***
Сегодня наряжаться на концерт нет совершенно никакого настроения, и если вчера я ещё старалась выдумать что-то, то сегодня надеваю джинсы, объёмную футболку и влезаю в кеды. Состояние побитой собаки присутствует, но уже не такое, как после пробуждения — я умудрилась ещё поспать и теперь хотя бы ощущаю реальность происходящего. Сколько тысяч раз в своей жизни я проклинала алкоголь? Ещё после выпускного я зареклась больше никогда не пить больше одного бокала шампанского — в ту ночь я умудрилась вернуться домой в чужих кроссовках и без сумочки. В ней, к счастью, не было ничего ценного — только блеск для губ и матирующие салфетки, да и сама сумка обнаружилась потом в ресторане, где проходило празднование, вместе с десятком чужих пиджаков и сумок. Наутро мне было так плохо, что меня даже не отчитывало семейство, лишь ехидно посмеивались и по-доброму подкалывали. Но тогда я пообещала, что больше — никогда! Обещание, разумеется, нарушила уже спустя пару месяцев, но раз за разом, неизменно, проснувшись утром с похмельем, я клялась, что этот раз — точно последний. Сегодня я снова попадаю в эту ловушку и заверяю сама себя, что отныне только хорошее вино в приятной компании. Казалось бы, я взрослая девочка, давно пора научиться пить… или хотя бы не пить. И вот мы снова здесь. Водитель на этот раз ведёт себя совсем по-свойски. Он явно привык видеть меня на заднем пассажирском сидении либо в компании Рихарда, либо одну. Сегодня он предлагает мне включить свою музыку и даже рассказывает о своей семье ближе к середине поездки, но половину историй я пропускаю мимо ушей, отчаянно пытаясь восстановить хронологию событий. Как можно было так надраться и пропустить момент примирения с Тиллем? Почему я не помню практически ничего, связанного с Рихардом? И почему он ни разу за сегодня мне не позвонил и даже не ответил на вопросы о его самочувствии в переписке? Пожелав мне хорошего вечера, водитель быстро уезжает, и я тяжело вздыхаю, завидев новую толпу фанатов; такую же нарядную, как и вчера, но лица, кажется, всё-таки другие. Конечно, вопрос на миллион, зачем они стоят у служебного входа, неужели надеются, что хоть кто-то из музыкантов сунется сюда? Какая удивительная наивность; даже не знаю, завидовать или испытывать сочувствие. Постаравшись принять максимально безразличный вид, я протискиваясь мимо очереди, и в спину мне летит парочка оскорблений от несчастных, которые караулят двери наверняка с самого утра, если не со вчерашнего вечера. Я стойко выдерживаю чужой гнев и замираю около входа. Дверь ожидаемо оказывается заперта, и я даже слышу чужие смешки за спиной — продолжать ломиться бессмысленно и даже как-то унизительно. Приходится достать смартфон из заднего кармана и набрать номер Рихарда. После неудачной попытки дозвониться я перебираю телефонную книгу в поисках номера Стивена. Либо я удалила контакт в порыве злости, либо не записывала изначально — этого я даже уже не помню. Казалось бы, эта история закрутилась совсем недавно, но количество событий можно было с лёгкостью растянуть на годик. Я вынуждена прибегнуть к крайним мерам и позвонить Тиллю, который отвечает всего через пару гудков. — Привет. Подошлёшь кого-нибудь, чтоб мне открыли дверь? — я стараюсь говорить тихо и не обращаться к собеседнику по имени. — Ты уже на месте? — Да, — в ответ на это Линдеманн что-то невнятно мычит и быстро отключается. Я, всё-таки набравшись смелости, поворачиваюсь лицом к толпе и стараюсь выглядеть максимально уверенно. В основном, конечно, все с безразличным видом занимаются своими делами: кто-то стоит, уткнувшись в телефон, кто-то сидит на асфальте, подставив лицо солнышку, кто-то пытается подремать на плече товарища. Но мне достаточно увидеть парочку насмешливых взглядов, чтоб оскорбиться и расстроиться. Синдром самозванца так и прёт изо всех щелей, я думаю об этих ребятах, которые готовы наизнанку вывернуться