Злейший враг

апрель 1689 Блад, стоя на квартердеке «Арабеллы», рассматривал в подзорную трубу темную громаду форта Сан-Луис-де-Бока-Чика, охраняющего доступ на внутренний рейд Картахены. Сюда они пришли вместе с эскадрой де Ривароля, хотя эта затея с самого начала не вызывала у Питера особых восторгов. Но барон не собирался ни нападать на испанскую часть Эспаньолы, ни действовать на море против испанских караванов. Его истинной целью была именно Картахена, сокровищница Испании. Это заставляло в очередной раз задуматься о столь малых различиях между пиратами, людьми вне закона, ведомыми жаждой наживы, и регулярной армии какой бы то ни было державы, вступающей в завоеванные земли. Соблазнившись кажущейся незащищенностью города с севера, де Ривароль полагал захватить его без особых затруднений. Доводы Блада о невозможности воплощения плана барона были презрительно отвергнуты. Он, не скрывая цинизма, определил роль корсаров как «острия выкованного им оружия». Что в гораздо более грубой форме было прокомментировано Волверстоном: «героически сдохнуть, не получив ни песо». Как Блад и предостерегал, штурм с севера не удался: мелководье не позволило подойти кораблям близко к берегу, а шлюпки с десантом были разбиты прибоем. И вот уже несколько дней корабли эскадры стояли на внешнем рейде. Де Ривароль, который не был склонен делать выводы из собственных просчетов, обвинил во всем людей губернатора де Кюсси, однако какого-либо иного плана до сих пор не представил. Тогда, понимая, что длительная осада города может закончится полным разгромом их совместной эскадры, Блад решил перехватить инициативу и атаковать форт Сан-Луис на рассвете. Маневренность корсарских кораблей могла дать им преимущество перед тяжелыми многопушечными французскими гигантами. В тайне от де Ривароля он собрал капитанов корсарской эскадры на совет. Его решение было поддержано, а после совета к Бладу подошел Пако и вызвался помочь. Этой ночью он и два негра из числа людей де Кюсси, размещенных на борту «Арабеллы», отправились к форту вплавь. Чтобы держаться на воде они использовали хитроумную конструкцию из пустых бочонков, утыканую пучками водорослей. По каким признакам индеец отобрал нужных ему людей, осталось загадкой, но если им удастся устранить часовых форта, у корсаров появится дополнительный шанс. На квартердек поднялся Дайк: — Мы готовы, капитан. Пако и его ребята, должно быть, тоже уже на месте. — Начинаем, — скомандовал Блад. *** Энрике Муньес, часовой форта Сан-Луис-де-Бока-Чика, пристроив мушкет на стену меж двух зубцов сторожевой башни, раздул искру на конце едва тлеющего фитиля. Кабо* Ортега велел смотреть в оба, вот он и смотрел до рези в глазах. Временами ему чудилось мельтешение в волнах пролива, и часовой смаргивал, чтобы убедиться, что это всего лишь игра лунных бликов на воде. Самое поганое время — перед рассветом. Луна побледнела, но солнце еще не взошло, лишь облака на востоке горели золотом. Но уже можно было четко различать силуэты кораблей французской эскадры, блокирующих выход из пролива Бока-Чика в открытое море. Муньес увидел, что среди эскадры наметилось движение. Четыре корабля отделились от остальных и, на ходу распуская паруса, направились в глубь пролива. И в этот же миг шорох откуда-то снизу отвлек его. Схватив мушкет, он наклонился, заметил смутную тень, распластанную на стене, и навел на нее мушкет. Что-то кольнуло в шею, Муньес открыл было рот, чтобы поднять тревогу, но крик застрял в глотке. Он сполз по стене и замер. Кабо Ортеге не спалось. Он лежал на жестком комковатом тюфяке, слушая басовитый солдатский храп. Воевать — это то, что Ортега занимался всю свою жизнь И сейчас чутье твердило, что штурмовать их начнут в любой миг. Эти приспешники дьявола, французы, не за тем пожаловали, чтобы после первой неудачи убраться восвояси. На месте французского адмирала он начал бы атаку именно в этот час, когда рассвет чуть брезжит, а глаза у караульных смыкаются после бессонной ночи. Ортега досадливо прикусил длинный ус. Будь его воля, он бы утроил караулы и оставил канониров возле пушек на ночь. Но сиятельному сеньору Олеваресу, коменданту форта, мнение простого кабо