Двери старого обшарпанного автобуса с характерным скрежетом раскрылись. Из него на землю медленно ступил худощавый силуэт парня. Двери за спиной человека затворились, и автобус медленно поехал дальше, подпрыгивая на бесконечных кочках. Силуэт остался позади и внимательно следил за машиной противного, ядовито-жёлтого цвета. Ехала она ужасно медленно. И пока автобус не скрылся за пышными зелёными деревьями, парень не отрывал от неё взгляда, размышляя, почему этот явно переживший многое автобус ещё не развалился и не занял своё законное место на свалке. Парень огляделся. Вокруг лес и несколько тропинок. Даже не верится, что ему, Фёдору Достоевскому, придётся жить здесь. Хотя это был самый лучший вариант развития событий. Если бы не это место, для Феди всё закончилось бы ещё более плачевно, чем сейчас.
И вот он здесь. Стоит посреди густого леса со спортивной сумкой на плече. И в сумке не только вещи первой необходимости, но и то, что может стоить Фёдору жизни. Жалкая бумажка, а столько значит…
Достоевский глубоко вздохнул и поднял голову вверх, морщась от головной боли, мучающей его уже неделю. Небо полностью заволокло серыми тучами. Ни намёка на тёплое летнее солнце. Скорее всего, будет дождь. Так что и дальше тут стоять и обдумывать смысл бренного существования не стоит. Фёдор поправил лямку сумки и пошёл по дороге, надеясь, что ещё помнит правильный путь. Главное не потеряться. Ночевать в лесу не хочется. Достоевский внимательно смотрел под ноги, старательно выбирая более-менее удобный проход. Дорога хоть и широкая, но вся в ямах, кочках и ухабах. Тут и ноги переломать не долго.
Федя был так поглощён ходьбой на выживание, что не обращал внимания на странные звуки вокруг. Будто кто-то крадётся за кустами, еле слышно рычит и наблюдает злобным взглядом, предвкушая вкусный обед. Звуки всё ближе… и ближе… И вот уже остался метр до бледной добычи…
Вдруг прямо над головой Фёдора раздался треск сломанной ветки, и кто-то с оглушительным и не очень цензурным криком полетел вниз.
Через мгновение Достоевский уже лежал на земле, а на его ногах валялось белобрысое нечто.
— Вот это я слетел! Вся жизнь перед глазами пронеслась! — радостно воскликнуло нечто, поднимая голову.
На удивлённого Фёдора уставился улыбающийся парень. Длинные пепельные волосы торчали в разные стороны и лезли в лицо. Неуклюже заплетённая длинная косичка ситуацию не спасала. Но больше привлекали необычные глаза. Один изумрудно-зелёный, озорно сверкал. Второй, хоть и сохранил цвет, был как будто подёрнут белизной и казался салатовым. Вдоль светлого глаза по лицу тянулся тонкий, но заметный шрам.
— Представляешь, лезу я такой по дереву, никого не трогаю, и тут бабах! Вот это я называю эффектное появление! — продолжал тараторить белобрысый, ухмыляясь во все 32(
что удивительно с его-то образом жизни) зуба.
Наконец Фёдор вышел из оцепенения. В его взгляде вновь появился холод.
— Не мог бы ты с меня слезть? — спросил он вежливо, но голос сочился льдами Арктики и уже начавшей зарождаться неприязнью.
— Ой! Точно!
Парень-древолаз резко подскочил. Теперь, когда он стоял, Достоевский смог рассмотреть его полностью. На белобрысом была красная рубашка с воротником, расшитым замысловатыми золотистыми узорами, которые спускались с шеи на грудь. К подолу рубашка расширялась, как и рукава. Концы и рубашки, и рукавов обрамлял такой же орнамент. На талии был перевязан тканевый жёлтый пояс, украшенный красными символами. Фёдор смог заметить рисунки, похожие на природные явления: солнце, вода, земля и воздух. Да и вообще незнакомец был хорош собой. Высокое богатырское тело с небольшим загаром привлекло бы десятки девушек. Парень производил впечатление сошедшего с учебника истории славянского крестьянина или даже богатыря. Но Достоевским отметил всё это мимолётно, не придавая никакого значения. Фёдор медленно поднялся. К удивлению, после падания громилы прямо на его костлявые ноги, он ничего не сломал. Поднимая свалившуюся сумку, Достоевский больше даже взгляда не бросил в сторону незнакомца. Тот в свою очередь глядел только на приезжего, покачиваясь туда-сюда от нетерпения. Почему хрупкий парень так долго молчит? Неужели даже познакомиться как следует не хочет? А то неудобно получилось. Вот так взял и упал на него.
— Извини меня. — наконец подал голос белобрысый. — Я не хотел на тебя падать!
— Я и так в этом уверен. — хмыкнул Достоевский, проходя мимо древолаза дальше по дороге.
Незнакомец ринулся за ним:
— Подожди! Мы ведь даже не представились!
— Считай, что у меня имени нет.
— Такого не может быть! Людей без имён не существует!
— Получается, я первый.
— Я тебя совсем не понимаю!
— Значит нам с тобой не по пути. Не приятно было оказаться под тобой. Прощай.
Фёдор ускорил шаг, так и не удостоив попутчика взглядом. Он только приехал, а уже встретил неугомонного местного. С ним уже пытаются познакомиться. В последнее время ему ну очень «везёт».
— Эй! — раздался звонкий голос. — А зачем ты в чащу идёшь?
Достоевский резко замер. Он же был уверен, что в той стороне деревня. Неужели всё-таки забыл дорогу?
— Я просто решил осмотреть окрестности. — развернувшись, спокойно заявил Федя. Но вот куда идти дальше? Испытывать удачу и шагать наугад не хочется. Остаётся только спросить у этого парня. Он явно местный. Достоевский демонстративно поднял голову, рассматривая серое небо. Сделал вид, будто что-то обдумывает, а потом снова взглянул на древолаза. — Но похоже, скоро начнётся дождь. Лучше сразу пойти в Малиновку. — к счастью, название деревни Достоевский помнил.
Незнакомец среагировал мгновенно. Возник перед Фёдором, схватил его за руку и потащил в одному ему известном направлении.
— Вот радость-то! Я ведь тоже там живу! А у тебя разве есть дом? Если нет, то не переживай! Можешь пожить у меня!..
