broken

Одна из половиц неприятно скрипит под ногой, когда Ремус поднимается по витой резной лестнице на второй этаж. Как и всё в этом доме, она представляет собой едва ли не произведение искусства. Тонкая резьба по темному дереву, гладкость дорогого лака для покрытия, чуть стертые десятилетиями хождения ступени. Люпин неуютно ведет плечом, быстро проходя мимо места, на котором, он знает, продолжает висеть портрет Вальбурги – снять его не удалось, но они с Сириусом накрыли полотно тканью и наложили звукоподавляющие чары. Крики, которыми их встретил портрет, показали Ремусу малую часть того, что происходило здесь когда-то давно с двумя маленькими мальчиками. Они запретили Гарри заглядывать под ткань. Слава Мерлину, что тот растёт послушным ребенком. Весь дом Блэков будто бы строился под фамилию их владельцев. Темные стены, шторы, лестницы и мебель. Когда Люпин попал сюда впервые, то ощутил себя так, словно пришел в похоронное бюро, а не жилое помещение. За эти месяцы удалось сменить убранство нескольких комнат на более светлые тона, но Ремусу всё равно ещё только предстоит привыкнуть к тяжелому давлению дома. Может, когда в этих стенах начнут появляться счастливые воспоминания, станет легче. Миновав лестницу, он останавливается у одной из дверей, чтобы медленно приоткрыть её. Внутри комнаты ещё темно – синие шторы задернуты. Просторная кровать у стены, валяющееся на кресле оранжевое покрывало и старенький потрепанный нюхль на тумбочке рядом с изголовьем. Коробка с игрушками в углу, стопка книг на столе и подготовленная им самим вчера вечером одежда, ждущая своего часа на вешалке у шкафа. Только въехав в комнату, которую впервые смог назвать своей собственной, Гарри решил, что и собираться теперь по утрам будет сам. Ребенок с большим энтузиазмом продолжает обставлять свое пространство и Люпин рад этому. Он переживал, что переезд в совершенно непохожее на дом Лайелла место будет большим стрессом. Мягко улыбнувшись, Ремус осторожно проходит и садится на край кровати. В коконе белого одеяла с узором из квоффлов, бладжеров и снитчей виднеется взъерошенная макушка. Он протягивает руку, чтобы убрать упавшие на лицо черные лохматые пряди, и Гарри недовольно вздыхает в полусне. – Давай, просыпайся, – ласково журит Люпин, – вчера ты сказал, что хочешь с утра успеть к дедушке. Это срабатывает, и Гарри, наконец, открывает заспанные глаза, чуть подслеповато щурясь. Зевает, принимается возиться в постели так, чтобы ткнуться головой Ремусу в бедро, и Люпин поглаживает его привычно по волосам. До четырех Гарри постоянно лез на него в поисках прикосновений и только пару лет назад эта тактильная гиперактивность начала потихоньку уменьшаться. Широко зевнув, он, наконец, садится на постели и детским движением чешет глаз кулаком. – А мне можно будет сегодня остаться у Рона? – Если его родители не будут против, – отвечает Ремус, протянув Гарри очки, и поднимается, чтобы направиться к двери, – давай умывайся, мы ждем тебя внизу. И поторопись, пока Сириус не съел один из твоих подарков. Зеленые глаза Гарри тут же распахиваются шире за стеклами очков. Он улыбается, кивает и так резво выбирается из постели, что едва не падает, запутавшись в одеяле. Люпин со смешком закрывает дверь, чтобы спуститься. Снова старая лестница, накрытый тканью портрет. Наверное, самая неприятная часть этого жилища. Здесь же постоянно болтается и Кикимер, оставшийся даже после того, как Блэк освободил его, едва войдя в дом. От этого эльфа Ремус уже успел наслушаться лекций про недостойных темных существ и полукровок, благо домовику хватает ума не говорить такого при Сириусе. Со скрупулезной сосредоточенностью Кикимер околачивается у портрета хозяйки, скучая, наверное, по её милости и доброте. Каждый раз, обнаруживая эльфа на лестнице, Сириус неимоверно бесится. Он вообще не хочет говорить с домовиком, бормочущим постоянно что-то о медальоне, и до сих пор не побывал в комнате брата, только время от времени останавливаясь у двери с выведенными на темном дереве Р.