ради пары минут разговора с кумиром, а я даже не отношусь к ним, как к идолам или божествам. Наверное, кто-то из присутствующих тут, на улице, больше заслуживает оказаться за этой дверью и прикоснуться к «магии», чем я, и… Я не успеваю додумать мысль и утонуть в собственной тревоге — слышен скрежет открывающегося замка. Я разворачиваюсь на пятках и делаю небольшой шажок назад ровно в момент, когда дверь распахивается, и за ней оказывается Тилль: в простой футболке, без грима. Сначала пара одиночных голосов, а затем и целая толпа плюёт в нашу сторону таким животным воем, что меня едва не сшибает с ног, и Линдеманн, явно осознавший свою ошибку, хватает меня за шкирку и в секунду затаскивает в помещение, после чего закрывает замок и на всякий случай подпирает дверь собственным весом. Я тоже приваливаюсь спиной к холодному металлу, пытаясь отдышаться. — Слушай, ты сумасшедший. Хотел, чтоб тебя на кусочки порвали и разобрали в качестве сувениров? — говорю я после того, как шум стихает, а охрана, до этого скучающая с сигаретами в зубах, призывает людей к порядку. — Как-то не подумал, — Тилль неловко улыбается. — Просто Стив вообще на другом конце площадки, а я был ближе всех к служебному входу. Решил, что так быстрее. — Это и правда было быстро, — усмехаюсь я, и Тилль смущённо жмурится, — я даже не успела заметить, как оказалась внутри. Как твоё самочувствие после вчерашнего? — Полный порядок. По-моему, все пришли в себя, кроме Рихарда. Он какой-то молчаливый и отстранённый. Ты с ним разговаривала? — А должна была? — немного едко интересуюсь я, стараясь поспеть за Тиллем по уже смутно знакомому коридору. На душе появляется неприятное скребущее чувство, будто что-то нехорошее должно случиться. Неспроста Круспе игнорирует меня целый день. — Что за дурацкая привычка отвечать вопросом на вопрос? — вмиг ощеривается Линдеманн, перенимая мою колючесть. Я вздыхаю, опустив взгляд. — Прости. Он не отвечает на звонки и сообщения. — Капризная барышня, а не взрослый мужик, — я не вижу лица Тилля, но уверена, что он закатил глаза. — Ладно, разберёмся. Сегодня тебе, наверное, экскурсия не нужна, поэтому Стивен будет заниматься своими обычными делами. Можешь располагаться где тебе удобно. — А у вас что по плану? — У нас сместились все тайминги, поэтому по плану вообще всё. Мы ещё ничего не успели, скорее всего, придётся передвигать начало концерта на полчаса, а то и на час. Терпеть не могу подводить людей, — Тилль раздосадованно качает головой, но затем отмахивается от собственных мыслей. — Тебя в гримёрку к Рихарду проводить? — Да, если тебе не сложно, — Линдеманн закуривает на ходу и кивает. — Только, ради всего святого, придержите свою похоть хотя бы до вечера, — я мгновенно вспыхиваю, словно спичка, вспомнив вчерашний инцидент перед концертом. — Я почти ничего не имею против, но мы так точно не успеем подготовиться. Я решаю оставить эту реплику без комментариев и молча плетусь следом, перекатывая по голове слово «почти» и пытаясь его осознать. На второй день всё происходящее в закулисье уже не кажется таким захватывающим и новым, поэтому я даже не озираюсь по сторонам. Тилль же, напротив, внимательно наблюдает за происходящим: заглядывает в пару неприметных дверей, даёт какие-то комментарии, прислушивается к шебуршанию чужих раций и изредка удовлетворённо кивает. У двери гримёрки он подмигивает мне и убегает в сторону, кажется, сцены. С прошлого вечера здесь, разумеется, ничего не изменилось, поэтому я бросаю ветровку на стул и направляюсь прямиком к кофемашине — я наивно надеюсь, что очередная доза кофеина облегчит состояние и поможет развеять туман в голове. Дождавшись, пока приготовится мой американо, я располагаюсь на диванчике и достаю из рюкзака ноутбук — рабочая почта уже ломится от писем. За ответами на разные вопросы и переписками с коллегами время пролетает незаметно. Линда, увидев меня в сети, едва