Разреши мне касаться

«Я хотел бы казаться Кем-то нужным и смелым Разреши мне касаться…» © Немного нервно

      Лагерь третьей дивизии накрыла завеса дождя. Жгуче-холодного и такого частого, что на десять шагов вперед не было видно ничего. Стоило выйти из палатки, как одежда промокала до нитки, а холод пробирал до костей.       Какаши с сомнением посмотрел через маленькое круглое зеркало на самодельную повязку на боку. На бинтах уже начали расплываться кроваво-красные разводы. Все же он не медик и залепил не очень глубокую, но неприятную рваную рану, оставленную внезапно выросшим из-под земли мутантом, как умел. Идти сейчас со своей царапиной в палаты к медикам, когда ирьёнины из последних сил боролись за жизни менее везучих товарищей, было бы странно. Взяв со стола белую тканную липкую ленту, оторвал зубами два куска и накрест залепил начавшую отваливаться повязку. Ещё немного продержится.       Водолазка была влажной и неприятно холодила кожу, но высушить вещи в таких условиях было почти не возможно. Все обогреватели нужны были раненным. Шум дождя по толстому брезенту усилился. Погода грозилась смыть лагерь в угоду их противникам. Какаши опёрся ладонями о стол и оглядел карту с отметками расположения сил союзной армии шиноби. Сейчас его дивизия временно воссоединилась с тылом, чтобы можно было оказать помощь раненым и хотя бы немного восстановить собственные силы. Тусклый жёлтый огонек масляной лампы — единственного источника света — затрепетал, заставляя тени вытягиваться и дрожать. Какаши отвлёкся на него и стоящую рядом маслёнку. Вроде бы недавно заправлял. Снова перевел взгляд на карту и свои руки.       Руки были в крови. Липкая бордовая почти до черноты и ледяная, она расползалась от кончиков пальцев по ладоням и запястьям. Постоянно преследующий его призрак — бесформенное чудовище, вросшее в его тень — подняло подобие головы, оскалилось в зубастой улыбке, задышало металлически-сладковатым запахом над ухом и сжало плечи острыми когтями. Волосы на затылке встали дыбом, он словно наяву ощущал движение воздуха. Ладони зачесались. Неистово захотелось помыть руки, оттереть, если потребуется, до костей. Но он прекрасно знал, что кровь на его руках не смыть. По спине ручьём лил холодный пот, и дышать стало почти невозможно, получалось только хватать ртом воздух. С пальцев капало на пол так, что под ногами уже растеклась лужа. Кровь облизала ступни, вцепилась в щиколотки. Монстр за спиной шипяще рассмеялся.       «Вот мы снова и свиделись, Накамагороши Какаши. Сколько товарищей ты потеряешь в этот раз?»       — Какаши-сенсей? — позвал робкий и тихий девичий голос. Он был приглушён бесконечным шелестом дождя, намокшей откидной дверью в палатку и нарастающим белым шумом в ушах. Чернота отпрянула, повернула отвратительную морду на звук и нехотя исчезла, вновь спрятавшись в его тени.       — Сакура? — Какаши, передёрнув плечами, стараясь стрясти с себя ужасный морок, прошёл ко входу в палатку и рукой отодвинул брезент. В тамбуре стояла промокшая до нитки Сакура, бледная, с синими от холода дрожащими губами. Яркие зелёные глаза горели каким-то больным огнём. — Заходи быстрее.       Девушка юркнула внутрь. И, стоило ей это сделать, как снаружи недовольно заворчали небеса, добавляя к мелодии трещетки дождя барабаны грома. Пока очень далёкого. Повезёт, если гроза пройдёт стороной. Бесконечного ливня уставшим шиноби и так более чем достаточно.       — Зачем ты пришла? — спросил он, оглядывая убежище в поисках хоть чего-то сухого. С потемневших розовых волос капало. Она застыла посреди, сцепив руки в замок и уставившись в пол. — Что случилось?       — Сегодня… — почти шёпотом проговорила Сакура, с трудом шевеля губами. Какаши застыл столбом прямо за её спиной, сжимая в руках небольшое полотенце для лица, единственное сухое и без кровавых разводов. — Я… многих не смогла спасти.       