Придя в себя, Достоевский выдернул руку. Незнакомец так быстро его ухватил, что он не смог ускользнуть. Федя всегда избегал прикосновений. От них ему становилось не по себе. Поэтому на любые попытки телесного контакта Достоевский отскакивал и вымораживал собеседника убийственным взглядом. Сейчас он глядел на белобрысого точно так же, но парень этого совсем не замечал, а лишь продолжал тараторить без умолку.
— Раз мы соседи, то теперь обязаны нормально познакомиться! — радостно заявил он, повернувшись к Феде. — Меня зовут Коля!
Новый, теперь уже знакомый, (что очень не радовало) уставился на Достоевского, счастливо улыбаясь. Фёдора уже начала раздражать эта ухмылка.
— Достоевский. Фёдор Достоевский. — произнёс он сквозь зубы.
— Так-то лучше! Федь, давай я тебе помогу!
Коля выдернул сумку из руки Достоевского, который не переставал поражаться дерзости Николая. И имя сократил, хотя первый раз видит его, и сумку без разрешения забрал. Этот Николай вообще может быть вором, но возвращать сумку себе Федя пока не собирался. Раз сам схватил, пусть теперь несёт такую тяжесть.
Только начав свой путь, Коля сразу же включил радиоволну «Коля ФМ».
— Тебе здесь очень понравится! Ты же надолго? Надеюсь, что да! Я тебя с Ванькой и Сигмой познакомлю! Так у тебя дом есть или нет? А малину любишь? А знак зодиака у тебя какой? А ты один или с кем-то приехал? А ты…
Какое-то время Фёдор просто игнорировал бесконечный поток звонкого монолога, но Коля не унимался и забрасывал его всё новыми и новыми вопросами, так что в конце концов Достоевский сдался.
— Дом у меня есть. Приехал на всё лето. Остальное не важно.
На секунду Коля замолк. Но не успел Федя об этом даже подумать, как он снова воскликнул:
— Я, кажется, понял! Ты о том самом доме, который на окраине деревни стоит? А я думал, он заброшенный!
Николай был прав. В доме Достоевских уже несколько лет никто не жил. Он опустел практически сразу, как стали развиваться города. Похоже, предки Фёдора не могли оставаться здесь и при первой удачной возможности сбежали. Федя понимал их как никто другой. Наверняка прошлым Достоевским тоже не давали покоя такие индивиды, как Коля. Федя вообще не понимал, на что надеется. Будто спустя десятки пустующих лет, дом не развалился. Но приехать сюда всё равно было лучшее решение. Да и единственное.
Всю оставшуюся дорогу Фёдор молчал. Коля, поняв, что ответов больше не добиться, начал просто рассказывать обо всём на свете. Достоевский внимательно следил за дорогой, запоминая правильный путь, но также слушал Николая, считая, что может узнать что-нибудь важное. Узнал-то он узнал, вот только вряд ли информация о закручивание помидоров была ему жизненно необходима. Хотя, как знать. Всё в этой жизни может пригодиться.
К счастью Фёдора, прогулка оказалась недолгой.
Дом остался точно таким, каким Достоевский его запомнил. Полностью из тёмного дерева, уже чуть-чуть гниющий. На закрытых ставнях и крыше можно разглядеть остатки голубых узоров. Сам дом одноэтажный, с чердаком. Вокруг стоял покосившийся, полностью серый забор. Рядом росли останки когда-то ухоженного садика. Теперь это просто заросли зелени.
Может, и не очень красиво, но жить можно.
Федя прошёл вперёд, с силой толкая заклинившую калитку. Коля хвостиком следовал за ним. Достоевский встал у порога. Входная дверь отделялась от земли тремя ступенями, а сверху красовался потрескавшийся навес. Остаётся лишь надеяться, что он не свалится кому-нибудь на голову.
— Милый домик! — улыбнулся Коля. — Но уборка не помешает. И ремонт тоже. Пора за дело!
Николай в припрыжку побежал к двери. Фёдор уставился на него, но потом направился следом и встал между Колей и входом в дом, загораживая путь.
— Ты что, собираешься помогать мне обустроиться? — нахмурился Достоевский.
— Конечно!
Федя устало вздохнул. А чего он ожидал? Спокойствие. Только спокойствие.
— Спасибо конечно, но я и сам справлюсь.
— Да ладно тебе! Мне не сложно! — Коля попытался проскользнул мимо Достоевского, но миссия была провалена.
— Не. Надо. — Фёдор посмотрел Коле прямо в глаза, прожигая его изнутри.
Не то чтобы Николай испугался. Просто интуиция подсказывала ретироваться как можно быстрее. А своей интуиции Коля доверял всегда. Он вздрогнул, криво улыбнулся и отошёл подальше. Пусть он и считал реакцию Феди странной, но понял, что лучше не лезть. Тем более, Сигма часто говорил ему, что нужно уважать чужие границы. Стоит начать прямо сейчас.
— Ну хорошо. Если тебе так хочется. — он уставился на руку, которую протянул ему Фёдор. — А! Точно! — Коля передал спортивную сумку. — Эм… Тогда пока! Надеюсь, скоро увидимся! Если что-то случится, не стесняйся, зови!
Коля развернулся и зашагал в горизонт, напевая весёленькую песенку.
Достоевский проводил его взглядом и расслабленно выдохнул. Он просто хочет остаться один. Вообще, можно было бы воспользоваться отзывчивостью Николая, но он и так устал с дороги, плюс жуткая головная боль, а если впустить Колю в дом, то потом фиг выгонишь. В этом Федя уверен на все 100 процентов. Ему уже и так по горло хватило шумной компании белобрысого.
Фёдор дёрнул ручку двери. Та, начав разваливаться на щепки, с горем пополам открылась. Зашёл внутрь и сразу оказался в сенях. Света здесь не было. Но
в прохладном помещении Достоевскому удалось разглядеть несколько шкафов и замызганное ведро. Парень поёжился и, бросив рассматривать окружение, быстро юркнул в ещё одну дверь.
Теперь Федя оказался на кухне. Ну точнее, в чём-то отдалённо её напоминающей. У стены стояла плита, вся в пыли и ржавчине. Маленькая столешница с горой тряпок. Рядом холодильник, вряд ли функционирующий. В противоположной стороне ветхий столик и пара табуретов. Проход между кухней и спальней без двери, просто прикрыт серой и узорчатой занавеской.
Проходя по кухне, Фёдор вслушивался в скрип деревянного пола под ногами. Паутина, скрежет, и разруха вокруг заставляли задуматься. Вдруг всё сейчас разрушится? И останется Достоевский под руинами домишки. Никто даже не узнает.