ли не с криками звонит мне, чтоб выяснить всё то, что я не успела ей внятно передать. Двадцати минут ей хватает, чтоб успокоиться. Поблагодарив меня, та отключается, и в эту же секунду дверь гримёрной открывается, в помещение входит Рихард. Уставший, недовольный и вспотевший. Когда он видит меня, его лицо проясняется, и губы растягивает улыбка. — Привет, милая, — Круспе подходит ближе и нагибается, чтоб поцеловать меня. — Я не знал, что ты уже здесь. — Уже, м-м, — я сверяюсь с часами на экране ноутбука, — около полутора часов. — Надо же. Почему не зашла поздороваться? — Рихард плюхается на место рядом со мной и от души зевает. — Тилль сказал, что вы ничего не успеваете, и рекомендовал тебя не отвлекать, — Круспе в ответ цокает и закатывает глаза. — Что? — Опять Тилль. Когда ты уже успела с ним увидеться? — у Рихарда такой усталый голос, словно бы восемьдесят процентов нашего общения составляет только Тилль. — Ты не отвечал на звонки, а номера Стивена я не знаю. Мне же нужно было как-то сюда попасть. В чём дело? — Круспе вздыхает с тяжестью человека, взвалившего на свои плечи непосильную ношу, и оставляет вопрос без ответа. Он встаёт и направляется в сторону душевой, я порываюсь встать за ним, но что-то заставляет меня остаться на месте. — Рихард! — Поговорим позже, — строго отвечает Круспе, обернувшись через плечо, и стягивает майку на ходу. — После концерта, — добавляет он. Славно. Пока идёт саунд-чек, фаер-чек, грим и ещё чёрт пойми что, я засыпаю на тесном скрипучем диванчике гримёрки. Проснувшись, обнаруживаю, что Рихард укрыл меня пледом, неизвестно откуда здесь взявшемся, и приглушил везде свет, оставив включёнными только лампы вокруг гримёрного зеркала. Я поднимаюсь на ноги, по-прежнему завёрнутая в тёплый плед, и неуютно веду плечами: за дверью слышится какой-то разговор на очень повышенных тонах, который, видимо, меня и разбудил. В душевой и уборной тихо, никаких записок и сообщений — Круспе слинял. Наверное, продолжает подготовку к концерту. Сбросив с плеч импровизированный плащ, я тихо приоткрываю дверь и высовываю голову в коридор. С сигаретой в зубах и разочарованием во взгляде там стоит Тилль, напротив него — злой Круспе, он пыхтит, надув ноздри, и трёт шею ладонью, во второй руке тоже зажжённая сигарета. На звук открывающейся двери они оба оборачиваются и замолкают. — Иди спать, ещё есть время, — Круспе говорит это не заботливым мягким тоном, как обычно, а так, словно пытается отмахнуться от назойливой мухи. — Да что с тобой происходит, мать твою? — грубо отвечаю я, но на этот раз уже я не дожидаюсь ответа и захлопываю дверь. Я минут десять жду, что сейчас в помещение зайдёт Рихард и наконец соизволит со мной нормально поговорить, но в дверь тихонько стучат, и после моего удивлённого «Да?» в проёме показывается голова Стива. Я расплываюсь в улыбке, увидев его — вчерашняя вечеринка однозначно стёрла все мои прежние обиды на него, и я искренне рада его видеть. Я помню момент, как посреди пьяного гула и грохота, в плотном мареве сигаретного дыма и запахе алкоголя, Стивен подсел рядом, почти такой же пьяный, как я. Извинялся за то, что не смог быть достаточно упорным, не смог настоять и убедить Тилля, что издательство биографии должно быть под моим контролем, и ничьим больше. Слово за слово, и он уже рассказывал о детских и подростковых годах, где тоже не мог проявить достаточного упорства, о разводе с бывшей женой. Дальше было что-то про искру, чувства ко мне, которые быстро рассеялись, и ему неловко и даже стыдно, он ревнует, а потом понимает, что не потянул бы меня — что бы это ни значило. Разговор получился очень эмоциональный, но важный — без него мы бы долго смотрели друг на друга исподлобья. Мы друг друга поняли и, видимо, простили — таким исходом я осталась более чем довольна. Стивен, по всей видимости, тоже. Он тоже улыбается, но скорее как-то неловко. — Здравствуй, Вики, — говорит