Плечи опустились, голова склонилась ещё ниже, она внезапно стала казаться очень маленькой. Его ледяные ладони обожгло теплом, которое прогоняло липкое ощущение бордово-красного, очищало. Захотелось прикоснуться. Рука поднялась вверх и застыла в воздухе, потому что Сакура внезапно выпрямилась, расправила плечи и спину, словно кто-то к ней палки привязал, подняла голову чуть выше чем надо, смотрела почти в тканевый потолок.       — Простите, — на выдохе сказала девушка. — Извините, пожалуйста, Какаши-сенсей. Я не должна была приходить к вам со своими проблемами. Я… мне… просто нужно было вас увидеть.       Капли воды с откинутых с лица волос скатывались за ворот жилета, теперь казавшегося очень грубым и громоздким для её фигуры, а по щекам текли слёзы.       — Извините.       Какаши поспешил встать к ней лицом, накрыл голову полотенцем так, чтобы ткань прикрыла глаза, и обнял дрожащими руками. Стоило ей уткнуться носом в его грудь, как девушка выдохнула, расслабилась, в ответ сцепила руки за его спиной, смяв влажную ткань водолазки. Потревоженная рана на боку отозвалась болью, словно кто-то ткнул в неё раскаленным штырём, но это были мелочи. Важнее было отогнать поднявших головы монстров, прятавшихся по тёмным углам. Сакура немного вздрагивала, хватая ртом воздух, а он успокаивающе гладил её по спине. Их тени сплелись на тканевых стенах, искорёженные и трепещущие.       «Как это мило, Какаши. — Зашептала на ухо тень, и он готов был поклясться, что видел из темноты глаза, взгляд которых мог парализовать. Холодные, равнодушные и бесчувственные. Это были его глаза. — Хочешь утешить её? Обмануть? Зачем тебе это? Сколько бы ты ни отмаливал свои грехи — ничего не выйдет».       Какаши, как последний трус, зажмурился и чуть сильнее прижал к себе Сакуру. Они стояли так до того момента, пока огонёк в лампе не стал более тусклым. Масло прогорало.       — Не нужно за это извиняться, — нарушил тишину Какаши, всё так же гладя бывшую ученицу по спине. Голос от долгого молчания стал хриплым. Сакура грустно взглянула на него снизу вверх. Полотенце съехало в бок, открыв обзор на покрасневшую кожу под глазами и красный нос. — Ты молодец. И я уверен, что ты сделала всё, что было в твоих силах. Ну же…       Он, ухватившись за её предплечья, аккуратно отодвинул девушку от себя.       — Давай-ка снимем жилет. Холодно.       Сакура покорно дернула молнию, а Какаши подхватил соскользнувшую с острых плеч экипировку и повесил на крючок у входа. Теперь она теребила в руках полотенце и хмурилась.       — Я думала, что была готова, — проговорила она более твердым голосом и провела тканью по лицу, будто пытаясь стереть остатки чего-то неприятного, что видела только она.       — К такому никогда не будешь готов, — покачал головой Какаши и вновь взглянул на свои руки. Крови не было, всё еще ощущалось тепло.       — Сенсей, — она вперилась в него взглядом, отдающим золотом в неверном свете. — Можно я побуду немного с вами?       — Конечно. — Согласился он, при этом так и не смог понять, кому из них двоих больше нужна была поддержка: сражающейся ли с новыми страхами Сакуре, или ему, вновь встретившемуся лицом к лицу со своими прошлыми.       Сакура присела на краешек кровати и принялась вытирать волосы, словно зачарованная смотря на подрагивающий огонёк. Какаши припомнил, что у него где-то должна была быть горелка и баллон с газом. Можно приготовить немного горячего чая, чтобы быстрее согреться. Вроде бы он лежал в рюкзаке, который валялся неразобранным возле кровати. Стоило нагнуться, как потревоженная рана напомнила о себе резкой болью и ощущением расплывающейся по коже и ткани теплотой, открылась и начала кровоточить. Повязка не справилась.       — Вы ранены! — Сакура конечно же заметила, как он замешкался и притронулся к начавшему расползаться темному пятну на ткани.       Девушка отложила полотенце в сторону, подошла и аккуратно задрала вверх край водолазки, угрюмо осмотрела промокшую от крови небрежную перевязку. Какаши не препятствовал.       — Небольшая царапина, — как можно беззаботней ответил он, получив в ответ возмущённый взгляд.       — Вы почему сразу в медпункт не обратились? — Сакура потянула его за руку к кровати и заставила сесть. — Снимайте.       — Потому что, — Какаши помедлил, но всё же, морщась от неприятной ноющей боли, стянул с себя одежду. — Мне не так оперативно была нужна помощь медиков.       Девушка промолчала, видимо, приняв его решение позаботиться о себе в последнюю очередь, когда другие нуждались в лечении намного больше. Сакура повертела головой в поисках аптечки, которая обнаружилась раскрытой на столе. Бутылки с антисептиком как раз хватило на то, чтобы обработать сначала свои руки, потом рану.       — Вы наш командир, — тихо проговорила она, сконцентрировав лечебную чакру в ладонях и поднося их к очищенной открытой ране. Кровотечение почти сразу же остановилось, пульсирующая боль постепенно затихала. Какаши даже прикрыл глаза, согреваясь только лишь от ощущения теплого покалывания при лечении.       — Вы все мои товарищи, — глухо ответил он. Чуть повернулся, чтобы видеть сосредоточенную Сакуру и то, как под ее ладонями медленно затягивалась рана, обрастая нежной розовой кожей. На этот раз на его теле не прибавится шрамов. — И каким я буду командиром, если не смогу… вас уберечь, насколько это возможно?       Последнее предложение далось с трудом, особенно если вспомнить то, что война безжалостна. Ему ли не знать. Ехидный смех снова прошелестел по углам — призраки не ушли, а ждали возможности накинуться на него. Единственное, что их останавливало — это присутствие Сакуры и желание Какаши не дать ей стать пищей для тех же монстров, что преследовали его.       — Я понимаю это, — голос девушки дрогнул. Она закончила лечение и прикоснулась пальцами к только что зажившей коже, опустила руку. — Но мне страшно.       Лампа отсчитывала последние минуты жизни. Сакура вперила взгляд на свои руки, сжимающие ткань форменных штанов.       — В последнее время мне кажется, что я не жива. Что я — призыв Эдо Тенсей. — Подняла на него больные глаза и Какаши внутренне содрогнулся. Монстры зашептали о том, что скоро будет им пир. За спиной Сакуры вытянулась длинная тень. Казалось, еще немного, и набросится.       — Ты жива. — Какаши коснулся ладонью её щеки. Кожу словно огнем обожгло, и темнота рассеялась.       «Надолго ли?»       Позвоночник сковало холодом, температура, которая немного поднялась от дыхания двух людей в тесном пространстве, вновь опустилась, еще немного и всё вокруг начнет заиндевать. Только руке было тепло.       — Жива. Не говори такого больше, пожалуйста.       Сакура прикрыла глаза и неожиданно потёрлась щекой о его руку. Лампа медленно погасла, погрузив их в темноту. Монстры почему-то молчали, шелестел дождь, стучало сердце и были различимы невесомые звуки дыхания. Матрас прогнулся — это Сакура придвинулась к нему ближе. Его правый глаз, ещё не привыкший к темноте, видел только очертания, но Шаринган с лихвой всё компенсировал. Какаши зажмурился, чтобы не видеть, потому что происходящее было больше похоже на бред его воспаленного сознания.       Тонкие холодные пальцы провели вдоль края ткани маски и спустили её к подбородку. Губы приласкало теплым дыханием, а затем причудился поцелуй. Трепетный и осторожный. Какаши открыл глаза и увидел перед собой её лицо. Сакура смотрела на него, пыталась что-то разглядеть, но потом оставила это занятие и вновь качнулась вперёд, прижавшись губами уже более уверено. Нет, это была не причуда. Она действительно его целовала. Мысли и чувства устремились к энтропии, тело почему-то отказывалось двигаться. Мышцы стали мягкими и безвольными. Поцелуй обжигал, от этого прикосновения по телу распространялось тепло, заставляя притаившихся монстров с недовольным шипением исчезнуть. В палатке кроме них двоих не осталось больше никого.       