***
Утро, вопреки чужим предостережениям, наёмник встречает с Панам на скрипучей запылённой раскладушке в его палатке. По традиции с вязкой жижей плавящихся мозгов в голове и дрожащими от ночных кошмаров руками. Ещё один день. И разум пока что на месте. Хуже всего во всей этой огромной луже бездонного дерьма было незнание когда именно сработает бомба замедленного действия, пустившая корни в его пульсирующие болью виски. И далеко не от похмелья, против которого уже несколько десятилетий назад изобрели кучу действенных средств: с каждым прожитым часом биочип выжигает его «я», перепаивает винтики, переписывает личность на новую, медленно уничтожая законного владельца этой самой головы. Безвозвратный процесс. И с каждым прожитым часом Ви буквально чувствует как мало во всём этом остаётся от него самого. Мыслей, слов, желаний. Джонни, Джонни и ещё раз Джонни. Только Джонни, постепенно отвоёвывающий место «у руля». И ненавидеть бы его за это всей душой, вот только им обоим чётко ясно, что происходящее движется по возрастающей не по их воле. Пока получается стоять на ногах, наёмник не поддаётся панике — запрещает себе думать, растворяется в комфортной рутине, занимает себя делом. Это в любом случае никак не помешает периодическим выпадам из реальности. Лабиринту из раздумий по соседству с каждым днём сопротивляться всё сложнее. Они агрессивные, настойчивые. Громкие. Такое понятие как «тишина» всё равно уже забыто. Ви, сидя с побитым планшетом в руках на крыше одного из трейлеров, отлаживает сетевую вышку, заглохшую после вчерашней бури. Монотонное занятие даёт возможность отвлечься хоть немного. Даже ошибок в коде почти не допустил: можно считать небольшой победой. До тех пор, пока его собственный рассудок не откажет окончательно. — И что ты делаешь? — Джонни решает обозначить своё присутствие снова. В тот момент, когда Ви уже запускает переписанный для вышки скрипт. Видимо, бойкоту — или что это вообще было — пришёл конец. — Тебе в самом деле разложить по полочкам весь этот технотрёп или всё-таки нахуй надо? — поблизости никого не было, так что Ви может позволить себе ответить вслух. — Блять, Ви. Не тяни кота за яйца. Я не вмешивался в твой отпуск. Но сколько можно уже торчать в этой жопе мира? Пора возвращаться и заканчивать. Времени мало. Наёмник поднимает голову на голос, щурясь от полуденного солнца: голограмма Сильверхэнда появляется здесь же на крыше трейлера, сложив руки на груди. В этом, будто бы, слившимся с телом бронежилете, с кровавыми подтёками и обманчиво свежими царапинами на лице — такой же застрявший во времени, как и всё здесь, Джонни, как не печально, в какой-то мере вписывается в антураж. Созрел для разговора, значит. «Заканчивать» было сказано тоном, не приемлющим отворотов. Будто Джонни не знает почему на самом деле он продолжает тут «торчать». Имея безграничный доступ к его мыслям Джонни всё прекрасно, блять, знает. И, видимо, сейчас попытается прополоскать ему остатки мозгов. Желание обсудить всё условно «наедине» тянет прочь от лагеря. — Я пытаюсь закончить всё по своему. — Ви решается ответить только чуть погодя, спрятавшись от солнца в тени импровизированного гаража с брезентовым навесом, расположенном в отдалении от основной массы членов клана и их палаток. Никто здесь не подслушает. Джонни трёт переносицу и поднимает на него тот самый угрюмый, выжигающий прищур. Иногда голограмма появлялась в солнцезащитных очках: те зачастую скрывали тот самый недобрый огонь в чужих глазах, который на себе иногда лучше не испытывать. Пробирает до самых костей. — Не надо только мне мозги вправлять. — добавляет Ви уставшим тоном, уже заранее понимая, что без этого не обойдётся. — Так ты просто сдался. — чужой ядовитый тон не прибавляет градусу разгорающегося пиздеца позитивной нотки. Совсем наоборот. Ви переводит взгляд куда-то мимо Сильверхэнда, решив, что так будет проще с ним говорить. Но тот упрямо маячит перед лицом, перетягивая внимание. — Если бы я тупо принял решение пустить себе пулю в висок — тогда бы «сдался», да. Уговор в силе: я вообще-то тоже обещал сохранить тебе жизнь. Именно это я, блять, делаю, если ты так нихуя и не понял, Джонни. И не сказать бы, что Ви в самом деле не думал о том, чтобы легко и быстро свести счёты с жизнью. Но на его ответственности ещё одна — у Джонни всё ещё есть куда более существенный шанс. И для его реализации Ви действительно придётся «умереть». Исчезнуть, раствориться в чужой личности и сгинуть в небытие. Сильверхэнд получит контроль, запрограммированный конструктом. Потому что в этих переменных, по логике биочипа, ошибкой является именно Ви, а не Джонни. Так с хуя ли наёмнику вообще пытаться вершить правосудие? Выставленное им же табу на суицидальные мысли, порой, давало брешь. От этого было не менее страшно. — Затянутая предсмертная агония? Уйдёшь умирать в одиночестве как старый кот? Драматично. Просто пиздец, Ви. Не позволю, будь уверен: даже если придётся сжечь нахер весь ёбанный Найт-Сити — вытяну нас обоих. Тебе нужно только проглотить те колёса. — Дальше что? Рванёшь к Бестии и расхерачишь всё как в старые добрые? Подключишь Альт к «Микоши»? — В этом и был весь изначальный план. Моих стальных яиц хватит. — А в довершении уехать в закат под финальные титры и сопливую песню. Да, Джонни, звучит реалистично. — Просто не проеби шанс и доверься мне. Снова та же музыка. Ви качает головой, уже порядком заебавшись слушать одно и то же. Они оба друг друга стоят — хотя бы вот в этой упёртой твердолобости нашли общие точки пересечения. Не бывает счастливого конца. Не для них эта хуйня. Не в этом городе, в конце концов. Розовая пелена у наёмника необратимо стёрлась, у Сильверхэнда её, скорее всего, никогда и не было. Тот лишь пытается взять всю ответственность на себя, решить все проблемы самостоятельно. Вот только не Джонни пошёл красть у «Арасаки» её собственность; не Джонни потом вставлял в височный разъём биочип с прототипом проекта «сохрани свою душу». И не Джонни очутился на свалке с пулей в башке. Он спас ему жизнь, подарил короткие мгновения, которые Ви хочет запомнить, чтобы попытаться заполнить расширяющуюся пустоту в груди, которая совсем скоро утянет за собой. За Ви должок. Более того, всё вот это вытекшее из под щели дерьмо лежит исключительно на плечах неудачливого наёмника с улиц прогнившего Найт-Сити. — Дело не в доверии. Я не хочу тех же последствий, что и в прошлый раз. Если моё тело словит шальную пулю на твоём рандеву со смертью, шанс проебём мы оба. Достаточно смертей... — Блять, закрой рот и слушай сюда. — перебивает Джонни, оказавшись совсем близко, и порывается схватить его за плечи фантомными руками. Что неудивительно, у него это получается — Ви чувствует себя пригвождённым к месту. Остаётся только смотреть в горящие гневом глаза напротив. И действительно слушать, — Ты, Ви, выдирал зубами своё право на жизнь, в лепёшку, сука, расшибался, носился как в жопу ужаленный. А когда остался последний шаг ты — ахуеть просто — объявляешь мне что тебя пугают предполагаемые смерти? Пацифист хуев. Свою смерть ты в расчёт только по какой-то необъяснимой тупой причине не берёшь. Где конечная грань той цены, которая была для тебя не важна совсем недавно? Я должен поверить в эту хуйню? Эту злость Ви понимает, но, увы, не чувствует того