он, но внутрь не проходит. — Мне поручили тебя переместить. Исключительно для удобства, потому что… Это всё так глупо, что я фыркаю от смеха и с готовностью подхватываю вещи. Рихард и вправду капризная барышня. Стивен смотрит с недоумением. — Потому что Рихард попросил? — с ухмылкой спрашиваю я, и Стив тупит взгляд в пол. — Не совсем… — Да ладно. Ты думал, что я расстроюсь и буду плакать? — я посмеиваюсь и накидываю на плечо лямку рюкзака. — Да, хотя это не в твоём стиле, — Стив тоже усмехается. — Надеюсь, тебя не смущает то, что ты будешь сидеть с фотографами, видеографами и со мной в одном помещении. Я подумал, что в пустой комнате тебе будет тоскливо, а мы там рассказываем анекдоты и смотрим неудачные кадры с прошлого концерта. — Звучит прекрасно, — я подмигиваю Стивену и ускоряюсь, чтоб как можно раньше присоединиться к весёлой компании и прекратить наконец вариться в собственном беспокойстве и злости на Круспе.***
Группа в полном составе снимает промо-видео о начале тура, а мы в это время потешаемся над уморительным кадром, где Тилль после концерта падает за сцену. Фотограф каким-то невероятным образом умудрился поймать тот самый момент, когда Линдеманн ещё находится в полёте. Как же жаль, что поклонники никогда не увидят это фото, разве что в любительской съёмке, если кто-то, конечно, успел вовремя достать телефон и начать съёмку. Стивен покинул нас, чтоб сопровождать музыкантов, но нам и без него весело. Если я хоть на секунду отвлекаюсь от окружающей меня компании и происходящего веселья, я вновь проваливаюсь в размышления о Рихарде и происходящем между нами. Ненадолго мне даже хочется трусливо сбежать ещё до начала концерта и не возвращаться, не звонить и не писать, пока он не проявится сам. Хорошо, что мне хватает ума понять, что план — дерьмо, и так я сделаю лишь хуже. — Вики, ты в порядке? — передо мной с насмешливой улыбкой щёлкает пальцами Макс, фотограф. Я отмираю и встряхиваюсь. — В полном. Скоро начало? — Через сорок минут, — отвечает за Макса появившийся в помещении Стивен. — Рихард у себя в гримёрке, если у тебя горит. — Если он меня прогонит, я за себя не ручаюсь, — серьёзно предупреждаю я, и Стив кивает. В знак благодарности я слегка сжимаю его плечо и покидаю помещение. Если я не поговорю с Круспе, я взорвусь. Без шуток. Рихард охотно и приветливо отвечает на стук в дверь, а увидев меня, будто сникает. Сделав глубокий вдох, я захожу и закрываю за собой. — Ви, — тихо говорит он и протягивает руки, приглашая в свои объятия. Эти противоречивые сигналы сводят меня с ума. — Ты такая красивая. — Спасибо, — безэмоционально отвечаю я, нахмурившись, но ближе всё же подхожу и устраиваюсь рядом. Рихард привычно обнимает меня рукой за плечи и заставляет устроить голову на его груди. Я слышу, как беспокойно бьётся его сердце, чувствую неровное дыхание. — Рич? Вместо ответа он целует меня, как-то отчаянно и горько. Меня всё сильнее жжёт нехорошим предчувствием. — Рихард, ты ревнуешь? Кого, меня или Тилля? — я стараюсь сгладить напряжение, повисшее в воздухе, шуткой. — Вики, не строй предположений. Ты, конечно, очень умная, красивая, и… — я жду, что он продолжит делать комплименты, но он умудряется меня удивить. — И давай заканчивать это всё. — Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я и чувствую, как дыхание застревает где-то в груди. Я прекрасно знаю, что он скажет дальше. — «Расстанемся», — Рихард пальцами показывает кавычки, — хоть мы и не были парой. О, я умоляю, если ты собираешься плакать… — у него напуганный и печальный вид, и я вновь оказываюсь в кольце его рук. — Не собираюсь, — отрезаю я, пусть и чувствую пощипывание в носу и желание проморгаться. Круспе осторожно отстраняется, внимательно вглядываясь в моё лицо, а я лишь отмахиваюсь и цокаю. — Я хочу, чтоб ты объяснил, в чём дело. — Это сложно, — Рихард вздыхает и приподнимается, чтоб достать