А.Б. В такие моменты, натыкаясь на Блэка в длинных узких коридорах, Люпин уже не чувствует, что перебраться сюда после смерти Вальбурги было хорошей идеей. Слишком много плохих воспоминаний, впитавшихся в стены. Хотя оставаться в небольшом домике отца тоже было проблематично – Гарри взрослеет, ему нужно больше пространства. Уж здесь пространства хоть отбавляй. Ремус никогда бы не подумал, что будет жить в самом центре Северного Лондона. Весь первый этаж имения по площади как три дома Лайелла. Просторные комнаты, огромная кухня и столовая. Где-то в другом крыле есть даже целый банкетный зал, в котором когда-то благородная семья Блэк устраивала приёмы высокопоставленных гостей. Громадно. Неуютно. Люпин говорит себе, что ему просто нужно привыкнуть. От шагов отдается слабое эхо, когда он поворачивает в сторону столовой, где на него тут же совершается нападение в виде выскочившего из-за угла Сириуса. Ремус даже не дергается, когда чужие руки резко обвивают его сзади. – У меня чуткий слух, Сириус. Я слышал, как ты там пыхтишь, еще с лестницы. – Держишь ухо востро, я помню, – бормочет Блэк позади и отпускает его, чтобы обойти и заглянуть в лицо, – разбудил? – Он умывается. Я пригрозил, что ты все съешь, если он не спустится в ближайшее время. Сириус позабавленно приподнимает брови, и Ремус в который раз засматривается на черты его лица, на уложенные мягкие волосы и светлую рубашку, надетую по случаю праздника. Блэк это, конечно же, замечает. Улыбается довольно, приближаясь вплотную, и кладет свои ладони на чужие бедра. Ремус опускает голову, чтобы остановиться в сантиметрах от теплых губ. Сверлит их взглядом. – Сейчас Гарри спустится. – Мы услышим шаги, – отвечает Сириус, приподнимая подбородок, – он и так уже сто раз видел, как мы целуемся. – При нем мы чмокаемся, а не целуемся. – Тем более. Нужно нацеловаться на день вперед. Не дав возразить, Сириус вплетает пальцы в медовые пряди и склоняет голову Ремуса ниже, сокращая то немногое остававшееся между ними расстояние. Губы его теплые, мягкий язык настойчиво углубляет поцелуй, и Люпин податливо позволяет ему это, обхватывая чужие плечи ладонями. Прикосновения приятные, расслабляющие. Ремус плавно поднимает ладонь выше, чтобы положить её на чужую шею. Под пальцами стабильно и сильно бьётся жизнь. Хлопок двери. Быстрые шаги. Скрипнувшая под ногой ступенька. Лизнув коротко напоследок чужую нижнюю губу, Сириус дарит Люпину потяжелевший свинцовый взгляд и отстраняется. Как ни в чем не бывало, принимается осыпать забежавшего в столовую счастливого Гарри поздравлениями, пока Ремус позади пытается пригладить всколоченные чужими руками волосы и выровнять дыхание. На кухонном столе уже выставлен большой красивый торт. Бока слеплены в форме маленьких чешуек, а сверху – подробная фигурка дракона, изрыгающая пламя и рассержено хлопающая крыльями. Когда они забирали торт с утра, Сириус выглядел счастливее и довольнее ребенка. К каждому дню рождения Гарри Блэк готовится с таким усердием, что порой Ремусу приходится останавливать его от слишком безумных идей. Рядом с тортом: огромная упаковка шоколадных лягушек (они берут её каждый год, потому что Гарри любит раздаривать их всем Уизли на праздновании), пастуший пирог и упакованная в коробку для сохранности метла. Люпин настоял на том, чтобы уроки полётов начались только с семи лет. Гарри оставалось только тоскливо наблюдать за пируэтами Сириуса и старших Уизли, что время от времени летали над лужайкой Норы. Сейчас же его глаза загораются радостью, когда он видит длинную коробку, занявшую почти весь стол. В новеньких джинсах, темной футболке и желто-красной клетчатой