Когда официальное заявление пресс-службы Офиса Президента во главе с самым Гарантом подошло к концу, он любезно передал слово Генеральному Прокурору, которая держалась, к слову, великолепно, несмотря на прошедшие сложные сутки.
Последний раз Даша видела Вознесенскую прошлым утром, когда они поспешно разбегались на работу. Потом начался кошмар. Все звонки девушки отклонялись, а смс оставались без ответа. Лишь под вечер Ира перезвонила по защищенной линии и смогла хоть немного пролить свет на происходящее. Мозг не успевал переваривать полученную информацию, особенно после того, как под вспышки сотен телекамер заломали и задержали Прохорова; его затолкали с силой в автомобиль Службы Безопасности и увезли в изолятор. Ему вручили подозрение по даче взятки в особо крупном размере высокопоставленному должностному лицу.
Сначала Даша, безусловно, обрадовалась, ведь последние полгода он создавал непомерное количество проблем. А потом ее словно ушатом ледяной воды облили, и она, сломя голову, побежала искать свой мобильный, чтобы набрать Иру. Женщина попросила ничего не спрашивать, не ждать ее сегодня дома и включить завтра в обед новости. Привыкшая к подобной неясности во время работы в Генпрокуратуре, Даша пообещала все выполнить. На душе скребли кошки, она знала: произошло что-то очень критическое и страшное.
Наступил последний день рабочей недели, и ей удалось отпроситься домой через пару часов после начала рабочего дня, ссылаясь на плохое самочувствие. Даша и в самом деле ужасно спала, ворочаясь без остановки, то и дело касаясь рукой холодных простынь в надежде, что Вознесенская все же смогла прийти. И вот полдень — Саркисова сидит на диване гостиной, одной рукой крепко сжимает пульт от плазмы, а второй нервно гладит мурлыкающую кошку. После сказанного президентом минутой раннее Даше стало сложно воспринимать то, что говорила следом за ним прокурор. Без пяти минут как бывший Генеральный Прокурор. Сегодня утром Ирина написала заявление на увольнение по собственному желанию — так они объявили на совместной пресс-конференции.
К своему стыду, Даша испытала облегчение. Очень эгоистично и жестоко с ее стороны. Но она ощущала, как медленно с ее худеньких плеч спадает непосильный груз. Как бы сильно она не старалась показывать всем своим видом, что ее совершенно не заботит, что ее любимый человек занимает такую высокую и вместе с тем опасную должность, Даша чувствовала, что не вывозит.
Любить Иру и соперничать с ее работой становилось все сложнее и сложнее. Да и сложно соперничать с тем, с кем Ира проводит по четырнадцать часов в сутки по умолчанию на протяжении десятка лет.
Именно из-за этого, когда Саркисова услышала, что любимая женщина через неделю станет просто Вознесенской Ириной Владимировной, без вечной приставки «Генеральный Прокурор», которая не давала возможности жить как бы им хотелось, да просто выйти в кафе пообедать или прогуляться вечером по Пешеходному мосту, как все влюбленные пары.
Даша с завистью наблюдала, как на их корпоративы в фирме все приходили со своими вторыми половинками. Конечно, проблема состоит не только в публичности Иры, а еще и в очевидном факте: они две женщины. Но это все равно не мешало бы им проводить время вместе где-то вне дома почаще.
Не мешало бы, если бы не беспредельная преданность Иры своей работе.
«
Теперь, возможно, мы сможем уехать в родной город Иры…» — подумала Даша, наблюдая за тем, как Вознесенская подтверждала свой уход, в связи с не до конца выполненным заданием, которое ей поставила Администрация Президента. Даша думает, что готова без промедления оставить ради нее работу, о которой она так мечтала, и перевестись в другую адвокатскую фирму. В конце концов тот город не намного меньше и работы хватает.