из заднего кармана пачку «Мальборо». Я по привычке тянусь к ней, чтоб выцепить одну сигаретку, но быстро отстраняюсь. — Ви, я же… Боже, я же не посылаю тебя к чёрту, ты можешь… Можешь звонить мне, как звонила раньше, курить мои сигареты, обнимать при встрече. Не сразу, но позже — обязательно. Мы могли бы быть друзьями. Потом, не сейчас, — Рихард неловко трёт шею ладонью. Я, скривившись, всё-таки вытягиваю одну сигарету и достаю из кармана на груди зажигалку. Это чужая, но я привезла её с прошлого концерта и до сих пор не нашла хозяина. Моя тоже бесследно исчезла. Рихард смотрит на то, как я прикуриваю, и усмехается. — Можешь считать меня абсолютным эгоистом, но меня просто сводит с ума то, что ты позволяешь себе выбирать не меня. Точнее, не только меня, — Круспе сжимает челюсти и едва не скрипит зубами, а потом тоже щёлкает зажигалкой и глубоко затягивается. — Ты невероятная женщина, Вики, и, разумеется, не я один это увидел. Однако делить твоё внимание напополам, если не меньше, с Тиллем, я не намерен. Считай, что проблема в моём гигантском эго, а не в тебе. Я с минуту глупо пялюсь на тлеющий кончик сигареты и на то, как пепел слетает мне прямо на джинсы, и даже не тянусь его стряхнуть. Это какой-то затянувшийся прикол. — Какое это имеет отношение… — Да-да, какое отношение это имеет к Тиллю, — насмешливо продолжает Рихард за меня, нагло перебив. Я набираю в лёгкие побольше воздуха, чтоб перебить в ответ, но Рич поднимает ладонь, призывая промолчать, и я почему-то повинуюсь. В висках стучит. — Я не полный дурак. Думаешь, я так легко поверил бы в то, что он просто проводил тебя домой, укрыл одеялом и испарился, как настоящий джентльмен? — Круспе смеётся, запрокинув голову, и его смех отдаёт звоном разбитого стекла. — Ты серьёзно? — после этого заявления я всё-таки подскакиваю на ноги и борюсь с желанием залепить Рихарду звонкую пощёчину, но сдерживаюсь. — Ты действительно полный, абсолютный дурак. Идиот. — Стоять, — Рихард в два шага догоняет меня, пытающуюся сбежать, и сгребает в охапку. — Я помню, ты мне ничего не обещала, не нарушала никаких договорённостей. Потому что их и не было. Но я хотел честности. И, заметь, ты даже не отрицаешь… — Хочешь, чтоб я унижалась? — я вырываюсь из объятий и снова сажусь, но уже на стул, чтоб Круспе не мог пристроиться рядом. Он закатывает глаза. — Клялась и доказывала, что не спала с Линдеманном? Зачем? Ты ведь уже всё придумал и решил. Наверняка, в твоей фантазии я и вовсе с самого начала согласилась быть с тобой, чтоб подобраться к Тиллю. Мне так хотелось бы стать очередной девицей, которая зачекинилась в его постели! Мерзость, — это враньё, точнее враньё наполовину: мне вообще ничуть не мерзко от перспективы оказаться в постели Тилля, но быть в ней «очередной» и правда кажется отвратительным. Лучше не быть там вообще, чем быть просто одноразовой игрушкой. — У тебя с ним ничего не было? — Круспе глупо хлопает глазами, плюхнувшись на диван. — Ему я не поверил, но если вы оба утверждаете… — Не было. — Он провожал тебя домой, у тебя в кармане его зажигалка, сегодня он встречал тебя здесь, и это ваше… Сотрудничество. Не сегодня, так завтра, — пространно произносит Рихард и как-то неоднозначно качает рукой. — Я бы всё равно предпочёл не наблюдать, как ты… Как вы с ним… Сближаетесь. — Эго? — тихо спрашиваю я, вытаскивая из пачки ещё одну сигарету. — Да, — Круспе пожимает плечами. — Можешь считать, что я милосердно избавил тебя от возможных скандалов. — Рих, скоро выходим, — раздаётся голос Тилля, а затем и он сам появляется в помещении. Полностью готовый к выступлению, явно напряжённый и задумчивый. Увидев меня, он поднимает брови, словно в удивлении. — О. Воркуете или ссоритесь? Я в ответ молча затягиваюсь и смотрю то на Круспе, то на Тилля. Круспе тоже без слов качает головой, но он сам неотрывно пялится только на меня. — Мне стоит поучаствовать? В качестве