и пока эта муха будет гладить свои лапки, я буду говорить, что у меня все в порядке. в среднем человек в день может врать до двухсот тысяч раз, вот и я солгу сейчас. а потом ты уйдешь, ты уйдешь, а я останусь. станет странное сердце, бестолковая усталость, и я буду бояться остаться один на один с этой комнатой цветных пелерин
Квартиру никто не сжег, каре не обрезал и вены не вскрыл. Первым порывом, конечно, возникло желание немедленно съехать в свою старую квартиру, но владелец уже успел ее сдать. Даше хотелось лезть на стены от безысходности ситуации — здесь оставаться подобно самоубийству, а найти другое хорошее место ей было не по карману. Ира сделала все, чтобы у нее не осталось другого варианта, как продолжать жить здесь и медленно сходить с ума. Первый месяц выдался самым тяжелым, особенно, когда Даша в интернете случайно наткнулась на недавнюю фотографию Вознесенской во время какой-то конференции в столице Швеции. На ее безымянном пальце ослепительно поблескивал драгоценный, не в валютной стоимости, сапфир. Отчего-то именно кольцо послужило тем катализатором, что помог ей постепенно всплыть с глубоко дна на штормящую поверхность, чтобы сделать пару спасительных глотков воздуха. «Она продолжает жить, так почему я должна умирать раз за разом? Я научусь жить без нее, как и она без меня…» И Даша принялась отчаянно хвататься за любые новые дела на работе, записалась на тренинги по международному праву и курсы английского. Приходя домой за полночь, она падала от усталости без ног и тут же засыпала. Все, что угодно, только бы не упиваться болезненными воспоминаниями, которые сдавливали ее четырьмя стенами. Через месяц Даша спрятала все совместные фотографии и решила, что квартира сдавливает ее грудь тяжелым грузом того, что не возможно вернуть; белые стены раздражали и в который раз напоминали об идеальности их бывшей хозяйки. Их совместной бывшей. От шести букв шилом кололо под сердцем. С этим делом, кстати, вызвалась помочь Авдеева, прилетев на несколько дней в страну ради нее. Девушка не затрагивала тему касательно Ирины Владимировны и не задавала никаких вопросов. Они поехали за краской для стен. Саркисова выбрала для кухни оттенок молочного, отчего солнечная комната казалась еще теплее, в гостиную — светло-коричневый, а спальня окунулась в цвет самого любимого в детстве какао. Спрятав за прозрачной пленкой всю мебель, девушки в течение трех дней красили самостоятельно все стены. Правда, находиться от разъедающего запаха краски стало невыносимо, и на один день пришлось поселиться в гостиницу. Благо на улице вовсю расцветал май, и с открытыми окнами запах довольно быстро выветрился. Даша осталась довольной. Она купила новое постельное белье, посуду и полотенца. Выбросила все, что могло продолжать хранить в себе любой аромат Иры. Ее тепло и отпечаток, которые ей больше не принадлежали. На второй месяц ей позвонила Анна Васильевна. Даше пришлось ущипнуть себя несколько раз, да побольнее, чтобы убедиться, что севшее немного зрение из-за постоянного сидения за документами и экраном ноутбука не подводит ее. Но это действительно звонила Ирина мама. Они поговорили всего несколько минут. Женщина спрашивала, как у нее дела, чем занимается, даже спросила, как поживает ее любимая кошка. Не выдержав, Даша нетерпеливо спросила, перебивая Анну Васильевну: — Это Вас Ира попросила позвонить? — Нет, Дашенька. Она там очень занята, и на мать времени у нее нет, — сухо ответила она. Дашенька не знала, верить сказанному или нет, но Анна Васильевна звонила каждую неделю как по графику, и девушка продолжала поднимать трубку, ни разу не отправив вызов на голосовую почту. В конце третьего месяца на одном из тренингов