В этом и заключалась их кардинальная разница: Даша была готова бросить все ради Иры, а Ира готова на все ради своей карьеры. В чем Даша убедилась вечером же, когда усталая и разбитая брюнетка вернулась домой. Она буквально упала на кровать рядом с девушкой, перед этим успев только скинуть черный пиджак своего самого роскошного классического костюма. Белая рубашка помялась еще больше. Саркисова знала: этот костюм висел всегда в ее кабинете на экстренный случай, который возникает, как обычно это бывает, неожиданно.
— Значит вы с Калуцким действовали за одно, чтобы посадить Прохорова, по указанию самого Президента, я правильно поняла? — спросила Даша, блокируя и отбрасывая подальше свой телефон. Новостная лента горела от громких заголовков, и не было сил смотреть на эту публичную виселицу.
Исходя из рассказа Президента, прошлой зимой Калуцкий Игорь Валерьевич согласился помочь Офису Генпрокурора, в частности самому прокурору, с поимкой другого бизнесмена, который уже не первый год незаконно скупал землю, выводил деньги на свои кипрские оффшоры, всячески избегая уплаты налогов. Цифра имела не шесть, а все семь нулей.
Схема проста: через Игоря Валерьевича Прохоров выходит на Офис, и они договариваются за определённую сумму, что необходимые тендеры получает именно его компания. Алексей Борисович, будучи начальником антикоррупционной структуры, должен скрыть максимально следы от вмешательства в их план посторонних. Следуя ему, после заключения сделки между всеми вышеупомянутыми, Прохорова посадили бы без каких-либо деталей в прессу, и никто так и не догадался бы, что участвовал сам Генеральный Прокурор. Народ доволен, что исполнительные органы работают и наказывают воров на столь высоком уровне; власть довольна, что довольны люди и в казну идут конфискованные миллионы.
Калуцкий… Даша не знала, что получил с этого он, но уверена, что по меньшей мере Игорь Валерьевич купил себе индульгенцию на несколько лет точно. Теперь ясны его частые приходы к Вознесенской вне рабочего времени.
Она продвинулась вперед к до сих пор неподвижной Ире, чтобы помочь той раздеться. Вознесенская лежала на спине с закрытыми глазами, которые она успела за сутки сомкнуть лишь на полчаса прошлой ночью.
Пуговка за пуговкой. Никакой пошлости, никакого сексуального подтекста, лишь одна безграничная любовь и уважение.
— Да, все так и было, теперь ты знаешь, — хрипло ответила Ира, ощущая, как ее блузка из тончайшего шелка расходится в стороны, и холодный воздух распространяется по коже, вызывая озноб. Даше становится интересно, сколько пачек сигарет за прошедшие сутки скурила Ира, ведь аромат не выветрился. — Теперь все знают.
Она сглатывает подступающие слезы обиды и дрожащими руками переходит к боковой молнии на обтягивающей каждый плавный изгиб юбки-карандаш. Это не ее трагедия, не ее карьера разрушалась. Она не имеет право на слезы несказанных обид и драм сегодня. Ира больше не прокурор, больше никаких тайн, никакой сверхсекретности. Они оставят все позади и начнут с чистого листа, как обычные люди. От этих мыслей даже дышалось легче.
— Мне очень жаль, — шмыгала носом Саркисова, попутно дергая молнию вниз вдоль бедра.
Ей и правда было жаль, но только исключительно из-за того, как несправедливо поступили с Ирой: она просто не успела завершить задание до того, как пронырливые журналисты раскопали очередную сенсацию, но заведомо не захотели проверить полученную информацию, тем самым разрушив не одну жизнь. Ведь пострадала не одна Вознесенская. В отставку отправили почти весь Офис Генпрокурора. Теперь никто из тех, кто монтировал телевизионный выпуск, не понесет наказание за фабрикацию ложной информации. Сколько не выдавай опровержений, что Ирина не брала никаких взяток, что сотрудничество с Калуцким было не ее лично принятым решением, а скорее вынужденным шагом, чтобы поймать кого-то покрупнее — все бессмысленно. Урон нанесен, а заявления написаны.
