Марсианка, или Как я с раком дружил

«…Магия или же чародейство — это сверхъестественные способности, позволяющие обученному человеку, который от рождения имеет возможность интегрировать в себя магические основы и принципы, нарушать законы физики, материализовывать желаемые предметы, повелевать природными стихиями и оказывать влияние на живых существ. Чародейство осуществляется с помощью специальных заклинаний, список которых закреплён в Международном Кодексе Магов, применение всех чар должно неразрывно следовать с моралью чародея, ни в коем случае не наносить ущерба людям и окружающей среде. Использование некоторых заговоров в своих корыстных целях преследуется по закону…» «Маговедение и основы чародейства», выдержка из третьего параграфа. Учебник для всех форм обучения под авторством доцента кафедры «Маговедение» Гнилопчёлова Климента Ивановича. Не знаю, как так получилось, но уже с первого семестра моего обучения я не полюбил дополнительные занятия в университете. Вы наверняка захотите спросить, мол, каким образом, Илья? Ты же был примерным учеником в школе! А ответ весьма прост — они просто-напросто до безумия скучны: наш преподаватель постоянно на них опаздывает, да так, что даже не успевает пригладить последние седые волосы на стремительно лысеющей голове, потому что данная нам аудитория располагается у чёрта на куличиках, а большую часть времени мы сидим в полной тишине с лицами настоящих страдальцев и слушаем тишайшие комментарии по каким-то задачам, которые мы, как правило, забываем через час в лучшем случае. В эту же самую ситуацию я и попал. В длинной и узкой аудитории разместилось сразу несколько групп с одного факультета, и десятки человек были заняты своими привычными студенческими делами: некоторые старательно учились и что-то записывали в свои тетрадки, преимущественно это были те, кто располагался на первых рядах парт, другие боролись в неравной схватке со сном, подпирая плоские подбородки ладонями, третьи же болтали о чём-то с одногруппниками, благодаря судьбу за то, что они пришли достаточно поздно, чтобы сесть на задние парты. Я же сидел где-то в середине левой части кабинета и мысленно считал минуты до окончания пары, которые тянулись так медленно, словно специально дразнили всех присутствующих. Преподаватель стоял за кафедрой и что-то тихо-тихо рассказывал студентам, да так медленно и непонятно, что вся информация проходила сквозь мою голову. От скуки я разглядывал лица студентов с потока, очертания которых будто бы размывались… Нет, зрение не должно меня подводить — я не ношу очков, а если б и носил, то уж точно не забывал бы их надевать. В это время синяя авторучка в моих руках крутилась и вертелась, всё норовя сорваться с моих двигающихся вперёд-назад пальцев, пока в один момент у неё это не получилось, и канцелярская принадлежность с ярким и мелодичным стуком сначала ударилась о парту, а потом упала на пол. Я почти на автомате повернулся и, наклонившись, потянулся за потерянным инструментом. Знаете, я всегда считал, что у меня весьма длинные руки, тем более это было даже логично, учитывая мой рост, однако в этой ситуации всё стало играть в совершенно не ту сторону: как бы я ни тянул и ни вытягивал кисть к ручке, она как будто всё удалялась и удалялась от меня. Что это такое? Преподаватель уже прочитал добрую треть лекции, а мой конспект остановился на пункте под названием «дата». Я решил действовать решительнее и ещё сильнее пододвинулся на стуле, уйдя под парту практически с головой. Вот ещё момент, и… Когда мои указательные и большие пальцы обхватили корпус ручки, какой-то большой чёрный предмет вдруг навалился на мою принадлежность, не давая ему даже сдвинуться с места. Конечно, я опешил от такой наглости, кто бы её ни проявлял, и поднял глаза на моего объявившегося противника, который, к счастью, оказался лишь высокой платформой зимнего женского ботинка, шнуровка с язычком которого доходила до середины голени девушки. — Ой, извини, — вдруг послышался её тихий, и даже какой-то совсем немного стесняющийся голосок. После этих слов платформа отодвинулась назад, высвобождая из своего плена ручку. Наконец, я вернул её в своё распоряжение, а поэтому аккуратно поднялся и вышел к исходному положению. Теперь в моих руках оказались все средства для учёбы и конспектирования, но… Вдруг меня охватило какое-то непреодолимое любопытство, ведь мне стало просто до жути интересно, как выглядела моя, как оказалось соседка, которую я будто бы старательно игнорировал и которая заявила о себе лишь тогда, когда наступила на канцелярию. Я повернул голову направо, и моему взору предстала с первого взгляда неприметная и даже простая девушка, которых в университете десятки и сотни, если не тысячи. Её лицо было румяным и весьма округлым, все черты на нём были очень плавными и чересчур спокойными, завершали эту картину чуть пухлые губы и такой аккуратный и необычный нос, что мне показалось, будто его кончик даже немного отливал наивным розовым цветом. Очевидно, соседка заметила моё явно нездоровое внимание к её лику и повернула голову прямо на меня, осматривая меня таким подозрительным взглядом, что мне даже стало как-то не по себе. И этот взгляд был обязан не только её огромным, синим глазам, в которых достаточно легко читалось всё вселенское спокойствие, но и очкам с синей опрятной оправой и такими толстенными линзами, которые будто были призваны делать взгляды этой девчонки чрезвычайно острыми и пронзающими. Очевидно, этого слегка надменного, но дружелюбного взгляда я не выдержал и опустил глаза чуть ниже, на зелёно-синюю водолазку соседки, что была заправлена в облегающие джинсы, но вдруг девушка снова заговорила: — Я ручку отпустила? — она выдержала ненужную и томительную паузу, окончания которой я едва дождался, после чего она стремительно ответила сама себе. — Отпустила. Теперь пиши. Я молча повиновался, но слова преподавателя, которые и до этого не сильно стремились падать ко мне в уши, стали совсем убегать от меня и разбегаться в разные стороны. Я изо всех сил водил пером по тетради, но мои движения получались неточными, нетвёрдыми и прерывистыми: ручка то соскальзывала с бумаги, оставляя на ней бледные крючки, то даже рвала в клочья тетрадный лист! У меня не получилось написать и слова, как вдруг таинственная соседка наклонилась прямо ко мне так, что её длинные каштановые волосы даже коснулись моего правого предплечья, после чего она прошептала что-то совершенно невнятное и непонятное. Я хотел переспросить, ибо в глубине души понимал, что незнакомка могла сказать что-то важное, но мои слова утонули в шуме голосов аудитории, который в этот момент особенно усилился, перейдя из фонового шёпота в отчетливое бормотание. Внезапно нога соседки, которая ещё пару секунд назад не давала мне поднять ручку, коснулась моего колена. От неожиданности всё моё тело вздрогнуло, и я пошевелил плечами одновременно. Я инстинктивно посмотрел на девушку, и на своё удивление обнаружил, что она всё ещё смотрит на меня своим фирменным взглядом, прямо в глаза, будто бы снизу-вверх. В это время её нога продолжила подниматься по моему бедру и остановилась прямо на нём. Я так растерялся, что почувствовал, как мои руки-ноги перестают меня слушаться, и я не в состоянии и подвинуть пальцем. Да что она от меня хочет? Внезапно я заметил длинную молнию на её недоботфортах с большой блестящей собачкой, и она стала так сильно меня манить, что мне захотелось её расстегнуть. Но стоило лишь мне прикоснуться к металлической скобе пальцами, как она буквально обожгла мою кожу, заставив бросить её. Я снова посмотрел на соседку, лицо которой не изменилось от слова совсем, она только продолжала еле заметно кивать головой и двигать пересохшими губами так легко и подозрительно, словно она вовсе ничего и не говорила! Я был готов отдать многое в тот момент, чтобы разобрать хоть слово! Однако меня уже было не остановить: я снова обхватил собачку на её ботинке и с большими усилиями повёл её в нужном направлении, раздвигая друг от друга маленькие серенькие зубчики. Молния так жужжала, что я начал бояться, как бы не привлечь внимание других студентов, собачка чертовски больно обжигала мою кожу, но я не сдавался и скалил зубы, пока не довёл дело до конца, и её обувь с громогласным стуком не упала на пол. Я увидел, что под ней скрывалась маленькая ножка с таким странным розовым носком, с которого на меня смотрели две пары