Карнавал Арлекина

Разместившись в отеле на Вацлаваке*, они вышли на площадь, встретились с чешскими партнёрами, с глинтвейном и хот-догом прогулялись от памятника Святому Вацлаву — небесному покровителю Чехии — до его своеобразного антипода — в шикарном пассаже «Люцерна» на потолке висел памятник Вацлава на перевёрнутом коне — творение знаменитого эпатажного чешского скульптора Давида Черни. В Праге немало странных, абсурдных скульптур, перевёртышей, кафкианского абсурда, чертовщины, троллинга. В двух шагах от Вацлавака, прямо посреди торговых центров, кафе, машин и мишуры, спрятался великолепный Францисканский сад, что близ самого высокого храма Праги — церкви Девы Марии Снежной. Конечно, в саду прекрасно весной и летом, но и сейчас, в эту холодную, снежную, промозглую зиму, здесь можно полюбоваться, например, на скульптуру трех злых летающих ведьм — их чехи называли полетухами. Ведьмы не выглядели особенно злыми, однако зияли дырки вместо глаз, и внутри они были полыми. А ещё они словно танцевали некий шабаш. Средняя из них изгибами фигуры неуловимо напомнила ему Клочкову. Надо было срочно подняться к себе в номер и оттуда позвонить Жданову — здесь слишком шумно и холодно. Уже стемнело, но время было не позднее, учитывая двухчасовую разницу с Москвой. Кира вела светский разговор по-английски с местными партнёрами, все собирались в ресторан на пиво и свиное колено. Пообещав присоединиться чуть позже, Малиновский бодрым шагом вернулся в отель. Его верный друг и президент уже должен был вернуться в офис. На сотовый дозвониться не вышло, на городском трубку взяла Катя — была мила и приветлива. Оказывается, Жданов беседовал с отцом. Наконец Пушкарёва соединила их. Лишь бы только она ничего не услышала из их разговора, ещё не хватало! Этот пакет всю дорогу до Праги не давал Малиновскому покоя. Так вышло, что ему пришлось оставить его прямо на столе, и оставалось только уповать, что никто за время его отсутствия не сунул туда свой нос… Жданов приготовился было на него наорать, но вспомнил про помощницу под боком и поменял вопли на театральный шепот: — Малиновский, ты в своем уме? Радуйся, что сейчас ты далеко, а то настучал бы тебе по голове! Оставить такое на столе! — Ладно, Палыч, остынь. Лучше сбегай поскорее да принеси его. Рома очень волновался, спрашивал, цел ли бант на пакетике, Андрей шутил, что следов взлома не обнаружил. Тогда Малиновский велел ему открыть пакет с игрушками и открытками и достать оттуда конверт с подробной инструкцией, как следовать плану соблазнения Пушкаревой в его отсутствие. — Ладно, ладно, погоди. Открываю… Спокойно… Вижу открытки, игрушки… Ну и не лень же тебе было… Постой, конверт, говоришь? — Ну да, конверт такой, на нем надпись. — Какая ещё надпись, Малиновский? — «Инструкция по совращению Пушкарёвой, часть вторая». — Черт, ну ты и гад. Но никакого конверта я в пакете не наблюдаю. — Как? Ты уверен? — Да я уже вытряхнул его содержимое на стол, вся надежда на то, что Катя прямо сейчас не выйдет из каморки и не засечет меня… Нету здесь никакого конверта, Малина, нету! Может, он тебе привиделся? Рома внезапно вспотел и почувствовал себя нашкодившим подростком, которому грозит нагоняй. За окном дул ветер, и Роме почудилось, что ведьмы из Францисканского сада раньше времени отправились на Вальпургиеву ночь, строя новые козни против него лично, словно мечтая сполна отомстить ему за всю женскую половину человечества. — Нет, Жданов, — жалким, дрожащим голосом выдавил вице-президент. — конверт с инструкцией был. И раз его нет… Ты понимаешь, что это значит??? — Я понимаю, что больше всего на свете мечтаю тебя прибить. Что ты там написал??? — Ну, пару ласковых про нашу красавицу… Но я же так, чисто поприкалываться, не думал, что кто-то, кроме тебя, это прочтёт… — Кретин! Ты представляешь, что будет, если это письмо попадет в руки Кате? — Кстати, Андрюш… А как она себя ведёт? Все нормально? Не могла она часом сунуть нос в пакетик? — Да я толком после возвращения из банка с ней и не говорил, вел переговоры с Кабаевой, но вроде все как обычно… — Боже, что же делать… Что же теперь делать… — Да что ты заладил, что делать, Малиновский. Все, что мог, ты уже сделал. Теперь расслабляйся, ешь кнедлики, пей пиво, кадри чешских красоток… И в Москву можешь не возвращаться. — Жданов… — Что Жданов? Что ещё было в той дебильной инструкции? Что-нибудь про дела наши скорбные, возможно? А? — Ну да… Про Никамоду, залог, Зорькина… — Ха… Всего-то ничего. Ты понимаешь, что эта инструкция — смерть и для нас, и для всей компании? — Ну подожди. Все зависит от того, кто ее взял. И ведь как странно — не дал тебе понять, что знает… — Пока не дал. — И мне… — Ты в отъезде. — Не сделал копию… — Может, не успел. — Но зато успел все красиво вернуть на место, включая бант! — Значит, возможно, хотел дать нам понять, что инструкция кому-то известна. — Абсурд какой-то. — Да уж. Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью. — Ох! Жданыч, что же делать, что делать?! А все ты! — Я??? — Когда я предложил тебе план соблазнения, почему ты меня не остановил? — А кто тебя просил писать компрометирующие вещи и оставлять их в ярком пакетике на столе, как приманку? — Если честно, сам не знаю. Словно бес попутал. Или ведьма… — Ладно, всё. Пока всё тихо. Но завтра можно ожидать любых последствий — от шантажа до разоблачения. А если информация дойдет до Кати, тогда они с Зорькиным могут уничтожить нас вместе с Зималетто! — Ладно, Палыч, не паникуй раньше времени. Пока все тихо. Но я думаю… — Не знаю, Ромка, о чем ты думаешь и думаешь ли в принципе, но я думаю, что нам придется отказаться от нашего плана. По крайней мере, временно. Затаиться и ждать. — Угу, залечь в кусты. Ну и дела… Придется тебе теперь, Палыч, от Пушкарёвой на расстоянии пушечного выстрела держаться. Извини за невольный каламбур. Потому что этот мистер Икс вполне может наблюдать за нами и проверять, следуем ли мы инструкции. И надо спутать этому неизвестному все карты. — Пока, Малиновский, этот кто-то спутал все наши карты. И играет по своим правилам… Медленно положив трубку, Малиновский почувствовал, словно его что-то душит, наподобие панической атаки. Подняв глаза, увидел на стене репродукцию какой-то сюрреалистической картины. Рома не подозревал, что это был Жоан Миро, «Карнавал Арлекина». Довольно странный выбор для спального номера, если не сказать жуткий. Тут позвонила Кира, Рома сплюнул и пулей вылетел из номера в кабак, где его уже заждались их чешские партнёры. Однако самому Роме ни на секунду не пришло в голову, что картина вполне точно отражала тот хаос, в который грозили превратиться судьбы многих людей и самого «Зималетто» в результате паршивой игры, затеянной им на пару с лучшим другом минувшей осенью.