Товарищ лысый

Сбой начался весьма буднично. Когда “Вовчики”-лаборанты вдруг начали без соответствующего приказа стройными рядами заходить в лабораторию, профессор Харитон Захаров бросил всё и выбежал в коридор. Внутренний перфекционист, ритуализированный до безумия, буквально вопил о незаконченном предложении и криво оброненном на стол щебетаре. Но инстинкт самосохранения был намного сильнее. В коридоре Харитон огляделся по сторонам и досадливо потер лысую макушку. Длинный коридор подземного комплекса был заполнен беловатыми блестящими пятнами. Лаборанты шагали по коридорам, пока не опасные. Всего, насколько он знал, в этом комплексе их было около двадцати, на самых монотонных должностях. С остальными работами справлялись научные сотрудники-люди. Машинально Харитон начал подсчитывать роботов. Когда наберется двадцать… А ведь если они откуда-то идут, значит, там, откуда они пришли, их уже не будет. Нелепая формулировка, но суть верная. Харитон зашагал навстречу лаборантам, стараясь держаться противоположной стены. Даже сейчас: очевидно, за пару минут до начала чего-то нехорошего, – они продолжали соблюдать заложенный в них принцип движения по правой, для них, стороне коридора, так что с этим проблем не возникало. Пока. Харитон шел, боковым зрением следя за лаборантами, а правой рукой, кончиками пальцев, вел вдоль стены. Так было проще ощущать масштаб пространства – и осознавать, какой все-таки узкий этот коридор. Времени для маневра просто не будет. Максимум, что он успеет, – влететь плечом в дверь на своей стороне коридора, надеясь, что она не заперта, и выиграть пару секунд. – Товарищ академик, дыру протрете, – весело заявили ему из ниоткуда. У Харитона дернулся глаз. Он вскинул ладонью к себе кисть правой руки и ответил: – Не дыру, а отверстие. – Отверстие будет у вас в голове, если мы не найдем способ выбраться отсюда. Свинцово-серые датчики, светящиеся на концах белым, покачивались над его ладонью, изогнутые чашечкой, как фантастический цветок. Темно-серая с красным, подогнанная по руке перчатка второй кожей обхватывала кисть от основания пальцев до предплечья; внутри мягких тканей руки Харитона было проложено несколько полимерных жгутов для связи с нервной системой. Вогнав себе анестетик, Захаров лично руководил операцией. Вживил бы тоже сам, если бы не был правшой. Водородная энергетическая ячейка, позволяющая использовать стандартный набор возможностей полимерной перчатки, лежала в его нагрудном кармане; аварийное питание было вшито между слоев перчатки в форме гибкого полимерного элемента. – Твои предложения? – спросил Харитон. Цветок сложился в муравьиную антенну и указал вперед: – Нужно где-то забаррикадироваться. Покинуть комплекс мы не успеваем. Полагаю, роботы перейдут в неуправляемый режим, как только будут контролировать всех людей в комплексе. В спецназе примерно так и работают. Кто-то понимающий ломал ваших роботов. Но они все равно не люди, к нашему везению. У нас есть шанс, пока мы нарушаем ваше трудовое расписание, товарищ академик. – Дверь робота не остановит. – Я на это и не рассчитывал. Вам всего лишь нужно будет время на подготовку к рывку. Хорошо, что вы сегодня в кедах, кстати. – Сам в восторге, – пробурчал Захаров. Секундная вспышка тревоги уже начала угасать, казаться блажью, порожденной постоянным напряжением от мыслей о грядущей диверсии. Но, раз уж у боевой перчатки сомнений нет, и даже находит в построении роботов что-то знакомое… – Сюда, – датчики указали на одну из одинаковых дверей. Прочтя табличку, Харитон поморщился: – Это комната приема пищи. – Калории вам понадобятся. Хотя обычно эмоциональная окраска без труда читалась в интонации сущности, на сей раз Захаров не успел сообразить, шутит перчатка или всерьез. Могло быть и так, и эдак. И в любом случае – не вовремя. – Я подозревал, что ты дурак. – Я боевая полимерная система, товарищ лысый… ой, товарищ академик. – Знал бы твою манеру поведения заранее, ни за что бы не согласился на перчатку. – Любой комсомолец с автоматом уже на третий день вас пристрелил, если бы ему пришлось сопровождать вас на работе. А у меня даже мигрени от вас нет. Головы, впрочем, тоже. – Справедливо. Харитон все-таки открыл дверь и шагнул в комнату. Подняв глаза, он встретил тюлений взгляд сотрудницы из-за чашки с, очевидно, чаем. В следующий миг девушка поперхнулась и закашлялась. Вскочила, безуспешно отряхивая одноразовый халат от мгновенно впитавшихся капель: – Простите, товарищ академик! Я просто… я просто… – Неважно, – махнул он рукой. – Сядь и молчи. – Простите, правда! – Замолчи! – не выдержал Харитон. Девушка свела