Мир несправедлив — это аксиома. Однако только нам выбирать: опустить покорно руки, сдаться или встать, отряхнуться и продолжить битву, из которой ты когда-то обязательно выйдешь победителем.
— Не думаю, но спасибо за усилие, — женщина все же с трудом открыла глаза, в которых стояли непролитые слезы. Когда Даша стянула с нее юбку вместе с колготками, Ира приподнялась в локтях. Ее отсутствующий взгляд пугал, но Саркисова прекрасно понимала, что все сказанные колкости — лишь способ защиты.
Просто стоит переждать, перетерпеть. Снова.
— Ира…
Женщина поднялась с кровати, сбрасывая с плеч на пол, держащуюся на одних плечах блузку, и всячески игнорируя пристальный взгляд карих глаз. На ней остался лишь молочный комплект белья. Ира направилась в гардеробную, чтобы натянуть поверх серую толстовку с ярко-красной надписью «Барселона» и спортивные шорты.
Тяжело вздохнув, Даша подняла нежную ткань и положила на кресло в углу. На кухне она достала бутылку самого дорогого вина, которую они купили в последний день в Испании, случайно наткнувшись на изысканный магазин местных вин. Они откладывали ее на «особый случай». Что ж, вот он и наступил.
Воткнув металлический штопор в горло бутылки, Даша начала медленно и аккуратно вращать по часовой стрелке. У нее не раз случался факап, что штопор застревал, и, в попытке спасти его, пробка предательски проваливалась вниз, крошась еще больше. С тех пор эту нехитрую обязанность взяла на себя Вознесенская по умолчанию.
На кухню зашла Ира — со смытым макияжем, собранными волосами и переодетая. Только при хорошем освещении Даша заметила, как устало та выглядела: синие круги под глазами, покрасневшие глаза и никакой прямой спины. Она закусила внутреннюю сторону щеки, сдерживая себя, чтобы не задушить Вознесенскую в объятиях. Даша знала, что в такие моменты это лишь оттолкнет Иру и заставит, как дикобраза, выбросить опасные колючки. Ира требовала деликатности. И немного алкоголя.
Поэтому наполнив почти до краев бокалы красной жидкостью, Даша вручила один ей, а второй взяла сама. Они, не сговариваясь, шагнули в полутьму террасы. Даша натянула на их ноги теплый шерстяной плед и впервые за вечер коснулась любимой, ложа подбородок на скрытое серой тканью плечо. Приоткрыв окно, Ира щелкнула зажигалкой, перед этим сделав внушительный глоток из бокала. Выпуская кольцо дыма, она прошептала:
— Президент мне предложил должность посла в Швеции, учитывая, что я смогла найти со шведами общий язык.
Резко отодвинувшись, Даша напряженно всматривалась в темноту, пытаясь рассмотреть лицо Иры, но все что она видела — лишь одну тлеющую сигарету.
— И что ты ответила? — пальцы впились в хрусталь.
Сигарета потухла, и наступила полная тьма. Девушка слышала, как другой бокал подняли со стеклянного столика и сделали пару глотков. Она поступила также. Алкоголь обжигал горло, но именно это ощущение позволяло Даше верить в реальность всего происходящего.
— Сказала, что подумаю, — Ира касается ледяными пальцами пылающей щеки Даши, мягко гладя кожу под ними.
Внутри тлела надежда, что они все еще уедут в другой город, как любили мечтать. Но Даша знает, что это обманчивое ощущение и не верит ему, отворачиваясь от ладони. Все карты сданы, и у нее далеко не Фулл Хаус.
— Но ты ведь уже приняла решение, верно? — ее голос не дрожит, он звучит уверенно и с вызовом. Со льдом. Она обучалась этому мастерству у лучших.
— Да. Я приму его.
Все слова стали резко лишними и ненужными. Неважными. Для одного человека так точно. Даша сбрасывает плед, ставит полупустой бокал на столик и уходит, тихо прикрывая за собой дверь балкона.