было без надобности. Ортега, понимая, что не больше уснет, с кряхтением поднялся и надел потрепанную форменную куртку. Проклиная французов, он вышел из казармы во двор форта и посмотрел на башню. Тревожно сжалось в груди: часового не было видно. — Гореть тебе в аду, Муньес, неужто ты заснул? Он быстро оглядел стену и заметил еще двух часовых, навалившихся на парапет. Неловкость их позы наводила на весьма нехорошие мысли. Не помня себя, он взбежал на стену и обмер, увидев в не более чем паре кабельтовых от форта четыре корабля с выдвигающимися в открытые порта орудиями. — Тревога! — его вопль совпал с грохотом пушечного залпа. Каменные осколки разлетелись веером, один из них рассек Ортеге кожу на лбу. — Дьявол и Преисподняя! — заорал он, размазывая по лицу кровь. — Огонь! Из казармы выскакивали солдаты, бросались к пушкам. Канониры в спешке засыпали порох и закатывали в дула ядра, однако к тому времени, как форт огрызнулся ответным залпом, корабли противника успели развернуться носом, и ядра почти не причинили им вреда. — Поворот через оверштаг на пять румбов! — скомандовал Блад стоящему у штурвала Питту, и удовлетворенно кивнул, видя, что все четыре корсарских корабля слажено выполняют маневр. — Огонь! Залп накрыл форт именно в тот момент когда испанцы перезаряжали пушки. Вновь поворот, так, чтобы перед канонирами противника оказался только нос. Ядра с воем пронеслись над головой, одно из них ударило в грот-мачту «Арабеллы». Корабль содрогнулся; обломки снастей посыпались на натянутую над палубой сеть. — Поворот! — крикнул Блад. — Огонь! Всевышний в тот день отвернулся от них. Меткость французских ублюдков вкупе со быстротой и четкостью маневров их кораблей заставляла заподозрить вмешательство самого дьявола. Коменданта Олевареса, верно, тоже черти унесли, и Ортеге пришлось взять командование на себя. — Огонь! — каркнул он сорванным голосом. Пушка молчала. Оглянувшись, он увидел лежащего ничком канонира, выхватил у того пальник и ткнул в запал. От грохота заложило уши. Ортега вскинул голову, пытаясь понять, куда пришелся выстрел, и ухмыльнулся: у ближнего французского корабля ядром разбило бушприт. Корабль, хотя и медленно, вновь поворачивался бортом. Взвизгнула картечь, что-то горячо толкнуло в грудь. Ортега опустил взгляд, увидел расплывающиеся по мундиру темные пятна и удивился. Потом выщербленные камни стены метнулись ему в лицо. И больше не было ничего… Бой продолжался не меньше часа. Корсарам удалось разрушить часть стены форта, но и испанские канониры не зря ели свой хлеб. На «Арабелле» была сбита грот-стеньга, оборванный и перепутанный такалаж свисал с уцелевший реев, тем не менее, корабль слушался руля. Блад всматривался в клубы едкого дыма, застилающие обзор, пытаясь понять, что происходит с другими кораблями. Насколько он мог видеть, «Элизабет» не получила серьезных повреждений, у «Лахезис» был снесен бушприт и разворочена носовая часть. Больше тревожила «Атропос». Даже на расстоянии можно было понять, что дела у Волверстона идут неважно: его корабль глубоко осел в воду, а маневры стали медленными и неуклюжими. — Ну же, волк, — пробормотал Блад. — Держись. Новый залп — и взрыв сотряс форт. Выше стены взметнулось пламя, повалил густой черный дым: одно из ядер угодило в пороховой погреб. — Хурэээй! — дружный вопль прокатился по «Араблле» и был подхвачен на других кораблях. — Играй атаку, — велел Блад горнисту. — Спустить шлюпки! *** два дня спустя За древними стенами церкви Нуэстра Сеньора де ля Попа шумел ночной ветер, и сквозняк колебал язычки пламени свечей, бросая ломанные тени на стены кабинета пресвитера. На столе перед Бладом лежали исписанные убористым почерком листы с перечислением контрибуций, наложенных на испанцев по условиям капитуляции. Списки любезно предоставил барон де Ривароль, хотя Питер сомневался в их полном соответствии действительности. Гулко ударил колокол. Со двора донеся хохот, затем громкая ругань. Блад поднял голову и прислушался. Вскоре вновь воцарилась тишина, и он вернулся к изучению списков. …Атака на форт Сан-Луис была более чем успешной, гарнизон практически не оказал сопротивления. И не прошло и получаса, как над