Бездарность

Люциус постепенно просыпался. В глазах был виден размытый силуэт небольшого камина, находившегося в библиотеке. Дрова догорали, оставляя после себя потухшие, но ещё горячие угли. Встав с мягкого диванчика, полубог сразу же обратил внимание на пропажу его дневника. Специально отведённое для книжки место пустовало, как и столик из тёмного дерева. Перо и чернильница всё ещё стояли на лакированной поверхности. Беловолосый обычно убирал все принадлежности, когда заканчивал свою деятельность. Не хватало здесь Воланда и его комментариев по типу: "Браток, ты вообще норм?"; "Ориентация не подводит?"… Лучше перестраховаться. Красноглазый перерыл все места, где он раньше прятал дневник, но и там не было заветной книжонки. Боковым зрением Люциус заметил фигуру, сидевшую в комнате лабиринта. Коридор из книжных полок вёл в один 'закрытый' уголок, который был любимым местом сына Агния. Небольшая комнатка смотрелась достаточно уютно, особенно когда Люциус принёс пледы, подушки и пару любимых произведений. Освещением служили безопасные огоньки, не поджигающие всё вокруг. Объёмная шляпа лежала на полу. Тусклый голубой свет исходил от искорки, летавшей возле парня. Шатен сидел в позе лотоса и читал текст, написанный хозяином дневника. Лицо выражало абсолютную безэмоциональность, местами, некую заинтересованность. Полубог не сразу понял ситуацию. Но, услышав бормотание строк одного из стихотворений, оживился. — Лололошка, ты что здесь вообще делаешь?! — красноглазый быстрым шагом приближался к незваному гостю. —Зашёл за заданием, а ты спишь, — голос крылатого звучал спокойно, — На столе увидел это, почитать решил. Никогда бы не подумал, что 'великий Люциус' станет писать что-то… — парень продолжил с явной ноткой презрения, — Такое. От этих слов сердце автора произведений неприятно кольнуло. Не подав виду, сын Агния подошёл ближе. Он попытался выхватить блокнот из чужих рук, но попытка не увенчалась успехом. Ло быстро встал, увернулся, обошёл полубога, направился к основной комнате. — Смертный! Я приказываю тебе остановиться и отдать то, что принадлежит мне! — Мда. Какое убожество, — выдал голубоглазый, пролистывая на следующую страницу. Беловолосый остановился. В голову врезались слова отца, произнесённые в раннем детстве. "Ничтожество. Даже Ивлис лучше тебя. Скройся с глаз моих. Живо!". Рука машинально потянулась к правой щеке, на которой когда-то давно была оставлена пощёчина. Лавовая конечность Бога Огня серьёзно повредила часть лица. Сейчас же Люциус вспомнил об этом, как ему казалось, сне. Очередной комментарий шатена вернул красноглазого в реальность. — В первых "стихах" вообще есть рифма? Я о смысле уже молчу. Сразу понятно, что трахаться хочешь. Люциус поднял взгляд. Его друг усмехался. Это была широкая улыбка. К горлу полубога подступил ком. По телу пробежали мурашки. Температура медленно поползла вверх. — «И сейчас Ты войдёшь. 'Как дела?'–я спрошу. Улыбнёшься, обнимешь. Я этого жду. Ты посмотришь мне прямо в глаза. Сердце удар пропустило. Ты растворился в моих снах. Там, где наши губы слились воедино...» Ну и сопли, — страницу вырвали, скомкали, бросили в камин. Лист загорелся, как и новые дрова. Сын Агния просто смотрел. Он не мог ничего сделать. Безусловно, с остатками силы и жгучим характером полубог бы уже давно сжёг Лололошку, но мешал лишь один фактор. Красноглазый чувствовал привязанность, что со временем подтвердилась. Потом лёгкая влюблённость переросла в… Нет, не сильную любовь, а сексуальное желание. Вот оно и сподвигло написать больше двадцати "произведений" с подтекстом. Шатен же ничего не ощущал по отношению к знакомому. Люциус успел проклясть себя, дневник и этот день за то, что встреча вообще случилась. Крылатый нашёл следующий отрывок, зачитывая его. — «Еби меня, пока не потеряю память. Так, чтобы имя забыл. Сожми мою шею, перекрой воздух, блядь. И еби до потери сил.» А это более интересно… — этот обрывок уже не полетел в огонь. Пламя жадно сжирало предыдущую макулатуру. Новые строчки зачитывались вслух, и если высмеивались, то исчезали навсегда. С каждым разом в хозяине библиотеки что-то разгоралось. Парень видел перспективу в развратное будущее рядом с этим человеком. Но было другое чувство, неизведанное ранее. В паху начинало приятно тянуть, тепло разливалось по всему телу. — На сколько же ты хочешь меня, что даже стихи пишешь? Хм, а это что? Взгляд голубых глаз упал на текст, больше похожий на статью. Прочитав, мироходец рассмеялся ещё громче. — Тебе даже снятся влажные сны? Течёшь, девочка, — говорящий отложил занятную книжку, подошёл ближе к красноглазому, оставляя между их губами считанные сантиметры. Люциус сразу же покрылся румянцем. Слегка заострённые ушки опустились, а хвост обвил ногу своего владельца, не выпуская из мёртвой хватки. Ухмыльнувшись, полубог Преисподней прижался своими губами к чужим. В ответ беловолосого затянули в грубый поцелуй. Рука шатена легла на хрупкую шею. Хватка становилась сильнее, не позволяя сделать глоток воздуха. Парни отстранились друг от друга, а ладони Люциуса сжали кисть. Красные глаза начали слезиться, а сам полубог задыхаться. Пальцы перестали давить на горло. Ослабевшее тело прижали к