Хотя, скорее всего, придёт Коля.
Федя так и знал, что пожить спокойно в деревне у него не получится. Пару раз он уже был здесь вместе с бабушкой. Нужно было забрать кое-какие вещи отсюда. Эти поездки Достоевский запомнил на всю жизнь. Местные жители не давали прохода. Всё время лезли с расспросами, звали в гости и всеми возможными способами выражали невероятную доброту. Похоже, и через 5 лет ничего не изменилось. Вот, он уже встретил Николая. Федя так себе и представлял того самого прилипалу, который будет доставать его всё время. Даже с уборкой помочь собирался. Мило с его стороны… Тем более если учесть, что уборкой здесь заниматься придётся капитально.
Достоевский зашёл в спальню. Комнатка малюсенькая, один еле развернёшься, а вдвоём и подавно не поместиться. Только если кто-нибудь залезет на высокую, покрытую паутиной кровать, такую большую, что на ней смогут спокойно улечься человек трое. Когда-то одеяло на ней было яркого красного оттенка, а теперь этот цвет едва различим. Ну а над кроватью конечно же гигантский ковёр. На удивление, именно он идеально сохранился. Будто кто-то специально приходил и чистил его все эти годы. Алый, с жёлтыми узорами. В центре ковра красовался сложный рисунок жар птицы. Фёдор невольно засмотрелся на неё. Яркие перья птицы развивались на всю ткань, сверкая золотом. Рядом изображена изумрудная листва с гроздьями вишнёвых ягод.
У изголовья кровати было окно с занавеской. Достоевский кинул сумку в угол, забрался на кровать, одёрнул занавеску и открыл ставни.
Небо потемнело ещё сильнее. Серые тучи поглотили всё пространство. Летний сезон точно начнётся с дождя.
Федя поудобнее устроился на кровати. Если не обращать внимания на вездесущую пыль, то кровать может спокойно получить звание «Идеальная». Большая и невероятно мягкая. Вставать не хочется. А если почистить, то вообще сказка будет.
Всё оказалось не так уж и страшно. Достоевский думал, что тут только руины и остались. А он даже не развалился. Даже странно.
Ещё немного посидев в прострации, Федя всё-таки встал и вернулся на кухню. Уборку лучше начать отсюда. Достал привезённую с собой тряпку и взял бездонное ведро из сеней. Рядом с домом был колодец. Из него Достоевский и набрал воды. Тащить полное ведро назад ужасно тяжело, но признать поражение Федя не собирался и выдержал испытание.
Поставив ведро на пол, Достоевский окунул туда тряпку. Вода ледяная. Б-р. А тут даже газа нету, чтобы подогреть.
«Ты же надолго?»
Фёдор закрыл глаза. Насколько он здесь? Он не знает. Не знает, что будет дальше. Его наверняка уже ищут. Что делать дальше?
Не знает…
Весь оставшийся день Достоевский провёл за уборкой. У него окоченели все пальцы, а тело ломило от непривычных физических нагрузок.
Когда за окном потемнело и всё-таки пошёл дождь, Федя шлёпнулся на стул, устало выдохнул. Конечно, дом всё ещё плохо выглядит, но стало гораздо лучше, чем было. Интересно, почему этот дом не продали раньше. Ну или хотя бы снесли. Тогда для чего оставили?
Даже не попив чая, Федя грохнулся на кровать, уже начиная проваливаться в сон, как вдруг…
Кап.
Прямо на Достоевского прилетела холодная капля. И ещё одна. И ещё. Федя резко сел и поднял взгляд на потолок. Там красовалась куча тёмных пятен и падала череда капелек. Дождь. А крыша протекает.
— Чудесно! Просто потрясающе! — сквозь зубы прошипел Фёдор, хватая подушку.
Прекрасное начало деревенского «отпуска». Что же будет дальше.
***
К утру дождь прекратился. Тучи рассеялись, солнце смогло выбраться из их плена и теперь приветствовало мир после долгой разлуки тёплыми лучами. Настолько тёплыми, что от вчерашнего ливня осталось лишь небольшие лужи. Петухи драли глотки всё утро, заменяя жителям деревеньки будильники.
Фёдору от них тоже досталось.
Ощущение, будто все петухи специально собрались все вместе и начали петь серенады. Ну а кто ещё разбудит Достоевского с восходом солнца и покажет все прелести жизни? Правильно, никто. Так что птицы решили взять эту великую миссию на себя.
Фёдор спит очень чутко, так что любые попытки игнорировать крики прекрасных певцов сразу же провалились. Достоевский, бубня под нос и морщась, встал со стула, на котором провёл всю прошлую ночь. Тело затекло и кололось сотней иголочек. Противно. Разминая руки и пытаясь разлепить глаза, Федя зашёл в спальню. В углу должна была стоять его сумка. Вот только её не было. Пропала? Куда? Он же со вчерашнего дня её не трогал. Достоевский внимательно оглядел комнату. На кровати громоздилась куча наполненных водой баночек и кастрюль. Пару Федя привёз с собой, а остальные раздобыл на кухне и в сенях. Все они были грязными, но мыть их глубокой ночью уставший Достоевский не стал и просто подставил на места, куда падали капли из протекающей крыши. Таких оказалось не мало. И не только на полу. Как будто кто-то специально проделал десяток дырок.
Сумку он нашёл быстро. Она оказалась на шкафу. На здоровом, высоченном шкафу. Сам бы Фёдор никогда бы не закинул её туда. Как? Почему? Ответов не было. Нахмурившись, Достоевский притащил кривой табурет из кухни и, забравшись на него, потянулся за сумкой. Табурет опасно шатался, грозясь упасть в любой момент. Федя же всё пытался достать сумку. Никак. Кто вообще додумался поставить тут такой здоровый шкаф?! И как его сумка вообще там оказалась? Странно.
— Есть! — вслух выдохнул Достоевский, наконец ухватив край синей ткани.
Вернувшись на землю с трофеем в виде сумки, Фёдор отправился на кухню. Раскрыв сумку, Достоевский зарылся в ней, пытаясь найти травы. Из них он всегда заваривал чай. Травы ему поставляла одногруппница, увлекающаяся садоводством. Федя откровенно пользовался её щедростью, забирая половину с каждой посадки. Ну а что, сама разрешает. А взамен ничего не просит. Идеальный вариант. Федя не мог их не взять. Хоть что-то приятное будет.