же. Апатия, затухающая надежда — причины принятого решения. Как следствие — взбесившийся Джонни, привыкший идти до конца и готовый к любым жертвам. К самопожертвованию в частности. Никому не нужному. Беситься Сильверхэнд может сколько захочет. Всё, что ему и останется до тех пор, пока наёмник не сгинет в забвении. — Можешь не верить и называть мой выбор хуйнёй. Мне до пизды. Это мой выбор, Джонни. Пока я здесь и пока я «в себе». Но в конце концов я исчезну — ты получишь окончательный контроль, о котором мечтал. Тебе придётся это принять. Наёмник не оставляет ему выбора, эгоистично решив всё за них обоих: навязывает ему перспективу наблюдать его смерть со стороны, когда придёт время, без возможности что либо предпринять. Осознав, что Ви это всё всерьёз, Сильверхэнд так же резко дёргается, отпуская из буквально стальной «хватки» и отстраняясь от него, как от прокажённого. Всё ещё гнев, отказ и отторжение. Он не пытается понять, тупо не может. Не в его темпераменте. Не в его природе, в конце концов. Для него это и правда сравни понятию «сдаться», опрокинувшись ничком на спину — ждать летального исхода и ничего более не делать. Назревающий в чужой голове вопрос «почему» звенит в ушах инородным звуком. — Кем ты себя, блять, возомнил? Библейской мессией, расплачивающейся за чужие грехи? Такой контроль мне не нужен. — Но получишь. Так что дай мне слово, что не пойдёшь штурмовать «Микоши» в одиночку, когда это произойдёт. Джонни отводит взгляд и поворачивает голову в сторону, взвешивая последнее желание Ви. Молчит. Долго. Будучи запертым в чужой черепной коробке и нематериальным, Джонни в целом мало возможностей оставалось, исключая эти бесконечные мысленные потоки. Всё это время он существовал довольно однозначно: не упускал моменты, чтобы подъебать Ви на очередном проколе и много — просто, блять, невероятно много — думал. — Ты не понимаешь, что делаешь. — вместо действительно важного для Ви обещания наконец заключает Сильверхэнд. Естественно, сука: только одному Джонни известно всё обо всём. А Ви здесь на правах упрямого пиздюка, неискушённого жизнью. Просто попутчик, который доставляет чужое сознание из точки «А» в точку «В» из раза в раз, в погоне за фантомом. — Я тупо устал, Джонни. Заебался. Мы всё перепробовали. Теперь я лишь хочу провести эти последние дни по своему. Чувствовать всё сам. — Подозреваю, что ты ещё пожалеешь о своём решении. — эту фразу Джонни произносит контрастно тихо, беспристрастно. Словно ставит точку невозврата. Согласие. Потому что, если в самом деле подвести подытоживающую черту — у него действительно нет другого выбора. У них обоих, — Только когда это случится, я уже не смогу помочь. Разговор не приносит на душу долгожданного равновесия. Они наконец обсудили итог. Жирную обрубающую точку. Искаженную, колючую и вытряхивающую заткнутый вглубь страх наружу оголённым нервом. Ви уже было похуй. Абсолютно индифферентно. На всё, на себя. Но, увы, не на всех. Он сам не позволит Джонни понестись на суицидальную миссию. Не позволит наступить на те же грабли, на которые наступили они оба в своё время. Не позволит взять на душу ещё чью-нибудь смерть или умереть самому. А сам Джонни не сможет ему что либо запретить: о чём бы они не говорили, как бы они друг с другом не спорили — Ви действительно ему доверяет. Настолько, что готов расстаться с разумом, с самим существованием. Вверить в руки дальнейшую судьбу своего тела, которое не принадлежит ему фактически с того самого момента, когда сранный Декстер ДеШон отправил его на тот свет. Доверяет настолько, что безоговорочно знает — Сильверхэнд может противиться, поливать его всевозможными изощренными нецензурными оборотами, да хоть ненавидеть, но против воли Ви не попрёт до последнего. Прощальная просьба. Один умрёт, чтобы жил другой. Сопливая чушь, от которой бросает в дрожь, но наёмник смирился. Увы, не сегодня и не в это мгновение, но когда-нибудь этот горе-террорист смирится тоже. И поймёт. Осознает реальную цену. В данном случае только бездействие и вытянет этот самый второй шанс, который любому на их месте мог бы показаться сказочной хуйнёй. Второй шанс для Джонни Сильверхэнда, так отчаянно хватающегося за жизнь. Уже нет смысла искать утешения в призрачных надеждах. Ви не хочет закончить дни на больничной койке лучшего рипера в городе, который будет подтирать ему жопу, пока он сам продолжит отхаркивать собственные кишки; не собирается носиться за чужой неосуществившейся мечтой отыграться на «Арасаке», перестрелять всех уёбков и отомстить Адаму Смэшеру. Это не его вендетта. Ви и вправду собирается урвать момент: нажраться так, как и в самом деле в последний раз, вдавить педаль газа в пол не боясь не вписаться в поворот на бешенной скорости, проорать последнюю песню, раздирая глотку. Как и пытался донести до него Сильверхэнд — наёмник действительно уже многое сделал. Важно что именно имеет для самого Ви значение. Оставить след. В засохших подтёках крови на полу в риперском подвале Вика, в гадальных картах таро Мисти, в прощальной офренде для Джеки Уэллса, в корпоративных интригах, в многогранных личностях Деламэйна, в благополучии семьи Ривера, в гитарных рифах Керри Евродина, в войнах банд на улицах Найт-Сити, в судьбе «Альдекальдо», в снисхождении в личный ад Горо Такемуры и его борьбе за правду. В памяти Джонни Сильверхэнда. Ви спас много жизней и много отнял. Пережил лучшего друга на какой-то совсем незначительный отрезок времени, чтобы в конечном итоге встретиться с ним на той стороне. Они так и не попали в высшую лигу. В «Посмертии» не назовут коктейли в их честь по красивой смертельной традиции. Но Ви сможет пожить для себя. И умереть для другого.***
В диалоге с Джонни дело обошлось малой кровью и каким-никаким соглашением, но от промывки мозгов ему, как оказалось, было не отделаться. Раз уж Ви начал сегодняшний день с откровений, то ими же и закончит: с Панам они спорили долго, экспрессивно. И эта самая экспрессия по большей части принимала сторону Палмер. Лёгкие у неё определённо не имели границ — и слова не давала вставить. Хорошо, что Ви догадался предложить ей прокатиться и только потом завёл животрепещущую тему. Вдали от нежелательных ушей остального клана. — Я не понимаю, Ви! Ты так рисковал жизнью, а в итоге застрял на замкнутой, блять, синусоиде, чёртов порочный круг! Неужели нихрена нельзя сделать?! Впрочем, орала она не на него, а на всю ситуацию в целом. От бессилия. От желания быть услышанной всем этим ёбанным несправедливым миром. Данный выход эмоций Ви понимает как никто другой. Он благоразумно умолчал о варианте с «Микоши». Как он это преподнесёт? «Смотри, есть вариант с оцифрованной бывшей подружкой Сильверхэнда, которая застряла в киберпространстве. В теории она может всё починить и исправить, но это не точно. Мы, в свою очередь, можем рискнуть, поставить на кон всё, что у нас есть, включая наши бесценные жизни, попробовать ворваться в башню корпорации и всё там подорвать. В процессе гарантированно погибнет много членов твоей семьи, а я, если не подохну там же, совершенно, блять, не гарантированно исцелюсь и останусь без демона в башке. Как тебе такой план?». Нахуй. Ви ни разу не сомневается, что «Альдекальдо» может осуществить всю эту задумку, что Сол согласиться оказать помощь и соберёт людей. Оттого и умолчал. Все