ярких звериных глаз… …Но неожиданно прозвенел звонок: тонкий, яркий, мелодичный и почему-то необыкновенно громкий, — чем-то мелодия отличалась от привычной университетской. Звон всё переливался и выливался из динамиков, становясь всё громче, увереннее, пока не перерос в истошный рёв, который так сильно бил по моим ушам, что мне пришлось даже закрыть их ладонями. Удивительно, но никто из присутствующих на лекции даже и бровью не повёл: кто-то всё также старательно писал в тетради, преподаватель что-то говорил и не обращал ни малейшего внимания, что его слова полностью утопают в нескончаемом шуме. Звонок тем временем перерос из грохота в ожесточённый крик сирены, которая одним своим страшным тоном будто бы заставляла меня вскочить со стула и убежать от неё куда-то далеко. От бесконечного шума всё моё нутро стало будто бы дрожать и дребезжать в такт чудовищной музыке, и я даже не заметил, как в попытке спастись от этого бесконечного кошмара и найти хоть что-то, что спасёт меня от раздавливания грохотом, случайно упал со стула, скидывая с себя ногу девушки… …Аудитория закружилась перед глазами, превращаясь во что-то бесформенное, собираясь и растягиваясь в длинную линию без каких-либо видимых границ, пока вовсе не пропала… * * * …Я открыл глаза и еле как поднял голову. Проклятый звон преследовал меня даже здесь, после пробуждения, когда мир снов был покинут. Однако теперь я знал, какая дьявольская машина создавала эту нестерпимую какофонию! Ловко перевернувшись в своей постели, я дотянулся до будильника, который словно гордый часовой стоял на коричневой тумбочке, и с сильнейшей злобой ударил по нему, будто он будил меня просто ради того, чтобы как-то позлить, а не по моей вечерней просьбе. Наконец, адский звук перестал будоражить мой разум, и тишина снова опоясала помещение. Конечно, всем известна опасность ситуации, когда утренний мучитель уже заткнут, а тело ещё не проснулось: в такие моменты главное взять себя в руки и не отдаться коварному предрассветному сну, мысль о котором особенно сладка сразу после пробуждения. Я через силу оторвал торс от такой мягкой постели, глупо уставившись полузакрытыми глазками куда-то в противоположную стену. — Что же мне такое снится в последнее время? — сказал я в какую-то пустоту, совершенно не ожидая ответа. — Бред. Пора было вставать, чтобы не опоздать в университет. Поднявшись с кровати, я почувствовал, как у меня слегка закружилась голова, от этого я ненароком опустил взгляд в пол, на ножку кровати, заметив возле неё бессмысленно лежащие двухкилограммовые гантели. Конечно, я уже давно забросил утренние занятия, и теперь они выполняли лишь одну роль — смотрели на меня с презрением, заставляя чувствовать меня совестно, а иногда и сильно били меня по ногам, когда я ненароком спотыкался о них мизинцами. Расправив спину, я осмотрел единственную жилую комнату в моей скромной студенческой берлоге: раскрытые синие шторы уберегали её от утренних солнечных лучей, металлическая сушилка еле как стояла на своих прямых ногах рядом с расправленным диваном под гнётом моей стираной одежды, а напротив стояла массивная деревянная тумба. Отдельно от всего этого располагался мой рабочий стол, на котором я не убирался все недельные будни, от этого он имел весьма плачевный вид в виде нагромождения необъятных куч скомканных бумаг и бутылок. Шатаясь и еле передвигая ноги, я доковылял до ванной и, распахнув дверь, включил свет в этой крохотной комнатке. Я никогда не думал, что в моей ванной комнате есть хоть что-то да и необычное, ведь она выглядела точно также, как десятки других ванн: желтоватая плитка на полу и на стенах, крохотная душевая кабинка и такая маленькая раковина со шкафчиком снизу, что в ней не помещались мои ладони. Первым делом я привёл себя в порядок, принял освежающий контрастный душ, который, к сожалению, всё равно не помог мне избавиться от утренней сонливости, а после выдавил из тюбика немного зубной пасты и вычистил полость рта. Окатив лицо тёплой водой, я аккуратно упёрся руками в раковину и посмотрел на своё отражение в зеркале. На меня смотрело обычное и совсем не примечательное мальчишеское лицо с не самой идеальной кожей, почти незаметными светлыми бровями, круглым небритым подбородком и какими-то чересчур грустными глазами. Да, даже не верится, что я уже как некоторое время взрослый. Включив фен, я высушил мои коротенькие коричневатые волосы, которые расчёской смешно уложил набок, сформировав привычную чёлку. Покинув ванную комнату, я облачился в тёмные университетские штаны, заправил в них белую рубашку и отправился на кухню, чтобы приготовить завтрак холостяка (так я называл яичницу). Вид почти пустого холодильника всегда меня удручал, но в этой ситуации я не мог поделать практически ничего, поэтому включил электрическую плиту. Когда еда была готова, я засел за мой кухонный стол, за который могло поместиться максимум два человека, так как он был угловым и прислонялся двумя краями к стене. Во время трапезы я смотрел в окно, выходящее прямо на университетский городок. Студенты в это прекрасное и солнечное майское утро спешили на занятия: толпы разноцветных людей выходили из общежитий, проходили по асфальтированным дорожкам, может быть, любовались многолетними деревьями, которые шевелили своими раскидистыми кронами от прохладного, почти летнего ветерка, и скромными зелёными кустиками возле зданий образовательного дома, а после скрывались в дверях главного учреждения. Всё-таки хорошо, что я имел отдельную квартиру, а не койку в общежитии, даже несмотря на то, что оно располагалось в минуте ходьбы от университета. Я был родом из другого города, и мои родители любезно уступили мне эту холостяцкую берлогу, которую они до моего поступления сдавали точно таким же студентам. Я закончил трапезу и уже начал думать о скором выходе в этот ленивый пятничный день, как вдруг мои мысли прервал уверенный и такой громкий стук во входную дверь, что я невольно вздрогнул, вернее, это был даже не стук, а очередь из быстрых ударов по металлу. Я уже хотел возмутиться невиданной бестактности моего посетителя, как мозг успокоил меня, напомнив про существование в моём окружении человека, который позволяет таким образом уведомлять о его приходе, хотя и если бы я не закрывал дверь, то уж поверьте, он бы спокойно входил ко мне в любое время суток. Я лениво зашёл в коридор, а ведь надо заметить, что грохотание маленьких кулачков не прекращалось даже на секунду! Моя рука быстро повернула жёлтую ручку замочка, затем с двери слетела недлинная цепь, и я открыл вход в свое жилище. На пороге, как я и предполагал, стояла худенькая девушка среднего роста в разноцветной маечке с какими-то чересчур вырвиглазными рисунками канализационных демонов, что протыкали друг друга наточенными до одурения рогами, на бёдрах у неё сидели джинсовые шорты до самых колен, они как-то потешно загибались несколько раз у чашечек и немного сползали с осиной талии, а на ногах болтались голубые-голубые шлёпанцы, которые будто так и мечтали слететь с тоненьких ступней. Утренняя гостья выглядела слегка разочарованно, но в то же время и возбуждённо: её изящные и полностью открытые руки лежали одна на другой перед небольшой грудью, постоянно почёсывая предплечья короткими и фиолетовыми ноготочками, пока большие глаза бегали туда-сюда, а когда дверь открылась — принялись осматривать меня с ног до головы, будто в первый раз. Её розовое плечо тянула к полу лямка массивной сумки. Чёрные волосы девушки были, как и всегда, заплетены в две большие и смешные косички прямо с двух сторон головы, придавая её взрослому серьёзному лицу какую-то юношескую откровенность и контрастируя с немного смугловатой кожей. — Приве-е-ет! — заговорила как-то надменно после недлительной паузы незнакомка, помахивая открытой ладонью перед моим лицом. — Битый час тебя дожидаюсь. Знакомьтесь, моя закадычная подруга или уже жена, как удобнее. Эту с виду незаметную мышку звали Ираида Краско, и она терпеть не могла, когда к ней обращались полным именем, а потому всех своих знакомых и друзей, а иногда даже и преподавателей, просила называть себя просто Ирой. Она являлась моей одногруппницей и по совместительству являлась старостой нашей группы. — Доброе утро, Ира, — сказал я так обыденно, но отнюдь не безразлично, будто бы это приветствие давно превратилось в обыкновенную, но каждый раз приятную привычку. — Зачем так стучать? Я прекрасно слышу. — Ты