Травы он нашёл быстро, но сразу же появилась новая проблема. Чайник тоже куда-то делся. Достоевский прекрасно помнил, что он стоял на плите. А теперь его нет. И чашка пропала. Да что за ерунда?! Он же ещё не совсем ку-ку, чтобы не помнить, где что лежало раньше!
Утро началось с бесконечных поисков всего на свете. Но и это не всё. Почти везде Фёдора ждали сюрпризы. Открыв холодильник, он обнаружил там мёртвую крысу. Поморщившись, Достоевский взял тряпку и выкинул труп. Разлагаться она не начала. Свежая? И откуда? Он же холодильник ни разу не открывал ещё. Как она туда забралась? Только если кто-то подкинул…
Глупости.
Вот только крысой всё не обошлось. Фёдор присел на корточки, чтобы открыть ещё один шкафчик. Дёрнул ручку…
Прямо на него с оглушающим жужжанием вылетело миллион жуков. Достоевский инстинктивно закрыл лицо руками и отскочил как можно дальше. Насекомые немного покружились по комнате, так и норовя врезаться в Федю, а потом как по команде вылетели в приоткрытое окно. А они когда успели прилететь? Похоже на глупый розыгрыш. Осталось только найти скрытую камеру. Наверняка забавно глядеть, как Достоевский готовится открыть любой шкаф, дверь или кастрюлю. А потом резко отскакивает в сторону, закрывая лицо руками от новой воздушной атаки. Иногда Феде казалось, будто он слышит чей-то тихий смех. Но всего лишь казалось. Это ведь просто жужжание насекомых. Или скрип половиц. Или что-нибудь ещё. Ведь людей тут точно нет. Правда?
Спустя пару часов приключений, Достоевский наконец смог заварить чай. Точнее, попытался.
Нужно промыть сушёную траву. Фёдор взглянул на армию кастрюль в спальне. Воды-то у него теперь много. Вот только уверенным в её чистоте Достоевский не был. Придётся идти к колодцу. Заодно можно и всю дождливую воду вылить.
Взяв первую попавшуюся банку, Федя вышел в сени, открыл дверь на крыльцо. И снова закрыл.
Прямо в его дворе стояла группа людей. И одного он уже знал. Коля. Вернулся всё-таки. Он вертелся вокруг своих собеседников, весело болтая. Рядом с ним стояли ещё двое. Рассмотреть их Достоевский не успел. И выходить больше не собирался. Вот только его не спрашивали.
***
Коля проснулся с первым лучом солнца и сразу же побежал к своему другу. Нужно было действовать быстро, иначе попадёшься бабушке на глаза, так она пока тебе все запасы еды не скормит, не отпустит.
Но план провалился сразу же. Стоило Коле выскочить на улицу, там его сразу же встретила любимая бабушка.
— Коленька! — бабушка удивлённо взглянула на него. — Куды это ты вырядился так ранёшенько? А позавтракать?
— Доброе утречко, бабуль! — Коля чмокнул её в щёку и не останавливаясь ни на секунду, побежал дальше, выкрикнув на ходу. — Мне к Ваньке надо! Я скоро! Оглянуться не успеешь, как вернусь! Правда-правда!
Бабушка улыбнувшись вздохнула. Конечно, вернётся он. Повезёт, если к вечеру явится.
Коля. Он же Гоголь. Он же шут, как некоторые его называли, бежал со скоростью, как сам Гоголь называл, сверх звукового голубя. Перепрыгивая небольшие лужи и радостно приветствуя всех, кто попадался ему на пути. Он знал каждого по имени, сколько лет, какие увлечения, чего боится и так же прошлое всей деревеньки. Местные же просто не могли его не знать. Невозможно забыть того, кто так и норовит влезть в чужую жизнь. При этом у него удавалось вызвать симпатии практически всех жителей. Ну правда, как не любить вечно улыбающуюся, немного наивную душечку? Хотя те, кто знали Гоголя получше, уверяли, что в омуте Коли столько чертей, что и за век не разберёшь.
Через несколько минут Коля стоял у дома Гончаровых и стучал в окно спальни друга. Спустя пять минут изнутри послышалось недовольное ворчание, окно открылось и на Николая уставился хмурый Иван.
— Коля. — совсем не удивившись появлению белобрысого, хриплым от сна голосом, сказал он. — Зачем пожаловал?
— Ванька! С добрым утром, соня! У меня к тебе дело! Нужно такое рассказать! А потом собраться и идти к…
— Коля, ты время видел? Рань несусветная. Дай поспать, жаворонок блин.
Ваня попытался закрыть окно, но Николай ухватил его за руку.
— Ну Ванечка! Ну подожди! Это срочно! — взмолился незваный гость.
— У тебя всегда всё срочно да важно. — проворчал Иван, пытаясь выдернуть руку из мёртвой хватки.
— Такого ещё не было! — не отступал Коля, глядя другу прямо в глаза. — Ну впустииииии.
— Ладно. Заходи.
Николай пулей рванул к входу. Гончаров, вздохнув, поплёлся открывать дверь, потирая сонные глаза. В доме кроме него представителей семьи Гончаровых сегодня не было. У отца заказ, он всю ночь в кузнице провёл, а мать у подруги вчера осталась. Ваня так хотел сегодня выспаться, но ни тут то было. Всегда этому шуту нужно всё испортить.
Звякнула щеколда, и в сени ввалился Коля.
— Ну и что ты такого хотел сказать? — хмуро поинтересовался Иван.
— Сейчас скажу. Только… — Николай хитро ухмыльнулся. — Ты Сигму тоже позови!
Ваня остолбенел, пока Коля, заливаясь тихим смехом, смотрел ему прямо в глаза.
— И с чего т-ты взял, что Сигма здесь? — попытался как можно спокойнее спросить Иван.
— Так это очевидно, мой дорогой. Ой! Лучше тебя так не назвать? Да? Так только Сигме можно. — Коля довольно следил, как щёки Ваньки начали краснеть. — Мы что, так и будем тут стоять? Я сейчас сам как зайду…
— Сиди на кухне. — грозно приказал Иван и скрылся за дверью.
Коля покорно остался на кухне. Вот только не сидеть, а лезть в шкафы, выискивая чего-нибудь сладкого. Сам Гончаров сладкое не очень любит, но для Сигмы у него всегда припасены вкусняшки. Тем более мама Вани работает в магазине продуктов, так что тут точно можно найти самые разнообразные конфеты. И Николай правда заприметил пакетик батончиков. Схватил его и уселся на стул.