эти смерти будут на совести Ви. О варианте, предложенном Ханако он даже думать не собирается — продать душу «Арасаке» означает стереть остатки своей личности окончательно и бесповоротно. Нахуй тоже. По существу — действительно хватит уже наступать на одни и те же грабли и раскидывать новые. Недоговорить, не значит соврать. Но вина оставляет вязкий осадок где-то на дне. А, быть может, то был отголосок вновь пробудившегося Сильверхэнда, который успел проникнуться к Палмер каким-то душевным платоническим уважением. И теперь наблюдает со стороны со своим молчаливым осуждением. Странное ощущение. Неприятное. С этим Ви и жить. Недолго, правда. — Предотвращая твои дальнейшие вопросы скажу сразу: я всё перепробовал. Добрался до такой гнилой верхушки, с которой, не будь я в таком отчаянном положении, не вздумал бы даже в одно поле срать садиться. Честно? Нельзя. Я сгину, но тот другой будет жить. — Этот говнюк твоей жизни не стоит. Наёмник грустно улыбается уголками губ. Может и не стоит, пускай Ви уже успел убедить себя в обратном. Поздно только пытаться выбирать между ними двумя. И мнения он уже не поменяет. Облокотившись о дверцу машины Ви стоит здесь, посреди пустыни и любуется, сжимающей пальцы в кулаки, Панам, застывшей спиной к заходящему за горизонт солнцу. Смотрит на закатные блики на лице Палмер и огонь бушующей бури в её глазах. Ощущает исходившую от неё ауру желания стоять до победного. Бороться. За него — за Ви, который в данную секунду просто хочет запечатлеть в памяти нестираемым вечным штампом ещё одного драгоценного человека, которому не насрать. — Прости, Панам... — Другого выхода правда нет? — она подходит к Ви совсем близко, обхватывая его лицо ладонями и заглядывая прямо в глаза. Он чуть щурится от упавших на глаза ярких солнечных лучей, но взгляда не отводит — утвердительно кивает на вопрос, прозвучавший с остатками потаённой надежды в голосе. — Это пиздец как смело с твоей стороны. Но подобное самопожертвование... Я бы так не смогла. — У меня было время, чтобы отрефлексировать всю эту хуйню. — Я буду рядом, Ви. — Панам обнимает крепко. Вжимается в него всем телом, опалив кожу на шее горячим дыханием. Выступает поддержкой и опорой, пускай — Ви уверен — не желает оставлять всё вот так и отпускать ситуацию на самотёк. Смирится и она. Рано или поздно. Воистину день тяжёлых разговоров. Ви буквально ощущает, как душа покидает тело в моральном истощении, не желая больше давиться гнётом собственных мыслей. Палка о двух концах. Удобно было нихуя не чувствовать в этот момент. Кроме вины разве что. Совсем несвоевременно он ощущает себя ебучим эгоистом, но затыкает это так же глубоко, как и этот неумолимый липкий страх, с каждым днём овивающий мерзкими ледяными касаниями всё сильнее и крепче. Углы сглаживает Панам. Она действительно начинает намного чаще находиться рядом: составляет молчаливую компанию в его пьяных ночных зависаниях под звёздами, выдёргивает на посиделки в баре с дешёвым пивом, порой, наплевав на свои обязанности второго лидера клана. Рассказывает о детстве и интересуется о его жизни на улицах Найт-Сити. Даже умудряется находить волю для беззаботного веселья, заражая смехом. Разговаривает с ним по душам, чутко увиливая от темы нынешних переживаний. Даёт возможность просто выговориться. Ви ловит каждый внимательный и печальный взгляд Палмер. Сохраняет в памяти любое мимолётное нежное прикосновение. Моменты только для них двоих: сокровенные и душевные. Мозги скрипят не так оглушительно, съезжающее с законного места сознание затыкается. Притихает. На короткое мгновение Ви чувствует себя не умирающим, а просто живым. Целых три дня наёмник убаюкивает себя возможностью насладиться жизнью в полной мере, прежде чем низвергнуться в чертоги киберпространства. Или что его вообще ждёт на той стороне? Времени действительно оказалось слишком мало. Но Ви заранее знал, что рано или поздно это закончится. Именно через три дня после того разговора с Джонни и Панам происходит высокобалльный приступ, который таранит потрёпанные мозги и сносит с ног. Больно было настолько, что Ви кажется, что вот это уже точно конец. Он тупо отключается — без хруста надломившихся извилин, без ослепляющих глюков и оглушительно звенящего в ушах колокола. Просто валится почти уже мёртвым грузом. Кто-то подхватывает под руки, ловя его отказавшее тело, суетится рядом. Было уже не важно. Ви падает в темноту, напоследок понимая, что это становится крайней точкой.***
Вынырнуть в мир живых становится настоящим испытанием. Пробуждение тяжёлое, болезненное — перед глазами уже знакомая рябь. — Тише, Ви. Спокойно. — касание Панам к его лбу кажется ледяным. Наёмник всё равно тянется к чужой руке как к спасательному кругу. Наугад ловит её пальцы своими и протяжно выдыхает, — Как ты себя чувствуешь? Ещё не было настолько плохо. Ни разу. — Не знаю. — отзывается Ви с хрипотцой в голосе. Выкладывать все карты на стол он не собирается — не хочет волновать. Приходится приложить безграничное усилие, чтобы просто сесть. Весь организм протестует, подступающее головокружение трещит в висках. Башка раскалывается. — Хуёво. — выносит куда более честный вердикт Джонни, всё это время маячивший где-то в отдалении. — Не начинай. Со стороны это определённо выглядит, как диалог с самим собой. Их голоса наслаиваются друг на друга с механическим звуком. Такое уже случилось однажды, когда он очухался в подвале Виктора после очередного приступа. Как и в прошлый раз, понимание, что диалог с незримым для других Сильверхэндом происходит вслух посещает слишком поздно. Это в целом сложно осознать и ощутить, когда оказываешься слитым воедино с другой личностью. В этот раз ещё ближе, плотнее. Сознания стукаются друг о друга с громким скрежетом, сплетаются. Это тоже больно. Будто кто-то сковырнул скальп и потыкал своим грязным пальцем в его воспаленный мозг. Ви дёргает головой, упрямо пытаясь от этого избавиться — не поможет. Только, если сам Джонни не догадается на секунду заткнуться и облегчить этот лютый приход. — Ви? — Панам закономерно хмурится и садится рядом, — Это Сильверхэнд, да? — Да, — на выдохе подтверждает чужую догадку наёмник после нескольких секунд молчания и фокусирует свою глючную оптику на Палмер, в попытке поймать якорь, чтобы остаться в сознании, — Но я пока ещё здесь, если ты об этом. — Паразит, блять. Сранный ленточный червь. — Панам злится в беспомощности и неосознанно сжимает руку наёмника чуть крепче, — Ви, я его своими руками из твоей головы вытащу, слышишь? Пока не знаю как, но я это сделаю. — Это необратимый автоматический процесс, Панам. Джонни не самолично крошит моё сознание. Всё делает биочип. — А нельзя его просто выдернуть? Ви помнит как задал такой же вопрос Вику, когда всё только-только случилось. Увы, ситуация оказалась намного, блять, сложнее. — Нет. Благодаря ему я всё ещё дышу. — Сука... — Палмер сокрушённо качает головой и отклоняется вперёд, упираясь локтями в колени. Предоставив ей возможность повторно всё осмыслить, Ви пользуется моментом, чтобы обменяться мрачными взглядами с Джонни. За пределами палатки сумерки. Близится ночь — шанс уехать скрытно. Без объяснений. Хороший получился бы манёвр, удобный. Только так неправильно: сбросить дополнительный груз ответственности на Панам, которой в данном исходе и придётся