время-то видел?! — она вдруг всплеснула руками и приняла крайне удивлённое выражение лица. — На занятия ведь опоздаем! Вслед за её словами я аккуратно сделал шаг назад, в глубину коридора, освобождая место возле дверного косяка, в который девушка моментально даже не зашла, а влетела, принявшись водить своими шальными глазками по уже совсем не новым и чуть обшарпанным обоям, коричневой вешалке для верхней одежды и весьма модной подставке для обуви в виде массивного полукомода, будто бы я только-только въехал в новую квартиру и позвал её на новоселье. Но задерживаться в прихожей непоседа, естественно, не имела никакого повода, поэтому Ира, наспех сбросив шлёпанцы возле коричневого ковра, босиком пробежала в единственную жилую комнату, которая служила и моей спальней, и рабочим кабинетом. — Кошмар, как у тебя душно! — снова заговорила она, демонстративно обмахивая своё разгорячённое лицо руками то ли ради демонстрации спёртости воздуха в холостяцком жилище, то ли из-за того, что бегом поднималась на последние этажи моего дома, который в шутку студенты университета прозвали суперхрущёвкой, и, судя по её немного учащённому дыханию, самым реалистичным вариантом был второй. Ирина добежала до моего окна, которое выходило на балкон, откинула в сторону штору и одним ловким движением приоткрыла окошко, заставив занавеси слегка надуться, словно парус бригантины от могучего воздушного потока. Но стоило ей решить одну проблему в моём жилище, как она обнаружила другую, стоило лишь девчонке обернуться и быстро оглядеть захламлённый дубовый стол. — Господи, какой бардак! — её лицо приняло ужасающий и одновременно удивлённый вид, полный страха и отчаяния от мысли о том, что комендант общежития заносит грозным чёрным-пречёрным фломастером номер комнаты Иры в список самых грязных обителей общаги и весит злополучный листок у всех её подружек на виду за бардак катастрофических масштабов, но вдруг она вспомнила, что это не её квартира, поэтому и убрала руки от разинутого рта. — Как так можно жить, ах, как можно? — приговаривала она, пока тащила с кухни несколько прозрачных целлофановых пакетов, в которые стала складывать мусор, бумагу в один, а пластик — в другой, ибо за несортировку мусора на территории университета строго карали, однако я ведь жил не на территории университета… — Как в такой обстановке можно думать?! — Ирочка, спасибо, но я сам бы мог прибраться, — я стал подходить к ней со спины, понимая, что уже не смогу остановить этот пошедший вразнос двигатель, но в моих силах было хотя бы незаметно попробовать её угомониться хоть на секунду. — Это же не общага, никто меня за это не накажет. Я подошёл почти вплотную к ней и аккуратно положил руки ей на тонкие и загорелые плечи, в надежде хоть на секунду замедлить неутомимые руки, но Ира была непреклонна и спокойно складывала в мешки пустые бутылки и порванные листки бумаги. Я только почувствовал от её тела приятный жар и уловил еле слышимый запах пота, самого обыкновенного пота, словно от обычной девчонки. Ираида была марсианкой. Нет, не в том смысле, что она родилась на другой планете, ибо она практически не отличалась от меня. Таким весьма обидным прозвищем в простонародье называли тех, кто входил в отдельный тип людей, который был абсолютно не способен научиться магии. Но, к сожалению, на этом список их отличий не заканчивался: помимо ограниченности в виде магии, марсиане и марсианки практически не умели скрывать эмоции, намерения, были исключительными наивными добряками, что сильно выделяло их на фоне магов, обычных людей и людей-животных. Естественно, это и определяло их поведение, за которое многие даже их сторонились. — Ну не общага, и что? Всё равно же надо порядок поддерживать, а то однажды потеряешь что-нибудь важное, и пиши пропало! — на этих словах она закончила набивать очередной пакет и стала его завязывать, чем я тут же воспользовался и поймал мусор в воздухе, закинув поближе к входной двери. — Держи, вынесем по дороге, ага? Когда с уборкой было покончено, Ира выдохнула и, проведя правой ладонью по лбу, повернулась ко мне, глядя снизу своими глубочайшими и понимающими глазами прямо на меня. В это время я глубоко вздохнул и сказал: — Ты что-то хотела? Ираида на секунду задумалась, а потом, когда реле в её голове щёлкнуло, в очередной раз вернулась к своему детскому амплуа. — А, да, точно! Мне бумага нужна была миллиметровая! — она резко повернулась и оглядела мой ставший идеально чистым стол. — Вот, я возьму? — Возьми, возьми… — я закатил глаза, наблюдая, как мои последние голубые и расчерченные листы скрываются в бездонной сумке марсианки. — Так, а ты чего стоишь? Собирайся быстрее! — Ирина буквально кинула мне чёрную жилетку с эмблемой института и гербом факультета, которую я ещё с вечера положил на стул возле стола, после чего мне ничего не осталось, как облачиться в костюм плешивого студента. Я повязал галстук и двинулся к коридору. — Ты есть хочешь? — спросил я, надевая ботинки и накидывая на плечо серую потрёпанную суму. — Нет, спасибо, я в общаге ела. — Ира запрыгнула в обувку и принялась тонкими ручонками чуть ли не выталкивать меня за дверь. — Быстрее, быстрее! — Ирочка, мы никуда не опаздываем, если мои часы, конечно, мне не врут, — невозмутимо вымолвил я, принявшись закрывать дверь квартиры на ключ, стоило лишь марсианке выскользнуть из проёма. Мы оказались в коридоре хруща, и, если говорить начистоту, мне он никогда не нравился, а всё из-за того, что он выглядел непрезентабельно и весьма уныло, в частности от того, что ремонт в нём не проводился с самой сдачи проекта. Это и отличало его от квартир, за состоянием которых жильцы следили самостоятельно и почти круглосуточно, чего не скажешь о нашей парадной, но не буду лукавить, ведь я и сам не приложил ни малейшего усилия для преобразования пролётов, хоть и эта картина каждое утро удручала меня, как и пустой холодильник. Мы стали быстро сбегать по сероватой лестнице, и я решил поинтересоваться крайней возбуждённостью девушки сегодняшним утром. — Ирочка, ты чего сегодня как на иголках? — У нас ведь сегодня важная контрольная, неужели ты забыл? — тараторила марсианка, пока сбегала с лестницы настолько быстро, что едва успевала держаться за поручни, чтобы ненароком не шандарахнуться о стену. — Мне нужно, чтобы вся-вся группа присутствовала, иначе я по шее получу, понимаешь? — Контрольная… — произнёс слегка задумчиво я, чуть ускоряя свой спуск, чтобы нагнать подругу. — По какому? Эти слова подействовали на болтунью таким непредвиденным образом, что она остановилась в пролёте, как вкопанная, и, дождавшись меня, свела личико в такую недовольную и злую, но в тоже время и очень забавную мордашку, что я даже задумался, что мне делать: смеяться или пугаться. — То есть ты даже не знал и, соответственно, не готовился?.. — тонкие бровки Иры стали медленно съезжаться, а её руки сжали кулачки и опустились до бёдер. Действительно, как я и предполагал, утро точно не будет добрым! — Это же маговедение, самый главный предмет курса! Тут-то я понял, в какую передрягу попал! Несмотря на своё название, маговедение почти никак не было связано с обычной магией, вернее, в рамках этой дисциплины мы действительно изучали магию, но только не заклинания, а общие понятия и другие смыслы. Эта дисциплина встречалась у всех групп и факультетов на первом курсе, что было и не сильно-то удивительно, ведь любые специальности в нашем университете хотя бы косвенно касались колдовства. — Чёрт возьми, — я приложил руку ко лбу. — Ну что это за невезение? — Когда ты уже будешь ответственно относиться к учёбе? — нахмурилась марсианка и легко хлопнула меня открытой ладонью в солнечное сплетение. — Ты знаешь, как опустился рейтинг нашей группы? Вы не ходите на пары, копите долги… — Не хмурься — морщины вылезут, — сказал я, чтобы разрядить обстановку и аккуратно ткнул указательным пальцем Иру в маленький нос, от чего она встрепенулась и моментально приняла искреннее и невероятно удивлённое лицо. — Кстати, ты в тапках на пару пойдёшь? Девушка на секунду зависла, затем посмотрела куда-то вниз, в район своих ног, потом снова подняла голову и заглянула мне в глаза, а после, наконец-то, разразилась: — Да что с тобой, мы вообще-то опаздываем! — сказала она и снова побежала по ступенькам, только доставая из сумки университетскую форму прямо на ходу. — И у меня вообще-то всё с собой! Мне только и оставалось, что бежать за