Спустя пару минут в комнату шагнул сонный Сигма. Распущенные двухцветные волосы струились по плечам. Нахмуренное лицо выражало глубочайшее недовольство.
— Доброе утро, Сигмочка. — заулыбался Коля, поедая батончики один за другим. — Красивая рубашка. Большевата только.
Рубашка Вани на Сигме смотрелась прекрасно. И Гончаров так считал. Да и Сигма тоже. Поэтому часто одевал их, наслаждаясь ароматом любимого, пока сам Ваня пытается избежать уроков Гончарова старшего по кузнечному мастерству.
В любой другой момент Сигма бы покраснел, начал выдумывать странные оправдания и так далее. Но сейчас он ещё не до конца проснулся и не пришёл в себя, поэтому лишь рассеянно кивнул.
— Гоголь. — только и промямлил Сигма.
— Ага~
— Что же случилось такого невероятного, раз ты пришёл так рано? — Гончаров, появившийся за спиной Сигмы, шагнул к плите, наливая чай в три кружки. — Давай выкладывай.
Под шустрый монолог Николая, Ваня и Сигма попивали горячий чай, постепенно просыпаясь и вникая в суть сказанного.
***
Фёдор попытался как можно скорее скрыться из поля зрения нежданной троицы, но Гоголю хватило той миллисекунды, на которую Достоевский показался на улице. Коля сразу же ринулся за ним.
— А вот и Федя! — Коля дёрнул дверь и поймав Достоевского за локоть, вытянул его во двор. — Наконец вышел! Мы тебя уже заждались!
Сигма и Гончаров осторожно подошли к своему другу и темноволосому
парню. Неужели Гоголь не чувствует, какая угроза исходит от приезжего? Он так смотрел на Колю, будто готов убить. Сигма, например, был уверен, что сейчас из Фединых глаз вылетят алые лазеры и попадут прямо на неосторожного Гоголя, разделив его
пополам. Сигма так ярко представил эту картину, что уже был готов хватать Колю и бежать, но тут шут нарушил неловкое молчание.
— Федь, познакомься! Это мой друг Ваня и братик Сигма! Сигма, Ваня, это Федя! Видите, он настоящий! А вы мне не верили!
Николай отпустил локоть Фёдора, бурно жестикулируя. Достоевский сразу же воспользовался моментом и отошёл от шута на пару шагов, оглядев новых знакомых.
Тот, кого назвали Сигмой, был самым низким в компании. Волосы длинные, с одной стороны белые, с другой сиреневые. Парень нервно мял края своей спортивной кофты, а взгляд его метался из стороны в сторону, избегая зрительного контакта с Федей. И вот это брат неугомонного Коли? Что-то верится с трудом. Гончаров заметил немой вопрос в глазах Достоевского и любезно пояснил:
— Они не родные друг другу.
— Да! Но я всё равно люблю Сигмочку! Он для меня как родной младший братик! — вставил Гоголь, заключая Сигму в медвежьи объятия.
Появление Сигмы в деревне вообще можно было назвать весьма необычным. В один тёмный весенний вечер на пороге дома Гоголей послышался громкий детский плачь. Выйдя, Гоголи увидели корзинку с маленьким ребёночком в белой пелёнке, прикрытый одеялком. Рядом с малышом лежала записка: «Надеюсь, вы подарите ему дом». У Гоголей совсем недавно родился свой сын, но бросить малыша они не могли и конечно же забрали его себе. Уже дома заметили, что на руке младенца бумажный браслетик с надписью «Сигма». Так и стали его называть. Точный возраст Сигмы никто не знал, но скорее всего они с Колей одногодки. Тихий и застенчивый по натуре Сигма словно хвостик ходил за Колей по пятам. А Гоголю только в радость. Лишь совсем недавно Сигма стал больше открываться другим да и вообще функционировать в обществе. И то только с помощь Коли. Шут просто «случайно» оставил его наедине с Ваней, особо не надеясь на успех затеи. Но всё и правда получилось. Голубки спелись.
— Гоголь, ты меня сейчас задушишь. — промямлил Сигма, вроде как, недовольно. Вот только на лице играла искренняя улыбка.
— Но я так по тебе соскуууучился! Ты всё время у Ваньки зависаешь! Не надо было вас знакомить! — обиженно надул губы Николай.
— Коля, ты вроде как хотел с Фёдором поговорить. — напомнил Гончаров, кивая в сторону Достоевского.
— Ой! Точно!
Гоголь отпустил Сигму и прыгнул в сторону Феди. Тот уже приготовился отбивать новые тактильные атаки, но шут остановился на небольшом расстоянии от Достоевского. Коля и так не глуп, а Фёдор и так всеми возможными способами показал, что прикосновения он не любит.
— Феденька, у нас к тебе предложение. — глаза Гоголя радостно сверкали. — Пойдём с нами сегодня на
огнелки?
Достоевский пару секунд стоял, проводя ревизию памяти всё ещё больной головы. Огнелки? Как Фёдор не старался вспомнить, значения этого слова он не знал. Горелки, перестрелки пожалуйста. А вот огнелок нет.
— Гоголь, он тебя не понимает. — вздохнул Сигма и замявшись, всё-таки посмотрел Достоевскому в глаза. — Так Коля называет сборы ребят вечером у костра.
— Ну да! Чего здесь такого сложного? Огонь плюс посиделки равно огнелки! — немного возмутился шут, но тут же снова заулыбался, повернувшись к Феде. — Так что, пойдёшь?
Гоголь был уверен, что да. Кто в здравом уме откажется от такого заманчивого предложения? Спрашивал он только в рамках приличия, чтобы дать
иллюзию возможность выбора. Каково же было его удивление, когда на такой очевидный вопрос прилетел совсем не очевидный ответ:
— Нет. — скупо бросил Достоевский, ни секунды не размышляя.
— Вот и отли… Что?! — Николай уставился на Фёдора обалдевшими глазами. — Как?! Почему?!
Ответить банальным «не хочу» было бы бессмысленно. Так что Фёдор отчеканил то, к чему придраться сложнее:
— Мне некогда. У меня и так дел по горло, ещё на вас время тратить. — Достоевский неопределённо махнул рукой за спину, где стоял дом. — Вон, крыша протекает например.
Возможно прозвучало грубо, но зато теперь от него точно отстанут. По крайне мере, обычно было так. Вот только по отношению к Гоголю слово «обычно» считалось оскорблением. И по странному блеску в глазах и хитрой ухмылке шута Фёдор понял, что допустил ошибку.
