***
- Привет, Чими-и-и-ни! Привет, цыплёнок! - молодой омега устало, но так искренне, улыбается, смотря на маленький свёрток в своих руках. - Добро пожаловать, цыплёнок, - оставляет лёгкий аккуратный поцелуй на носике-кнопке. - Гён, только посмотри, какой он невероятный, - обращается к мужу, что сидит рядом. Альфа, хмурый от природы, одаривает омегу сдержанной благодарной улыбкой. Он скуп на эмоции, но сейчас правда рад, хоть по нему и не скажешь. У него родился первенец - здоровый и крепкий малыш альфа. Наследник и будущий приемник его бизнеса.***
- Пап! Пап, смотли! Бабочка, пап! - маленький альфа, только научившийся крепко стоять на ногах, бежит к родителю, улыбаясь, оголяя все зубки, что у него есть. Правая рука выставлена вперёд и крепко держит, ещё жёлтый, одуванчик, на котором расположилась бабочка-капустница. - Па! - он спотыкается, о свою же ножку и тут же падает. В глазах начинает неприятно щипать, как и на разодранных коленках, и малыш сменяет улыбку на печальную мордочку, начиная всхлипывать. - Чимин! - взволнованный папа тут же подбегает к сыну, поднимая его на ноги и начинает отряхивать от пыли. - Боже, цыплёнок, надо быть аккуратнее! - кутает его в объятия, мягко целуя в макушку, успокаивая детскую истерику. - Сколько раз я говорил не жалеть и не сюсюкаться с ним? - над двумя обнимающимся фигурами возвышается большая и серая, как туча, фигура отца. Он хмурит и без того хмурое лицо, смотря на сына, щёки которого в соплях и слезах. - Разве альфы хнычут по таким пустякам? - Милый, он ещё ребёнок, ему четыре года! - встаёт на защиту сына папа. - Я не с тобой разговариваю, - грозно фыркает альфа, переводя взгляд на сына и ещё более грозно повторяет вопрос: - Чимин, альфы хнычут? - Н-нет, - пытаясь сдерживать слёзы и всхлипывая, отвечает ребёнок. - Тогда почему ты вечно ноешь? - Плости, - малыш задерживает дыхание, чтобы сдержать новый всхлип, что вот-вот вырвется. - Слёзы - орудие омег, а ты - альфа. Будь добр, веди себя, как подобает моему сыну, - он молча уходит, в последний раз бросив брезгливый взгляд на мужа и сына. - Папа, а отец меня любит? - под нос бубнит маленький Чимин, когда фигура отца скрывается в доме. - Конечно, сынок, что за глупости?***
- Папа, а отец сегодня плидёт? - альфочка, которому сегодня исполнилось шесть лет, ёрзает на своей кровати, уже одетый в пижаму, но с колпачком именинника на голове. - Нет, цыплёнок, отец работает, - папа, пытаясь успокоить сына, аккуратно хватает его за плечи, усаживая, и снимает колпак. - Плочитай сказку, - он выуживает из под подушки, заранее приготовленную, книжку, - пло плеклассного плинца и омегу! - не просит, а требует. - Хорошо, цыплёнок, но только отцу ни слова, - старший протягивает сыну мизинчик, чтобы закрепить их обещание. - Холосо, - шепчет Чимин, как будто это секрет мирового масштаба, и сплетает свой, совсем еще крохотный, мизинчик с мизинцем родителя. Маленький, но смышлёный альфа всё понимает. Отцу не понравится его любовь к подобным сказкам.***
- Оте... - альфа забегает в кабинет отца, держа в руках смоделированный им самолёт в школе, но не успевает договорить застывая, как каменная статуя. Картина перед глазами странная, совсем непонятная десятилетнему ребёнку. Его отец, вечно хмурый, улыбается молодому омеге, что кажется около двух недель работает его секретарём. Рука старшего альфы придерживает ногу незнакомца в районе бедра, в то время как сам омега обвивает руками шею отца. Обвивает так по собственнически. - Выйди! - не кричит, а рявкает, вернув привычную сердитость лицу, отец. Чимин