ней следом и наблюдать, как она надевала поверх майки белую сорочку, а на белоснежную ткань — чёрную жилетку. Когда мы добежали до очередного пролёта, она повернулась: — Угх, проходи вперёд и не вздумай оборачиваться, а то расцарапаю! Я покорно продолжил спускаться дальше, и спустя всего лишь пару секунд Ира спрыгнула прямо ко мне, только теперь на её бёдрах красовалась чёрная юбка. — Что хоть спрашивать-то будет препод? — лениво поинтересовался я, когда мы с ней поравнялись. — Основные заклинания, это хоть знаешь? — терпеливо отвечала мне марсианка, пока доставала из сумки туфли на каблуках и меняла прямо на бегу шлёпанцы, которые тут же отправлялись в суму. — Бич Двухпалых, Нестерпимый Жар… Мне было тошно от одной идеи, что мы должны учить заклинания, их написание, произведение, но никогда не пользоваться! И ладно Ира не была одарена природой возможностью колдовать от рождения, но мы, обычные люди? Как это нам пригодиться в жизни, если в будущем мы будет обычными исследователями паранормального? Наконец, мы преодолели последние этажи суперхрущёвки и вышли к тому пролёту, до которого доходили лифты (до сих пор не понимаю, кто строил мой дом, может, тренер по фитнесу?). Мы быстро спустились, после чего вышли из душного подъезда на волю. На улице было действительно прекрасно, как я и предполагал: солнце светило ярко, но не сильно пекло, поэтому мы дышали и смотрели свободно, покидая спальный район и направляясь к городку университета. Вокруг было настолько тихо, что окружающий нас мир содрогал лишь отчётливый и неуверенный стук каблуков марсианки. Дорога прошла быстро, хотя, конечно, она не могла затянуться, потому что я жил через дорогу от кампуса. Мы прошли через гигантские металлические ворота, арка над которыми была выложена тёмными кирпичами, на ней же аккуратными барельефами помещались эмблемы четырёх факультетов: самый главный, магический факультет, был представлен ярко-красной ладонью, из которой били языки огня, на этом факультете учились самые талантливые маги и магини; рядом размещался зелёный отличительный знак алхимического факультета, на котором красовалась пузатая колба с неизвестным содержимым; на другой стороне арки скромно висели два оставшихся образа: факультета природных аномалий, который представлял собой фиолетовую червоточину, и, наконец, нашего родного дома — факультета исследования паранормальных процессов с синей лупой… Думаю, глупо объяснять, что наш ФИПП считался одним из самых слабых факультетов, уступая не только аномальному с алхимическим, но и, очевидно, магическому, который являлся старейший факультетом университета. Так или иначе, мы с Ираидой смешались с толпой студентов и поспешили на наше занятие, которое уже вот-вот должно было начаться. Обогнув по майской улочке главный корпус учреждения, мы оказались у широкого крыльца университета, над которым огромными белыми буквами складывалось его название: «Уральский магическо-паранормальный университет». Когда мы зашли в здание, внутри объявился самый час-пик. Мы с боем прорвались через толпы студентов и поднялись на четвёртый этаж по главной широкой лестнице, на самый последний доступный нам этаж — пятый уровень университета полностью принадлежал магическому факультету, и обычным людям вход в него был строго запрещён. Мы быстро нашли вход в выданную нам аудиторию, рядом с которым уже расположились наши одногруппники: обычные люди составляли большую часть нашего коллектива, также с нами учились люди-раки и совсем немного марсиан, в том числе и Ираида. Мои сверстники выглядели как обычные представители своих видов, поэтому описывать каждого совершенно не имеет никакого смысла. Мы поздоровались со своими друзьями, которые находились в весьма напряжённом состоянии, листая конспекты и пытаясь вложить в головы последние знания. В скором времени объявился наш преподаватель — Климент Гнилопчёлов, которого мы, мягко говоря, не сильно-то и любили за его сильную придирчивость и излишнюю серьёзность. Он всегда ходил в одной и той же синей рубашке в клеточку и джинсах, а на его седой голове красовалась его излюбленная причёска, напоминающая озеро в лесу. Клим Иванович как всегда опоздал на несколько минут и появился в поле зрения в тот момент, когда пафосно шагал по коридору, размахивая потрёпанным чёрным портфелем, который он всегда носил с собой и хранил, как зеницу ока. Увы, нам оставалось только догадываться, что скрывала в себе эта кладь. Гнилопчёлов открыл аудиторию и впустил толпу из студентов. Мы протиснулись внутрь, аудитория была очень длинной и имела целых два выхода: один располагался в самом начале кабинета, возле широкой зелёной доски, а другой — в середине помещения. Как только мы переступили порог, нас сразу же обдало каким-то спёртым воздухом, будто здесь не проветривали помещение неделями. Ряды парт стояли практически на одной высоте, лишь самые задние поднимались над другими. Высокие окна могли полностью закрываться от внешнего мира тяжёлыми металлическими ставнями. Студенты стали рассасываться по кабинету, пытаясь сесть как можно дальше от преподавателя, чтобы иметь возможность списать, мы же с Ирой сели на первой парте, так как она настаивала на этом особенно сильно. — Встали, — прохрипел своим старческим голосом Клим Иванович, призывая своих подопечных поздороваться с ним. Все лениво поднялись и, постояв пару секунд, присели обратно, устремив на преподавателя всё свое внимание, который уже засел за стол и стал перекладывать какие-то бумаги. Гнилопчёлов был человеком, хотя многие в шутку говорили, что он представлял собой человека-шакала, который весьма успешно маскировался под представителя обычного сапиенса. А всё из-за того, что большую часть преподавательского состава составляли именно шакалоподобные, так как считалось, что именно они имеют самые подходящие качества для работы учителями: твёрдость, строгость и рассудительность. — Ну что, лентяи и тунеядцы, — вдруг протянул препод, откидываясь на спинку стула. — Сегодня, как я и предупреждал, вы будете показывать мне ваши знания по маговедению. Надеюсь, взяли с собой миллиметровки и, конечно, хоть какое-то понимание моего предмета. Ира достала из сумки синие листы и свой огромный пенал, который вовсе не являлся пеналом, так как представлял собой чёрную сумку из-под целого набора фломастеров, часть из которых она постоянно носила собой, чтобы порисовать на скучных лекциях или выделить заголовки конспектов. — Ты не поделишься листочком? — сказал я так грустно от осознания, что с утра отдал все свои непоседе. — Конечно, я же у тебя всю пачку и забрала, — ответила марсианка и выделила мне один пустой лист. Неслыханная щедрость! Мы замерли в ожидании. — Так, — продолжал Гнилопчёлов, осматривая присутствующих и занося отметку о посещении занятия каждого студента в журнал, поскольку обладал такой феноменальной памятью, что знал всех подопечных в лицо. — Сначала вам нужно зарисовать по строгим ограничениям ауру применения заклинания, которая будет у вас в варианте, затем вспоминаете о чарах всё, после чего подходите ко мне и рассказываете, вариант будет у каждого свой… Клим Иванович раздал листочки с вариантами и с довольным видом стал ходить по кабинету, заложив руки за спину. Ираида стала практически моментально чертить по линейке какой-то ровный завиток из фиолетовых линий, постоянно меняя его цвет. Моё же задание с первых строк сбило меня с ног: «Основное заклинание номер два: Нестерпимый Жар, длительное применение, эмоция: гнев». Я нетвёрдой рукой обхватил карандаш и стал вырисовывать им какие-то вигвамы, не попадая по клеткам и надеясь, что угадаю с формой выходящего из ладони потока. На самом деле мне попался один из самых лёгких вариантов, ведь не было ничего проще, чем нарисовать пламя, которое я видел не один раз, но ведь не просто так мне давались переменные в виде времени использования и эмоции пользователя. — Ира, — ткнул я марсианку в локоть. — Как это нарисовать? Марсианка бегло осмотрела мой вариант и, удостоверившись, что Клим Иванович отошёл от нас на достаточное расстояние, сказала: — Очень длинный должен быть поток, — ответила она, накладывая последние мазки на свою работу. — И ещё… — Краско, — вдруг громыхнул словами препод, заставив Иру вздрогнуть от неожиданности. — Что это вы болтаете направо и налево? Уже готовы отвечать? Марсианка перевела взгляд от меня на Гнилопчёлова и кивнула. Клим Иванович сел за свой стол и посадил