придумывать причину его исчезновения, врать и, возможно, даже заверять, что совсем скоро Ви вернётся и всё будет как раньше. Как раньше уже не будет. А так далеко наёмник, к сожалению, не загадывал. Сам с Солом объяснится. В конце концов, подыхать ему суждено наедине с собой и тяжёлым взором Джонни Сильверхэнда. — Дальше будет хуже. Панам поднимает на него серьёзный взгляд в ожидании. Будто заранее знает, что он скажет. Ви трёт глаза, пытаясь сбросить эту рябь помех, мешающую нормально видеть, но, тем самым, только усугубляет. Биомон заходится искрами глюков, выдавая ошибку за ошибкой с мерзким звуком, эхом резонирующим о стенки черепа. Ебанный, блять, в рот. — Я должен уехать. — Ви. Даже не думай. — предостерегающий тон Панам не даёт ему отвертеться слишком легко. Наёмник и не рассчитывал, впрочем. В скором времени, видимо, предстоит не просто спор — ссора. Не хочется заканчивать всё вот так. — Я не хочу, чтобы ты это видела. — Не маленькая, блять. О чём раньше думал? И думал ли вообще? Устроил себе предсмертный отрыв по полной программе... — она решительно поднимается на ноги, вскидывая руки к потолку, а затем складывает их на груди в защитном жесте. Расстроенная. Само собой, она, блять, расстроена, — Ты стал членом нашей семьи. Хочешь сказать, если ты уедешь хрен пойми куда — никто здесь не будет за тебя волноваться? Вот так проще, да. Разумеется, Ви! Проще для тебя. — Не проще. Лучше. Для тебя же. — И думать не смей, будто знаешь что именно для меня лучше. Ви устало и с усилием так же поднимается на ноги, чтобы осторожно коснуться чужого плеча. Палмер не увиливает, не пытается отстраниться. Уже что-то, да значит. — Подумай о том, что будет, когда, моё состояние достигнет конечного этапа. Это буду уже не я — другой человек с другими мыслями и целями. К этому ты готова? — Пожалуй, да. — Палмер выдерживает грузную паузу. Но, кажется, всё же осознаёт истинные причины о стремлениях Ви уехать подальше, гонимым демонами. Одним конкретным, настойчиво проталкивающимся наружу сквозь любые преграды, — Чтобы хорошенько ему врезать. — Панам. — Я не знаю, ясно? Это тупо нечестно по отношению ко всем нам. Ко мне. — Это нечестно во всех смыслах. Сука, он и не предполагал даже насколько сложно будет проходить через этот момент, который буквально вывернул наизнанку. Особенно в том случае, когда казалось, что эмоций уже не осталось. И стоит только Ви оказаться за пределами палатки, он получает от подошедшего Сола очередное напоминание, что «Альдекальдо» — семья и своим всегда поможет; Ви, в свою очередь, заверяет Митча, что всё в порядке и что он в состоянии не просто на ногах держаться, но и за руль сесть. Объяснить им обоим почему ему так срочно нужно рвануть с места оказалось проще, чем хотелось бы. Ви нагло пиздит, глуша совесть. Говорит, что нужно кое с кем встретиться и врёт, что обязательно вернётся через пару дней. Один просит его не перенапрягаться, второй заботливо треплет по плечу. Блядство. Погруженная в затяжное молчание Панам провожает его до машины, идя чуть впереди. Наёмник даже не пытается прервать тишину, поскольку знает, что порыв разговорить её может стать чреватым. Они застывают друг напротив друга двумя неуверенными изваяниями. Словно вечность прошла с того дня у железной дороги, когда Ви признался ей в чувствах. И расставаться теперь, вот так спешно и окончательно никому из них не хочется. — Мне нужно время, чтобы всё это переварить, — ожидание наконец окупается: собственно по этой причине он до сих пор не сел в машину. Панам сплетает его пальцы со своими и поднимает глаза, — Катись на все четыре. И дай мне знать когда... Короче просто не пропадай. Ты понял меня? — Понял. — Ви целует её на прощание. Застывшее нежное обещание, которое никогда не осуществится, — Я буду скучать. Уже скучает на самом деле. Неистово. И, возможно, будет скучать даже в забвении. Невыносимая тоска накрывает с головой, когда наёмник всё же садится в машину и хлопает дверью. Больших усилий стоит подавить в себе желание передумать. Ви всё-таки уезжает, оставляя за спиной этот яркий уютный оазис, спрятанный от остального изгаженного мира и ставший домом. Именно здесь он провёл одни из лучших дней своей жизни. Больше наёмник сюда не вернётся. Не в этой жизни. Только так было правильно. О дальнейших целях Джонни Ви нихуя не знает, возможно, о них не знает и сам Сильверхэнд. Но едва ли в чужие планы входит поддержание связей или кочевая жизнь. Ви понимает, что смысла в этом для Джонни не будет ровно никакого. Он и не желает, чтобы тот притворялся. Зная этого придурка — просто решит начать с чистого листа. Пускай так оно и будет. Ви же только хочет тоскливо выть и скулить. Разбиться вдребезги, на маленькие кусочки о ближайшую твёрдую поверхность. Но этого не потребуется. За него всё сделает Джонни. Тот крепчает: скребётся в голове, царапая и травмируя её содержимое изнутри. Словно ему уже становится тесно с Ви по соседству. Совсем скоро вытолкнет его окончательно.***
Возвращение в Найт-Сити знаменуется звонком одного из фиксеров посреди ночи. Возможно, у тех была какая-то своя чуйка на потенциального исполнителя висящего заказа в колонке «срочно». Вот только Ви завязал. И довольно прозрачно даёт понять такую простую истину, халатно сбросив звонок. Пускай от него все отъебутся. Недолго всё же осталось, а дальше это уже будут проблемы Джонни. Собственная квартира не приносит ощущение зоны комфорта. Воспоминания накатывают шумной волной. Моментально начинает тошнить. Шмотки Виктора в шкафу и пустая коробка из под лапши, купленной Джеки; даже миниатюрные аромасвечки, подаренные Мисти — мелочи, которые вгоняют в жёсткий ступор. От понимания, что ближайшие дни станут последними и, контрастно предыдущим, самыми хуёвыми Ви действительно готов пустить себе пулю в лоб. От этой мысли к горлу ежесекундно подкатывает ком, грудь сковывает невидимыми железными цепями. По башке оглушительно ебёт тревогой. Невозможно было отследить настолько резкое изменение в состоянии. Это и стремительно накатывающая паника выбивают из колеи. Ноги не держат, приходится схватиться за дверной косяк ванной. Ви сгибается пополам, чувствуя как покалывающее сердце колотится где-то в висках. Попытка списать это на недавний приступ, из-за которого он на самом деле едва сюда добрался, не приносит успеха — не похоже. И всё равно ощущается какая-то неправильность. Сложно сказать чего именно. Неправильность самого существования, блять. — Это паническая атака, — своевременно подсказывает Джонни, — Быстро пиздуй в холодный душ. — Паническая атака? — Ви задыхается, давится воздухом. То ли от удивления, то ли из-за этой самой «панической атаки», — У меня? Оказывается, организм ещё богат на внезапные приколы. Неожиданно пиздец. Но совету он следует. И, попутно откашливая кровь, застывает под ледяной водой, уперев ладони в стенку до тех пор, пока не становится чуть лучше. Ви физически измотан и морально выпотрошен. Переждать ночь. Казалось бы, такое незамысловатое мероприятие. Оно становится очередным ночным кошмаром. Но так лишь кажется только первые минуты пребывания в квартире. На деле же, стоит измождённому телу растянуться на кровати, сон быстро и смело его проглатывает.***