тут же скрывается за дверьми, куда через несколько секунд выходит и старший альфа. - Оте... - Молчи! - перебивает сына. - То что ты видел... - он прикладывает пальцы к вискам, массируя, и грозно выдыхая, продолжает: - Это нормально, - его голос холоден, а такой же холодный взгляд направлен прямо в глаза сына. - Сейчас ты вряд ли поймёшь, но когда вырастешь... - Он подходит ближе, неловко обнимая Чимина за плечи. Эти объятия не вызывают тепла или уюта. Эти объятия неловкие и ужасно неуместные. - Не говори папе о том, что видел. Это его расстроит. И десятилетний Чимин не скажет. Чимин очень любит папу. Больше, чем кого-либо в этом мире. Чимин не хочет, чтобы папа расстраивался.***
- Что я говорил по поводу успеваемости? - альфа, с хмурыми бровями, сидит в большом кожаном кресле во главе рабочего стола, что делает его вид ещё более влиятельным и грозным. Обводит сына, стоящего перед ним с опущенной в пол головой, строгим взглядом, ожидая ответа. - Ну? - Она должна быть лучшей, - совсем тихо, понимая, что снова расстроил родителя. - Что? Что ты там бубнишь? Ты альфа или...? - плюёт, повышая голос отец. - Она должна быть лучшей, - громче, но всё ещё не достаточно. - Смотри мне в глаза, когда я с тобой разговариваю! - Моя успеваемость должна быть лучшей! - повинуясь требованию родителя, смотря прямо в глаза и также хмуря брови, почти кричит младший. - Почему тогда ты не лучший? - Прости отец, это моя вина. Я исправлюсь, - как солдат перед командиром, чеканит Чимин. В кабинет заходит секретарь-омега, неся на подносе кофе для отца Чимина. Альфа уже не помнит, какой он по счету. За последние пять лет, отец меняет секретарей часто. По несколько раз в год. И все его секретари молодые омеги. Пятнадцатилетний Чимин всё прекрасно понимает. Пятнадцатилетний Чимин очень злится. Его злит, что папа каждый день ждёт отца с работы, приготовив вкусный ужин, но в итоге засыпает один. Иногда прямо на кухне, за накрытым столом, за что однажды отец устроил скандал. Почему? Чимин не знает. Знает только, что после этого у него появился новый секретарь. А также, как говорит сам отец, это нормально. В порядке вещей. - Где ты вчера был, вместо того, чтобы готовиться к сегодняшнему тесту? - На танцах. - С этого дня ты о них забываешь, - он встает из-за стола, подходя к сыну, что по росту его уже догнал. - Я с самого начала был против, и не зря. Это занятие не для альфы. Или ты не альфа, а плаксивая, ноющая омега? - Но оте... - Никаких танцев! - цедит сквозь зубы, сжимая руку на плече Чимина. - Да, отец, - соглашается младший.***
- Заткнись! Я уже устал от твоего нытья! - первое, что слышит семнадцатилетний Чимин, возвращаясь из школы поздно вечером. Крики доносятся с кухни. Отец снова кричит на папу, а тот молча слушает, не смея перечить. И так уже на протяжении года. Это одна из причин, почему он возвращается домой так поздно, предпочитая провести день в музыкальном магазинчике-кафе, где спокойно и уютно. - Прости, Гён-и, - папа стоит у кухонной тумбы, смотря в пол и теребя низ домашней рубашки. - Привет, - Чимин проходит в комнату, открывая холодильник и доставая ужин. Он ведёт себя, будто ничего такого не происходит. Чимин привык. А слова отца о норме таких вещей, впились клещом. Первое время он сразу бежал к себе в комнату, где утыкаясь в подушку тихо пускал слёзы, после чего изо всех сил щипал себя. Ведь альфы не плачут. Спустя пол года слёз не стало. Кажется, вообще не осталось каких-либо чувств. Единственное, что вызывало хоть какие-то эмоции - разговоры с его лучшим другом и наслаждение музыкой