рядом Ираиду. Так я остался без моей последней надежды. Пока девушка отвечала, я чуть удлинил рисунок и закрасил его красным, чуть добавив жёлтый цвет с двух сторон. Чего же не хватает? Конечно, надо же хоть как-то назвать это дело! Я взял ручку с целью подписать рисунок, но внезапно осознал, что не имею ни малейшего представления о том, как называется это заклинание. Навострив ум, я собрал всю волю в кулак и лишь пришёл к выводу, что могу назвать его окончание на магическом языке — calor. Многие непосвящённые люди путали его написание с латынью, однако язык колдунов лишь имел корни, соприкасающиеся с её слогом. — Приключенский, — в очередной раз грянул голос Гнилопчёлова, который заставил меня даже подпрыгнуть на стуле. Иры уже не было. Очевидно, расспрашивать зубрилку не было большой нужды. — Что это вы ничего не делаете? Наверное, всё выполнили? Ну-ка, пожалуйте ко мне. Мне ничего не оставалось делать, кроме того, как лениво подняться со стула и поплестись к преподавательскому столу. Упав рядом с преподом, я подал ему свой листок и почувствовал какое-то непередаваемое чувство ужасного стыда. Гнилопчёлов опустил очки на нос и быстро пробежался по моему наброску глазами, после чего начал безжалостно черкаться на нём своей любимой ручкой с красной пастой. После всего он положил лист на стол и прижал его ладонью, а затем повернулся ко мне: — Да, — протянул он. — Учебник мой хоть нюхал? Пишешь, что Нестерпимый Жар заканчивается на calor, а как же начало? Как заклинание это начинается? Мой мозг заработал на полной мощности, но, увы, без нужных знаний изобрести велосипед не представляется возможным. — Desiderium, — боязливо и ужасно неуверенно брякнул я, опуская взгляд в пол. Гнилопчёлов стукнул левым кулаком по столу и приложил правую ладонь ко своему морщинистому лбу. — Дезидерум, мой дорогой, говорят в борделе, когда туда приходят сорванцы по типу тебя, а Жар? Я стыдливо промолчал, поправляя галстук, будто прося его подсказать мне хотя бы одну букву. — Ну, хорошо, — Клим Иванович неожиданно изменился в лице и стал даже на секунду добреньким. — Давай что-нибудь полегче спрошу. Отдыхать любишь? — Конечно, люблю. — Тогда смотри, мага представляешь? Допустим, он не будет делать ничего, а просто лежать-отдыхать. Как его не спутать с обычным человеком в подобной ситуации и распознать в нём бурление магических сил? — По использованию магии… — Элементарно, Ватсон. А медведя от волка ты так и будешь отличать? Кто мёд ест, тот и медведь, да? Как мага распознать? И снова я почесал голову, расписавшись в своей беспомощности. — Глаза видишь? — Гнилопчёлов придвинулся на стуле ко мне ближе и так заглянул в душу, что мне стало даже немного не по себе. — Вот отражение души! Я-то обычный человек, а у магов там чёртики бегают от осознания своих возможностей, особенно у чародеек малолетних. Так и с эмоциями, которые тебе в варианте даны! По сюжету в работе маг злится, — преподаватель стал искажать границы нарисованного мной пламени своей ручкой, превращая их в подобие новогодней ёлки, делая их острыми-острыми. — Значит и чара у него злая выйдет. Понимаешь? Я лишь грустно кивнул и шмыгнул носом. Гнилопчёлов несколько секунд смотрел на меня очень подозрительным взглядом. — Вот видишь, как бывает в жизни: раз, раз, и головой в таз, — ухмыльнулся преподаватель, после чего перечеркнул мою работу. — Свободен. Иди и нюхай учебник, а пока за тобой должок… Мне оставалось лишь подхватить сумку и с позором бежать из аудитории… * * * …Поскольку маговедение было третьей парой в расписании, мы пошли обедать. Вернее, даже не обедать, а перекусывать. Столовая университета располагалась на втором этаже, а вход в неё находился прямо в геометрическом центре здания и представлял собой широкое крыльцо с серыми поручнями по бокам. Питаться в ней было удобно не только горожанам, но и жителям общежития, поскольку за сравнительно небольшую цену можно было не ломать голову по поводу обеда или ужина, а поугощаться прямо там. Столовая являлась весьма популярным местом университета. С правой стороны от входа в неё, к слову, стройным рядом стояли громоздкие вендинговые аппараты, с помощью которых изголодавшиеся студенты могли приобрести (точнее сказать, переплатить, но не будем о плохом) мимолётные удовольствия в виде шоколадных батончиков и банок с газировкой. Эти машины могли бы с лёгкостью избавить нашу столовую от ужасных очередей, которые как раз активно размножались во время обеденного перерыва, однако ни одна из них не могла принимать безналичный расчёт. Для меня и многих других это было серьёзной проблемой. Мы встретились с Ираидой за дверьми аудитории Гнилопчёлова, конечно, она ответила на отлично, а я ничего не сумел сделать. Марсианка, кажется, поняла всё лишь по моему грустному лицу, и вообще не стала что-либо говорить, кроме обрывков каких-то бытовых фраз. Я шёл по коридору с таким перекошенной хлеборезкой и переставлял ноги так медленно, будто бы шёл на очередной день каторги. Ира же, несмотря на то, что практически не умела скрывать эмоций, весьма бодро шагала рядом, даже иногда забегая вперёд, из-за чего ей приходилось ждать меня. Её лицо оставалось всё таким же ребяческим и даже немного весёлым. — Ну, ты чего такой грустный? — говорила она, пока упирала кулаки в бока и мерила меня беззаботным взглядом. — А чего веселиться? — отвечал я, поправляя лямку сумки. Мы отстояли очередь и набили подносы. Отойдя от кассы, я подошёл к свободному прямоугольному столу и, отодвинув один из четырёх стульев ногой, плюхнулся на место, затем стянул с плеча сумку и упёр её о ножку стола. Мне открылся вид на длинную очередь людей и их подобий, столпившуюся у буфета, эта череда лиц и одеяний будто представляла собой восточный базар, ведь кого там только ни было: длинные и высокие, тонкие и худые. Но на фоне толпы этих студентов сильно выделялись, естественно, магини, которые всегда были какими-то низкими девчонками и обладали неестественным влечением к гротескным причёскам, пирсингу и страшным чёрным юбкам до пола. Кому-то ведь они нравятся, однако я никогда не мог представить, как кто-то в здравом уме мечтает даже дружить с ними, ведь чародеи сами по себе были людьми с очень раздутым самомнением… — Эй, фуфел, — вдруг прервал мои размышления чей-то нахальный голос, после которого мне на плечо упало что-то тяжёлое и неприятное. — Хватит на девчонок засматриваться, их знаешь, сколько в мире? На каждую будешь заглядываться — глаза из орбит вылезут! Я опешил и лишь виновато поднял глаза к нарушившему мой покой грубияну, как вдруг всё встало на свои места: передо мной стоял невысокий и какой-то чересчур весёлый человек с не менее шутливым лицом, в которое очень хотелось запустить кремовым тортом. Вот только был он обычным человеком лишь на первый взгляд — вместо левой кисти, которая должна была сжимать поднос, у него красовалась солидного размера зелёная клешня. — Тут не занято? — он указал человеческой рукой на противоположный ко мне стул, я качнул головой, и Саша рухнул на него, загораживая мне вид на магинь. Это мой закадычный друг с весьма говорящей фамилией — Александр Остряков. Как можно догадаться, он принадлежал к виду людей-раков, и не только клешня выдавала его: помимо членистоногого отростка он имел толстенные ромбовидные пластины на спине и крайне экстравагантные усы в виде нескольких толстенных жгутиков, которые, увы, люди этого вида не имели возможности сбрить. Если бы я акцентировал внимание на его человеческом облике, то сказал бы, что человек-рак был весьма низким и плотносшитым, а его округлое лицо с пухлыми щеками никак не подходили его нраву, бонусом к этому шла уморительная причёска в виде желтовато-пепельных волос, раздвинутая двумя частями в разные стороны, и квадратные очки. Кстати, о нраве. Мы учились с раком в одной группе и, соответственно, познакомились в начале года. С первого же дня в университете он прослыл тем ещё плутом и юбкозапрокидывателем из-за своих умопомрачительных историй о своих похождениях в любовных планах: он обожал ведать мне о том, как ту или иную ночь он проводил то в клубах, то в барах со своими друзьями из общежития, курил кальяны и заглядывался на разноцветных девушек-цихлидок, а я всё слушал и заинтересованно кивал головой. До сих пор не понимаю, каким образом мы вообще с ним сошлись, ибо мы были до ужаса разными, хотя, может быть, в этом и есть дело? С этим шутником из общаги мы обожали