Следующим днём Джонни это всратое и абсурдное происшествие никак не комментирует — молча сидит на пассажирском сиденьи, пока Ви бездумно пялится на дорогу и слушает белый шум в ушах. С собой лишь пара вещей и ни одной таблетки псевдоэндотризина. Он более не понадобится. Башка так и продолжает трещать мигренью, а сердце продолжает колоть едва заметными, но неприятными иглами. И это уже вряд ли пройдет. Сам Ви найти объяснение более не пытался, питая исключительную надежду, что такое панического состояние не повторится. Мало ему было приступов, теперь ещё и это. И как же, оказывается, в Найт-Сити шумно. Это просто пиздец. Перестрелки между полицией и бандами на каждом углу, рекламные лозунги с каждой вывески, рёв двигателей, монотонный гомон жителей на улицах, вой сирен. С ума сойти можно. Потребовалась десять дней, — десять, мать его, дней — чтобы отвыкнуть от этого захлестывающего несмолкающего вихря. Несмотря на то, что на улицах города Ви провёл всю свою жизнь. И опять таки своё законное место занимает эта погрешность на чужой разум: во времена Джонни всё было не совсем так. Не так ярко и оглушительно. Как и предсказывалось Виктором, уже нет абсолютно никакого понимания где Ви, а где Сильверхэнд. Так что и необходимости в этом анализе нет. Единственное, что им обоим нужно — отдых. Наёмник предпочёл бы запереться в четырёх стенах и откиснуть на мягкой горизонтальной поверхности, а не разъезжать по дорогам в душной машине. Но было кое-что ещё. Ви уже давно наскреб денег на долг Вектору. Зайти только не решался всё это время. И раз уж финишная прямая давно не за углом, а сам финиш уже маячит перед самым носом — пора разгрести последние дела. Заключительный аккорд, в котором Ви заваливается в подвал к Вику как ни в чём не бывало: перечисляет ему эдди за оптику «Кироши» и доносит до него довольно прозрачную мысль, что с собой он эти деньги в могилу забирать не собирается. Вектор выжигает его немного уставшим и изучающим взглядом. Сканирует. Знает, что всё хуёво. Но ничего не говорит, будучи уверенным, что его постоянный клиент и друг уж точно держит руку на пульсе. Мол, не такой тупой, чтобы пустить происшествие с биочипом на самотёк. А Ви пустил и не сообщит об этом — тупо не знает как. Они ненавязчиво болтают о ерунде: о бизнесе Вика, о боях на записи, играющей на экране компьютера. Повторно обсуждают ринг в Пасифике и как Ви блестяще надрал задницу Хьюзу Бритве. А затем Ви вновь давится кашлем, оставляя на ладони капли крови. Сука... — У тебя точно всё в порядке, малыш? — Уже заканчиваю с этим. — Не тяни. — рипер доверчиво кивает, отворачиваясь обратно к экрану. Тем самым, он даёт понять, что «не тяни» в данном контексте означает отправляться разбираться со всем говном сиюминутно же, — И заглядывай почаще. — Разумеется, Вик. — он спешит смыться, словно опасаясь, что и эта очередная ложь под пристальным взором Вектора как-то случайно вскроется. От этого было невероятно хреново: говорить, что всё в порядке, когда в реальности дела обстоят совершенно амбивалентно — Ви сам принял это решение, тщательно взвесив каждый аспект, и теперь пребывает в ужасе. Но, вопреки подозрениям Джонни, не жалеет, нет. — Привет, Ви! — звонкий голос Мисти трезвонит в висках. Чёрт дёрнул выйти на улицу через её лавку. Привычка, чтоб её, — Сделать расклад? — Не, я сегодня не в кондиции. — наёмник посылает ей вялую улыбку. Силы на исходе. — Пожалуй. Аура у тебя мрачная. — Это не моя. — он немного неуверенно жмёт плечами, — Наверное. Мисти только понимающе кивает и машет ему рукой на прощание. Уже на улице Ви чуть ли не падает на капот Порша Джонни, из которого не вылезал с того самого момента, как её законный владелец дал «добро» сесть за руль. Прохожие на улице шарахаются в сторону, когда он в очередной раз пытается отхаркнуть кровь, задыхаясь. И снова этот поганый звон в ушах. Блять, как же он устал. — У тебя сердце барахлит. Тебе нужен отдых, слышишь меня? Заканчивай по клоповникам таскаться. — Джонни бессильно мечется из стороны в сторону, тошнотно расплываясь перед глазами. На удивление, тот не заводит ещё одну шарманку о срочной необходимости стартануть с места и сделать уже с этим что-нибудь. Тупо по-человечески беспокоится и пытается привести в чувства. Если не неосязаемой рукой помощи, то хотя бы словами. А Ви даже не знает что в их случае вообще хуже всего: вот эта вот разгорающаяся отравляющая рассудок агония или же невозможность помочь. — Последнее место. — он упёрто садится в машину. Если всего неделю назад это судорожное состояние хоть как-то получалось контролировать, то теперь же оно не в его власти. Прострация. Беспомощность. Будто он заперт в багажнике, а ключи от машины у кого-то другого — у Сильверхэнда, который показательно кривит лицо в злобном оскале на подобную линию ассоциаций, выстроенной в мыслях Ви. Ещё один выезд к старым друзьям знаменуется встречей с Мамой Уэллс. Он дал ей слово наведываться хоть иногда и не сдержал его. Лишь изредка звонил. Чувство вины по сей день выжигает в груди дыру: на той миссии погиб не Ви, а её родной сын. На очереди теперь и сам Ви. И она обязательно надавала бы ему по шее, узнай об этом. Но вот он заканчивает этот аккорд на пороге её закусочной с нелепым презентом в руках — бутылкой любимой текилы Джеки. А сказать на самом деле было и нечего. Разве что сообщить, что он уезжает из города и попрощаться. — Береги себя, Ви. Не делай глупостей. Мне вторые похороны не нужны. Mi casa es su casa. Помни об этом. — Всегда. На этом было всё. Покинув пределы «Эль койоте кохо», Ви уже не был в полной уверенности, что сможет вытянуть завершающую поездку до последнего места в заранее подготовленных точках пункта назначения. В свою квартиру возвращаться он не собирался изначально. Там слишком душно. Неправильно. А перспектива принимать у себя внезапных гостей, которые могут к нему заявиться, когда он пропадёт с радаров, окончательно закрепила желание убраться подальше из родного района. Совсем скоро его будет жёстко ломать. Уже ломает. Как же быстро эта хуйня набрала обороты, ёбнуться можно. — Я могу подвести. — Ещё рано. Его мысли глушат любую мысль изначального хозяина этой поделённой пополам головы. И руку утопающему уже никто не протянет. Даже сам Джонни при всём желании. Ви не помнит как добрался до Пасифики. На каком-то сраном автопилоте. Шаткими ногами он поднимает свою тяжёлую тушу на последний этаж заброшенного здания, опираясь на перила и периодически падая на колени. Совсем так же, как в прошлый раз. Бывший отель «Пистис София». Тот самый номер. Символизм и знаки. Чуть ранее выяснилось, что Сильверхэнду они не чужды. Место обновления. Принятия и осознания. Джонни не хотел, чтобы Ви проводил недели и месяцы в бессмысленном ожидании; не хотел, чтобы он тонул в отчаянии, тупо пялясь в одну точку. Он этого и не сделал. Он не склеил ласты в ближайшей подворотне, не застрелился в тот момент, когда действительно был готов это сделать. Ви вырвал добротный кусок последнего мига, растянутого упоением и вкусом переполняющих чувств. Так, как должно быть — не в сумасшедшем соревновании с дышащей в спину смертью, а по настоящему. Непосредственным присутствием в реальном мгновении. Здесь и сейчас. Его последние дни против всей жизни Джонни, которую Ви ему бескорыстно и безвозмездно отдаёт. Возвращает долг. Возможно, в какой-то мере это бездействие оставило на чужой душе отпечаток разочарования. Но падающему в долгий болезненный отруб на запылённом матрасе Ви на это предположение глубоко плевать.***