Этой ночью Даша спит на диване в компании Симы, а Ира только крепче сцепляет зубы и громко хлопает дверью спальни.
С приходом нового дня проблема не исчезает, но полноценный сон и горячий завтрак с крепким кофе заставляют мыслить иначе. Ира включает телевизор, переключает бездумно каналы с одного на другой, но везде лишь одна главная тема —
Она. Громко ругаясь, Вознесенская выключает плазму и направляется в кабинет, который они делили пополам с Дашей, с намериваем в этот раз точно сломать выстроенные вокруг нее баррикады.
Раньше эта комната пустовала. Когда Ира только купила квартиру и наняла бригаду для ремонта, дизайнер без договоренности сделала эскиз детской, так как площадь небольшая и подходила идеально. На следующий день она нашла другого дизайнера, но комнату на всякий случай все же выкрасила в бело-голубой оттенок.
С переездом Даши они поняли, что не помешало бы иметь кабинет. Теперь у них появились причины не сидеть допоздна на работе, а спешить домой. Чтобы как-то сократить время в офисах, приходилось брать документацию на дом. Однако на кухне сидеть подолгу неудобно, а на мягком диване — слишком удобно. Без тени сомнения Вознесенская предложила наконец-то оживить пустующую комнату.
Черный стол у самого окна, за ним, в подобном стенам, бирюзовом цвете, располагалась маленькая софа, потолок украшала странная люстра в виде нескольких прозрачных шариков и бело-древесный комод с их общими фотографиями из Грузии, Испании и различных праздников с родными.
Больше всего Ира любила тот снимок, который они сделали, когда на выходные вырвались в гости к ее маме и гуляли по широкой площади Свободы. Искусственная, но от этого не менее прекрасная, елка уверенно величалась в самом центре, ярко освещая и переливаясь разными цветами. Она завораживала прохожих и вместе с тем ослепляла катающихся людей на катке вблизи. Пахло глинтвейном, праздником и счастьем. Даша еще тогда не могла оторвать взгляд от сияющих, не меньше новогодней елки, пронзительно-голубых глаз Иры. Здесь она открывалась совсем с иной стороны, будто женщине и воздух тут чище.
— Почему называется именно «Площадь Свободы»? — спросила Саркисова больше для того, чтобы отвлечь Иру от мысли, что через несколько часов нужно садиться в машину и уезжать из полюбившегося города.
Они давно затерялись в толпе, и никто никогда не узнает, что Ира сняла свою кожаную перчатку, взяла Дашину покрасневшую от мороза руку, согревая ту своим теплом, и сунула в ее глубокий карман шерстяного пальто.
— Согласно Конституции, человек, его здоровье, честь и достоинство, а также неприкосновенность и безопасность признаются наивысшей социальной ценностью, — она медленно перебирала чужие пальцы, слегка сжимая. На другой стороне площади насыпали огромную гору снега, с пятиэтажный дом, и теперь дети на пару со взрослыми спускались с нее на тюбах и санках, громко хохоча. Уголки губ непроизвольно дернулись вверх. — Без свободы все перечисленное невозможно к существованию для любого гражданина.
Даша проследила за взглядом Ирины и широко улыбнулась. Она кое-что замыслила. Совершенно ненормальное, но от этого еще больше требующее исполнения.
Именно тогда девушек и сфотографировали: только спустившихся с горки, с крепко переплетенными руками, с красными от холодного воздуха щеками и громким настоящим смехом. Излучавших что ни есть самое искреннее счастье, веселье и свободу.
Это самое любимое воспоминание Иры. Нутро немеет, когда она понимает — вероятность того, что это счастье снова повторится, становится призрачной.
Даша сидела за письменным столом, полностью погрузившись в работу. Ей удалось заметить, что она теперь не одна в комнате лишь, когда чужие руки мягко легли на плечи. Даша напряглась и сдвинула плечами, сбрасывая ладони вниз.
— Мы не можем не разговаривать вечность.