рассказывать друг другу заезженные до посинения анекдоты, изменяя главных героев в них на неугодных нам преподов, рассуждать о девушках и, естественно тянуть студенческие лямки. — Ну, как написал? — спросил он меня, мешая чай в кружке ложкой, которой он повелевал клешнёй. — Никак не написал, — махнул рукой я. — Хотя нет, хоть что-то написал, но Гнилопчёлов понял, что ничего не знаю, потом стал вопросами валить. — Вот, это правильно, это по-нашему! Тебе какой спелл попался? — Нестерпимый Жар. Вообще легкотня, да? Только оказалось, что нарисовать я его должен длинным и каким-то размашистым, потому что маг во время его применения испытывал злость. — Слушай, браток, это ещё куда ни шло. Мне знаешь что выпало? Непреодолимое Влечение! Так и это всё под соусом из грусти и короткого применения. — Остряков снял человеческой рукой со своего носа оправу и, сложив душки, повесил их на кармашек рубашки. — Я кое-что накалякал, а потом твоя история повторилась. Я повернулся влево от стола и пару раз кашлянул в кулак. — Сегодня пятница, так что, может быть, сегодня к тебе пойдём, выпьем? — сказал Александр, смотря на меня каким-то немного сочувствующим и в то же время заинтересованным взглядом. — Ты вот выпьешь пива — и перестанешь кашлять! Мы часто с Сашей засиживались после занятий в моей квартире, поскольку лишь там можно было спокойно выпить и с шумом провести время, чего не скажешь об общежитии. — Сегодня что-то настроения нет, особенно после этого унижения, — отмахнулся я, откусывая хот-дог. — Лучше завтра, возьмём ещё Влада. Да и сегодня у меня есть дела с Ирой. — Ага, догово… Дела с Ирой?! — он так удивился, что раскрыл глаза на полную катушку. — Я скорее поверю, что ты занялся вязанием варежек, как моя бабушка, чем нашёл какое-то полезное дело. Вдруг за стул рядом со мной села марсианка, поставив поднос с едой перед собой. — Вообще-то Илья согласился сходить со мной на тренировку по каратэ в спорткомплекс, — осторожно проговорила она, попеременно глядя то на Александра, то на меня. — Думаю, он сможет много чего добиться! От этих слов Саня чуть не поперхнулся чаем. — Вам, судя по всему, реально заняться нечем. Ну, не буду вам мешать. Как говорится, флаг вам в руки! — выпалил рак, ненамеренно щёлкнув после своей речи клешнёй. — Ты, кстати, Саша, сдал? — спросила его Ираида, помешивая кофе. — Не, тоже завалил, как и твой бойфренд, — глупо ухмыльнулся членистоногий, от этого Краско моментально покраснела, пытаясь ничего не говорить, но поскольку марсианские корни в ней никуда не девались, она вот-вот бы что-то ляпнула, поэтому для разрядки обстановки я сказал: — Саш, разве ты на выходные не собираешься домой, в Челябинск? — Нет, я на прошлых ездил, и я от этой поездки, мягко говоря, не в восторге. Представляете, сзади меня сидел какой-то сильно наглый жираф, да настолько длинный, что давил на моё кресло с такой силищей, будто пытался сложить меня в бутерброд. Очень хотелось встать и задушить его вот этой клешнёй! — он скривил морду в ухмыляющуюся рожу и так страшно щёлкнул ею перед нашими носами, что мы аж сглотнули от страха. Мы на какое-то время замолчали, поглощая свои обеды, как вдруг над нами чересчур внезапно объявилась очень растянутая фигура. — Привет, — этот великан вместо громогласного баса обратился к нам каким-то несвойственным ему тонким голосом. — У вас не занято? — Вспомнишь Владлена — представишь полено, — сказал Остряков и так противно захохотал, что даже мне захотелось ему врезать. — Падай. Человек-жираф медленно опустился на стул, предварительно вытянув ноги, чтобы не приподнять стол коленями, после чего спокойно поставил поднос перед собой и, размахнувшись, отвесил раку такую оплеуху, что последний схватился руками за голову и наигранно застонал. Этого великана все звали Владом, однако его настоящее имя действительно звучало как Владлен, так как по легенде родители назвали его в честь Владимира Ленина, однако он также как и Ира терпеть не мог своего полного имени, хотя, как по мне, оно было на ступень выше Ираиды. А вот фамилией он гордился — Четырёхпалин. Поскольку он принадлежал к классу людей-жирафов, то и мог похвастаться исполинским ростом, который точно доходил до отметки в два с половиной метра. Наличие этих карт на руках одаряло его завидной привилегией: как и все люди-жирафы, он имел право ходить в секцию баскетбола, но он не только посещал эти занятия, но и даже играл за сборную команду университета. Влад не являлся нашим одногруппником, он даже учился на другом факультете — природы аномалий. Грубо говоря, он учился на аномалиелога, язык можно сломать, прежде чем выговорить, конечно. Тем не менее, мы общались и даже в некоторой степени дружили. — Что это вы такие грустные сидите? — Владлен, как ни в чём не бывало, отхлебнул супа и прошёлся по нам своими огромными глазами. Выглядел он, разумеется, как обычный человек, только его физиономия, как и всё остальное тело, было чересчур вытянуто и будто бы не соблюдало никаких пропорций, от чего вид человека-жирафа спокойно навевал древний ужас на неподготовленного человека. Исправляли эту картину лишь его короткие коричневые волосы и розовая кожа, которая выделялась контрастом на фоне великана. — Гнилопчёлов сегодня устроил нам контрольную работу по маговедению, и Саша с Ильёй её завалили, — ответила за нас Ира. — Круто, я тоже, — сказал Четырёхпалин своим пугающим монотонным голосом, который звучал так, словно его властелину было плевать на все мирские заботы. — Только мы писали её вчера. Примите в свой клуб неудачников? — Какой ещё клуб? Ты его основал, дылда! — посмеялся рак и автоматически закрылся. — Не надо, не стукай! Если говорить максимально честно, мне было всё равно на происходящее вокруг меня. Я лишь думал о предстоящей тренировке по каратэ, на которую с дурости согласился пойти с Ирой сегодняшним вечером. Зачем я вообще повёлся на её уговоры? Мало того, что пришлось купить кимоно на последнюю стипендию, так ещё и теперь мне потребуется изображать из себя спортсмена, которым никогда не являлся. С другой стороны, только это, может быть, поможет мне этим вечером оторваться от всех забот. За моими раздумьями я не заметил фразу Острякова: — Ладно, приятного вам аппетита, любители спорта. Встретимся завтра, Илья, Влад, — сказал он и вышел из-за стола. — Я тоже пойду, — человек-жираф отправился относить грязную посуду обратно на кухню. Мы с Ирой остались наедине. — Ты ещё не передумал? — Нет, хотя бы развеяться мне не помешает… * * * Ближе к вечеру я вышел из своей суперхрущёвки и добрался до общежития №1, в котором и жила Ира. Здание имело форму параллелепипеда и даже удивляло своими громадными размерами в пять этажей. Таких общежитий на территории университета было всего четыре штуки, и многие непосвящённые люди ошибочно предполагали, что в каждом располагался один факультет, однако это было далеко не так, и студенты жили вразнобой. Не знаю, чем это было вызвано, но многие склонялись к мнению, что всех людей-животных, магов и других представителей вида селили вместе специально, чтобы хотя бы в этом деле не упрочнять ту линию, что и без того отделяла колдунов от остальных. Ждал у крыльца я недолго, и спустя пару минут дверь распахнулась, и из открывшегося проёма пулей вылетела фигурка Иры с большущей синей сумкой наперевес. На этот раз она выглядела весьма спортивно и гораздо увереннее, нежели во время нашей утренней встречи: её верхнюю часть туловища укатывала тонкая-тонкая ветровка синего цвета, незастёгнутые между собой молнией краешки болтались в такт шагов девчонки, также на ней были беговые штаны чёрного цвета и аккуратные кроссовочки. Стоило лишь ей увидеть стоящего меня, как она ещё сильнее ускорилась и одним быстрым рывком перепрыгнула крыльцо общежития, оказавшись за мгновение возле меня. Ира выглядела как всегда по-детски счастливо и искренне. — Молодец, даже не опоздал, — радостно сказала она и тут же, не дожидаясь моего ответа, стала подталкивать меня в сторону дороги до спортивного комплекса. — Пойдём быстрее! — Да мы же никуда не опаздываем! — Надо ещё переодеться. Ты доги взял? — Естественно, взял. — Ну, тогда побежали! Мы двинулись в путь по асфальтированной дороге, зажатой между высокими и могучими деревьями с одной стороны и общежитиями других факультетов — с другой. Здесь было так свежо и тихо, что мы невольно молчали несколько секунд, наслаждаясь пением птиц, но, конечно, не больше, ведь