развалинами форта взвилось французское знамя. Доступ к внутреннему рейду был открыт, однако «Лахезис» и «Атропос» оказались настолько повреждены, что еще не скоро смогут выйти в море. Далее бездарное командование барона привело к потере еще двух кораблей, на этот раз — из его собственной эскадры, потопленных пушками испанцев. И все-таки, благодаря храбрости корсаров Картахена была взята, но для Блада вкус победы отчетливо отдавал пеплом. А ценность захваченных сокровищ поражала и будоражила умы. Двадцать милионов песо! Однако пираты не участвовали в дележе богатой добычи, занимая церковь Нуэстра Сеньора де ля Попа, чтобы перекрыть единственную дорогу, соединяющую город с материком. Неудивительно, что их терпение было на пределе. Но де Ривароль слово забыл о союзниках, и Бладу пришлось об этом напомнить, прилюдно обвиняя барона в бесчестье. Завтра они наконец-то получат оговоренную долю. Это известие было встречено бурными восторгами. Сам же Питер ощущал только глухое раздражение и опустошенность. Он сожалел, что принял предложение губернатора Тортуги, и желал как можно скорее убраться из Картахены. Сразу после штурма Пако объявил ему о своем решении двигаться в глубь континента в поисках тех, кто разделяет его веру. Расстаться с индейцем оказалась неожиданно трудно, Питер и не подозревал, что так привязался к Разговаривающему-с-Духами, и на миг заколебался, раздумывая, не уйти ли и в самом деле с ним. Словно отвечая на его невысказанное желание, индеец сказал: «Нет. Твое место здесь. Пока здесь. Однажды Ицпапалотль, Обсидиановая бабочка, взмахнет сверкающими крыльями и мы вновь встретимся в Лесу Предков…» — Питер! — послышался голос Дайка, Блада резко тряхнули за плечо, и он вскинулся. Оказывается, он заснул, уронив голову на скрещенные руки. В узкое окно уже пробивался утренний свет. — Ривароль! На лице первого лейтенанта застыло выражение крайнего изумления, граничащего с шоком. — Что — Ривароль? — Сбежал! — Невозможно! Блад, рывком поднявшись на ноги, бросился во двор церкви. Ворота были открыты и там уже стояло несколько человек, неотрывно глядя на запад. С холма, на котором была расположена Нуэстра Сеньора де ля Попа, прекрасно просматривалась гавань Картахены. Рассвело достаточно, чтобы понять, что французской эскадры на рейде нет. Лишь далеко, у горизонта, виднелись три корабля, идущих курсом на северо-запад. Блад оцепенело смотрел на четко вырисовывающиеся на темном небе паруса. Внутри пружиной распрямлялись ярость и гнев — на себя. Слишком занятый своими душевными терзаниями, он не предусмотрел такого исхода. Как он мог поверить де Риваролю?! Неужели понадеялся, что обвинения в недостойном поведении подействуют на того, кто уже не раз доказывал свою неспособность держать слово? Но если они немедленно пустятся в погоню, еще есть шанс настигнуть барона… К воротам подбегали все новые пираты; нарастал глухой ропот. — В город! — хрипло скомандовал Блад. Площадь перед губернаторским домои, где де Ривароль устроил себе штаб, уже заполонили люди с трех других пиратских кораблей. При виде Блада толпа взорвалась криками; богохульства перемежались проклятиями в адрес вероломного француза. Блад поднял руку, призывая к молчанию. Шум стих, и он прошел сквозь расступившуюся толпу к крыльцу, где стояли Волверстон, Ибервиль и Хагторп. Взбежав по ступеням, он обернулся к пиратам: — Мы немедленно идем за Риваролем, и тогда уже он не отделается пятой частью добычи! — Да! — взревела площадь. — Нет! — трубный глас Волверстона перекрыл восторженные крики. Наступила настороженная тишина. Блад меньше всего ожидал возражения от Неда, человека, бывшего не просто соратником — другом. Он недоуменно взглянул на старого волка: — Ты чего, Нед? — Дьявол меня разрази, если я погонюсь за этим ублюдком. Ты не позабыл, что «Атропос» и мили не пройдет? А «Лахезис» и подавно! — Волверстон осклабился: — Чую, у горожан еще припрятано кой-чего. Правда, Ибервиль? Все не зря под пули лезли. Француз кивнул, растягивая губы в зловещей усмешке: — Я и мои люди с тобой, волк. Пока латаем пробоины, непременно отыщем. Питер с досадой мотнул головой. В запале он упустил из виду, что ремонт обоих