Сакура чуть отстранилась и ткнулась своим лбом в его лоб. Их носы соприкасались, а дыхание смешивалось и воздух был один на двоих. На самых задворках сознания, сквозь хаос бесполезных мыслей и обрывков фраз, которые хотелось сейчас сказать, проблеском вспыхнул вопрос: «Что происходит?». Это то, что он хотел спросить, но вместо этого поцеловал в ответ. Порывисто. Потому что это было одним из самых безрассудных действий, которые он совершал за всю свою жизнь. И Какаши не льстил себе, на всём своём пути он делал много глупого, а то, что происходило — грозило взойти на пьедестал собственного идиотизма. Отчаянно. Потому что, как бы он ни старался закалить себя и свой характер, ему всё ещё было страшно, тоскливо, невыносимо, и Какаши понимал, как отчаянно и остро нуждался в ком-то. И так же отчаянно хотел быть нужным кому-то.       В тяжелом влажном воздухе вдруг отчетливо запахло антисептиком — это упала бутылка с остатками, которую Сакура случайно задела ногой, когда полностью залезла на узкую кровать и села к нему на бедра. Поцелуй ненадолго прервался и был шанс прекратить созданное безумие. Но нежные руки скользнули по его напряженным плечам, нашли сбившуюся на шее маску и стянули через голову. Какаши внезапно почувствовал себя беззащитным и полностью голым. Пока ткань все еще ощущалась на коже, была надежда на то, что он сможет всё остановить. Это необходимо было сделать. Горящие от поцелуев губы слушались плохо — зачем им шевелиться и издавать звуки, когда так приятно было нежиться о пухлые девичьи?       — Саку…       Она не дала ему возможности что-либо сказать. Сакура обвила его шею руками, прижалась тесно-тесно и поцеловала, слегка втянув в рот нижнюю губу, скользнула по ней языком. И Какаши сдался. Стиснул её узкую талию руками, притянул к себе, впечатав в грудь, вызвав удивлённый внезапным страстным порывом вдох, который позволил их языкам встретиться в медленном прикосновении-узнавании. В голове всё плыло, как будто бы он был пьян, хотя не пил и капли алкоголя. Сердце — которое минуты назад было скованно холодным липким страхом — барабаном било по ушам, разгоняло кровь и согревало. Тело покалывало от напряжения, но это ощущалось как ни с чем не сравнимое удовольствие.       Легкий сквозняк, который пробрался от резкого порыва взревевшего снаружи ветра, вызвал дрожь по голой коже. Влажная одежда прижавшейся к нему Сакуры внезапно показалась ужасно холодной. Зато под тканью тело пылало жаром. Какаши поддел край ее водолазки и потянул вверх, а она безропотно позволила себя раздеть.       Надо было бы остановиться. Но вместо этого его ладони гладили тонкую девичью талию, спину, вдоль позвоночника и вниз, к тому замечательному переходу между узостью и широтой с плавным изгибом в пояснице. Сакура придвинулась к нему теснее, ведомая легким нажатием ладоней, ёрзая бедрами и задевая эрекцию. Стоило ощутить это трение, как Какаши резко втянул носом воздух и замер, стараясь призвать к порядку остатки разума. Хвалёный самоконтроль сбоил так, что искры летели, пальцы подрагивали, слегка сжимая нежную упругую кожу на ягодицах сквозь тонкий хлопок нижнего белья. Насколько можно было отключить голову, чтобы даже не заметить, как сам залез в штаны собственной ученице? Эта мысль немного отрезвила.       Какаши попытался отстраниться, с трудом заставляя двигаться тело, которое ни в какую не хотело покидать приятный источник тепла. Сакура схватила его за запястья и сильнее прижала руки к себе, вздохнула и положила голову на плечо, горячо задышала в шею, заставляя разум затуманиться.       — Пожалуйста, — услышал Какаши тихий шёпот. Повернулся к ней, а девушка, словно почувствовав его взгляд, подняла голову. Шаринган позволял ему видеть её, отчаянно решительную и вместе с тем напуганную. Это лицо он запомнит до конца своих дней. — С вами очень тепло.       И ошибку эту он тоже запомнит до конца своих дней.       