На протяжении всего этого сумасшедшего периода жизни, перевернувшего привычный поток с ног на голову, Ви смотрит во снах чужие воспоминания. Замыленные, искаженные и переполненные чистой едкой яростью. Ослепительные. Будто кто-то прогнал картинку через фильтр какой-то ебанутой нейросети. Корпоративная армия, война в Мексике и подрыв «Арасаки» — вот где был настоящий кошмар. Иной, но вместе с этим до жути похожий на нынешний. Подскакивающий к горлу адреналин, выстукивающий бешенный ритм сердцебиения и точно такой же страх за жизнь. Горький вкус проигрыша. На это смотреть Ви заебался тоже. А Джонни, не отрефлексировавший травму, будто назло накручивает себя. Травит и травит их обоих этой дрянью. Забористая, блять, дурь. Они оба предпочитают другую. Пробуждение сопровождает кипящая в груди раздражительность, перерастающая в саморазрушительное поведение. Уже с самого утра — стоит только продрать глаза — Ви в самом деле мечтает о какой-нибудь таблетке, способной помутнить сознание. Какого-нибудь весёлого кислотного цвета. Но у него есть только сигареты. Ви наугад тянется рукой к тумбочке, которая должна быть рядом. Пальцы мажут по воздуху. Увы, он не сразу осознаёт где находится: из головы выбивается абсолютно всё, волею биочипа. Пасифика. «Пистис София». Точно. Пачка сигарет обнаруживается на полу. Приходится поднять свою жопу, как бы не хотелось. — Ты заебал меня этой хуйнёй, — вместо «доброго, мать твою, утра» наёмник сразу же решает обозначить своё недовольство, прикуривая и глубоко затягиваясь. — Конкретнее. — «Ебать корпорации, блять, взрывать и уничтожать всё на своём пути». Остохуело уже. Конченная ядерная бомба, застрявшая в моей башке. Ви тонет в несвойственной ему неконтролируемой агрессии. Тоже хуйня нездоровая. И закономерная, если подумать как следует. А он и думать-то не может чисто физически — в мозгах самое настоящие месиво. Всё нахуй завязалось тугим узлом. В рот оно ебись. Ви срывается на единственное существо поблизости. И то, сука, даже не было живым. До чего же погано. — Ничё не перепутал, случаем? Остынь. Ты не в себе. — Джонни определённо не осознаёт собственного участия во всём этом круговороте. Их общем. Они оба действительно уже с концами перестали понимать где чьё. Но хотя бы отличить свои воспоминания от чужих Ви ещё способен. — Это только твоя вина. — Да блять. Ещё этой хуйни мне сейчас не хватало, — металлический звук: хромированная рука Сильверхэнда скребёт пальцами по поверхности стола, на который тот и усадил свою жопу. К агрессии колючими отростками вплетается чужая злость. Смежные понятия, — Мы это уже проходили — я всего лишь блядская энграмма на биочипе. И не я выбирал в чьей голове оказаться. — Так и дело-то не в этом. — Ви нервно дёргает головой и выдыхает клубы дыма под потолок. Сейчас всё, блять, разжуёт, если до него самого не доходит, — Я слышал, как ты осуждал меня за попытку забыться в алкоголе. А сам чё? Гонишься за этой войной каждую ночь, думая, что это поможет заглушить твой посттравматический синдром. Каждую ночь ебучая карусель, в которую ты закручиваешься, как зависимый. Думаешь, думаешь и думаешь. Я понимаю, что от нехуй делать ты в этом ковыряешься, но, блять... Эта твоя невылеченная хуйня нарастает на меня второй кожей. Из-за долгого монолога из недр глотки пробивается десятикратно ёбанный кашель. Возможно, курить всё-таки не стоило. Ви отворачивается от Сильверхэнда машинально, сплёвывая кровь прямо на пол. Здесь и так уже было загажено. — Постараюсь думать о цветочках и бабочках, если тебе так будет легче, сопля. — даже, сука, не отрицает. Саркастичный тон отличим довольно чётко. В этот раз Ви ему нихуя не верит. — Мудила. Сраться с Джонни не хотелось. Увы, без этого у них, порой, не обходилось. Отойдут. Он всё это время не лез с данным вопросом к своему прокрастинирующему в мыслях соседу в башке, решив, что получится перетерпеть. Выяснилось, что задача непосильна — его наконец-то прорвало. Ви и без того хуёво. Навязанная со стороны необходимость просыпаться каждое утро в тотальном ахуе и с дрожащими руками только усугубляет. А ведь сегодняшний день и вовсе может стать последним. Ви, игнорируя дерущую глотку, докуривает. Благодаря никотину постоянное головокружение только усиливается. Он чувствует, что совсем скоро снова накатит. И прежде чем это случится, решает довершить свой заключительный аккорд финальным штрихом — делает три звонка. У Керри творческий запой и новый альбом, у Джуди тихая жизнь и выгорание, а у Ривера всё по старому: семья и обострённое чувство справедливости. Эти недолгие разговоры определённо стоили болезненной тоски: теперь наёмник может успокоить свою мечущуюся душу и быть уверенным, что они не пропадут. Без него. Противоречивые чувства. Джуди посоветовала ему так же рвануть из города — Ви поделился о своей жизни в клане с кочевниками. Умолчал, правда, что в итоге всё равно вернулся в Найт-Сити. Она была искренне за него рада. Для него же радостные дни кончились. Стоило всё же бояться своих желаний — когда Джонни впервые привёл его в это Богом забытое место, Ви высказался о готовности тупо лежать на месте и бездумно пялиться на вентилятор под потолком. И теперь ему более ничего не остаётся. Ноги едва держат, мигрень разрывает рассудок на куски. Его и без того почти не осталось. Несколько часов Ви проводит в, нарастающем от лёгкого покалывания во всём теле до самого настоящего липкого бреда, приходе. Валяется под давлением пульсирующей в висках боли, в прошибающих насквозь тонких острых игл тревоги. Давится отчаянным желанием содрать с себя всю кожу и собственными же руками вскрыть себе череп, по которому словно хуярило молотком. Или с разбегу вписаться головой об стену, чтобы отключиться и не чувствовать всего этого. Это было невыносимо и его об этом предупреждали. А Джонни молчит, глушится его болью и съедающим мраком. Пытается запереть собственные мысли на замок, желая чувствовать сознание Ви до последнего. Вот это тоже было невыносимо — тупо ощущать. Ви не оставил ему выбора. Буквально заставил пройти с ним через этот выворачивающий наизнанку фантомные кишки ад. Сильверхэнд был готов пройти с ним через любое пекло: говорил ему об этом ни раз. Уверял, что вытащит его, даже если придётся исчезнуть самому. Готов был наплевать на закрытие собственных гештальтов и просто расхуярить к чёртовой матери всех, кто к ним сунется. Прикрыть спину, закрыть от пули. И не может сдержать обещания. До чего же отвратительно просто наблюдать, как угасает чужая жизнь. Отвратительно ощущать собственный прилив сил и податливость чужого организма к завершающимся метаморфозам. Теперь это его тело: в любой момент Джонни может забрать руль и чуть надавить, чтобы заткнуть Ви окончательно. Но не сделает этого, пока тот сам не попросит. Они должны дойти до конца вместе. И будь сам Сильверхэнд чуть более осязаемым и живым — всё равно остался бы здесь. Действительно до последнего. Ви, закинувшись двумя таблетками обезболивающего, снова вырубается в беспокойный сон. Бездонная пропасть уже в одном полушаге, но они оба всё ещё здесь. Джонни распирает от переизбытка чувств — настолько хуёво ни одному из них не было никогда. И это