девушка встретила Полунина. К удивлению, увидев Стаса за одним из столов для интерактива в одиночестве, она уверенно присела рядом. Парень обрадовался встрече не меньше самой Даши. Оказалось, что после увольнения Ирины, он ушел следом почти сразу и сейчас устроился помощником судьи в одном из административных судов города. В его планах было к тридцати добраться к заветному креслу. Так как тренинг считался внеурочным и не требовал особого дресс-кода, то на нем были простая красная рубашка-поло и черные джинсы от Levis. Даша расслабилась, ведь тоже сегодня утром выбрала более неформальный стиль в виде коричневых штанов-скинни и черной майки. Единственное, что делало ее вид более или менее презентабельным: черный оверсайз пиджак в тон кожаным лоферам. Любовь к пиджакам в свое время привила Вознесенская, но Даша вытесняла эту деталь из своей головы. Удивительно, что никто из них так и не продолжил свой путь в прокуратуре, хотя после года в Генеральной открываются почти все двери этой ветви. Разговор шел легко, они обсуждали общих знакомых и хохотали над смешными воспоминаниями. У Даши за долгое время первый раз болели щеки от улыбок. А потом беседа завернула в опасные дебри обсуждения их личной жизни. Стас собирался осенью жениться, и он, правда, будет отлично выглядеть в смокинге и белоснежной рубашке, а Даша могла лишь похвастаться своим поломанным сердцем, которое все равно продолжало биться. — Ты же с кем-то встречалась последние несколько месяцев до ухода из Офиса, — это был то ли вопрос, то ли утверждение, и она не знала, как отвечать. — Я не помню, это было так давно, — пожала плечами Даша, внезапно заинтересовавшись информационными буклетами на столе. Реформа Верховного Суда — очень интересная тема, оказывается. Легкость и комфорт улетучились. Стас ступил на опасную территорию, и она приготовилась принимать оборонительную позицию. — У тебя там что ли конвейер в постели? — изумился он, насмешливо улыбаясь и поднимая брови. — Стас, без обид, — вздохнула она, не прекращая теребить листок в руках, — я не хочу обсуждать свою личную жизнь. Я недавно рассталась с любимым человеком и… Она умолкла, с ужасом понимая, что готова разрыдаться прямо сейчас в центре огромного выставочного зала на глазах тысяч людей. Саркисова не могла поверить, что любое упоминание Иры, даже спустя четыре месяца, способно нанести такой урон ее нервной системе. Она не узнавала себя. — Четыре месяца назад? — Что? — Даша посмотрела на Стаса, скрывая подступающую панику и ее вечную спутницу тошноту. Полунин горько усмехнулся и покачал головой. Дашу он начинал раздражать, как в старые добрые времена. Ей нестерпимо захотелось поскорее попрощаться и уехать домой, снова спрятаться в свой маленький кокон. Однако она продолжила сидеть, будто приросла к неудобному стулу. — Вы так смотрели друг на друга, что невозможно было не заметить. Я думал, что после того, как ты уволишься, она снова превратится в ледышку, но каково мое удивление, когда Вознесенская наоборот сияла счастьем, как никогда раньше. Мне очень жаль, на самом деле, что все так закончилось… «Все так закончилось…» — вынесенный приговор ее ненужной никому любви. Саркисова схватила телефон, сумку, бросила хриплое «прости, мне пора» и вылетела из зала, больше не оборачиваясь. Сердце болезненно стучало, добравшись уже к горлу. На пятый месяц Саркисова решила, что больше не может терпеть удушающее вечерами одиночество и согласилась на свидание в одном из лучших ресторанов столицы. Александр Иванович Третьяков, или «просто Саша», представился он, войдя в ее кабинет и сразу же ослепляя столь харизматичной улыбкой, на которую невозможно не ответить взаимностью. Саша оказался