Какаши качнулся вперед, накрывая податливые губы своими. Наверное, они уже были ярко-розовыми от поцелуев, но темнота искажала всё. Делало нереальным, ведь даже Шаринган давал только возможность видеть без цветовосприятия. Видеть и запоминать. Дорисовывая остальное воображением. Например, можно было бы представить, что помимо желания прогнать страхи и почувствовать себя живой, Сакуре он был хотя бы немного приятен. Какаши прикрыл глаза, отгораживаясь от истинного положения вещей темнотой сомкнувшихся век. Она отпустила его руки, и он, воспользовавшись этой свободой, приподнял лёгкую девушку за бёдра и уложил на скрипнувшую от двойной нагрузки кровать. Сакура вцепилась пальцами в его плечи, удивленная резкой сменой положения. Какаши ожидал, надеялся, что она испугается и попросит остановиться, но этого не произошло. Наоборот, ее ладони ласково погладили по рукам и скользнули на спину, притягивая к себе ближе. Поцеловала, выгибаясь навстречу шарящим по её телу ладоням. Застонала, стоило ему накрыть одной рукой её грудь и слегка сжать. Стон этот вибрацией прошёлся по всему его телу. Теперь о самоконтроле и речи быть не могло.       Жарко, словно в палатке каким-то чудом появился обогреватель. Шума дождя и шёпота теней не было слышно. Единственным звуком были лишь дивные стоны Сакуры и отбивающий ритм в ушах ток крови: музыка, способная вводить в транс и показывать чудесные видения. Например такие, в которых девушка выгибается и приоткрывает рот от удовольствия, когда он, с трудом разобравшись с застежкой на спортивном топе, снял его и с наслаждением вобрал в рот твердый сосок, приласкал языком и губами. Ей понравилось. Сакура, показалось, даже недовольно что-то проговорила, когда он оставил прекрасную небольшую грудь без внимания и выцеловал каждый сантиметр кожи, спускаясь вниз, к уже давно приспущенным штанам и трусикам. Снял и отбросил в сторону. Отвлёкся на себя, но почувствовав нетерпеливое прикосновение к руке, вернулся к девушке.       Она притянула его к себе, вовлекая в очередной пьяный поцелуй. Разгоряченный прикосновением кожа к коже разум пьянел еще быстрее. Какаши провёл рукой между их телами, погладил живот, лобок, отмечая словно незначительную деталь, как судорожно сжались на его бёдрах её ноги, и медленно погрузил внутрь палец. Горячо и скользко. Он закрыл глаза, представляя как двигается в ней сам, медленно, погружаясь в пленительную тесноту, как она обнимает его. Эта картина была настолько яркой, что сдерживать желание более не было никаких сил. Какаши чуть приподнялся, опираясь на руку, приспустил штаны с бельём, скользнул несколько раз меж покрытых смазкой половых губ и, помогая себе рукой, вошёл внутрь.       Когда он, прорвав нетронутое никем сопротивление, со стоном удовольствия склонил голову к её шее — услышал болезненный вскрик. Тихий. Видимо Сакура сдерживалась как могла. Это хлыстом ударило по мозгам осознанием и чувством вины.       — Прости, — голос не слушался. Хриплый и прерывистый. В голове так и не прояснилось, слишком остро было удовольствие. Но теперь, хотя бы немного отрезвлённый, он мог чувствовать, как она была напряжена, как впились в его плечи сильные пальцы — пусть оставит синяки, он заслужил. Как прерывисто дышит, пытаясь отвлечься от боли. — Прости.       Скользнул губами по длинной шее выше, поцеловал. Заставил сжатые в тонкую полоску губы расслабиться, разжаться. Опустился на локоть, боясь придавить, другой рукой провёл по щеке, скуле, скользнул на затылок, притягивая ближе. И Сакура понемногу отпускала напряжение, сковавшее тело, стала мягкой, и вновь появилось тягучее взволнованное дыхание, трепетавшее на его губах. Успокоилась и заёрзала, заставляя теперь напрячься Какаши. Каждое её движение отзывалось желанием начать двигаться, но, причинять ещё больше боли не хотелось. Он точно идиот. Как он мог забыться настолько, чтобы не помнить о том, с кем решил разделить эту ночь.       — Я в порядке, — прошептала ему на ухо Сакура, словно специально задевая губами нежную кожу. Наверное, он надолго застыл в неуверенности, а она решила ему помочь. Словно в подтверждение своих слов, девушка закинула ноги ему за бёдра и притянула ближе, заставляя погрузиться на всю длину, наполняя собой.       