— Крыша протекает, значит? — загадочно проговорил Коля и ринулся в дом.
— Мдаааа. — оглядел Гоголь комнату. — Грустненько. Тебе одному здесь и вовек не управиться. — он повернулся к вошедшему Достоевскому. — Федь, а давай сделку заключим? Я теб…
— Хорошо.
Гоголь аж дар речи потерял. Правда ненадолго.
— Но я же ещё не договорил!
— Я и так знаю, что ты задумал.
Догадаться легко. Коля хочет предложить ему помощь с починкой крыши, а Достоевский взамен пойдёт с ними на огнелки. Звучит весьма выгодно. Если опустить момент, что Федя не переносит человеческое общество. Но Гоголь прав. Может, Фёдор и гений, но вот строителем точно не был. И как бы он не хотел это признавать, без помощи не справится. В конце концов, нет ничего страшного в том, чтобы провести один вечер в компании людей. По крайней мере, не должно. Поэтому, взвесив все аргументы за и против, Достоевский заключил, что намного выгоднее немного потерпеть, а потом спокойно использовать Николая, чем познать прелести починки крыши на своей шкуре.
Гоголь стоял молча. Редкие моменты, когда он задумывался настолько сильно, что даже улыбка исчезала с лица. Значит, Федя умеет читать мысли? Обычно таким только колдуны владеют. Получается, Федя?.. Нет, Коля бы сразу это почувствовал. Значит, он либо очень умён, либо просто понял его не правильно. На всякий случай Коля решил уточнить. Уже хотел снова заговорить, но Достоевский был быстрее.
— Во сколько? — спросил он, устав ждать ответа от Гоголя.
— Ты правда догадался! — совсем как ребёнок восхитился Николай, снова улыбаясь. — А как ты так? Фокус?
Почему-то этот искренний восторг польстил Феде. Он еле заметно улыбнулся.
— Это элементарно, Николай. Я просто сложил два плюс два.
Вау! Если для Феди мысли читать элементарно, то что же он ещё может! Коле уже не терпелось узнать. Сегодняшний вечер как раз отличный вариант для расспросов.
— В шесть вечера. Я приду сюда. Пока-пока!
С этими словами Гоголь испарился. Федя увидел из окна, как он подхватил оставшихся на улице Ивана и Сигму и потащил их куда-то в даль.
Так. Фёдор вообще-то чай заваривать собирался. Снова выйдя на улицу и направившись к колодцу, Достоевский решил подсчитать успехи за первые два дня пребывания в Малиновке. Он живёт в полузаброшенном доме, познакомился с необычным парнем и его соратниками. А теперь ещё пойдёт на, как там Коля сказал? Огнелки. Да, продуктивно, ничего не скажешь. Хотя, может это ему и нужно? Что-то вроде отдыха. Правда радости он точно не принесёт. Но может, удастся хотя бы переключиться на анализирование чего-нибудь другого, а не только насущей проблемы.
Вспомнив об этом, Достоевский снова поморщился. Голову опоясывало раскалённое кольцо боли, не давая и шагу ступить без противного гула в ушах.
Вернувшись на кухню, Фёдор занялся привычным делом. Нужно расслабиться. Может чай поможет. Но это мало вероятно. Достоевский никогда не отличался сильным здоровьем. Наверное, поэтому он и решил поступить в медицинский. Хирургом. Ну а что, резать людей очень даже заманчиво. Они не болтают и спокойно лежат. А с Фединым спокойствием и умом он станет очень востребованным врачом. Поэтому Фёдор не долго думал над выбором работы. Но никакие методы лечения не помогают самому Достоевскому. Точнее, его головной боли. Она часто его мучала. Не удивительно. Постоянные размышления и анализ давали о себе знать. За гениальность приходилось платить извечными барабанами в черепной коробке. И вроде есть простое решение: ну перестать ты так много думать! Легко сказать, но трудно сделать. Перестать анализировать для Достоевского как отрастить крылья. Невозможно.
Оставив чай настаиваться, Федя открыл свою сумку, достал оттуда свою любимую книгу и уселся за стол. У него ещё осталось время до вечера, и проведёт он его наедине с собой. В тишине и покое.
***
Коля на всех парах гнал к дому Достоевского. Опоздал! Он опоздал! Заигрался с соседскими парнишками в карты и потерял счёт времени. Зато у него теперь есть маленькая подушка-голубь. Её он прямо сейчас тащит в своём рюкзаке, который подпрыгивает и неприятно бьётся о его спину. Пару раз чуть с размаху не грохнулся носом в землю, но магическим образом сохранил равновесие и не остановился не на секунду. Уже из далека он увидел Фёдора, скрестившего руки на груди и притоптывающего ногой.
— Фееееедя! — Коля встал рядом, пытаясь отдышаться. — Ты не представляешь! Иду я к тебе заранее, чтобы успеть, и вдруг прямо передо мной садится летающая тарелка, и оттуда выходят инопланетяне. Сиреневые такие, глазастые. Хватают меня неоновым лучом и затаскивают в свой корабль.
— И как же ты выбрался? — усмехнулся Достоевский, наблюдая за глупой улыбкой Коли. Его объяснение звучит нелепо. Абсурдно. Явная и неприкрытая ложь. Но
интересно. Что же Гоголь придумает ещё?
— Инопланетяне уже хотели улетать в космос, но тут появидась зелёная корова с павлиньим хвостом, крылатая и усатая, и врезалась в их тарелку. И пока инопланетяне бегали и кричали, я выбежал. Вот.
— Забавно. Ладно, не буду тебя карать. — Гоголь молча смотрел на появившуюся на лице Фёдора хищную ухмылку. — Ой, веди уже!
— А, да!
Коля быстрым шагом погнал в сторону лужайки, слушая шаги Достоевского за спиной. Что он сказал только что?
Покарать? Хотя ничего удивительного. Фёдор и правда немного напоминал беса. Гоголь готов поверить, что Достоевский носит с собой в кармане нож (
прямо как Коля). И кара будет такой же жуткой, как и сам Федя.
— Федя, а ты в дурака играешь? — неожиданно спросил Николай. Очень уж хочется ему разговорить хмурого Достоевского.
— Предположим, что да. — прикрыв глаза и потирая виски, ответил Фёдор.
— Я тоже! Сейч… То есть недавно играл с Сашкой. Смотри, чего выйграл!