рефери, например. Или ты, Рихард, можешь ещё раз обвинить меня в том, чего я не делал… — голос у Линдеманна спокойный, но в глазах плещется злость пополам с обидой. Я внимательно слежу за тем, как Круспе вскидывается, поднимается на ноги, набирает в грудь воздуха, чтоб выдать какую-нибудь тираду, но сдувается и говорит лишь одно: — Прости. Вы оба простите, — и хмыкает даже беспечно как-то, мол, да, дурак, и что вы мне сделаете? Тилль с безнадёгой машет рукой и выходит из гримёрки. — Не задерживайся, — говорит он на прощанье и закрывает за собой дверь. — Не злись, сокровище моё, — тихо говорит Рихард и в очередной раз обнимает меня, опустившись перед стулом на колени. — Ты испачкаешь штаны и будешь выступать с грязными коленками. О тебе не то подумают, — Круспе мелодично смеётся и садится на корточки. — Я не злюсь. Хотела бы сказать, что разочарована, но я… Я словно этого и ждала. — А я всё ждал, что ты в один прекрасный день заявишь, что у вас с Тиллем всё серьёзно, — Рихард со смешком утыкается лбом мне в ладонь, и я выпрастываю руку, чтоб вплести пальцы в его волосы. — Чтоб это не произошло и ты не оглушила меня внезапным признанием, я решил закончить всё сам. От этого не менее обидно, но, возможно, я сберёг себя от более серьёзной боли. — Мудро, — с нарочито серьёзным выражением лица изрекаю я, и Рихард в отместку кусает меня за запястье, извернувшись. Я шиплю от короткой вспышки боли, но не отстраняюсь. — Не ешь меня, пожалуйста. — Я думаю, мне нужно время, Ви. Ну, ты понимаешь, — Круспе поднимается на ноги и отряхивает пыль с колен. Я внимательно и задумчиво смотрю на него. У него слегка виноватый взгляд, но, похоже, гордости в нём больше, чем сентиментальности. — Не обижаешься? — Обижаюсь. Но переживу, — честно отвечаю я и тоже встаю. — Пойду разыщу Стивена, чтоб он провёл меня через толпу. Не будь вы такими гениями, я бы и с концерта сбежала… — Я бы тебе не позволил. Что бы там ни происходило, шоу того стоит. Да? — у Рихарда почти умоляющий взгляд. — Конечно, — мирно соглашаюсь я и подхожу ближе, чтоб кратко поцеловать Рихарда. Вероятнее всего, в последний раз. Он отвечает, но быстро отпускает меня и мягко подталкивает в сторону выхода: — Иди, а то я сам уже опаздываю.***
Почему мне раньше никто не говорил о том, как легко переживать драму на концерте? Пульсация толпы, грохот музыки — всё это словно вышибает из головы всю дурь, заставляет забыть, что было, и не размышлять, что будет. Самый действенный и верный способ оказаться «здесь и сейчас», потому что мысль о том, что концерт через каких-то пару часов станет просто воспоминанием, подстёгивает и будоражит. Я смотрю на группу, на музыкантов, как на чужих: просто творцов, вышедших поделиться частью своей души с жадной, голодной, жаждущей публикой. Толпа принимает такой подарок бережно, горячо и благодарно: кричит, хлопает, подпевает, плачет, делит боли на два, а радости умножает на сотню. Здесь у всех всё общее: и разочарования, и страхи, и пороки, и грехи. Здесь за них не стыдно. Лишь раз я позволяю себе взглянуть на Рихарда, как на своего, — хотя уже чужого, — и это фатальная ошибка. Меня прошибает до костей холодным осознанием конца, финала. Он в чертовой надувной лодке «плывёт» через расхристанную, разомлевшую от восторга толпу, делится улыбками направо и налево, но мне даже с такого расстояния видится, что взгляд у него пустой. По сравнению с вчерашним Круспе, который купался в своей славе и захлёбывался ей, который всецело наслаждался каждым мгновением всепоглощающей любви, это просто другой человек. В эту минуту, когда я наблюдаю за ним, мне отчаяннее всего хочется сбежать. Не видеть, как потухает огонёк в ставших родными глазах, забыть вообще о том, что происходило, но это абсолютно невозможно. Меня словно бы под руку поддерживает осознание, что Рихард обещал — у него нет никакого сердца, и его невозможно разбить. Он достаточно