Время всё решит

Себастьян ходит туда-сюда по поляне где-то за школой, вновь и вновь прокручивая в голове короткое письмо, принесённое сегодня утром совой. «Ты. Я. Дуэль.» Под этими тремя словами красовалась размашистая подпись Руди, и Селлоу вот уже половину дня как не знал, как в этому относиться. Его всё ещё злил Руди. Его поступок, проявленная им агрессия вызывала желание ударить в ответ, да посильнее, в порыве выбить всю дурость из него. Но одновременно с этим всё глушил стыд — он и сам хорош, сказал лишнего, а потому и получил по заслугам. В каком ключе было написано письмо? Чего он хочет? Какие цели преследует? Вопросов много, а ответов — дай бог получить хоть один. Благо, как гром посреди ясного неба, появляется и сам источник хаоса. — Уже заждался меня? — В привычной нахальной манере вещает Руди, ставя одну руку в бок и смотря на Себастьяна с ухмылкой. Мерлин, он был просто невыносим. — Не знаю, что ты задумал, но… Договорить слизеринцу не дают — Руди качает головой и шипит на него, жестом прося замолчать. — Знаю, вопросов у тебя много, но у меня появилась гениальная идея. Себастьян приподнимает одну бровь и косится на когтевранца — гениальная идея? Гениальные идеи Руди почти всегда заканчивались чем-то нехорошим и с первого дня их знакомства не внушали доверие. Но он, зараза, умел заинтриговать — и вот уже Себастьян стоит в предвкушении, желая услышать, что за мысль такая посетила эту кудрявую голову и каким не попутным ветром была занесена. — Мы в ссоре, всё верно? Конечно верно, это риторический вопрос. И эта ссора приносит очень много неудобств… всем. Себастьян согласно кивает: он и сам уже давно думал каким-то образом попытаться примириться с каждым из друзей, но всё не мог найти то слов, то времени, то сил на это. Всё же извинения были делом выматывающим, требующим наступить на горло собственной гордости. — Поэтому я подумал, а почему бы нам не решить все наши недопонимания дуэлью? Я знаю, как тебе хочется надрать мне задницу за сказанное, и это чувство вполне взаимное. Ну, как тебе? Себастьян мнётся каких-то пару мгновений, но совсем недолгих — выбор был очевиден. — До какого момента длится дуэль? — Без лишних слов спрашивает слизеринец, доставая свою палочку и становясь в боевую стойку. Руди продолжает довольно ухмыляться — он неторопливо ходит вокруг Себастьяна, словно всё происходящее для него было лишь весёлой игрой. Хотя, что уж там, всё так и было. — Пока один из нас не сдастся. Все заклинания разрешены, любые приёмы, всё что душе твоей угодно, малыш. Себастьян поначалу хмурится, но то быстро сменяется решительной улыбкой — Руди не уйдёт отсюда целым, и пощады не получит, сам затеял всё — сам же за это и ответит. — Идёт. Начинай. Уильямс, наконец, останавливается, оказываясь напротив Себастьяна, и достаёт свою палочку. Он медлит, щурясь и смотря Селлоу прямо в глаза, после чего делает выпад вперёд, выкрикивая «Конфринго!». Себастьян ухмыляется. Предсказуемо. Заклинание приходится на щит, рассыпаясь при ударе об него на сноп алых искр. — Я ждал от тебя большего, — поддразнивает его Селлоу, намеренно выводя Руди из себя провокациями. Думать — слабое место Уильямса. Он — ураган, стремительный порыв ветра, пускай и яростный, но случайный, перестающий думать даже на шаг вперёд под эмоциями. Себастьян же — змей в такой ситуации, истинный слизеринец, сохраняющий хладнокровие и леденящую душу выдержку. Ответное взрывное заклинание устремляется вперёд, прямиком в Руди, и встречается с таким же щитом, но когтевранец за летящими искрами поздно замечает пущенное режущее заклинание сразу вслед, едва успевая уйти от него, увернувшись, плечом прокатившись по земле. — Тьфу, опять рубашка серой станет, — хмыкает мальчишка, стряхивая крошки земли с плеча и поднимаясь. — Или красной? — Не унимается Селлоу, уклоняясь от новых заклятий, но одно всё же проскальзывает слишком близко, задевая плечо. Руди довольно присвистывает, зля слизеринца — то лишь мимолётная удача, а этот дурак радуется так, будто уже выиграл. — Обойдёшься, Селлоу, одну ты мне уже попортил, второй раз я тебе такого