Гоголь открыл рюкзак и с гордой улыбкой вытащил плюшевого голубя. Достоевский несколько раз переводил взгляд с подушки на довольного Колю, а потом всё-таки остановился на Гоголе и вопросительно выгнул бровь. Серьёзно? Они играли на голубя? Можно было бы заставить так называемого Сашку стать мальчиком на побегушках хотя бы на пару дней. А тут просто подушка…
— Скажи клёвый! — продолжал восторгаться Николай. Подбрасывая голубя в небо. — Лети, малыш!
— Реалистичный.
Больше Фёдор ничего не сказал. Коля же даже не думал затыкаться ни на секунду, даже не заметив, как из кармана выпал фантик от конфеты «Коровки». Достоевский сначала честно слушал, но потом переключился. Нервно вслушивался в шумы леса и незаметно для попутчика оглядывался. За ним могут следить. Нужно быть начеку.
Завернув за массивный дуб, парни вышли на поляну. Небольшая, окружённая зеленью деревьев. На траве лежат три срубленных ствола дерева, где уже устроились десяток парней и девушек. И они хохотали, галдели и шумели. Федин кошмар на яву. Ваня и ещё какой-то парень таскал брёвна для костра. Сигма сидел на одном бревне и держал в руках старенькую гитару. Заметив пришедших, он яростно замахал рукой, подзывая их сюда и что-то возмущённо бормоча.
— А вот и мыыыы. — протянул Гоголь и присел. Рядом с ним пристроился Достоевский. Фёдор хотел укрыться от балагана в каком-нибудь тёмном и пустом углу. Да вот тут таких нет. И так маленькую полянку заполонили гиперактивные подростки. Так что уж лучше остаться рядом с Колей.
— Мог ещё позже прийти! — негодовал Сигма. — Уже все собрались! А я тут сижу с твоей гитарой как страж! Знаешь, сколько человек уже пытались её стырить?!
— Как же хорошо, что у меня есть такой прекрасный брат, который всегда поможет мне защитить гитару от рук злобных воришек!
— Ага. Тебе очень повезло. Забирай её уже. — передав радостному Гоголю гитару, Сигма заметил Достоевского и приветливо улыбнулся. — Фёдор, здравствуйте! Рад, что вы пришли!
— Пришёл только ради починки крыши. — честно ответил тот. — Не люблю людные места. — «И людей впринципе тоже».
— Я тоже. — понимающе кивнул Сигма. — Но проводить время с Ваней и Колей мне нравится.
— Ходишь только ради них. — заключил Федя.
Постепенно вокруг них начали собираться подростки, нетерпеливо поглядывая на Гоголя, настраиваущего струны гитары.
— Он у нас местная звезда. — пояснил Иван, присаживаясь рядом с Сигмой.
Сумерки аккуратно заполняли пространство. Коля брякнул по струнам, поморщился и снова покрутил колки́. Попробовал второй раз и победно улыбнулся. Все притихли, ожидая игры. Николай ещё немного посидел, издеваясь над толпой.
— Ну хватит резину тянуть! — не выдержал кто-то.
Хихикнув, Гоголь заиграл известную всем мелодию. Толпа одобрительно загудела, а Коля запел.
—
Замученный дорогой
Я выбился из сил
И в доме лесника я
Ночлега попросил
С улыбкой добродушной
Старик меня пустил
И жестом добродушным
На ужин пригласил.
Хей!
Ребята тут же подхватили.
—
Будь как дома, путник
Я ни в чём не откажу
Я ни в чём не откажу
Я ни в чём не откажу!
Хей!
Множество историй
Коль желаешь — расскажу
Коль желаешь — расскажу
Коль желаешь — расскажу!
Фёдор знал эту песню, но сидел заворожённый. Его поразил голос Гоголя. Он вдруг стал низким, переливался, как у настоящего певца. И несмотря на то, что Достоевскому такая музыка не очень нравится, он всё равно слушал и не хотел, чтобы песня кончалась. Хотелось слушать голос Коли вечность.
Когда песня дошла до кульминации, из лесу послышался вой волков, отчего и так шумная толпа в конец разбушевалась. Всё как по заказу. Гоголь положил гитару и поклонился под громкие авации.
— Спасибо, спасибо, мои самые преданные фанаты!
Под смех и болтовню ребята развели костёр и раздали друг другу палочки с сосисками. Фёдор погрузился в свои мысли, отгоняя своей мрачной аурой предполагаемых нежеланных собеседников. Вдруг прямо перед его носом появилась пара сосисок на палочках.
— Феденька, скушай меня. — треся то одной, то другой, писклявым голоском проговорил вернувшийся на бревно Гоголь. — Нет меня! Меня, я вкуснее! А вот и нет! Я зато больше, а ты дохлячка какая-то!
— Николай, успокойся. — попытался прикрикнуть на шута Достоевский, но не сдержал улыбки, от чего глаза Коли засверкали. — Как дитя малое.
Федя взял палочку и направил её к костру. Ночь окончательно завладела полянкой. Огонь расслабляюще потрескивал, яркие языки пламени тянулись к его лицу, так и норовя обжечь, но принося лишь приятное тепло вечно мёрзшему Фёдору. Оркестр сверчков добавлял сказочности. Только разговоры под боком портили умиротворяющая картину. Достоевский прислушался.
— Я тогда дома один был. — нарочито тихим голосом рассказывал пухлый паренёк. — Время уже за полночь перевалило. Как вдруг слышу, будто на чердаке цепи звенят и стоны раздаются. — парень замолчал, давая слушателям восхищённо перешептаться, а после продолжил. — Я конечно пошёл проверить. Взял с собой фонарик и поднялся на чердак. Вот только там не было ничего. Лишь портрет старинный пялился прямо на меня. Ну я его перевернул, простынёй закрыл и спустился. Больше ничего не слышал.
Толпа возбуждённо охала, восхищаясь смелостью рассказчика. Но тут встрял Гоголь.
— Ой, Сашка! Да разве это жутко? Со мной недавно такое приключилось, тебе и во сне не снилось!
— Да? Ну попробуй удивить. — с вызовом взглянул на него Саша Пушкин.
Гоголь придвинулся ближе к костру, чтобы его лицо было хорошо видно. На его лице появилась поистине зловещая улыбка. Да это даже улыбкой назвать нельзя было! Звериный оскал, не меньше! Николай ещё ничего не сказал, а у присутствующих уже мурашки по спине побежали.