хорошим другом их главного партнера и по совместительству успешным адвокатом по криминальным делам. Во времена учебы в университете Даша не раз замечала, что на кафедре криминального права преподаватели всегда отличались от цивилистов. Если вторые всегда одевались как с иголочки: белые выглаженные рубашки с брюками, чопорность и ровная осанка, то у первых в фаворитах неизменно оставались джинсы и футболки со свитерами. Но криминалистов по умолчанию студенты любили больше. Они проще выражаются, в силу своего опыта общения с не всегда приличным контингентом, и обладают особой харизмой. Так вышло и с Третьяковым. Его двухметровый рост, синие джинсы с белой футболкой и раздолбайская улыбка, которая пряталась среди густой черной бороды, никого не могли оставить равнодушными. Он пригласил ее поужинать вместе через неделю после знакомства. Просто сказал: «Устал искать повод, чтобы зайти к Вам в кабинет, Дарья», и она согласилась. Катя капала на мозги, что пора двигаться дальше, она молода, и ей нужен регулярный секс. Даша подумала: «Почему нет?». С окна открывался вид на широкую набережную и бесконечное звездное небо. Саша рассказывал занимательные истории о том, каким отпетым прогульщиком он был в студенчестве. Саркисова кивала, смеялась, где то требовалось для поддержания разговора, а сама себе думала, видит ли Ира те же созвездия, что и она. Заминка случилась в машине, как это обычно бывает на первых свиданиях. Саша подвез ее к подъезду, галантно открыл дверь и помог выйти из машины. Вечер стоял теплый. Даша глубоко вдохнула сладкий аромат распустившихся роз недалеко и зашуршала бумажной упаковкой подаренного букета шикарных белых роз. Тихий вздох слетел с ее губ. Это тебе не ромашки. Ощутив первую летнюю прохладу, она слегка поежилась. Собираясь вечером на свидание, Даша четко знала, что никакой пошлости она не наденет, поэтому, по ее мнению, довольно скромное, аквамариновое платье в мелкую вязку, по колено, отлично вписывалось в ее запросы. Теперь же она жалела, что не захватила хотя бы рубашку сверху. Когда Саша остановился возле дверей в подъезд и посмотрел на Дашу своими глубокими карими глазами, она с ужасом подумала, что, возможно, он ждет, когда его пригласят в квартиру. В квартиру, в которой никогда не ступала мужская нога. В квартиру, где за несколько лет посетителей можно пересчитать по пальцам одной руки. Это была не просто квартира, это было их убежище ото всех — их собственный мир. Она не могла так поступить, но и поблагодарить Сашу за чудесный вечер стоило как-то. Взамен Саркисова поднялась на носочки, цепляясь рукой за его локоть, и оставила невинный поцелуй на щеке мужчины. Однако он хитро двинулся в сторону, и губы сомкнулись на губах. Сильные руки обвили тонкую талию, а язык ловко проскочил внутрь. Даша разрешила сделать это, прикрывая глаза. Она отчаянно пыталась уцепиться хоть за что-то внутри себя. Борода царапала нежную кожу. Саша источал великолепный запах дорогих духов, перспективного будущего, а ей до жути хотелось шоколада. Свидания поставили на временную паузу. Полгода, или шесть месяцев, Даше время от времени снились кошмары. В таких снах к ней приходила София. Она обязательно была одета в белое платье, фату и холодную, пробирающую до костей улыбку. Девушка ничего никогда не говорила, лишь стояла и улыбалась. Саркисова каждый раз просыпалась в холодном мерзком поту. Включала свет по всей квартире и, схватив под мышку Симу, возвращалась в постель, больше не смыкая глаз до утра. Она боялась, что как только закроет глаза, то снова увидит безжизненную улыбку. В одну довольно прохладную августовскую ночь она долго не могла уснуть, словно чувствовала, что что-то должно