взрослый мальчик, чтоб справиться с таким недоразумением. Погрузиться в несладкие размышления не позволяет сползшая на колени прямо передо мной девушка. Вокруг неё сразу образуется какая-то мёртвая зона — большинство безразлично отступают в сторону, чтоб не отвлекаться от шоу, и лишь несколько человек порываются подойти, но очень быстро отступают. Меня от пострадавшей отделяет небольшое металлическое ограждение, которое я с лёгкостью переступаю, — спасибо, что не в юбке. У меня, в отличие от многих, есть хотя бы вода, которую у остальных отобрали на входе, и я надеюсь помочь. Девушка оказывается вполне себе в порядке — она просто стоит на коленях, обняв себя за плечи, и самозабвенно плачет. Не то от переизбытка положительных эмоций, не то «One Dich» вызывает в ней слишком горькие чувства. Я опускаюсь на корточки рядом с ней и не решаюсь прикоснуться, но пытаюсь хотя бы привлечь её внимание голосом. — Хочешь воды? — я протягиваю ей бутылку, даже запечатанную, и она смотрит на меня с благодарностью и слезами, застывшими в глазах. — Спасибо. Прости, если напугала, — её голос дрожит и срывается, приходится прикладывать немалые усилия, чтоб расслышать, что та говорит. — Ребекка, — девушка тянет мне ладонь, и я легко пожимаю чужие пальцы. — Виктория. — Я просто… Просто расчувствовалась. Спасибо, что подошла помочь, — девушка жадно пьёт воду и старается отдышаться. — Понимаю. На твоём месте могла быть я, но не могу показать слабость, — я усмехаюсь и указываю жестом за свою спину, на звукорежиссёра за пультом. Ребекка недоумённо поднимает брови, и она выглядит совершенным ребёнком, когда удивляется, несмотря на вопиюще яркий макияж. — Долгая история. — Ой. У тебя бейджик артиста. И организатора? — новая знакомая тянется рукой к шнуркам на шее, и я инстинктивно делаю небольшой шаг назад. — Прости. А если не секрет, кто ты в команде?.. Я? Бывший половой партнёр соло-гитариста, литературный агент солиста, влюблённая фанатка, неудавшаяся любовница менеджера группы? Мне становится смешно от всех этих вариантов, но я выбираю самый приемлемый и нейтральный: — Просто знакомая. Бейджик дали, чтоб свободно ходить по площадке. — Круто! — с искренним восторгом отвечает Ребекка и отвлекается — звучат первые аккорды «Du riechst so gut». Я снова переступаю ограждение, чтоб оказаться в более безопасной зоне и не быть затоптанной и запиханной локтями. Ребекка оборачивается через плечо и улыбается, подпевая в полный голос. Я подмигиваю в ответ. Концерт заканчивается так быстро, что я не успеваю опомниться. Люди просят ещё, кричат, беснуются, и это идеальный момент, чтоб проскочить к гримёркам, пока все не хлынули в сторону выходов и не заполонили площадку полностью неуправляемой толпой. Я с улыбкой наблюдаю за традиционными объятиями и рукопожатиями, стараясь держаться немного поодаль, но меня снова, уже во второй раз, подзывает Пауль. Я подхожу ближе, стараясь соблюдать дистанцию с Рихардом, и он в знак благодарности кивает, сомкнув веки. Мне печально и досадно от того, что я больше не имею права приблизиться так, как делала это буквально вчера, как могла сделать ещё несколько часов назад. Все остальные выглядят довольными до невозможности, я с огромным удовольствием наблюдаю за широкими улыбками и вслушиваюсь в смешки. Все быстро разбегаются по своим гримёркам, и я обнаруживаю себя в полной растерянности: мне теперь пойти некуда. Впрочем, раз я решила не пить, присоединяться к компании мне незачем. Всё, что я могла получить от сегодняшнего дня, я получила. И даже больше. Я наскоро прощаюсь со Стивеном, с которым сталкиваюсь в коридоре, и он пытается уговорить меня остаться ещё на часок. Я твёрдо стою на своём, в итоге мы сходимся на том, что Стивен вызовет для меня такси и проводит до машины. Что-то заставляет меня постучать в гримёрку к Тиллю, чтоб попрощаться, но его там не оказывается, и я уезжаю ни с чем.