плечи и загородилась кружкой. Синий фарфор ходил в ее руках ходуном. Захаров отвернулся от незадачливой сотрудницы и осторожно выглянул в коридор. Он похолодел: лаборантов там уже не было. – Когда услышите крики, будет уже поздно, – невозмутимо подсказала перчатка. – Закройте дверь и подоприте чем-нибудь тяжелым. – А если мы все-таки ошибаемся? – он сам в это не верил, но разум ученого, настоянный на километрах экспериментальных данных, требовал наглядных доказательств. – Сойдете за параноика. Не похоже, что это повредит вашей репутации. Харитон медленно выдохнул носом, сожалея о том, что полимерные сущности собственной боли не чувствуют и для того, чтобы доставить неприятности соединенному с его нервной системой спутнику, пришлось бы высечь себя самого. – С кем вы говорите? – пискнули из-за спины. – Как тебя зовут? – подпирая дверь стулом и деловито озираясь, спросил Харитон. – Не сочти за труд напомнить, а то вас много. – Товарищ Зенкевич Людмила Валерьяновна. – Полька, что ли? – Н-нет, за Уралом родилась. – Из Сибири, значит. Это хорошо, там люди крепкие. Слушай внимательно: на Предприятии диверсия. Кто-то взломал роботов, и теперь они неуправляемы. Будешь идти точно за мной – может, не пострадаешь. Но взыскание за внеурочный обед все равно получишь. Если выживешь – думаю, не расстроишься. За ручку двери дернули. Захаров насторожился. Окрика, ожидаемого для человека, с другой стороны не последовало. За ручку молча дернули еще; дверь толкнули. Стул и стол, подпирающие дверь, дрогнули. – А вы оптимист! – электронное дрожание, раздавшееся из перчатки, можно было интерпретировать как смешок. – Мне нравится. Мы называли это боевым настроем. Пистолет не выронили по дороге? Захаров хлопнул по боку ладонью. Нет, кобура сидела на месте, пристегнутая к поясу под халатом и свитером. С собой он взял только один магазин, уже заряженный в пистолет. Со стрельбой у него не ладилось, но в качестве побочного аргумента для неизвестного диверсанта должно сгодиться. А руку для точного выстрела, если понадобится, направит полимерный помощник. По крайней мере, так обещал Дима Сеченов. Но, конечно же, никто из них не рассчитывал, что Захарову придется расстреливать из “Макарова” роботов. – Пистолет на месте, – подтвердил Харитон. – Снимайте халат и поищите какие-нибудь бинты. Если не найдете – рвите халат на ленты. Если будет не по силам, я помогу. – Это еще зачем? – Перемотаете запястья, они у вас слабенькие, конторские. Дольше не вывихнет отдачей. Кстати, как вы бегаете? Получше товарища Павлова, я надеюсь? Лодыжки я бы тоже перемотал, на всякий случай. – А петлю свить не посоветуешь, раз уж у меня всё так плохо? – пробормотал Захаров, примеряясь к халату. Ожидаемо в комнате приема пищи не нашлось ничего похожего на бинты. А в стенной аптечке лежали пара полимерных кровоостанавливающих пластинок, йод, вата, тюбик медицинского клея да пачка таблеток от боли. Стандартный набор для рядовых сотрудников Предприятия, дешево и сердито. В его случае этого явно не хватит. Тут про запас пригодилось бы что-то из ударного арсенала военных. Например, непрем – собирательное название для ряда соединений, обладающих выраженным стимулирующим и регенерирующим эффектом. Перелом в секунду, конечно, не склеит, но что-то попроще убирает за считанные минуты. Разработка “Павлова”, между прочим, разошедшаяся, как горячие пирожки, по индивидуальным аптечкам бойцов отрядов особого назначения. – Петлю? – весело уточнила перчатка. – Не пригодится: выскользнете, меньше надо было лысину полировать! Кстати, анекдот хотите? Колобок повесился! – Я слежу за своей физической формой, – сухо ответил Харитон, с треском разрывая халат пополам. – А о твоем пренебрежительном отношении к уважаемым академикам, включая товарища Павлова, которому стукнуло сто шесть лет, я обязательно сообщу академику Сеченову. На это перчатка ничего не возразила, будто ее удалось пристыдить. Харитон, впрочем, не обольщался: даже в контакте с живой нервной системой полимерная сущность испытывала (или все же лишь копировала?) эмоции в крайне ограниченном спектре. С другой стороны, даже этот спектр превышал его собственный эмоциональный диапазон раза в три. И это, честно сказать, уже утомляло. Насколько перчатка безразлично молчала всю минувшую неделю, настолько же сейчас ее буквально разрывало от всевозможных ремарок. Дверь снова задрожала, что-то неприятно треснуло, и Харитон, плюхнувшись в ближайшее кресло, принялся бинтовать запястья. На лодыжки не было ни лент, ни желания, ни времени: придется снимать кеды, а бежать, в случае чего, босиком по коридорам ему не улыбалось.