произойти. Она ощущала это нутром, а интуиция редко давала сбой. Часы на экране телефона утверждали, что по столичному времени час ночи. Хотя завтра, а точнее уже сегодня, был выходной — нормально выспаться все-таки было бы неплохо. Едва ли Саркисова успела сомкнуть уставшие глаза, она дернулась и подскочила на кровати. Кто-то отпер входную дверь. Сначала она подумала, что ей приснился хлопок двери, но когда послышался звон ключей, сон как рукой сняло. Единственный человек, у которого были ключи от квартиры, находился за почти что две с половиной тысячи километров отсюда. Прижав сонную и недовольную кошку к груди непонятно зачем, Даша двинулась в коридор. Свет там уже горел и, увидев того, кто там находился, она решила, что лучше бы это был какой-то маньяк или убийца. Потому что посреди комнаты стояла Вознесенская собственной персоной с большим чемоданом позади. — Что ты здесь делаешь? — удивительно спокойно спросила Даша, жадно разглядывая силуэт напротив. Ей одновременно хотелось, чтобы это была жестокая реальность и не менее жестокий сон. — И тебе привет, — в своей фирменной манере вскинула бровь Ира, стягивая с ног черно-белые Найки. Грудную клетку сдавливают тиски, и становится чертовски мало кислорода для них двоих в этой комнате. У Даши нет слов, нет вопросов, она вообще не понимает, как должна реагировать на появление Иры, поэтому разворачивается и уходит на кухню. Она на автопилоте достает бокал, вынимает из холодильника уже начатую бутылку совиньона и наливает. Злости нет, слез нет, сцен тоже пока не предвидится. Просто Даше кажется, что ее пропустили через самую мелкую насадку мясорубки и пытаются слепить обратно в кучу. Она садится за стол и слышит, как мягко ступают по кафелю босые ноги женщины. Ира наполняет второй бокал, отмечая про себя новый цвет стен, и что так стало лучше, но не решается так же сесть за стол. Она облокачивается поясницей о столешницу. Они молча прожигают дыры друг на друге. — Значит ты сделала ремонт? — не выдерживает первой брюнетка, поспешно прикладывая бокал к губам. — Зачем ты вернулась? Последнее, о чем хотелось говорить, так это о цвете стен. — Я соскучилась. Даша прикрывает глаза и снова открывает. Она не может подавить в себе тугой узел желания, когда рассматривает подкатанные джинсы, которые сексуально подчеркивали оголенные лодыжки и округлые бедра Иры. Ложбинка меж полных грудей, выставленная напоказ в этом тонком лонгсливе цвета песка и V-образным вырезе. И, конечно, ее безупречно красивое лицо без грамма макияжа. Только иссиня-черные пряди обрамляют точеные скулы и спорят с голубым морем в ее глазах. Даше кажется, что Вознесенская стала еще красивее. — Я хочу тебя, — все, что ей удается выдавить из себя охрипшим голосом и, судя по всему, воспаленным начисто мозгом. — Так возьми то, что хочешь, — отвечает Ира и хитро прячет улыбку за еще одним глотком. «Нейроны в мозгу сгорели к херам не только у одной меня, мило…» — проносится в мыслях Даши. Бокал женщины почти пуст, а Дашин остается нетронутым, когда последняя вскакивает и со всей жадностью впивается в чужие уста. На одно мучительное мгновение им кажется, что шести месяцев разлуки не существует. Дурной сон, но он уже закончился. Тем не менее, обязательно вернется. И Саркисова где-то на задворках своего нокаутированного сознания понимает, что Ира снова уедет и снова оставит ее сломанную собирать себя по мелким кусочках в одиночестве. Она подумает об этом позже. А пока они судорожно срывают с друг друга одежду, направляясь в спальню, как почти полтора года назад, как в первый раз. Без шанса разорвать поцелуй они натыкаются в полумраке гостиной на торшер и слышат, как падает на пол тяжелая вещь — что-то