— Да? Кажется, сутки назад ты думала иначе, — девушка приложила колоссальное усилие, чтобы сосредоточить свое внимание на ходатайстве в текстовом документе, которое послезавтра она должна была в срочном порядке отправить в суд, но уже который раз перечитывала один и тот же абзац. Даша смирилась: она в самом деле не сможет работать, пока они не поговорят.
Она отодвинула кресло на колесиках и встала.
— Хочу кофе. На диване ужасно неудобно спать.
Кофемашина призывно заурчала, выдавая две порции крепкого американо. Ира не знала, с чего начать, а Даша, как объяснить все, что ее гложет.
— Мы же мечтали, что после окончания твоего срока переедем к тебе в город. Ты сама хотела этого, — обвинительным тоном начала Саркисова, обжигая горло черным напитком. Они сидели по разным углам стола и напряженно вглядывались в друг друга.
Темные брови сдвинулись на переносице.
— Я не знала тогда, что мне предложат такую должность, — простота и честность, по мнению Вознесенской, должны сработать и все уладить.
— Ты настолько сильно хочешь ее?
«Она нужна тебе больше меня?!»
Честность. Остается честность.
Женщина так же сделала глоток, и вкус ей не понравился, хотя это ее любимый сорт зерен. Даша никогда не забывала и покупала лишь такие в кофейне внизу.
— Это мой второй шанс, третьего не будет.
— Почему ты так думаешь, тебе всего сорок, — изумилась Даша. В ее понимании это как раз самый лучший возраст — расцвет сил.
— Даша, мне
уже сорок. Половина моей жизни осталась позади, и если я сейчас откажусь от предложения, то до конца своих дней придется быть простой заведующей кафедры и только, — сдвинула плечами Ирина, отводя взгляд от шоколадных глаз. Будто если озвучить эту цифру в голос, Даше наконец-то дойдет, какая между ними возрастная пропасть, и решит, что это для нее слишком. Однако возраст никогда не пугал Саркисову, ее настораживало и стопорило кое-что другое.
— Действительно, вот это понижение, — протянула она, также утыкаясь взглядом в чашку. Витавшая до этого напряженность ни во что не ставилась с тем, что творилось между ними сейчас.
Они вместе чуть больше года и за это время лишь несколько раз ссорились по-крупному. Последнее время все препирания сводились к работе, к тому, что Ира снова начала пропадать. В один из зимних вечеров, когда они в очередной раз спорили, Ира в сердцах выкрикнула:
— Ты видела, с кем заводишь отношения, я тебя сразу предупредила! Если тебя что-то не устраивает — я не держу.
Доля горькой правды в ее словах убивала, и Даша в самом деле подумала, что ее предупреждали. Она видела отдачу Иры своей профессии, она знала, как важен для нее карьерный рост, и самое главное — Даша знала, что именно увлеченность работой разрушила предыдущий брак Иры. Она действительно все это знала и все равно нырнула в манящий омут с головой. Так какие тогда претензии?
Конечно, спустя пару часов Ира остыла и несколько раз извинилась, пообещала уделять больше внимания. Даша простила, забыла, но осадок остался. Через неделю они улетели в Барселону, и все окончательно стерлось в пыль.
— Я не понимаю, что тебя не устраивает. Ты же сама говорила, что хотела бы пожить в Европе! Что тебе нравится местная атмосфера, возможность не скрываться, — черные кудри подпрыгнули, когда Ира вскинула голову, найдя соломинку, за которую могла уцепиться, чтобы убедить Дашу.
— Об этом ты думала, когда принимала решение за нас двоих? Ты не могла представить, что я откажусь? — Даша с вызовом смотрела в бушующее море, принимая все подступающие к ней высокие волны. Ее глаза распахнулись еще шире, когда она поняла, что оказалась права в своей случайной догадке. — Блять, ты правда даже не рассматривала такой вариант…
Она разочарованно помотала головой, поднимаясь из-за стола. О чем еще говорить. Следовало допечатать ходатайство.