Какаши медленно начал двигаться, приказывая себе обращать внимания на то, как чувствует себя Сакура. Он и так облажался, забывшись в собственных ощущениях и не заметил, как причинил ей боль. Но сделать это было практически невозможно. Первый толчок заставил забыться в удовольствии, второй сбил дыхание, третий выбил из ощущения реальности. Слишком давно ему не было так хорошо. Какаши застонал от наслаждения, когда, сбившись с размеренного темпа, резко поддался вперёд, встретив ответное движение бёдрами и тихий стон. Его он выпил до дна. Каждые прикосновения её рук, которые скользили по его плечам в поисках опоры и в желании прижаться ближе, станут навеки татуировками, выведенными невидимыми чернилами. Хотелось, чтобы она изрисовала его всего. Написала о том, как он ей был нужен.       Удовольствие накрыло с головой, заставило прошептать её имя. Оно почему-то звучало отчетливо громко в наполненном сбивчивым дыханием и стонами тесном пространстве. Его удовольствие теперь имело имя. Сакура. Она не ответила, только лишь сильнее прижала к себе, не давая отстраниться, и он излился в неё, всё ещё сжимающуюся вокруг и подрагивающую.       Какаши упал рядом с заполошно дышащей девушкой, пытался собраться с мыслями — ведь нужно было что-то сказать и сделать, но Сакура запретила. Словно чувствовала, когда он открывал рот, чтобы начать разговор, затыкала его губы поцелуями. И Какаши вновь сдался. Вытянув из-под себя сбитое одеяло, накрыл их обоих и притянул к себе успокоившуюся девушку, которая почти сразу же уснула, убаюканная теплыми объятиями. Какаши не спал всю ночь, охранял ее сон от монстров, что притаились в темноте.       Она встала с рассветом. Осторожно села на узкой кровати, боясь разбудить притворявшегося спящим Какаши. Нашла вещи, разбросанные по полу, быстро оделась и выскользнула из палатки.       Дождь закончился, а Сакура ушла, чтобы на невыносимо долгих два дня исчезнуть из его поля зрения.       Она пришла к нему на третий день.       Пришла вовремя, как раз тогда, когда Какаши в очередной раз пытался морально себя изничтожить. Таким гадким он себя ещё не ощущал. Сидел на кровати, сгорбившись и зарывшись пальцами в волосы, иногда их сжимая то ли в попытках причинить боль, то ли вовсе вырвать из тупой головы.       Зашла без стука, заставив затрепетать белое полотно густого тумана, окутавшего лагерь, и встала рядом. Он увидел носки её сапог. Ещё больше вжал в плечи голову.       — Прости, — только и смог проговорить Какаши. Упрямо смотрел в пол, не в силах встретиться с ней взглядом. Случившееся было целиком и полностью его виной. Он трус, не справившийся с собственными страшилками из прошлого, и предатель, который воспользовался слабостью одного из самых близких людей, чтобы удовлетворить собственное желание. Глупое-глупое желание.       — Вам не за что извиняться. Пожалуйста, посмотрите на меня. — Попросила Сакура.       Услышав её голос, Какаши отпустил свои волосы, но ладонями закрыл лицо. Нет, смотреть на неё не было смелости. Слишком боялся увидеть во взгляде упрёк и презрение. Лучше бы она его ударила.       Зашелестела ткань — это Сакура подняла руку, а Какаши взмолился об одном хорошем ударе, прямо по темечку. Но вместо этого девушка ласково провела по его растрепанным больше обычного волосам, стараясь пригладить. Рискнул и поднял лицо. Сакура робко улыбалась и с осторожным интересом его разглядывала. На щеках расцветал розовый румянец.       — Я сама так решила. И ни о чем не жалею.       Видимо, он пялился на её лицо чересчур пристально, потому что румянец постепенно набрал глубину и красок. Пальцы, приятно перебирающие волосы на его голове, дрогнули. Сакура отдёрнула руку, спрятала за спину и отвернулась, в смущении закусила нижнюю губу.       — Скажите уже хоть что-нибудь. — Взволнованно попросила она.       — Я думал, ты меня видеть больше не хочешь, — ляпнул первое, что пришло на ум Какаши и поморщился. Это звучало, как будто бы он обиженный и отверженный подросток. Ужасно. И это явно было не то, что она хотела от него услышать. Наверное, надо было сказать… А что вообще говорят в таких случаях? В книгах, которые он читал, подобного не происходило. Хотя все романтические герои могли выпутаться из любых ситуаций, сказать нужные слова. А у него в голове каша, и на ум приходит только какой-то бред. Не стать ему главным героем.       — О, нет! — встрепенулась девушка, сверкнув глазами. — Я просто… Мне чуточку — самую малость! — было неловко и… Мне надо было подумать.       Какаши внезапно для самого себя наклонился вперёд, уперев голову в её живот, чтобы скрыть свою облегчённую улыбку. Малость неловко? Да он из-за собственного поведения готов был провалиться сквозь землю, настолько глубоко, насколько это в принципе возможно, и сгореть там от стыда в огненных недрах. Радовало, что она не злилась, и, раз сама пришла, то это что-то да значило. Ведь так?       — И что ты надумала? — Какаши поднял взгляд, здраво рассудив для себя, что глупо избегать Сакуру.       — Пока не поняла, — рассеяно ответила девушка, разглядывая его лицо. Подняла руки и оттянула маску вниз. Какаши не стал её останавливать. — Мне с вами хорошо. Не прогоняйте меня.       Надо было разрешить эту ситуацию, разъяснить, что это было лишь наваждением, насланным страхами. Сказать, что это нормально — в стрессовой ситуации искать поддержки у близкого человека, пусть даже такой специфической. Можно было всё объяснить. В конце концов, кто из них двоих взрослый, кому такое испытывать было не впервой? Но, вместо этого, Какаши скосил взгляд на её руку, которую она не прятала за спиной, и спросил:       — Я могу к тебе прикоснуться?       Получил разрешение — тихое и смущённое «да».       Она приходила снова и снова, сплеталась с ним руками и ногами, шептала его имя, проникала под кожу. С каждым днём эта нужда в ней становилась всё сильнее. Наверное, нечто подобное чувствуют зависимые люди. Это страшило. Ведь любого рода зависимость — не самая полезная штука, но у него не было перед ней шансов. Сакура прижималась щекой к его груди, наверняка слышала, как быстро билось живое и горячее как никогда раньше сердце. Внутри горел огонь, и Какаши готов был отдавать его полностью, чтобы согреть холодными ночами и отогнать кошмары. Он зарывался носом в ее волосы и вдыхал их запах. Запоминал. Потому что знал: то, что происходило, никак не могло продлиться долго. Только не с ним. Какаши выжигал Шаринганом на подкорке каждое мгновение короткого счастья и ощущения того что он был нужен.       Ей.       Если эти наполненные непонятными болезненными чувствами ночи были необходимы Сакуре, он готов был это дать. Пусть и считал, что это неправильно и ненавидел себя за то, что каждый раз поддавался слабости. Иллюзии.       Рядом с ней не было крови и не было шёпота монстров.       Когда Какаши понял, во что выросла его зависимость от Сакуры, сразу же попытался подавить силой воли. Но было поздно. Избегать её было невыносимо, не прикасаться к ней — физически больно, не улыбаться в ответ на нежные улыбки и не тянуться за ласковыми руками — невозможно.       Для любви не нужны причины.       Вот же дурак. Умудрился влюбиться в собственную ученицу. Какаши призывал всю свою хвалённую гениальность и пытался анализировать. Эти чувства вызваны болезненной привязанностью из-за того, что они вдвоём постоянно находились в опасности и искали поддержку и утешение друг в друге? Да какая разница! Анализ пошел к чёрту! В этот плен он сдался без битвы. Это точно была любовь. Болезненная, тоскливая, но это была она. Маленький зеленый росток, пробившийся вдруг сквозь толщу сухой почвы. Сакура своей силой пробила там достаточно глубокую трещину. Иногда возникали мысли о том, каким он может стать, когда вырастет, и в голову лезли странные любимые метафоры Гая. О ужас, кажется Какаши начинал понимать, о чем говорил его друг. По крайней мере, одну из возможных трактовок.       Но также Какаши было хорошо известно то, что проснувшиеся осенью растения вряд ли доживут до весны. Особенно, если дело касается него. Все люди, к которым он когда-либо сильно привязывался, покидали его. Какаши всеми силами гнал от себя эти мысли и крепче прижимал к себе Сакуру. Она в такие моменты долго смотрела ему в глаза и будто без слов понимала, что его тревожило. Успокаивала. И вновь дарила надежду на то, что возможно…       Возможно…       Заморозки ударили, когда команда номер семь воссоединилась на поле боя.       