в музыкальном кафе. - Где ты был? - злобно рычит отец. - Занимался, - спокойно отвечает младший, уже привыкший к хмурому отцу. - Смотри в глаза, когда я с тобой говорю! - Чимин спокойно поднимает взгляд от тарелки с супом, устремляя его прямо в глаза родителю. - Опять слушал свою херню для омег? - Я занимался, - не скрывая и не труся. - Щенок! - шипит старший, после чего слышится звук пощёчины. Папа, наблюдающий развернувшуюся картину, прикрывает рот ладонями, чтобы не вскрикнуть, а из глаз уже бегут дорожки слёз. - Это всё твоё влияние, - обращается глава семьи к мужу. Чимин, никак не реагируя, возвращается к еде, а отец, бросив на последок пару едких комментариев в сторону сына и мужа, скрывается за дверью. - Цыплёно... - Не надо, - перебивает папу альфа. - Что на этот раз? - Я принёс ему обед в офис. - М... - без эмоционально мычит Чимин. - Пап, давай уедем? - Что? - Уедем. - К-куда? Я не понимаю... - омега смотрит на сына красными от слёз глазами, вытирая засыхающую жидкость на щеках. - Да куда угодно, - голос Чимина спокоен, как-будто они говорят о погоде, а не обсуждают их будущее. - Просто уедем. Подальше от отца, от этого места, города... - Что ты такое говоришь? - старший сводит брови к переносице, что означает - этот разговор ему совершенно не нравится. - Тебя что, это всё устраивает? - Я... Это... - папа тушуется, не зная что ответить. - Это сложно, - спокойно, даже с каким-то холодом и отстранённостью, продолжает он. - Мы с твоим отцом взрослые и сами разберёмся. А ты прекращай возвращаться так поздно. - Как скажешь, - с такой же подачей, говорит Чимин.***
- Блять, отец! - Чимин, почти сшибая дверь, залетает в кабинет отца. - Ты совсем поехал?! - подбегает к папе, что без сознания лежит на полу, а под головой растекается алая жидкость. - Пап! - он трясёт родителя, пытаясь привести в чувства. В голове появляется шум, а руки дрожат. Папа очень бледный, никак не приходит в себя и это пугает. Как выяснится позже, они снова ссорились. Отцу в очередной раз не понравилось что-то, что сделал папа. Это уже не так важно. В порыве злости, что с каждым годом увеличивалась в старшем родителе, он не совладал с эмоции и толкнул мужа. Толчок, может и был не сильным, а может и был, этого не известно. Чимин ранее лишь раз видел, как отец поднял руку на папу, отвесив пощечину. Но важно то, что папа жив. Если это можно назвать жизнью. В момент падения, он ударился головой о угол стола, и как следствие - сотрясение мозга тяжелой степени, при котором в, почти, пятидесяти процентов - летальный исход. Но папа жив, правда в сознание так и не пришел. Он спит, выживая с помощью аппаратов жизнеобеспечения. И не известно, что будет дальше. Чимин спешил домой, вернувшись раньше обычного. Хотел обрадовать папу. Он поступил в СНУ, хоть и не на ту специальность, куда хотел, но точно знал, что папа порадуется. Его папа замечательный. Он очень любит сына, души в нём не чает. Но в последнее время всё было сложно. Они отдалились. Чимин старался как можно реже появляться дома, пропадая в излюбленном музыкальном кафе, в тайне от обоих родителей посещал танцевальную школу, оплачивал которую с карманных расходов. На выходных выезжал с Чонгуком за город, прихватив с собой снаряжения для кемпинга и раритетную фотокамеру. Фотографировать, как и танцевать, очень нравилось альфе. Но не нравилось его отцу. Папа же был не в курсе, чтобы отгородить от лишних переживаний, которых у него было сполна. Чимин очень хотел рассказать папе о его жизни, о том, какую музыку он любит, о том, как он чувствует себя