рубашке, с круглыми очками и взъерошенными волосами он на мгновение так похож на Джеймса, что Люпин тяжело сглатывает, тут же заставляя себя избавиться сейчас от этой мысли. Ничто не должно омрачать этот день. Гарри поднимает на них лучащийся надеждой и восторгом взгляд. – Это она? Это метла, да? Это же метла? Ремус не может сдержать позабавленного смешка. Подходит к Сириусу, приобнимая его за бок, и отвечает ровно: – Это можно узнать только одним способом. Чувствуя ответное касание на спине, Люпин наблюдает за тем, как Гарри распаковывает коробку. Как едва ли не подпрыгивает от радости, осторожно касается новенькой метлы с лакированной ручкой и несется к ним, чтобы обнять, без конца повторяя «спасибо». День насыщенный: им нужно заехать к слегка приболевшему Лайеллу, после чего отправиться к Уизли и подготовить там все. Праздновать дни рождения в Норе уже стало традицией – места там много, и дети находят себе занятие на открытом воздухе. Они берут с собой много заранее купленной еды, чтобы Молли не принялась готовить на армию, изводя все свои продукты, и трансгрессируют привычно в нужное место. Вокруг суетливо. Гарри тут же убегает хвастаться Рону подарком, приехавшие на лето старшие дети принимаются помогать им расставлять еду на предварительно подготовленные столы, а Артур утаскивает Сириуса на какой-то важный приватный разговор, наверняка касающийся дел в Министерстве. Ремус следит краем глаза за всеми, радуясь, что полнолуние ещё не скоро, а, значит, сил и терпения у него достаточно. Лунное зелье, что Сириус закупает для него, Люпину придется начать пить только через несколько дней. Он морщится, вспоминая, каким заторможенным и апатичным становится от него, но это все же лучше, чем терять разум на всю ночь, пока волк калечит себя. Привычная атмосфера доброжелательной кутерьмы окутывает с головы до ног, и только к вечеру, когда дети слегка угомонились и все с удобством устроились на лужайке у дома, Люпин выдыхает, расслабляясь. Откидывается плечом на спинку старенького диванчика, вытащенного из заваленного хламом сарая, и находит рукой чужую теплую ладонь. Сириус, наблюдающий, как Чарли с Биллом учат Гарри простейшим движениям на метле, тихо улыбается. Глаза его светятся, сверкают с отражением огней как маленькие звезды. Зажатая в свободной руке бутылка с пивом издает забавное бульканье, когда Блэк отпивает из неё немного. Движение кадыка, влажные губы со скользнувшим по ним кончиком языка. Ремус бездумно продолжает смотреть, пока Сириус не поворачивает к нему голову. Голос его тихой патокой ложится на сознание, приятно окутывая мягким теплом. – Ты пялишься. – Да, – тихо подтверждает Люпин, переплетая их пальцы, и чуть выдыхает. Одна несчастная бутылка пива, что Молли всучила ему после того, как Гарри попросился переночевать у неё, заставляет язык работать быстрее, чем мозг, – потому что ты красивый. Вокруг глаз Сириуса собираются едва заметные морщинки-лучики, когда он довольно улыбается, немного склоняя голову вбок. От этого движения несколько темных прядей соскальзывают ему на щеку, и Ремус тянется свободной рукой, чтобы убрать их, заправить обратно за ухо. Касается большим пальцем щеки. Чужая кожа приятно теплая. В вырезе расстегнутой рубашки виднеется линия одной из татуировок. Внутри Люпина что-то тянет и слабо ноет от тягучей нежности. Хочется схватить Сириуса и сильно прижать к себе, но он только целует их соединенные ладони. – Ты тоже очень красивый, – шепчет Блэк в ответ, склоняясь ближе, касается губами виска Ремуса, сжимает их руки сильнее и добавляет почти неслышно, – мой Лунатик. Люпин прикрывает глаза, глубоко вдыхая родной запах с примесью шоколадного торта и хмеля, и растворяется в ощущении этого дня. Спокойствие, приятная усталость, радостные возгласы Гарри неподалеку и тепло Сириуса рядом. Все хорошо.