вообще-то при довольно существенном факте, что они оба успели побывать на том свете. Сильверхэнд в целом мало пиков беззаботности и спокойствия при жизни испытал, но словам Ви он внемлет довольно трепетно — тянуть кого-то другого в своё личное чистилище душ больше не собирается. Это тупо нечестно. Не устрой ему наёмник такую внезапную промывку мозгов на данную тему, Джонни сам так и не заметил бы, как полностью утопает в этом дерьме: самолично тянется к настойчиво проклёвывающимся громыхающим воспоминаниям, оседающим на распалённом сознании кровавым маревом и болью. Действительно зависимость. Ви вообще много на что ему глаза открыл. Полезно иногда прислушаться и получить отрезвляющим кулаком по роже. О цветочках и бабочках Джонни, может, и не думает, но не даёт застывшей в его времени войне волю. Посылает в чужой разум новый виток. Наивная юность с гитарой в руках и преследующее до самого рассвета вдохновение — о былом, о старых временах, о надежде и обманчивой беззаботности. Такому мечтателю, как Ви должно понравится. Из всех голов повезло попасть именно в эту, сплестись с сознанием невезучего наёмника, который предпочёл его самому себе. Его — Джонни, блять, Сильверхэнда. Мудака, который подводил всех и ещё при жизни проебал всё, что только можно было проебать. Сейчас тоже проёбывает самое бесценное — то, что они с Ви такими, блять, неимоверными усилиями построили. Прочную нерушимую связь. Многочисленные пересечения двух личностей. Найденные в душах друг друга отголоски. Они были едины, но, как оказалось, несовместимы. Сильверхэнд говорил более чем серьёзно, когда, сидя в горе мусора, ставшей ему могилой, признался, что Ви его самый близкий человек. Тот не ненавидел его, не подлизывался. Пытался контролировать иногда, не доверял — не без хуйни. Но и на то были свои причины. Ви просто считал его за человека и выкладывал всё напрямую. Возвращал ему подъебки, травился никотином ради него. Помогал закончить его незавершенные дела, советовался и выполнял обещания. И теперь выполняет последнее — спасает Джонни Сильверхэнду жизнь, наплевав на собственную. Жертвует собой. Настоящая, сука, трагедия, у которой изначально не было счастливого конца. Нет даже ответа на вопрос «почему, блять». Почему этот упёртый долбоёб выбрал его, а не себя. Посылая судьбе невербальный средний палец, этот романтичный придурок предпочёл медленно уйти в забвение посреди заблёванного ёбанного ничего. На своих условиях. В тишине и практически одиночестве, несмотря на то, как много людей собрал вокруг себя, пока носился по городу в бешеной попытке выгрызть себе место под солнцем. Уйти, когда в хотя бы одной перспективе из всех предложенных вариантов всё могло кончится по-другому. Тускнеть, как яркая звезда, которая стала бы легендой даже без всей этой истории с ебучим биочипом. Ви в самом деле не позволяет самоубийственному нраву Джонни губить их обоих. Это ещё получилось хоть как-то уложить в голове — Сильверхэнд действительно не понимает почему Ви выбрал именно такой путь. Но осознаёт его цену. Осознаёт приложенные усилия. Просто безграничное, блять, терпение, с которым Ви сражался в неистовом желании добраться до собственной победы и получить бесценную награду — вырванный миг жизни. Ви не сдался. Сделал всё по своему. Так, как хотел только он сам. Чтобы в конце концов дожить последние, определённо мучительные, дни только ради него — Джонни. Пускай и существует куда более лёгкий метод. От этого наёмник каждый раз себя одёргивает, запрещает даже думать, демонстрируя такую стальную силу воли, которой любой другой на его месте мог бы только позавидовать. Панам была права — необходима просто пиздец какая смелость, чтобы встретить смерть лицом к лицу. Без нытья, без сожаления, хотя Сильверхэнд чувствует насколько сильно ему страшно. И о чём бы там сам Ви не думал — Джонни в нём ни разу не разочарован. Чужое сознание отзывчиво тянется к этой мысли. Совсем слабый отклик, но Сильверхэнд его чувствует. — Джонни... — он машинально поднимает внимательный взгляд на дёрнувшегося в пробуждении наёмника, — Джонни. Ты здесь? — Я всегда здесь. — выглядит тот, мягко говоря, хуёво. У Ви уже нет сил на лишние телодвижения. Говорит тот тоже с большим трудом. — Ты помнишь свою смерть? Не сказать бы, что Джонни не ждал этого. Вполне закономерный вопрос. Проблема лишь в том, что он нихуя не уверен в своём ответе. Он помнит обе смерти. Помнит морозящий душу ужас и отрицание. Разобрать где и чьё уже тупо невозможно. Всё перемешалось к ебени матери, а Ви уверен, что у Сильверхэнда в этом бесконечном лабиринте есть какой-то персональный выход. Красная нить, которая покажет нужное ответвление к свету. Было бы, блять, пиздец как удобно. — Не думай об этом. Наёмник только мрачно усмехается, сонно пялясь в потолок. Совсем так же, как пялился в него сам Джонни, когда вернулся с войны. С той лишь разницей, что лично у него рядом тогда никого не было. — Я её чувствую, Джонни. Это... — Ви одёргивает себя, словно не желая признаваться. А может тупо не находит слов. Договаривать ему и не надо. Сильверхэнд знает на собственной шкуре. Не нужен этот показательный героизм. — Страшно, знаю. Я буду рядом, пока этот пиздец не кончится. Хотя именно из-за него эта хуйня и происходит. Не напрямую, но по сути своей так оно и есть. Ви его в который раз не слушает: зацикливается на этой тёмной обволакивающей со всех сторон бездне, чтобы, очевидно, снова задохнуться паникой. Блять, они реально друг друга стоят. Оба твердолобые и деструктивные. Увы, в этот раз нет холодного душа, чтобы сбавить обороты ебущей по голове менталки. И сам Джонни встряхнуть его как следует не может. Очередной момент, болезненно ткнувший в рожу собственной же беспомощностью. — Дыши глубже. — Ахуенный, блять, совет. — глотая ртом воздух, которого совершенно не хватает, наёмник пытается подняться на ноги. Чреватый порыв. — Сука, да сядь ты уже. — удержать чужую беспокойную тушу на месте не стоит ровным счётом ничего, хотя всего пару недель назад за контроль приходилось буквально бороться. Сейчас он и даром, блять, не нужен. Сильверхэнд появляется в вспышке помех совсем рядом, присев на корточки, чтобы их лица оказались на одном уровне. Тем самым, он перетягивает внимание на себя. Это должно помочь, — Почаще бы меня слушал — не довёл бы до такого. Пригвождённый к месту Ви беспомощно и злобно рычит в ответ. В изнеможении, в тотальном заёбе. Своей язвительностью Джонни только подливает масла в этот тревожный огонь. — Глубокий вдох, Ви. Задерживаешь и концентрируешься. Затем выдыхаешь. Пробуй. Это, как ни странно, помогает. И здесь на самом деле стоит сказать «спасибо» только Евродину, в своё время упоровшемуся по практике гуру-йоги. Джонни от части даже не верится, что он сам подчерпнул из этой хуйни что-то полезное. — Спасибо. — Спустя где-то полчаса в молчании наконец произносит Ви, мрачно пялясь в одну точку и докуривая уже третью сигарету подряд. Пожалуй, когда всё кончится, Джонни нахуй забудет о никотине. В новой жизни должны быть новые привычки. Может даже чуть более полезные. Это пока что единственная мысль о чистой странице. Сильверхэнд так и не успел понять для себя что он вообще будет делать, когда останется один. — Тебе не за что меня благодарить. — Когда-нибудь ты поймёшь, что это не так. — Ви