Ире уже не терпилось поговорить: — Чего ты задумчивый? — Волнуюсь немного, — честно признался я. — Ничего ведь не знаю, как ты, вдруг опозорюсь. И у меня действительно были веские причины для беспокойства, ведь Ира ещё во время нашего первого знакомства, когда мы только начинали учёбу в университете, с радостью разболтала, что имеет почётное право носить синий пояс, который соответствовал восьмому кю. Следует добавить, что она занималась каратэ ещё до поступления в университет, а потому имела весьма солидный опыт. Грубо говоря, она была, конечно, далека от идеала, но опережала меня на целых две ступени, поскольку белый пояс, которым я мог похвастаться, означал всего лишь десятый кю. Эта мысль и настораживала меня, ведь в отличие от неё я не обладал даже маломальскими знаниями о дисциплине, которой решил научиться. Хотя, в конце концов, разве можно винить меня за то, что я решил учиться тому, чего не умею? Не успел я задуматься, как Ираида пошла почти по тому же пути мыслей: — Ой, даже не переживай по этому поводу, — спокойно посмотрела на меня девушка и одарила своей фирменной невинной улыбкой. — Наш тренер очень добрый, ты быстро всему научишься. Я знаешь, как переживала, когда впервые в вашу секцию пришла заниматься? Однако я поймал себя на мысли, что легче почему-то не становится. От осознания я пнул широченный камень на моём пути, отправив его в полёт до ближайшей большой земли, после чего решил снова заговорить: — Слушай, Ирка, — вдруг я сказал. — А как вообще тренировки проходят? — Ну, сначала мы разминаемся, там, бегаем, прыгаем, — она закатила глаза куда-то вверх и стала грациозно двигать кистями рук перед собой в такт своих мыслей. — Потом… Слушай, это вообще от дня недели зависит! По понедельникам, например, мы полностью тренируем ката, по средам у нас спарринги, а по пятницам — игровые тренировки, мы играем в вышибалы и так далее. — Круто, а можно ходить только по пятницам? — Даже не думай, — она замерла на месте и пригрозила тонким кулачком. — Не будешь на тренировки ходить — вообще убью! Мы продолжили путь, и я сказал: — Кстати, что такое ката? — Знаешь, это как симуляция боя, которую ты повторяешь из раза в раз. Медленно двигаешься по одной траектории, производишь удары по выдуманным противникам. Повторяя ката, ты выучиваешь тело совершать движения на бессознательном уровне. И когда ты попадаешь в боевую ситуацию, тело работает само по себе на основе рефлексов! — Звучит очень сложно и в то же время неимоверно скучно, — душно сказал я. — Это тебе только сейчас так кажется! Наконец, перед нами раскинулось огромное здание спортивного комплекса университета. В высоту оно было всего лишь в несколько этажей, а вот в ширину даже превышало размер футбольного поля, которое, к слову, тоже имелось в наличии и находилось на открытом воздухе, за самим зданием, вдали от любопытных глаз прохожих. Ближе всего к нам было невысокое и протяжённое крыльцо, что вело к невзрачным дверям, а чуть выше, прямо над ними, верхнюю часть здания украшали большие и разноцветные мозаики, изображающие какие-то древнегреческие олимпийские игры. Я аккуратно шагнул к дверям, в то время Ира запрыгнула на крыльцо, перешагивая за один раз по несколько увысочений. Затем мы прошли по коридору несколько поворотов, поднялись на второй этаж. Помещения спортивного комплекса на удивление пустовали, и нам почти не встречались спортсмены, кроме таких же бедолаг, как я. Я даже не заметил, как мы внезапно очутились в левом крыле комплекса. Здесь располагались помещения для настольного тенниса, в которых тренировались во время пар физической культуры люди, не подходящие к другим секциям по здоровью, тренажёрные залы, набитые до одури спортивным инвентарём и тренерские комнаты. В скором времени коридор изогнулся в прямом углу и вывел нас на небольшой балкон, что проходил над большим залом с высоченными потолками для игры в баскетбол. И площадка ещё не показалась нам на глаза, как до нас стали доноситься громогласные крики игроков, гулкие удары мячом о пол и пронзительные свистки недовольного тренера. Лишь стоило нам выйти на балкон, как я моментально устремил взгляд вниз, на поле брани, и не на шутку удивился: там, в разноцветных майках, бегали и прыгали люди-жирафы, перелетая в длиннейших прыжках метры, словно богомолы на вытянутых ногах. Даже с такой высоты они казались такими высокими, и неспроста, ведь многие из них даже не прыгали до корзины, а лишь ловко клали в неё мяч. Их игра была похожа на какой-то древний и инопланетный танец. — Ты никогда здесь не был? — спросила меня Ира так неожиданно, что я даже не смог с первого раза оторвать взгляда от игры этих гигантов. — Нет, никогда не думал, что тут столько секций есть. — Вон твой Владлен, — показала рукой куда-то вниз Ираида. — Изо всех сил готовиться к соревнованиям. — Даже не могу поверить, что тут разрешено заниматься только жирафам. — Так было всегда, да и будет, — грустно подытожила марсианка. — Какой смысл брать нас с собой туда, если мы ничего не сможем сделать против них? — Хорошая идея для какого-нибудь мотивационного фильма… Через пару минут мы добрались до раздевалок каратистов, где уже почти никого не было, и приоделись в белёсые кимоно. Честно, я выглядел в нём ужасно и напоминал какого-то очень высокого ребёнка, которого родители решили нарядить по их «последнему писку моды». Я еле как завязал пояс, сформировав им невероятно неопрятный узел, после чего с каким-то раздирающим душу чувством стыда вышел из раздевалки в коридор, где уже собралась небольшая толпа из студентов-каратистов. Ираида уже ждала меня за дверьми. Не буду скрывать, выглядела она прекрасно: японское одеяние будто было сшито специально под неё и так идеально покрывало все женские члены, что я невольно остановился, стоило лишь мне выйти из комнаты. Особенно мне запомнился её синий пояс, чистый, как капля росы, который по какой-то неведомой мне причине идеально сочетался с её большими косичками волос… Пока тренировка не началась, мы расположились у стены, облицованной белой плиткой, и стали разговаривать об этом виде спорта. — Мне всегда было интересно, — говорил я. — Почему у вас кричат «кия» во время ударов? Это просто показуха? — На самом деле нет, — Ира поправила чёлку. — Это как флаг во время битвы! — Хочешь сказать, что каждый так показывает, к какому спорту он отдаёт своё время? — Для каждого он индивидуален, знаешь, как почерк, — ответила мне марсианка, отрывая одну ногу от пола и представляя, скорее всего, какую-то предстоящую большую битву. — Мастера могут кричать «ха», «ща», может быть, даже какой-нибудь громкий шипящий «ищ». И всё это Ки-ай! А когда я занималась в секции в своём городе, то мы кричали «чу». — А почему именно «чу»? — усмехнулся я. — А, это долгая история. Просто у нас на тренировки ходил человек-цихлид один, не от мира сего он немного был, вечно зажатый, волосы до плеч носил и всё такое, — Ираида произвела удар правой рукой по воздуху. — И самое главное, что звали его Эдик Чу. И как-то раз он выкрикнул «чу» во время удара, а нам так понравилась его идея, что мы сами стали так кричать. Тренер над нами посмеялся, но разрешил. Девушка так весело и искренне рассказывала истории, махала руками и принимала стойки, что сразу было видно, какое предвкушение её окутывает перед тренировкой! И что-то подсказывало мне, что в этом была замешана не только её любовь к спорту, но и моё присутствие здесь. — Привет, Ира. Мы повернули головы в сторону голоса, и заметили, как к нам приближается фигура высокого и худощавого парня лет двадцати с чем-то, кимоно которого опоясывал пояс жёлтого цвета, что равнялось шестому кю. У него были короткие светлые волосы, тонкое, как у скелета, лицо и неестественно загорелая кожа. — Ос! — сказал незнакомец с марсианкой практически одновременно, после чего они развели руки и поклонились друг другу. — Эдмунд, привет! — расплылась в улыбке Ираида, после чего показала рукой в мою сторону. — Смотри, кого я привела к нам! — Значит, ты Илья? — по всей видимости, Эдмунд обошёлся со мной проще и ударил своим сжатым кулаком по моей конечности. — Моё имя ты уже знаешь. — Приятно познакомиться, — осторожно проговорил я, почти шёпотом. — Ирка наверняка всё обо мне рассказала. — Конечно, судя по всему, ты так хотел попасть к нам в секцию! — каратист усмехнулся, обнажив ряды идеальных, белоснежных зубов. — Рад, что ты согласился с её предложением, а