в ней ломается. Ира думает, что это трещат ее последние стены. Падая на уже остывшую кровать, Даша видит, как яркий белый свет луны засвечивает их тела. Она касается губами бархатной кожи у шеи, острых ключиц и кусает возбужденный сосок Иры. Женщина тихо стонет и раздвигает колени, чтобы Даше стало удобнее, и, когда их горящие центры соприкасаются, девушка не выдерживает и закусывает до боли свою губу. Она приподнимается, садится на чужие бедра и кладет руки на талию Иры, сильно сжимая бока. — Зачем ты приехала? — шепчет она, надеясь, что темнота и их обнаженные тела на грани преждевременного финиша помогут ей узнать настоящую причину возвращения Вознесенской: к маме в гости, что-то из-за работы; все, что угодно. Только бы правду. Но когда ей отвечают предполагаемую правду, Даше она не нравится, она не верит. — Я поняла, что не могу без тебя, — так же тихо, но совершенно уверенно и отчаянно. Ира протягивает руку, чтобы нежно коснуться Дашиной щеки кончиками пальцев, но ее перехватывают и не позволяют этого сделать. Миг, и обе руки прижаты к матрасу над ее головой. Больно, но Ира молчит и терпит. Она видит, что Даша изменилась. Нет, внешне она такая же, как и тогда, разве что еще больше похудела, и волосы стали чуточку длиннее. Ее по горло затопила вина. Она сбежала, и стало некому подбрасывать в Дашину сумку каждое утро злаковые батончики. Изменился взгляд девушки. В нем таилась выросшая в разы внутренняя сила. За эти полгода Саркисова с головой переросла Ирино ласковое прозвище «моя девочка». Теперь Даша превратилась в настоящую женщину с твердым взглядом. Она поняла, что придется очень сильно вывернуть себя и не один раз, чтобы снова завоевать доверие девушки. Нет другого выхода, как принять изменения и бороться за возможность снова находиться рядом с ней и вернуть все, как было, или даже лучше, чем до. — Прекрати, я не поверю в эту чепуху во второй раз, — скривилась Даша, ощущая, как по ее венам начинает циркулировать не только кровь, но и неизвестное ей до этого желание сделать больно, так покорно лежащей под ней женщине. Одной рукой она продолжает держать запястья Вознесенской вверху, а вторая спускается вниз и с силой дергает за небольшой лоскуток черных стринг. Ткань предупреждающее трещит, но поддается. Даша смотрит прямиком в смиренные голубые глаза, и ее эта покорность лишь раздражает. Ей хочется, чтобы Ира не молчала. Кричала, билась, возмущалась, но не молчала. Последний раз молчание привело к тому, что они расстались. Два пальца томительно очерчивают клитор, надавливают, дразнят. Ира хочет прикрыть глаза, но Даша сразу предупреждает: — Смотри на меня. И она вглядывается в самые родные карие, которые сейчас похожи на два пылающих костра в темноте. Манят, светятся, но не греют. Больше не греют. Когда в нее резко, без предупреждения входят, Ира невольно вскрикивает. — Я не вру, я приехала за тобой, — выталкивает из себя слова она, из последних сил сдерживаясь, чтобы не прикрыть трепещущиеся веки. Даша наваливается сверху обнаженным телом, и это как раз то, чего так желала брюнетка: почувствовать ее не только в, а и на себе, кожа к коже. Даша отпускает порядком затекшие руки Иры и опасно шепчет у самого уха: — Заткнись, просто заткнись. Пара глубоких рваных толчков, и женщина почти за гранью, но не разрешает себе кончить, пока не скажет то, ради чего так долго летела сюда: — Прости, пожалуйста. Прости, — пользуясь тем, что руки свободны, Ира обвивает ими шею Саркисовой и тянет на себя, чтобы нежно провести языком по ее губам, а после скользнуть внутрь. Даша все же приоткрывает рот и готова салютировать, чувствуя мягкость чужого языка на своем. Остается только одна деталь, которую