живым, танцуя. Он хотел рассказать о Чонгуке, его лучшем друге, к которому сбегал ещё в 16 лет, дабы не слышать ночных скандалов. Так много хотелось рассказать. Многим хотелось поделиться. Папа бы выслушал, одарив сына любящей тёплой улыбкой. Взлохматил бы волосы, поцеловав в лоб. Обязательно бы попросил пригласить Чонгука в гости, желая познакомиться. И Чонгук бы точно, Чимин не сомневается, понравился бы папе. Он бы точно был восхищён успехами сына в танцах, ему бы точно понравились снимки, что сделал Чимин. А также, наверняка, назвал бы таким родным, разливающимся тем теплом, что ощущал альфа в детстве - "Цыплёнок".***
Прошёл год, когда Чимин решился навестить папу. Старший не мог поприветствовать сына, обнять или одарить той ласковой улыбкой, воспоминание о которой, хранит альфа, с особым трепетом, как самое важное, по соседству с таким недостающим "Цыплёнок". Войдя в палату, Чимин морщит нос от обилия запахов лекарств, за которыми теряется запах любимого родителя. От этого ужасно тоскливо. Он медленно подходит к постели, касаясь кончиками пальцев, болезненно-бледной и холодной, руки папы. - Привет, пап, - совсем тихо здоровается. - Я так скучаю... Ужасно хочется разрыдаться, но в глазах сухо. На протяжении всей жизни отец твердит, что слёзы - табу для альф. И Чимин не плачет. Уже давно он не ощущал сырость в глазах. Не может.***
- Па, познакомься, это Чонгук, - Чимин жестом показывает на Чона. - Я тебе рассказывал о нём. Чонгук почтительно кланяется, приветствуя омегу, но ответа не поучает. Папа всё ещё в коме. С того дня прошло полтора года, и всё это время папа Чимина лежит в палате, с пищащими аппаратами, совсем не похожий на живого человека. Чимин улыбается, по настоящему - искренне. Но Чонгук видит, что друг несчастлив.***
- Привет, пап, - взрослый альфа сидит у больничной койки родителя, с нежностью смотря на серое лицо немого собеседника. - Па, я купил квартиру, - он грустно усмехается. - Ещё немного, и я съеду. А отец... Прости, но в пошёл он к чёрту!***
- Я встретил омегу, - Чимин присаживается в кресло, беря холодную и костлявую руку родителя в свою, - он так похож на тебя! - альфа ярко улыбается. - Особенно когда смеётся... Ох, что это? - он поднимает вторую руку, что крепко держит огромный букет любимых папиных ромашек. - Это тебе! Прости, совсем забыл, просто Юнги он... - Чимин грустно выдыхает. - Он делает что-то невероятное со мной, что не могу ни о чём думать. Он бы тебе понравился! Чимин поднимается на ноги, обходя койку. Останавливается около прикроватной тумбы, на которой стоит ваза, принесённая когда-то давно им же. Альфа набирает воды в ёмкость, опуская в неё буке. - Красивые? - он пускает лёгкий смешок. - Знал, что тебе понравится. Он опускается, целуя холодную, прямо как руки, щёку. Трётся о неё носом, и с трудом выпрямляется. Больно. Видеть такого папу невыносимо больно. Хочется разрыдаться, кричать в истерике, пока горло не начнёт саднить и сил не останется. Но он не может. Слёзы будто покинули его организм ещё очень давно. Ведь альфы не плачут. - С днём рождения, пап...***