не позволю. — Ты заслужил. Снова очередь заклинаний, снова отблеск щитов и уклонения — оба мальчика поднимаются с земли, быстро переводя дух и выравнивая сбившееся дыхание. — О, правда, что ли? А ты сам не заслужил разве? Уж прости меня, но за сказанное синяка под глазом мало, малыш, тебе бы рот с мылом вымыть. Или запихнуть это мыло поглубже в глотку. Себастьян раздражённо цокает языком, наотмашь кидаясь заклятием — Руди так же непринуждённо отражает его куда-то в землю. — Мне жаль, ясно тебе? Этого ты добиваешься? Руди смотрит на него оценивающе, будто раздумывал, действительно ли ему хватит этого признания. — Нет. Я добиваюсь того, чтоб ты, болван, извинился не передо мной, а перед Эмили. Селлоу закатывает глаза. — Я извинюсь, как закончу с тобой. Но слова о себе, значит, ты признаёшь? Руди вздрагивает, вспоминая детали их ссоры. Глаза парня снова блестят, и слизеринец замечает белый блеск оскаленных клыков. — И без тебя знаю о своих проблемах. — Так значит? А сам ты извиняться, значит, не хочешь?! Себастьян замечает, что заклинания Руди стали мощнее, а движения — более резкими, а потому продолжает подливать масла в этот огонь: — Ты неуравновешенный. Тебе лишь бы кулаками помахать. Что, думаешь, все вокруг виноваты, кроме тебя одного? — Я не говорил такого! — Срывается Уильямс, пропуская удар, и заклинание приходится ему прямо в грудь, выбивая воздух из лёгких. Когтевранец шипит, припадая на одно колено — Себастьян смотрит на него сверху вниз, чувствуя, как по венам течёт злобное, чёрное удовлетворение. — Мне тоже жаль, понятно тебе?! Я знаю, что я монстр, знаю и без твоего чёртового осуждения! Хватит делать вид, что хорошо знаешь меня, потому что ты не знаешь, через что я прошёл! Себастьян фыркает, закидывая Руди заклинаниями: мальчик успевает отразить лишь половину, остальные же приходятся по нему то там, то тут, окончательно сбивая дыхание. Селлоу подходит к сопернику ближе, готовый услышать слова о пощаде. — Верно, я не знаю, через что ты прошёл. Но ты и не удосужился рассказать. Сдаёшься? Руди смотрит на него снизу-вверх — смотрит злобно, волком, прямо как тогда, в крипте. Он опускает грудь ниже, ставя руку за землю, и Себастьян слишком поздно замечает, как он собирает горсть земли в кулак. — Чёрта с два! Руди бросает землю ему в лицо, ослепляя Себастьяна, и он слышит, как вслед летит режущее заклятие. Селлоу шипит от рези в глазах, отшатывается, успевая наотмашь бросить такое же заклятие в соперника. На какое-то время они замолкают и отстраняются: Себастьян утирает выступившие от песка слёзы, чувствуя боль в левом плече — заклятие резануло глубоко, наколдованное почти в упор. Руди тоже замирает, сев на землю и жмурясь — ответное заклятие пришлось прямо в лицо, да так удачно, что Руди не мог открыть глаз от боли, шипя и матерясь. Сплёвывая в сторону, Се6астьян приходит в себя первым, и смотрит на Руди сначала с гневом, что быстро сменяется уколом страха и волнения — нет, он же не попал в глаза? Не попал же?.. Спустя мгновения Уильямс поднимается, отнимая руки от лица, и слизеринец облегчённо выдыхает — косая рана лежала на щеке и переносице, жутко кровоточа. «Но не по глазам» — это самое главное. Селлоу напрягается, готовый к продолжению битвы, готовый к тому, что Руди разъярится настолько, что бросится на него уже без палочки. Однако, мальчишка вместо этого замирает и смотрит как-то странно — со смесью печали и вины, будто в нём утих этот вечно царящий ураган, и теперь вокруг него был штиль. — Ты… ты прав. Не говорил, — Уильямс снова садится на землю, жестом приглашая Себастьяна сесть рядом; мальчик мнётся пару секунд, но после убирает палочку и садится рядом, выглядя уже обеспокоенно, напрочь забыв про их дурацкую дуэль, — Это проклятие какое-то. Я правда не знаю, как управлять своими эмоциями, и когда их слишком много… случается то, что случается. И мне страшно. Навредить вам и потерять навсегда. Руди крутит свою палочку в руках, а затем оборачивается к Себастьяну, глядя на него теперь уже с какой-то надеждой, как смотрят дети на взрослых, ожидая прощения и понимания после