то, если и дальше в таком темпе будут уходить люди, скоро мы тут останемся вдвоём с Ирой. — Ты, наверное, не знаешь, но Эдмунд — гордость магического факультета! — радостно сообщила мне марсианка, будто бы ожидая от меня такого же восхищения. — Значит, ты маг? — Совершенно верно, — сказал он и щёлкнул пальцами, после чего на его указательном пальце на пару секунд заплясал красненький огонёк. — Эд, перестань, этим уже никого не удивишь! — насупилась Ираида. — Ладно, ладно, больше не буду красоваться. Просто когда живёшь с Остряковым, как-то привыкаешь удивлять его всякой профанацией. В эту же минуту объявился наш тренер, и мы двинулись вперёд, к физическому совершенствованию. Зал был настолько огромным, что примерно в середине он разделялся на две части полупрозрачной занавеской, чтобы в нём могли заниматься две группы спортсменов одновременно. Как только мы переступили порог, то моё внимание сразу приковал к себе пол: он был полностью устлан мягкими и разноцветными матами, которые собирали между собой причудливые узоры с жёлтыми орнаментами ближе к центру, словно конструктор. Стена по левую руку была почти до самого потолка опоясана батареями, а перед ними ровными рядами располагались весьма обшарпанные шведские стенки. Противоположная стена же, по мою правую руку, большую свою часть отдавала под толстые панорамные окна чуть ли не до своего конца, через которые спортсмены-мученики могли любоваться раскидистыми видами парка университета во время тренировок и мечтать о свободе, а проходящие мимо зеваки — рассматривать каратистов и завидовать их неумолимой силе духа. Нашего тренера звали Альберт Вячеславович Подшёрстков и, надо сказать, оно просто прекрасно ему подходило: он был чрезвычайно огромным человеком-шакалом с такой ужасающей мускулатурой, что, может быть, он с лёгкостью внушал неподдельный страх всем своим оппонентам. Как и все представители этого вида, он имел слишком явный дополнительный волосяной покров на всём теле, который белёсым мехом доходил ему до шеи и ушей, подчёркивая его звериный нрав и боевую натуру. Когда все каратисты зашли в зал, то тренировка официально началась, а её начало всегда оставалось неизменным, поэтому мы выстроились перед Альбертом Вячеславовичем в полукруг. — Сэйдза, — сказал что-то нечленораздельное для меня тренер, после чего все спортсмены сначала опустились на колени, а после сели на лодыжки, уперев кулаки в бёдра. — Мокусо. Мне ничего не оставалось, как последовать примеру остальных и принять положение сидя. Все присутствующие, в том числе и тренер, закрыли глаза, и, как я мог предположить, началась медитация перед тренировкой. Я тоже сомкнул веки и погрузился в свои мысли. Я понятия не имел, как правильно медитировать, что нужно было стремиться сделать, как вдруг меня отвлекли: — Ты неправильно сидишь! — шепнула мне Ираида и подвинулась на коленях ко мне почти вплотную. — Да как тут неправильно можно сидеть? — еле слышно удивился я. — У тебя один большой палец на ноге должен лежать на другом, — посоветовала марсианка, но, как я мог догадаться, она не могла ограничиться одним только советом. — Давай помогу. — Н-не надо! — конечно, я оказался прав. В скором времени медитация закончилась и тренер, поднимаясь с мата, приказал нам сделать то же самое: — Татэ кудасай! Затем мы приступили к обычной тренировке. Во время неё не происходило практически ничего интересного от слова совсем: для начала мы начали бег вокруг нашей части зала, параллельно с этим разминая отдельные части тела и практикуя самые простые удары, затем мы приступили к уже привычной разминке, приняв круговое построение и начав активно тянуть наши руки и ноги, покрывая терпимой болью конечности. Я отметил, что моё тело давало мне точно понять свою окаменелость в плане растяжки, ибо я, как и все новички, даже не мог толком нагнуться и достать открытой ладонью пола из стоячего положения. Та же ситуация меня ждала и на том этапе, когда мы просто сидели на татами и, широко расставив ноги, тянулись к ним, неимоверно выгибая поясницы и слушая, как будто бы щёлкают наши позвоночники: как бы я ни тянулся, но мой пояс лишь отодвигал мои руки дальше, сигнализируя о том, что он ещё недостаточно разработан для таких выкрутасов. Тщетно пытаясь дотянуться до хотя бы пальцев на ногах, что напоминало мне ситуацию из моего недалёкого сна, я, покрываясь потом и кряхтя, словно старый и дряхлый дед, ненароком взглянул на марсианку, которая тянулась так легко и грациозно, словно делала это с рождения, ведь она даже не напрягалась и, вытянувшись тончайшей струной, обхватывала ладонями даже не пальцы, а тонкую пятку. Наконец, с позором было покончено, и мы принялись отрабатывать удары. Мы поделились на пары, после чего один каратист принялся держать большую ударную подушку, а другой — наносить по ней удары руками и ногами. Я заглядывался на других завсегдатаев киокушинкай и лишь удивлялся, как они мало того, что бьют быстро и хлёстко, так ещё и успевают разбираться в терминологии каратэ и наносить тот удар, который от них требовал возрастной шакал. Альберт Вячеславович не оставил без внимания мои потуги и, мельком оглянув мою технику, сказал: — Да, Илья, тебе надо тренироваться. Дальше — больше, и мы оказались в одной паре с марсианкой, только на этот раз уже держал подушку я, вернее, это была даже не подушка, а огромным мат, который я удерживал перед собой двумя руками, показывая лишь из-за него только свою голову. Пока я исполнял роль мальчика для битья, Ираида выполняла такие виртуозные удары ногами, что мне приходилось упираться своими нижними конечностями позади себя, чтобы удерживать исходную позицию. Она без всякой тяжести разворачивалась вокруг своей оси и, поворачивая грудь, тяжело била по мату. Тренер в это время проходил мимо каждой пары и внимательно следил, чтобы кто-нибудь не ударил легче. Вот только когда он добрался до нас, то неожиданно произошло следующее: — Что ты его жалеешь? Вот так надо! — шакал подошёл ко мне, занял место марсианки и, развернувшись на месте, ударил пяткой по мату с такой страшной силой, что я от страха зажмурил глаза. Мат вместе со мной отлетел, как тряпичная кукла, и приземлился в паре метров от тренера и Иры на маты… …Наконец, тренировка стала близиться к концу. Если честно, полтора часа пролетели для меня незаметно, скорее всего, такое ощущение сложилось для меня из-за того, что я занимался впервые. Я был действительно вымотан, а Ира даже не растеряла своего энтузиазма. Напоследок мы снова помедитировали и покинули зал, не забыв перед этим ему поклониться. * * * Через пару минут мы с Ирой уже переодетые стояли у крыльца спорткомплекса и дышали свежим воздухом. — Ну, как тебе? Здорово, правда? — марсианка чуть не прыгала от возбуждения вокруг меня, сжимая кулачки перед грудью и умоляя меня ответить. — Скажи, что понравилось! Разве возможно ей отказать? — Да, Ирочка, это было классно, — ответил я и устремил взгляд куда-то вверх, на тёмное-тёмное небо, на котором ежесекундно зажигались белёсые звёзды, будто бы только для нас двоих. Ира замолчала и тоже задрала взгляд, пытаясь поймать ту же волну, что и я, но, судя по всему, у неё не вышло, и она снова уставилась на меня… — А ты чего домой не идёшь? — наконец, нарушила тишину марсианка и развела бровки в сторону. — Да что-то пока не хочется, — тихо проговорил я, заглядывая в её бездонные глаза. — Такая погода приятная. Тишина. Я даже и не думал, что в городке настолько спокойно. Девушка покорно стояла возле меня, будто всё чего-то ждала. — А ты домой не собиралась на выходные? — вдруг спросил я. — Нет, я бы тогда на эту тренировку не пошла, а сразу поехала. Да и, если честно, что-то не хочется. — Ну, пока? — я развёл руки в стороны. — Скоро встретимся, да? — марсианка украдкой взглянула на меня, заключая наши тела в свои тёплые, такие искренние объятия. — Конечно… И мы разошлись в разные стороны, оборачиваясь друг на друга… …Я быстро добрался до дома, поднялся до своей квартиры. Стоило лишь мне захлопнуть дверь, как жилище встретило холодным и неприветливым воздухом. Вид пустой квартиры повлиял на меня самым грустным образом, и почему-то мне стало настолько одиноко, что я плюхнулся на свою постель и просидел на ней несколько минут, пока не смог подняться. Из последних сил я принял душ, разложил сумку и, погасив свет, упал в постель. В моей голове почему-то не было никаких мыслей, поэтому я даже не заметил, как уснул…