- Юнги он... Он невероятный! Па, я так хочу вас познакомить! Я уверен, и ты бы ему тоже очень понравился. Я уже говорил, вы так похожи, только... Только он более дерзкий? Да, наверное так. Но, пап! Он до безумия очарователен в этом. Он точно ёжик, что фырчит. Думает, что вселяет страх, но... Чимин расплывается в тёплой улыбке. Мысли о Юнги пускают, необычайно приятное, тепло по всему телу. Альфа не может сдержать глупую улыбку, думая или говоря об этом омеге. Юнги красивый, умный, невероятно хороший и добрый. Дерзкий, но это так ему подходит. Его дерзость не отталкивает, а наоборот. Он, до чёртиков, мил в этом. Самая настоящая колючка, которая, если узнать получше, точно превращается в невероятно нежный цветочек. - Он только ещё больше влюбляет в себя, пап. Я... Боже, пап, я кажется и вправду влюбился... Это так... Так странно? Ты когда-нибудь испытывал подобное? Когда хочешь видеть его каждый день, час, минуту и секунду? А ещё ужасно хочется постоянно смотреть, как он улыбается! Или смеётся! И коснуться его хочется, пап... Пап, я... Я ему сделал больно. Он немного пострадал из-за меня... Мне так жаль, боже, - он утыкается в свои руки, потирая теми виски. - А ещё... Я взял его, кажется, ежедневник? Или дневник? Я не знаю. Я не читал, правда. Только одну страничку. Я уронил его, и она открылась и там... Пап, он там сделал список любимых вещей, - альфа не сдерживает смешок, - прям как ты! Представляешь? И я... Я вырвал эту страницу, не знаю, почему, но сделал это и теперь... Совсем не знаю, как быть... Чимин укладывает головы на одеяло, где-то в районе сердца папы. Слушает его медленное биение, грустно улыбаясь. Хочется, чтобы папа прямо сейчас открыл глаза, обнял, погладил по голове. Хочется, чтобы он услышал о Юнги. Познакомился с ним. Этого всего так чертовски хочется.***
- Где он?! - Чимин влетает в палату папы, чуть не выбив дверь. Кровать родителя пустует, а санитары убирают оборудование. - Я спрашиваю, где он, блять?! - альфа повышает голос, кричит, почти рыча. - Ты! - он хватает за ворот больничного халата первого попавшего, под руку, работника. - Говори! - Господин Пак, отпустите санитара, - раздаётся со спины голос альфы - главного врача больницы. - Сумин всего-лишь убирает оборудование, он даже не знает, кто лежал в этой палате. Пройдёмте в мой кабинет, - спокойно говорит мужчина, указывая рукой на выход. - Я всего-лишь хочу знать, где мой папа, - цедит сквозь зубы Чимин, но бедолагу Сумина опускает, подходя вплотную к врачу. - Господин Пак, держите себя в руках, - старший альфа разворачивается, направляясь в свой кабинет. - Идёмте.***
- Присаживайтесь. - Где мой папа? - не унимается Чимин. Его интересует только одно, а сидеть совершенно не хочется. Как он на ногах стоит, тоже вопрос. Внутри просто всё разрывается от неприятного липкого предчувствия. - Господин Пак, ваш папа был в глубокой коме на протяжении... Трёх лет? - Я это и без вас знаю, - цедит Чимин. Ему совершенно не нравится этот разговор. - Дослушайте, пожалуйста, - старший альфа буравит его взглядом, но сохраняет спокойствие. - Чимин, - доктор тяжело вздыхает, - можно же я буду звать тебя Чимин? Чимин кивает Ему если честно совершенно плевать - зовите как хотите. У него сейчас только одно желание. И кажется, ему сбыться не суждено. - Чимин, ваш папа был не в простой коме. Это была кома четвёртой степени и в большинстве своём... Она... - мужчина делает длинные паузы, что совершенно не нравится Паку. Так всегда делают, когда не могут найти подходящих слов. Чимин гулко сглатывает и чувствует, как его ноги начинают становится ватными. - Данная степень обычно заканчивается летально... - Нет, - Чимин вертит головой в отрицании. - Нет-нет-нет-нет-нет. НЕТ! Он кричит, повторяя только "нет", будто других слов не существует. Ноги подкашиваются и он теряя равновесие, оседает на пол. В голове шум, звуки вокруг слышатся так, будто он под водой. Его тошнит. Трясёт. Знобит. Глаза застилает пелена солёной жидкости. А дальше темнота, едкий запах нашатыря, улица, два кота и Юнги.