книжной полке, вновь вовлекая в грязное соитие. Губы сына Агния искусали до крови. Отодвинув воротник белоснежной рубашки, крылатый начал оставлять багровые засосы, сильно втягивая кожу. Верхние пуговицы без проблем расстегнули, оголяя часть плеча и ключицы. Алая жидкость потекла из очередного укуса, оставленного на аристократически белоснежной коже. На языке Лошка ощутил металлический привкус, очень понравившийся ему. Чёрный корсет с глухим стуком упал на пол. Припав к одной из розовых бусин, голубоглазый издевательски долго водил языком вокруг, прежде чем взять в горячий рот уже набухший сосок. Полубог неуверенно положил свои ладони на чужие крепкие плечи, прижимая шатена ближе. — Ты даже от этого возбуждаешься, просто смешно, — низким тоном проговорил парень, отрываясь от грудной клетки. Пассив потёрся паховой областью о чужое бедро. Эрекция выделялась небольшим бугорком на узких чёрных штанах, и неприятно давила внизу живота. Вся одежда была снята и откинута на пол, к корсету. Рука крылатого сжала истекающий естественной смазкой член через ткань боксеров, надавливая на чувствительную голову. Пелена окутывала разум сына Агния с каждым новым движением чужой конечности. Полубог Ада не пытался хоть как-то заглушить стоны и вздохи. Казалось, что сейчас исполняются все его сны. Ладонь остановилась, а пальцы сжались в кольцо у основания органа. Маленькие коготки красного цвета чуть поцарапали плечи голубоглазого, показывая своё недовольство. Люциус потянулся за поцелуем, но ему отказали. Мироходец проник в чужой рот двумя пальцами. —Какие острые, — проходясь по верхнему ряду зубов, заметил Ло. — Сможешь постараться и спрятать их для меня? Хищная улыбка появилась на лице говорящего. Актив сжал белые локоны, опуская полубога на колени. Красноглазый сопротивляться не стал, перехватывая инициативу на себя. Стянув чужие штаны и нижнее бельё, Люциус взял полувставший член в одну руку, быстро надрачивая. Первые прозрачные солоноватые капли ощутились на кончике языка, оставляя запоминающийся вкус. Предэякулят оказался довольно неплохим, что невольно подметил пассив. На макушку сидящего надавили, побуждая к дальнейшим действиям. Сын Агния взял в рот меньше половины, подключая к делу язык. Долго затягивать не получалось. Парень толкнулся вперёд, заставляя чуть ли не насадиться полностью. Головка ударилась о стенку горла, вызывая рвотный рефлекс. Пассив поперхнулся, но отстраниться ему не дали. Шатен не обратил внимание даже на царапанье собственных бёдер. —Только попробуй укусить, — предупредил голубоглазый, ускоряясь. Тон голоса звучал серьёзно. Сидящий спрятал клычки лучше. Заплаканные глаза смотрели вверх, по подбородку текла слюна. Ло воздержался от комментирования этой картины по понятным причинам. Изнасилованный рот наконец-то освободили, а красноглазого подняли на ноги. Уже измотанного полубога повели к диванчику. Опрокинув тело, мироходец снял с себя ненужные остатки одежды, оголяя усыпанный шрамами торс. Тонкие пальцы Люциуса очертили пару отметин, останавливаясь на большом ожоге. — Красиво? — спросил актив, наблюдая за зачарованностью партнёра. — Очень… — тихо ответил тот, продолжая гладить участки кожи. Немного подождав, Лололошка всё же начал осуществлять то, что задумал. Подхватив чужие стройные ноги под коленками, парень прижал их к лежащему. — Держи так, — приказал крылатый, добираясь до входа. Полубога практически согнули пополам. Эта открытая поза смущала ещё больше. Колечко мышц инстинктивно сжалось, когда до него дотронулось что-то мокрое. Горячий язык обводил анус вокруг, кончиком проникал внутрь, раздвигая стенки. Неожиданный шлепок по правой ягодице заставил беловолосого вскрикнуть. Короткое "Расслабься" никак не сочеталось с последующими шлепками. Люциус мог кончить второй раз, если бы ему позволили это сделать. Член изнывал от желания и перевозбуждения. Стенки вновь сжались, чувствуя проникновение большей длины языка. Хвост постукивал по обивке в ожидании дальнейших событий. Размашисто лизнув напоследок, голубоглазый подставил головку своего члена к расслабившемуся входу. Быстрые и глубокие толчки выбивали из пассива громкие стоны, которые разносились по всей библиотеке, как и звонкие шлепки тел. Горло красноглазого пережали, как и в первый раз. Это только подливало масла в огонь. Нехватка жизненно важного кислорода помогала приходить в себя, ведь полубог просто утопал в удовольствии. На внутренней стороне века мелькали разноцветные пятна. В нутро потекла белёсая жидкость. Кольцо у основания налитого кровь органа разжали, позволяя струе спермы брызнуть на плоский живот пассива. Мироходец очистил себя с помощью магии и оделся. Уже на выходе из библиотеки он услышал, как его позвали. —Лололошка, — охрипшим голосом сказал Люциус, — Это было ахуенно… Сын Агния лёг обратно, чувствуя лёгкую боль между ног. Голубоглазый усмехнулся, вышел из помещения. *** •Это того стоило•— думал полубог Преисподней, осматривая себя в зеркале. Опухшие губы, бордовые пятна на шее, плечах, ключицах, груди, красные отпечатки 'кольца' на шее, синяки на бёдрах и ягодицах. Странно, но именно такая картина приносила автору раскритикованных стихов эстетическое удовольствие.