***
В таком молчаливом напряжении пролетела неделя. Они все меньше проводили времени дома и все больше в своих кабинетах. Даша посмотрела на календарь и содрогнулась. Завтра Ира едет к Президенту, чтобы дать ответ на его чертовски великодушное предложение. Такая себе сатисфакция с его стороны. Мерзко.
Сегодня Ира попросила заехать за ней в Офис, так как услугами водителя и предоставленной рабочей машины она отказалась еще несколько недель назад, а Даше как раз нужна была практика перед тем, как она наконец-то купит свою машину. Вознесенская любезно предоставила свой дорогущий Порше для тренировок на нем перед тем, как Даша купит свой бюджетный Ниссан. Впервые сев за руль элитного внедорожника, девушка испугалась, что ее хватит сердечный удар, когда она случайно нажала на кнопку обрызгивателей лобового стекла вместо поворотника. Спустя месяц она ощущала себя уже намного увереннее за рулем и время от времени брала машину в таких ситуациях, как сегодня.
Припарковавшись у знакомого здания, сердце наполнила тоска. Как бы там ни было, это место дало ей многое. Саркисова захлопнула дверь машины, включила сигнализацию и пошла ко входу.
Пропуска естественно у нее не было, но старик-охранник по старой памяти пропустил ее через турникеты.
В приемной никого не оказалось, и Даше это было только на руку. Она уверенно распахнула дверь кабинета теперь уже официально бывшего Генерального прокурора.
Не ожидавшая ни от кого подобной дерзости Вознесенская дернулась и непонимающе уставилась на Дашу.
— Могла просто позвонить, — буркнула женщина, убирая в коробку последнюю книгу с пустой полки.
— Не могла, мы кое-что не выполнили, — Даша хитро улыбнулась и щелкнула замком.
Приблизившись к озадаченной Ире, она в последний раз оглядела кабинет: портрет Президента на месте, стол на месте, флаг висит. И на бывшем прокуроре сегодня очень кстати был надет зеленый свитер крупной вязки и свободная юбка-плиссе.
Первыми улетели ботфорты, пока Даша со всей страстью терзала податливые губы Иры и усаживала ее на стол, разводя параллельно своей ногой бедра женщины в стороны. Ира сразу разгадала план Саркисовой, но наплевала на все принципы и обвила руками тонкую шею любимого человека и торопливо принялась снимать с нее курточку, а затем и водолазку.
И когда до пика оставались считанные секунды, Вознесенская закинула ноги на плечи девушки, и взгляд невольно пал на висящее фото над ее столом. Но она не хотела смотреть на него; единственное, что ей хотелось видеть, кончая, это потемневшие карие глаза. Она отпустила себя и сразу пошла ко дну, громко выкрикивая любимое имя.
В планах Даши оставался еще изумрудный диван.
***
— Сверни на заправку, — скомандовала Ира, подкрашивая губы блеском в зеркало на козырьке.
Час назад Даша забрала Вознесенскую из здания Администрации Президента. Она с силой сжимала руль и давила на педаль тормоза, боясь задать вопрос, на который боялась услышать ответ. Они так ни к чему не пришли. Даша чувствовала груз ответственности, который взвалила Ира, по сути перекладывая решение по поводу их отношений в будущем на нее одну. Ведь Вознесенская уже давно сделала свой выбор. И приняла она его не сейчас, а много лет, когда еще разводилась с бывшим мужем.
Будучи совершенно растерянной и без малейшего понятия, как поступать, Даша позвонила сначала отцу, а потом лучшей подруге. Но к ее огромному сожалению, ни один из этих разговоров не облегчил ей задачу.
«Делай так, как будет лучше для тебя. Я поддержу твое любое решение» — посоветовал отец. Даша разозлилась. А знала ли она сама, как будет лучше?
Катя же выдалась более разговорчивой и выдала целый эмоциональный спич, почему такие важные решения она должна принимать исключительно в паре с Ирой, а не с ней. Правда, Авдеева тогда не знала, что они с Ирой не общаются нормально уже больше недели. Последнее, что успела еще сказать Катя — то же самое, что сказала сама Даша в тот роковой вечер Вознесенской:
«Зачем ты спрашиваешь меня, если глубоко в душе ты уже приняла решение?»