очередной их шалости. — Ты же не считаешь меня монстром, правда? Селлоу смотрит Руди в глаза, и пламя внутри тухнет окончательно вместе с углями, словно холодной водой окатили: он кладёт руку когтевранцу на плечо, слабо улыбаясь, и похлопывает по небу ободряюще: — Нет конечно. Просто ты вспыльчивый, но не монстр. Они замолкают на короткое время, смотря друг в другу глаза — было уже бесполезно скрывать их общее раскаяние и волнение. Руди тяжело вздыхает, улыбаясь краешками губ: — Вот ведь угораздило нас, да? Сцепились, как два дракона. Себастьян усмехается: то ли от точности метафоры, то ли от очередного проявления любви к драконам у Руди через неё. — Не то слово. И друг друга покалечили, и Эмили с Оминисом проблем доставили. Уильямс кивает, отводя взгляд и смотря куда-то вперёд. Себастьян смотрит туда же: там, далеко впереди, виднелась водная гладь Черного озера, встревоженная ветром и покрытая мелкой рябью, словно мурашками от ставшего холодным ветра. — Я не сильно задел тебя? — Себастьян косится на рану Руди, но тот отмахивается, фыркнув. — Это мелочи. Мне даже нравится — у меня теперь будет на один мужественный шрам больше! Уильямс улыбается во все тридцать два и гордо задирает голову, а Себастьян с усмешкой закатывает глаза и отворачивается — кто бы сомневался, что его друг сможет даже глубокую рану вывернуть вот так, в свою пользу. Они молчат. Злость друг друга исчезла, выплеснулась наружу вместе с заклинаниями и кровью. Осталась лишь вина — и то не перед друг другом, а перед теми, кто действительно заслуживал извинений. И они оказались легки на помине. Мальчишки поворачивают головы почти одновременно, услышав оклик Эмили и их торопливые с Оминисом шаги. Оба поднимаются с земли, отряхиваясь, а после оглядывают друг друга, только сейчас осознав, насколько ужасно выглядели — все перемазанные землёй и кровью, с болящими телами, которые явно совсем скоро станут едва ли не одним сплошным синяком. Эмили подлетает к ним, встревоженно смотря на мальчишек, и начинает нести поток мыслей, таких же встревоженных и взволнованных. Она ругает их, грозит расправой за устроенную глупую дуэль, но Себастьян прерывает её, взяв руки девчонки в свои и произнося, наконец, те самые слова — извинения за всё, за сказанное и сотворённое ранее и сейчас. Эмили смотрит немного ошарашенно, явно сбитая с толку — выстроенный в голове сценарий развития событий поломался и рассыпался окончательно. Она моргает пару раз и смотрит сначала на Себастьяна, а затем на Руди с Оминисом: когтевранец виновато улыбается, слушая приглушённое ворчание Мракса, и треплет его макушку, остужая весь направленный на него пыл извинениями и чёртовой харизматичной улыбкой, уже ставшей его визитной карточкой. Эми будто не верит в происходящее: в одно мгновение все будто стали самими собой, словно ничего и не происходило; возникшая меж их четвёркой пропасть исчезла, и теперь никто не балансировал на самом её краю в попытках дотянуться до друга — вот они, все вместе, стоят так близко и телом, и душой. Девчонка снова моргает, но в этот раз часто — слёзы снова наворачиваются на глаза от ощущения лёгкости; ей казалось, что за спиной, наконец, раскрылись крылья, что так долго были связаны крепкими путами, и от внезапной свободы хотелось одновременно устремиться ввысь и припасть к земле, крича во всё горло. Руди замечает, как подкашиваются ноги Эмили, успевая подхватить её — прижимает к себе, падая вместе с ней на колени, окутывает объятиями, одновременно крепкими и нежными, и утыкается носом ей в плечо, прикрывая глаза, ведь сам чувствует нечто похожее. Слизеринцы устраиваются рядом, и Эмили тянет руки к обоим, плача и пытаясь объять каждого из них, поделиться с каждым той радостью и счастьем, что впервые за столь долгое — или не очень, ведь казалось целой вечностью — время воцарились в её душе. Она чувствует касания друзей рядом, слышит их дыхание, едва ли не ощущая всеобщее облегчение — словно вчетвером вынырнули из ледяной воды, с самого дна, и теперь с жадностью хватали воздух, охваченные ужасом и радостью одновременно. Время всё решило.