требовалось исправить. Ира быстро пробирается ладонью между их плотно сплетенными и вспотевшими телами и накрывает пульсирующую плоть Даши, вдавливаясь в нужную точку. Этого становится достаточно для того, чтобы через несколько секунд их тела синхронно накрыло крышесносным оргазмом. Придя немного в себя, Даша перекатывается на другую часть кровати и включает над кроватью светильник. Ира видит, что здесь тоже делали ремонт. Ей становится неприятно от мысли, что девушка пыталась изгнать любое воспоминание о ней из своей жизни. Но она все понимает и молчит. Зато Саркисова лениво поднимается на ноги, не стыдясь своей наготы, пусть они долго не были вместе, и между ними возникла огромная пропасть, но это не изменяет того факта, что карта их навсегда въелась в память, как заученный в детстве дурацкий новогодний стишок. Женщина смотрит, как Даша выносит из гардеробной какие-то бумаги и бросает к ее ногам. Сама же уходит. Ира слышит, как в ванной начинает шуметь вода. Ничего не понимая, но от этого еще больше нервничая, Вознесенская берет брошенное ей в руки, и сердце пропускает несколько ударов. Это оказался билет в Стокгольм на имя Даши, датированный следующей субботой, международный диплом о ее переподготовке на медиатора и загранпаспорт с полученной рабочей визой в Швецию. — Какая я дура, — мотает головой брюнетка и осторожно убирает документы на тумбу. Она вскакивает и быстро преодолевает расстояние между спальней и ванной. Через запотевшее стекло душевой, в горячем пару, Ира узнает знакомый силуэт и проникает внутрь. Она крепко прижимается щекой к Дашиной спине, заключает ее талию в кольцо из рук и больше не сдерживает рвущийся на свободу всхлип. Губами ловит капли на чужих лопатках. — Я люблю тебя. — Я тебя, к сожалению, тоже, — горько отвечает Даша, разворачиваясь и обнимая Иру в ответ.***
Brainstorm (Prāta vētra) — MAYBE На дворе царила ранняя осень, и Даша, так и не привыкшая за два года жизни здесь к быстрому похолоданию, сиротливо прятала руки в карманах коричневого тренча. Влажный морской воздух беспощадно обветривал кожу на ладонях и щеках. Ира взяла моду ворчать, что не будет лечить, если та легкомысленно подхватит воспаление легких. Через полчаса на улице девушка не хотя и сама себе недовольно призналась, что в куртке было бы определенно теплее. Ранний приход прохлады компенсировался тем, что здесь попросту отсутствовали такие лютые морозы, как на родине. Даша, ненавидящая температуру ниже нуля и горы снега, чрезвычайно радовалась этому факту и готова простить все остальное. Сегодня на редкость светило яркое солнце и девушки выбрались в вмиг пожелтевший город на пешую прогулку. В прошлом году Ира продала Порше и, соединив свои накопления, они купили Теслу. Другого варианта, как электрокар, даже не рассматривали, учитывая, что зарядные станции к ней разбросаны по всей Европе, и ее заправка стояла сущие копейки. Новая машина покупалась скорее для путешествий, так как город оказался в значительной мере меньше, чем их предыдущая столица. Ира даже время от времени пользовалась метрополитеном или вовсе ходила пешком. Ей нравился здешний нордический классицизм. — Вот мудак, — выкрикнула Даша на английском, когда мимо промчался парень-подросток на электросамокате, едва не задев собой Иру. Она нахмурилась и вложила свою ладонь в ладонь брюнетки, пряча их в ее карман. На всякий случай. Даша ненавидела собственную дурацкую привычку забывать перчатки дома. Они еще не дошли к Набережной у Королевского дворца, а она продрогла до костей. Ира улыбнулась краешками губ и поправила упавшую на Дашино лицо прядь каштановых волос, заправляя ее за ухо. Ее губы едва уловимо коснулись покрасневших от ветра щек