щёлкает пальцами, отправляя окурок в угол комнаты, и переводит на него всё такой же мрачный взгляд. В этот раз хотя бы осмысленный. За последние часы это мгновение становится совсем редким в характерной трезвости двух умов сразу. Будто вся эта ёбанная срань отходит на задний план, чтобы дать вдохнуть последний раз. Перед смертью только не надышишься. Они оба знают, что это лишь затишье перед конечной разрушительной бурей. Потому что чужие мозги так и продолжают звенеть. Трескаются, словно многолетняя ржавчина и расходятся по швам, чтобы перекроить нейроны по новому и подстроится под другую личность. Сильверхэнд до сих пор чувствует покалывание там, где у Ви сердце. И это правда вряд ли пройдёт. — Хватит уже. — Особенно остро не хочется слушать этот предсмертный монолог. Не сейчас, не потом. Он всё отлично знает. Слышит и чувствует. Происходящее и без того травит душу бездонной тоской. Почти что скорбь. Точку, которую с решительностью поставил Ви, увы, не готов поставить Джонни. На уме наёмника спутанным комком вертится какая-то сумбурная мысль. Сильверхэнд уже несколько дней как перестал пытаться распутать эти ёбанные узлы. Разговор через рот стал для них намного проще, нежели мысленный диалог, в котором уже нет никакой осознанности. Границы стёрлись окончательно. — Тогда последнее наставление, — Ви хотя бы в этот раз с ним не спорит, — Я снял с планшета блокировку. На нём файл со всеми бумажками на собственность и гарантии. Включая мои импланты и инструкции к эксплуатации, на случай если не надумаешь от них избавиться. Всё моё имущество теперь твоё. Делай с этим что хочешь: пользуйся, продавай, да хоть сжигай. — Блять, Ви... — этот малолетний идиот действительно продумал всё заранее. Позаботился, блять, о нём. И как только Джонни умудрился проморгать эти последние приготовления? Ёбнуться можно. — Просто не проеби этот шанс, Джонни. Каждую клетку сознания затягивает в токсичный водоворот этого блядского чувства вины. Сжирает, отравляет. Джонни поддался сантиментам: дал Ви возможность немного отдохнуть в загаженной клоаке мира в кругу «Альдекальдо» под предлогом набраться сил и выдохнуть. А потом — он был уверен — пойти ебашить дальше. Возможно, не будь он так сосредоточен на себе в этот период их общей жизни, то вовремя заметил бы что вообще творится в чужом мысленном потоке — сумел бы вовремя поставить мозги на место. Отговорить. Блять, стать мудилой в очередной раз, если бы понадобилось, чтобы обрушить с небес на землю. Запугать, заебать его окончательно. Стать назойливым мотиватором. — Обещаю. К сожалению или к счастью, Сильверхэнд не настолько мудак, чтобы переть против его последней просьбы и насильно отбирать контроль, как делал ранее. Всё-таки, важно было сделать хоть какие-то выводы после пятидесятилетнего заточения в «Микоши» и не проебаться по всем фронтам повторно. Как будто после всего того, что Ви для него сделал Джонни вообще посмел бы подумать о старых мотивах: о фееричном возвращении в борьбу с корпорациями и затяжном прожигании собственной же жизни. Нахуй надо. Не после вот этой неоценимой жертвы. Хотя «жертвой» это назвать язык не повернётся. Тупо не существует, блять, такого слова, которое описало бы весь этот спектр происходящего здесь и сейчас пиздеца. Он накрывает их обоих. Ви держится недолго. Как и предугадывалось — короткий безмятежный миг перед неминуемым концом. Как же мало у них было времени. Последние часы и правда являются наёмнику самой настоящей агонией. Джонни окунается в неё с головой вместе с ним не по собственному желанию. Больше нет возможности маячить перед чужим лицом внешним раздражителем, нет возможности заглянуть в чужие глаза и заверить в лучшем. «Ты ещё здесь, ты пока не умираешь». Сейчас и этого не дано. Группа поддержки медленно и неотвратимо теряет смысл. Теперь Джонни и правда ничего не может сделать. Не может помочь, как и грозился. Его личное проклятье — предрекать пиздец. И быть его воплощением. Голограмма перестаёт слушаться, попытка отслоиться от чужого тела взрывает виски протестующим давлением. Незримая сила тугими цепями приковывает к месту, словно Джонни внезапно становится осязаемым. А может за него хватается сам Ви. Как за спасательный круг. Их окончательно сливает воедино, плавит в жутком ослепляющем водовороте. Вспышки воспоминаний: одни инородные и блёклые, другие знакомые и ослепительные. Съедающий паразитом страх, ледяное отчаяние. Шорох их голосов, оглушительный треск болезненного лязга железа в ушах от последнего надвигающегося приступа. Сильверхэнд всеми силами удерживает Ви на месте. Цепляется за любой звук, силуэт и ощущение. Пытается заглушить чужой желанный порыв шагнуть в пустоту. Ловит слабые импульсы в необходимости знать, что он всё ещё здесь — мечется в их общей голове в поисках свободного пространства, которого остаётся всё меньше и меньше с каждой ёбанной секундой. Джонни забрал у него уже почти всё. Ви теряется в нём, меркнет. И стирается в ебучую пыль. А потом происходит тот самый последний приступ, который окончательно вытряхивает из тела душу. Чужой разум рассыпается, утекает сквозь пальцы. Тьма на пороге действительно кажется бездонной. Такой, сука, ужасающе притягательной, чертовски знакомой. И по какой-то причине она не спешит забрать Сильверхэнда с собой, как в прошлый раз. Вынырнуть из неё выходит как-то противоречиво легко. Джонни остаётся на месте. И только Джонни, сложившийся пополам на вонючем матрасе и слушающий собственное учащённое сердцебиение. Нет совершенно, блять, никакого понимания что вообще произошло. Джонни не осознаёт, не верит и запрещает себе подавиться болезненным рваным вздохом, боясь даже пошевелиться. Он не знал, как это будет. Последствия вытрясли и его душу тоже. Сильверхэнд буквально вытолкнул Ви в эту тьму, несмотря на собственные же попытки отсрочить неизбежное всеми силами. Потому что свободного пространства у них больше не осталось. Этот бесконечный лабиринт сузился до одного прямого коридора. Осторожный стук в стенку черепа изнутри — он упрямо разыскивает какой-то посторонний отклик. Блуждает в этом ставшем неправильно пустым коридоре, как слепой котёнок и не находит ни одного знакомого ориентира. Башку буквально раскалывает мигренью от всего и сразу: от этих манипуляций, от лютых приходов. Перед глазами какая-то тусклая картинка, совсем тихий голос мягко наслаивается поверх звенящей тишины. Ви. Блять, Ви... Остаточные глюки или же просто затерянные крохотные крупицы чужой личности, которым данное понятие уже явно не подходит. Именно это посылает слабый ответный импульс того, что осталось от их связи. То, что осталось от самого Ви. Крайняя точка того самого невозврата. Конечный, разъёбывающий каждую клетку сознания, этап пройден. Тело слушается беспрепятственно. Повернувшись на спину, Сильверхэнд обнаруживает под потолком знакомый вентилятор. Приведя их в «Пистис Софию», наёмник умудрился вернуть ему эту серую мораль двойной дозой. Потому что первое, что видит Джонни — свой собственный символ бессмысленности ожидания. Стимул двигаться дальше. Даже это Ви, сука, продумал заранее. Просто невероятная хуйня. Всё, что у Джонни теперь есть: этот ёбанный знак, оставленный напоследок недосказанными словами и сжирающее праведным огнём душу сожаление. Этот долг ему уже никогда не оплатить.