трясти грудью и звенеть, как цыганка. Макса вмиг прорвало смехом. Кто-то покупает зажимы для садомазо, а кто-то — для косплея цыганки. Он даже представил, как Алина походит к нему, поет «ай-не-не» и просит позолотить ручку. — Хорошо, — просмеялся Кузнецов. — Дальше. — Розгу попробовала бы. Ещё думала про воск, а потом вспомнила, что есть массажные свечи. У них низкая температура плавления, но все равно приятно. — Юный экспериментатор. — А что? Если есть такая возможность, надо пробовать. Болтовня даёт спокойных минут, прежде чем Макс предлагает продолжить и выбирается из-под Алины, чтобы она могла лечь на его место, а он — устроиться между ее ног. Горло сушит от горячего дыхания на мокрые складки. Живот трепетно вздрагивает под поцелуями и лёгкими укусами, которые тянутся от маленьких шрамов после операции вниз, к бедрам, к внутренней стороне. И тело выгибается небольшой дугой, как только Макс горячим языком касается клитора и скользит между налитыми кровью губ, которые он втягивает в рот на момент и лижет почти до щекотки так, Алина давит ему на макушку, отталкивая сначала, а потом цепляется в волосы и прижимает ближе. Жмурится, ощущая то быстрые, то медленные зигзаги и круги на самой точке и будто тает, когда Макс гладит бедра, поднимается к животу и дотягивается до груди, сминая ее в ладонях. Какое там противно, когда он так ласково и нежно ублажает ее. Гладит грудь и живот, с особым трепетом очерчивая три маленьких, пока ещё свежих шрама на животе. Целует бедра и лобок, вновь возвращаясь вниз, что оргазм накрывает такой сильной волной, что вместо того, чтобы сжать ноги, Алина разводит их шире, цепляясь в черные волосы и выстанывая его имя. Кузя, Макс. Значения не имеет, когда он так сладко и открыто просит его о большем, пока сама не дёргается, закрываясь и отталкивая. Дышит так неровно, сбито и глубоко, когда Макс целует дрожащие колени и любуется красивым телом. Ему не противны ни шрамы, ни растяжки, ни короткие волосы на ногах и между. Он не рисует в фантазиях каких-то невероятных форм и тел. Красиво подтянутых и стройных. Ему нравятся формы и тактильность. Нравится ощущение, когда пальцы немного утопают в мягкой коже. Нравится сжимать ее, гладить, целовать, кусать. И ни о каком омерзении речи не идёт. — Ду шат гехецикес, Аревыс, — облизал Макс губы и вытер мокрые щеки, наблюдая, как Алина обнимает себя, успокаиваясь. — Как я могу считать тебя некрасивой или противной? О чем ты только думаешь? — Что ты сказал?.. — Гладкая приподняла дрожащие ресницы, из-под них разглядывая парня. — Самое первое. Это на армянском? — Да. — Улыбнувшись, Кузнецов опустился рядом и притянул разогретое тело к себе — Говорю, что ты прекрасна, солнце. Аревыс — солнце. Алина не ответила, но счастливо засияла улыбкой, устраивать в объятиях. Аревыс… — Мне нравится. Говори почаще на армянском. — Я не очень хорошо его знаю. — Все равно. Он так красиво звучит… Макс довольно хмыкнул и прижался губами к макушке: — Ес кез сирумем. Я тебя люблю. — Я тебя то… Ес кез сирумем, — повторила Алина, ощутив себя тут же полиглотом. Зачем учить английский, когда есть армянский?…Так точно думал мой Евгений.
Он в первой юности своей
Был жертвой бурных заблуждений
И необузданных страстей.