— Слушайте… — загробным голосом начал рассказ Гоголь. — Пару дней назад я в лес отправился. Нужно было собрать ягоды. Поначалу всё как обычно было. Наполнял лукошко, никого не трогал, всё дальше в глушь уходил. Не заметил даже, как вокруг всё почернело, птицы щебетать перестали. Но тут слышу, шорох странный. Будто кто-то чавкает да рычит немного. И ведь рядом прям, как за спиной! Ну я и обернулся. Что увидел! За кустами поляна с треснутым деревом. И на этой поляне чудовище сидит. Гигантское, три этажа, не меньше! Всё в чёрной шерсти, на макушке рога закрученные, и один глаз на лице всего! Скрючилось это нечто над трупом оленя, ковыряется в нём когтистыми лапами и сырое мясо ест! — девушки прижимались к парням, которые тряслись не меньше их, хотя и старались это скрыть — Я, не будь дураком, тихо попятился назад, а когда чудище за деревьями скрылось, галопом в деревню побежал.
— Лихо… — прошептал Пушкин, пряча трясущиеся руки в карманы кофты.
Остальные согласно закивали.
— Оно тебя точно не заметило? — испуганно спросила рыжая девушка.
— Конечно нет! Если бы заметило, меня бы тут не было! — продолжал запугивать Гоголь. — Если Лихо заметит, то потом привяжется, вовек не избавиться! Все несчастья мира на свою жертву направит, доведёт до безумства и будет постепенно поедать, пока не умрёт человек! Помните Ромку?
Все вздрогнули и замолчали. Кто же не помнит? Ромка — добрый, позитивный двенадцатилетний малый. Всем помогает, младших защищает, на отлично учится. Мамина гордость. Вот только вечно ему двенадцатилетним быть. Вернулся как-то с рыбалки, сам не свой. Бледный, глаза ошарашенные, рот открывает, а сказать ничего не может. Каким врачам несчастная мать сына не водила, без толку. А Роману с каждым днём всё хуже и хуже. Вставал, пытался что-нибудь сделать, да всё из рук так и валится. Идёт, вечно спотыкается. Будто умирает потихоньку, и помочь ничем нельзя. Так и похоронили его через три месяца после злосчастной рыбалки. И все знали, что с ним приключилось, да в слух сказать боялись. Лихо привязалось.
Только сверчки нарушали напряжённую тишину. Каждый боялся, сам не зная чего. Среди царившегося напряжения выделялся лишь Достоевский. На весь этот спектакль он смотрел с нескрываемым скептицизмом. Сигма прижался к Ване. Гончаров поглаживал его по спине и что-то успокаивающе шептал. Но смотря в его глаза, Фёдор отчётливо видел — Иван верит. Как и все присутствующие. Верит каждому слову про нечисть, про стоны на чердаке, про чудовище, поедающие олянину.
— Н-но разве так может быть? — подал голос Александр, стараясь выглядеть непринуждённо, вот только голос предательски дрожал. -Как ты увидел это, Гоголь? Люди же не могут увидеть… Только если нечисть сама явится…
Все направили взгляд на нешелохнувшегося Колю. А правда, как?
— Так и я не совсем обычный. — рассмеялся Гоголь под пристальный взор Гончарова. Коля поднял руку к глазу со шрамом. — У меня…
Вдруг подул сильнейший ветер. Мгновение — и костёр потух. Послушалась рычание. А после визг и крики заглушили все остальные звуки. Все на ощупь убегали с поляны.
— Нечисть!!!
— За нами пришла!!!
Достоевскому невероятно холодно. Не только от ветра. Внутри какое-то чувство, заставляющее трястись. Но ему совсем не страшно. Наоборот, интересно, кто решил напугать остальных. Это скорее предчувствие. Плохое. В полной темноте, превозмогая внутренние желание убежать, Фёдор встал и медленно пошёл в противоположном от деревни направлении. Туда, откуда слышно рычание.
Но прежде, чем он успевает разобраться, Федю хватают за руку и с силой тянут назад. Помимо воли, ноги сами начинают бежать как можно дальше от поляны, подгоняемые неясной силой.
У Достоевского заложило уши от криков бежащих рядом. Ужас охватил их, не давая здраво мыслить. У всех была лишь одна цель — убежать. И чем быстрее, тем лучше. Все толкались и врезались друг в друга. Хотя, кем-то явно двигал не страх. Тот, кто не отпускал руку Фёдора ни на секунду, сейчас… Смеялся. Звонко, заразительно. Словно миллионы маленьких колокольчиков. Адреналин в крови зашкаливал, чудилось, что чудовище бежит прямо за ними. И Гоголя это веселило. Заливаясь смехом, он представлял, как ему влетить сначала от Достоевского за то, что он его схватил и потащил, пока у Феди явно были другие планы, а потом от Гончарова, ведь Коля чуть прилюдно не рассказал то, что обещал держать в тайне. Хоть ему вряд-ли кто-то поверит, но слухи есть слухи.
Когда дыхание совсем не спортивного Фёдора сбилось окончательно, а ноги гудели, Достоевский потянул руку, заставляя Гоголя остановиться. Уже привыкнув к полной темноте, Федя понял, что стоят они в паре метров от его нового дома. Остальные бежали дальше в глубь деревни, до сих пор отказываясь воспринимать окружающих и толкаясь, как не нормальные. Федя бы уже лежал на земле растоптанных, если бы не Гоголь, освобождающий ему дорогу.
— И что это было? — прерывисто дыша спросил Достоевский, прижимая руку к начавшему болеть боку.
— Лихо, леший, волколак… Много вариантов. — пожал плечами Коля.
— Да я не про это. — поморщился Фёдор. От бега голова заболела ещё сильнее. — Меня зачем схватил? Я не собирался улепётывать со всеми.
— Поэтому и схватил. Не очень хочется, чтобы моего нового друга в первый же день нечисть съела.
Достоевский не знал, что ответить. Лишь продолжал смотреть в искренние глаза Коли. Он о нём… Заботится? Фёдор привык жить и надеяться только на себя. С детства о нём никто никогда не переживал и даже не думал. Так что даже такое спасение от несуществующей опасности заставило его смутиться.
— Ясно… Кхм… думаю, огнелки на сегодня закончены.
Гоголь кивнул.
— Ребята теперь из домов до рассвета не выйдут.
— Тогда… до встречи.
Достоевский медленно вытянул руку из хватки Коли. Не очень уж и противны его прикосновения. Наоборот, от горячих ладоней Гоголя сразу становится тепло.
— Пока-пока! Жди меня с восходом солнца! Я приду с востока! — засмеялся Коля и вприпрыжку пошёл домой. Чудесным образом не кувыркнувшись на кочках.