Какаши усилием воли выдворил на задворки сознания вспыхнувшее и удивительно яркое чувство ревности, напомнил себе о том, что он не имеет на это права. Видел счастливую улыбку Сакуры, когда она встала плечом к плечу с Наруто и Саске, и решил для себя, что и этого ему будет достаточно. Она и так подарила ему слишком многое, то, чего он не был достоин. Поэтому нужно сделать всё, лишь бы она продолжала улыбаться.       Это решение быстро встроилось в сознание и заставило немного расслабиться, ведь теперь стало ясно, что нужно будет делать дальше — охранять чужое счастье. Уж что-что, а охранять он умел как никто другой. Но расслабляться и забываться не стоило. Когда Сакура, поддерживающая его, плохо стоящего на ногах, внезапно упала без сознания, а причина случившегося лишь холодно скользнула по ней взглядом, Какаши вдруг накрыл такой приступ гнева, которого он раньше не испытывал вовсе.       — Зачем ты так с ней?! — его ярость вызвала удивление не только у Наруто, который чуть поодаль хмурился на Саске. Последний Учиха более пристальнее посмотрел на него. Какаши собрал всё свое самообладание, чтобы успокоиться, хоть и хотелось набить глупому мальчишке лицо. По крайней мере, мысленно.       Единственное, что он мог делать в своём состоянии — это думать. Пытаться думать, если быть более точным. Когда он остался один с лежащей на земле Сакурой, паника затопила сознание, в ушах зазвенело, и дыхание начало сбиваться. Он уже готов был услышать ехидные голоса своих призраков, но они молчали. Какаши из последних сил подтянулся к лежащей без сознания девушке, провел слабыми грязными пальцами по бледной щеке, оставляя смазанные следы, поднес к чуть приоткрытому рту, ощущая слабое дыхание. Он ничем не мог помочь. Уронил голову ей на грудь, закрыл глаза и слушал слабое сердцебиение.       — Сакура, проснись, пожалуйста. — Попросил.       Сил почти совсем не было, да и на теле живого места не осталось. Погруженный в иллюзию мир ждал своей участи, которую решали на кулаках его непутёвые ученики. А их беспомощный сенсей, влюблённый, как мальчишка, в блуждающую в гендзюцу ученицу, впервые не знал, как быть и от безысходности хотелось завыть.       — Знаешь, если бы я попал в вечное Цукуёми, я бы увидел в нём тебя…       Какаши говорил, слова прорывались сквозь разрушенные отчаянием барьеры многочисленных «не». Иногда он терял сознание, а когда открывал глаза — с замиранием сердца прислушивался к очень тихому дыханию Сакуры, начинал снова что-то рассказывать, чтобы не заснуть. Грохот и колоссальные всплески чакры доносились со стороны Долины Завершения, потом и это прекратилось. Навалилась тишина. Мир застыл. И в этом мире Хатаке Какаши остался один. Настолько беспомощным и одиноким он себя еще ни разу не ощущал. И это должно было напугать до ужаса, но сил на то чтобы бояться не было. Оставалось только ждать своего исхода, лежа на спине на твёрдом камне, согревая в своей руке прохладную ладонь Сакуры.       С первым лучом солнца, особенно ярким после казалось бесконечной ночи и сумрака, глубоко вдохнула и выдохнула Сакура, слегка сжала его пальцы, вырывая из оцепенения. Они повернули друг к другу головы. Её глаза были еще мутные, не скинувшие флёр иллюзии, но такие яркие, что от их цвета захотелось плакать. Именно из-за яркости для не успевшего перестроится зрения, а не от облегчения и радости от того, что с ней всё хорошо.       — Какаши-сенсей, — проговорила она тихо-тихо. — С вами все в порядке?       — Да что со мной может случиться? — улыбнулся он в ответ.       Над новым миром разгорался первый рассвет. Сакура привычно причитала, пока его наспех лечила, то и дело утирая рукавом лившиеся из глаз слёзы, а он следил за ней и улыбался. Рад был, что она, отвлечённая на его ранения, этого не видела, иначе пришлось бы объясняться. А это было бы лишним. Оставалось только наслаждаться моментом.       Потому что прикосновений больше не будет.