Поэтому девушка разочаровано проворчала — «спасибо за самый хуевый совет» и попрощалась.
— Девяносто пятый Евро до полного, пожалуйста, — крикнула Даша молодому пареньку-заправщику и ушла внутрь на кассу. Она расстегнула куртку, остановившись у очереди.
В столицу постепенно возвращалась весна. Распускались первые цветы, зеленела трава, воздух пропитывался чем-то совершенно иным. Чем-то обнадеживающим. Но не для Даши, в ее душе до сих пор завывала снежная вьюга.
— Я подумала, что к ужину нужно купить вино. Пойду выберу, пока очередь к тебе не дошла, — как из ниоткуда вынырнула рядом копна черных волос.
— Что празднуем? — вскинула брови Саркисова, читая над кассой всевозможные акции на этот период. Она физически ощущала недовольство женщины рядом.
«Твою новую главу жизни без меня?» — чуть не сорвалось с ее губ, но она вовремя прикусила язык.
Обернувшись, Даша увидела только отдаляющую спину Иры.
Они возвращались в машину в ставшем таким привычным молчании. Удивительно, но оно больше не выглядело натянутым, неудобным или раздражающим. Молчание приняли как третьего непрошенного родственника, с присутствием которого пришлось смириться.
Ира думала о том, какой салат лучше подойдет к стейку, на автомате принимая руку Даши, когда той показалось, что шпилька на ее сапогах может попасть в решетку слива под ногами. По этой причине совершенно внезапный оклик ее имени за спиной, заставил ее и девушку застыть на месте. Саркисова сняла машину с сигнализации и также обернулась на звук, продолжая сжимать чужую ладонь в своей.
Из огромного черного Лексуса вышел невысокий мужчина тучной комплекции. Даша сравнила бы его с хинкалями, которые они ели с Ирой практически каждый вечер в Грузии, каждый раз пробуя разные варианты начинки. Такой же круглый и со складками по всему телу и лицу.
— Ирина Владимировна, позвольте с Вами познакомиться, — заплетающимся языком попросил мужчина. — Я Ваш поклонник. Столько коррупции расплодить не удавалось ни одному Генпрокурору до Вас.
Он противно хохотнул, еле передвигая ногами, но все же шаг за шагом приближался. А Даша почувствовала, как ее охватил липкий страх. Она шагнула вперед, пряча Вознесенскую за своей спиной.
— Что Вам нужно? — нервно спросила Даша, торопливо обводя глазами площадку. Стоял поздний вечер, и людей находилось немного, лишь пара машин и работников самой заправки. Мужчина подошел опасно близко. Ира молча стояла, не зная, чего ожидать. Ее тело словно налили свинцом.
— Отойди девочка, не с тобой говорят, — он выкинул свою пухлую руку в сторону брюнетки, отодвигая с силой Дашу в сторону. Он настолько резко сделал это, что Даше едва удалось удержаться на ногах, но при этом она неприятно ударилась спиной о заднюю дверь Порше. Ладонь Иры выскользнула из ее, и тепло сменилось холодом.
Дальше все, что помнила Саркисова, так это рука пьяного мужика оказывается на талии любимой, и глаза застилает туман. Всю накопившуюся за неделю злость и обиду она решает сорвать на нем, совершенно не заботясь о возможных последствиях. Даша быстро бросается вперед и со всей дури въезжает по огромной противной морде кулаком прямо в челюсть. Не ожидавший подобного мужчина пошатывается, опускается на асфальт и хватается за ушибленное место. Трезвеет моментально.
— Ах ты сука, — шипит он, сплевывая сгустки крови на асфальт и кривясь.
— Нечего трогать чужих женщин, — надменно говорит Даша и поворачивается к испуганной Ире сзади. — Садись в машину, живо!