и носа девушки. — Так переживаешь, а хотя еще вчера была готова сбросить меня в Балтийское море, — белоснежная улыбка на ее губах освещала ярче солнца и звезд. Мимо проходила толпа туристов разговаривающих по-русски, и Даша решила, что больше не хочет к Дворцу, поэтому она торопливо потянула Иру в противоположную сторону. Ей захотелось пряного глинтвейна. — Конечно! Как можно забыть паспорт, когда идешь подавать заявление? — ворчала девушка, рассматривая загорающиеся желтым светом один за другим уличные фонари и вывески маленьких, но многочисленных аутентичных местных кафе и пабов. Разноцветные яркие дома приветливо зазывали, окружали и немного прикрывали от ветра. — Ничего не поменяется, если мы сделаем это на следующей неделе, — спокойно заверила Вознесенская, ласково поглаживая в кармане чужие костяшки на ладони. Честно говоря, она сейчас даже не отказалась бы от традиционной горячо любимой здесь селедки. Ей вообще странно, но пришлась по душе местная кухня — вкусно и по-домашнему. Хотя шаловливые мысли уже не один месяц уносили ее домой, к маме, к любимым вареникам с вишней и голубцам в сметане. Они обязательно приедут на пару недель к родителям сразу после того, как вернутся из небольшого путешествия по Европе, в частности, по невероятно яркой Италии. Идеальнее медового месяца не придумаешь. Даша спланировала целый маршрут из мест обязательных к посещению. Где-то сзади послышался звон колоколов, отчего в небо поднялись десятки пугливых разномастных птиц. Даша резко затормозила и спросила, смотря на любимую прищуренным взглядом: — А у тебя он с собой сейчас? — Кто? — непонимающе уставилась Ира на Саркисову, ловя отражение фонарей в темных глазах. — Не кто, а что. Паспорт у тебя с собой? — Ну да, — сдвинула плечами она. На лице Даши расцвела широкая улыбка. Она оглянулась на стоящую недалеко высокую лютеранскую церковь, вход которой как раз манил теплом и желтоватым светом. Брюнетка задумчиво склонила голову набок, обдумывая. Через секунду она понимающе улыбнулась. — Пошли. — Уверена? А вдруг там, дома, все узнают, и у тебя будут какие-то проблемы в посольстве из-за этого? — Даша сделала воображаемый шаг назад, предоставляя Ире последний раз одуматься и отказаться. Она все еще глубоко в душе боялась, что Ира могла снова выбрать не ее. Они, вроде бы, преодолели эту проблему долгой совместной терапией, но для безоговорочного доверия Даше требовалось, чтобы прошло еще немного времени. А может и много. Учиться заново верить человеку, который тебя предал, невероятно трудная задача, но они безоговорочно верили в успех — все получится. — А мне совершенно плевать, — Вознесенская уже тянула любимую в сторону церкви, ухмыляясь. — Уволюсь, буду сидеть дома, готовить тебе горячий ужин и растить наших детей. Даша фыркнула и громко рассмеялась, представив эту картину. Сильный порыв ветра появился из ниоткуда, и она зажмурила глаза, слепо продолжая идти вперед, чтобы не попали соринки. — Какой ужас, но мне это очень нравится, — Саркисова открыла глаза и тепло посмотрела на идущую стремглав женщину. Смешок сорвался с Ириных губ, и она остановилась у самого входа внутрь. — Подожди, мы же не лютеране. Как нас обвенчают? — она бегло посмотрела на столбик с названием на шведском языке «lutherska kyrkan». — Станем на один час, тоже мне проблема. Их счастливые взгляды накрепко переплетаются, как ладони несколько ранее. А через полчаса и души, соединяясь, образуют нечто совершенное и цельное.Не проси у любви быть осторожной Не стремись за своим вчерашним прошлым Зачеркнуть свою тень по миллиметру Закричать и бежать, навстречу ветру Выше облаков Мы с тобой начнем сначала И сказать: «люблю»
Жизни всей нам будет мало