Аромат горечавки

      Цзян Чэн поглубже натянул капюшон на голову и, выглянув из-за куста, стал внимательно приглядываться, подмечая количество стражи и караульных. Это был уже третий пост наблюдения, в который он решил наведаться, и юноша очень надеялся, что на этот раз ему повезёт. Прошло уже несколько дней с тех пор, как он спустился с горы легендарной заклинательницы, а Вэй Усянь так и не объявился. Решив, что его могли схватить Вэни, Цзян Чэн искал его среди пленных, но все было напрасно.       Внезапно на грани слуха он различил какой-то шорох в лесу позади себя и поспешил укрыться за деревом. Затаившись, он стал внимательно следить, самой кожей ощущая присутствие кого-то чужого. Цзян Чэн был собран и напряжен, как тигр перед прыжком. Он был готов вцепиться в глотку кому угодно, любому вэневскому отродью, но никогда больше не позволить пленить себя.       И вот меж тёмных стволов показался человеческий силуэт. Воздух вокруг Цзян Чэна стал потрескивать от пробегающих маленьких фиолетовых молний. Фигура, с ног до головы завёрнутая в чёрный плащ, вышла на то же место, где недавно стоял Цзян Чэн и, кажется, стала так же вглядываться в окрестности поста наблюдения. Юноша выскользнул из своего укрытия, встав у фигуры за спиной, и Цзыдянь тут же, повинуясь одному лишь настроению хозяина, свернулся кольцами у его ног.       Замахнувшись, Цзян Чэн атаковал загадочного человека со спины, намереваясь разделаться с ним одним ударом, однако незнакомец сумел увернуться и отпрыгнуть в сторону. Повернувшись лицом, человек в плаще поднял руку ладонью вверх, как бы говоря, что не намерен нападать.       — Цзян Ваньинь!       Цзян Чэн уже замахнулся для следующего удара, но голос незнакомца заставил его буквально замереть на месте без движения. Этот голос. А в следующий миг незнакомец стянул с головы глубокий капюшон.       — Лань Сичень...       Рука Цзян Чэна, сжимающая Цзыдянь ослабла, и будь хлыст самым обычным, то он бы непременно упал на землю. Однако духовное оружие, почувствовав, что хозяин в нём больше не нуждается, лишь свернулось фиолетовым кольцом у него на пальце. Цзян Чэн во все глаза уставился на Лань Сиченя, не понимая, настоящий он, или перед ним лишь призрак. Он ведь пропал ещё до «перевоспитания» в Цишане, и от него не было вестей так долго.       Орден Цишань Вэнь за ночь расправился с орденом Юньмэн Цзян, вся прежняя жизнь Цзян Чэна лежала в руинах, мать с отцом мертвы, даже Вэй Ин теперь пропал. Он и не смел надеяться, что судьба когда-нибудь снова сведёт его с Лань Сиченем. Цзэу-цзюнь глядел на него в ответ таким же пронзительным и красноречивым взглядом. Каждый из них не мог поверить этой встрече. Каждый из них сомневался в правдивости происходящего. Лань Сичень подошёл чуть ближе и, первым сумев взять себя в руки, поклонился, сложив руки перед собой.       — Глава ордена Юньмэн Цзян, — медленно и крайне почтительно произнёс он.       Одной фразой и особой интонацией Лань Сичень сумел выразить свои соболезнования и всю скорбь по поводу трагедии, случившейся в Пристани лотоса. Цзян Чэн сглотнул осевшую на языке горечь и ответил ему таким же поклоном:       — Глава ордена Гусу Лань.       В ореховых глазах отразилась боль. Каждый из них должен был стать главой ордена, но совсем при других обстоятельствах. Цзян Чэн горько усмехнулся про себя, подумав, что у Лань Сиченя хотя бы есть этот самый орден.       Он даже не заметил, как Цзэу-цзюнь подошёл совсем близко и вздрогнул, когда его пальцы осторожно коснулись щеки. Вскинув голову, Цзян Чэн тут же утонул в бездонной бездне самых красивых глаз. В них теснилось так много чувств, что, кажется, ещё немного, и они бы выплеснулись через край. Лань Сичень хотел сказать так много, но смог выдохнуть лишь тихое:       — А-Чэн.       В этот момент словно невидимая стена рухнула между ними. Натянутая до предела струна внутри Цзян Чэна лопнула, и он схватил Лань Сиченя, зажимая в крепкие объятия.       — Сичень... Живой... — выдохнул он, уткнувшись лицом куда-то в шею.       — Я искал тебя, — прошептал Лань Сичень, так же крепко обнимая юношу. — Мне так жаль...       Им обоим нужно было сказать о многом и о многом спросить, но слов не осталось. Цзян Чэн со всей силы вцепился в плащ Лань Сиченя, судорожно вдыхая едва уловимую медовую горечь синих цветов. Этот запах счастливой, безмятежной юности, запах надежды, запах его первой и единственной любви. С тех пор прошло так мало времени, и в то же время казалось, что прошла уже целая жизнь. Как бы Цзян Чэну хотелось вернуться туда, где ещё живы его близкие, и ещё не сгорел его дом. Он не позволял себе думать об этом, но теперь в объятиях Лань Сиченя время будто остановилось или вовсе повернулось вспять. Чувства тугим узлом скрутились в груди и, дав им волю, Цзян Чэн почувствовал, как по щекам потекли горькие слёзы.       — Всё будет хорошо, — шепнул Лань Сичень, нежно погладив юношу по голове. — Я тебя ни за что не оставлю.       Слегка отстранившись, он обхватил ладонями бледное и мокрое от слёз лицо. Пока большие пальцы бережно стирали предательскую влагу со щёк, Цзян Чэн неотрывно смотрел в родные ореховые глаза. Впереди их ждёт война, потери и смерть, но если они оба выживут, Цзян Чэн уже знал, что ни за что и никогда его не отпустит. Он притянул Лань Сиченя за ворот плаща и прижался к его губам в крепком, но нежном поцелуе, вдыхая любимый аромат горечавки.