Она видит, как из прозрачных дверей к ним выбегает огромный амбал-охранник. Ире не нужно повторять дважды. Через секунду Саркисова вжимает педаль газа в пол. Рука болит, и она молится, чтобы та не оказалась сломанной.
***
— О чем ты только думала?! А если кто-то заснял на видео? — взорвалась сразу же Ира, зло бросая связку ключей на тумбу в прихожей.
Они катятся в бездну.
— То есть тот факт, что он тебя лапал ничего не значит? — так же ядовито шипит Даша, наблюдая за тем, как Ирина пытается стянуть с лодыжек высокие ботфорты. Саркисова готова поклясться, что та надела их специально, чтобы спровоцировать, ведь Ира хорошо знала, как девушке они нравились именно на ней. Замок заело, и Даша закатила глаза, опускаясь на колени и касаясь пальцами обтянутой тонкой кожей голени. — Дай сюда, я помогу.
— Ничего бы он не сделал, — фыркнула Вознесенская, опираясь о стену, чтобы приподнять ногу и облегчить Даше задачу. — Если это разнесется по СМИ, то моя репутация… Аккуратно!
Даша резко дернула замок вниз, и ноги освободились от сапогов. Она поднялась и с болью посмотрела на Иру.
— Что ты заладила со своей репутацией. Это все, что тебя волнует?
— Да, это очевидно, — вскинула бровь Ира, проходя мимо Даши на кухню, чтобы помыть руки и начать готовить ужин.
— Зачем ты тогда начала встречаться со мной? Ведь я главная угроза твоему имиджу, карьере и репутации? — такой простой на первый взгляд вопрос поставил Иру в тупик. Она поставила вино в холодильник и достала замаринованное заранее мясо. Она сдвинула плечами и ответила просто и честно, как всегда:
— Я люблю тебя.
Розовые помидоры лежали на столешнице в компании зелени, и Вознесенская принялась их нарезать на небольшие дольки для салата. Она решила, что обычного овощного с рукколой будет достаточно.
— Но выбираешь Швецию и работу посла? — вопрос был подобный выстрелу из револьвера. Занесенный нож над ягодой замер.
— Я ничего не выбираю, — острое лезвие пронзило спелую мякоть, сок полился на разделочную доску. — Я хочу, чтобы ты поехала со мной.
— А я не хочу уезжать отсюда, Ира, — чеканила каждое слово Саркисова, отчаянно понимая, что через минуту их жизни разойдутся разными путями без возможности пересечься когда-либо. — Не хочу бросать все и ехать в неизвестность. Чем я там буду заниматься? Кого я там знаю?
Вытерев руки о кухонное полотенце, Ира медленно развернулась, и в ее глазах стояли непролитые слезы.
— У тебя буду я, а у меня ты.
— Тебе этого не достаточно. Тебе никогда не будет достаточно одной меня, — горько подвела черту Даша, стирая подушечкой пальца чужую соленую слезу, при этом позволяя своим свободно катиться по щекам вниз. Она понимала, что если сейчас не отпустит Иру, то потом ее до конца жизни будут винить в потерянной возможности.
— Ты не поедешь?
Голос Иры был тихим, в нем тлел маленький фитилек последней надежды.
— Нет, прости.
И огонек погас, погружая их в беспросветную тьму.
Билет в Стокгольм купили на следующий день с вылетом на раннее утро будущего дня.
Всю ночь перед отлетом они занимались любовью: нежно, медленно, в последний раз. Словно это помогло бы им пережить расставание и растоптанные, как ромашки в поле, чувства к друг другу.
А утром Ира уехала, не попрощавшись толком.
Прихватив с собой все вещи и разбитое сердце Даши, как сувенир на память. Ира оставила лишь белую полупрозрачную папку на кухонном столе. Открыв ее, Даша увидела документы о передачи права владения на эту квартиру на свое имя.
Единственное, что хотелось в тот момент Даше — сжечь все, что было дорого и напоминало ей об этой женщине.