кораблей еще не закончен. — Мы можем объединить команды. Главное сейчас — настигнуть Ривароля, — как можно убедительнее сказал он. Волверстон встрепенулся, однако тут же помрачнел и упрямо наклонил голову: — Я не брошу корабль. И тебе не советую гнаться за французами. Блад, все еще не желая верить, что старый друг открыто выступил против него, тихо проговорил: — Нед, если мы победим, добычи хватит на то, чтобы оснастить целую эскадру. — Если победим, — скептически буркнул Волверстон. Насупившись, он молчал пару минут, потом твердо сказал: — Нет уж. Мне моя старушка «Атропос» дорога. Притихшая толпа вновь загомонила, в гуле голосов слышались все более нетерпеливые и недовольные ноты. Судя по всему, пиратам надоело ждать, когда же их командиры придут к согласию. — Догнать! — заорал вдруг кто-то. Кричавшего поддержали дружными воплями. Однако не меньше было и тех, кого эта идея не устраивала. В толпе началась перебранка; страсти стремительно накалялись. В разных концах площади прозвучало несколько выстрелов, правда, пока в воздух. Взгляд Блада выхватывал из толпы искаженные, мало что имеющие общего с божественным образом и подобием лица. Его слова вызвали раскол между командами, и что хуже всего — среди его ближайшего окружения, и он лихорадочно искал в уме выход из ситуации. Если ярость пиратов обрушится на город… До сих пор ему удавалось удерживать людей от бесчинств в захваченных поселениях. Блад внутренне содрогнулся. Впервые он осознал, что ничего не может противопоставить свирепой и грозной силе тех, кто называл его своим капитаном. Подчинить их своей воле. — Я пойду с тобой. Догоним мерзавца, — неожиданно спокойно сказал Хагторп. — Уверен, команда «Элизабет» поддержит мой выбор. — Если мы уйдем, в городе разразится ад, — глухо произнес Блад, опуская голову. — Ад разразится вне зависимости от того, уйдем мы или останемся, — хмыкнул Хагторп. — Капитан! — донесся из толпы тот же голос. — Чего ждать?! Ривароль уже на полпути к Европе! Оглянувшись, Блад увидел, что пираты закончили выяснять отношения. Среди них наметилось движение: сторонники погони — в большинстве своем это были люди его и Хагторпа — придвигались к крыльцу. Остальные постепенно разбредались по улицам Картахены. — Я должен остановить их, Нат, — с прорвавшимся отчаянием пробормотал Блад. Хагторп покачал головой: — Не в этот раз. В подтверждение его слов раздался мерный грохот: два человека взламывали невесть откуда взявшимися абордажными топорами дверь дома на противоположеной стороне площади.  — Стоять! — Блад шагнул к мародерам, опуская руку на эфес шпаги. Однако никто не обратил на окрик внимания. Хагторп накрыл его руку своей, удерживая его. В его глазах было понимание и сочувствие: — Не надо, Питер. Если не хочешь в трюме оказаться или с тобой еще что похуже случится. Отвратительное чувство невозможности что-либо изменить все сильнее охватывало Блада. Он разжал окостеневшие на эфесе пальцы, молча признавая правоту Ната, и пристально посмотрел на капитанов «Атропос» и «Лахезис». — Вы рехнулись. На одной только"Викторьез» пушек чуть ли не вдвое больше, чем у вас. Самоубийство. Как вы собираетесь драться? — угрюмо пробасил Волверстон. Блад криво усмехнулся. Самоубийство? Пожалуй, старый волк прав. Так и есть. Но если они останутся, это приведет лишь к тому, что команды «Арабеллы» и «Элизабет» будут участвовать в грабежах и насилии вместе с людьми Волверстона и Ибервиля. И он, со своей хваленой способностью разбираться в людях и вести их за собой, абсолютно ничего не сможет с этим поделать. Как и защитить население города. Во взгляде Волверстона мелькнуло сожаление: — Питер, я всегда шел за тобой, ты знаешь. Хоть к дьяволу в зубы. Но сейчас… — он не договорил и, гулко вздохнув, махнул рукой: — Прости. Идите. Да поможет вам морской дьявол. — Картахена. Что будет с городом? — с горечью бросил Блад. Ибервиль пожал плечами, ничего не ответив, и отвернулся. — На все воля Божья, — негромко сказал Хагторп, затем показал на сгрудившихся возле крыльца и что-то оживленно обсуждающих людей с «Арабеллы» и «Элизабет»: — Вон, взгляни. Они уже все решили. _____________________________________________ * капрал