***
— ...вон там. Также нам понадобится большое здание, где могут регулярно собираться лидеры крупных кланов. Это может быть какой-то комитет, чтобы возглавить деревню, – Сенджу сделал широкий жест руками, пытаясь передать свои все еще смутные мысли немного лучше, чем слова. — Ты не можешь оставить руководство деревней кучке людей, – покачал головой Мадара. Его густые волосы лениво следовали за движением, рассыпая спутанные пряди перед глазами. Хаширама полностью потерял нить разговора, поскольку ему приходилось сдерживаться, чтобы не убрать черные пряди с этого бледного лица. — Они вцепятся друг другу в глотку к концу дня. Нам нужен один сильный лидер — у него, конечно, могут быть советники, – продолжил он, не подозревая о внутренней борьбе своего друга. — Э-э, да, ты прав, – быстро сказал он, когда эти чувственные темные глаза вопросительно посмотрели на него. — Лидер и его советник — звучит как план, – хотя до сих пор у него была другая идея, он сразу же принял точку зрения Мадары. Учиха, несомненно, стал бы отличным главой их деревни, особенно, если Хаширама будет рядом, чтобы помочь советом, когда это необходимо. Вместе они могли бы создать самое сильное сообщество шиноби — такое, о котором они мечтали в детстве. Кто бы мог подумать, что им действительно это удастся? Наконец-то их мечта воплощалась в жизнь. Хаширама улыбнулся своему другу, но Мадара уже отвернулся от него, глядя на стройки вдали, задумчиво нахмурив брови, так что Хаширама решил понаблюдать за ним. Его лицо было в основном скрыто под темными волосами. Предвечерний солнечный свет создавал резкий контраст с тенями под его глазами и скулами. Казалось, он не замечал восхищенного взгляда Сенджу. Хотя, скорее всего, решил проигнорировать это, как и попытки Хаширамы подтолкнуть их дружбу к чему-то большему. По началу Учиха отрицал, что между ними может быть что-то, кроме товарищества, но со временем протестов стало меньше. Теперь же он просто молчал и даже позволял Хашираме время от времени прикасаться к нему. Ничего неуместного — просто легкое похлопывание по спине или плечу. Что-нибудь еще, вроде поглаживания по волосам, он сразу пресекал. Хаширама бы сдался, будь Мадара кем-то другим. Он мог принять вежливое «нет» при других обстоятельствах, но с Мадарой это было просто невозможно. Когда они были вместе, он мог думать только о нем, о его глазах, его волосах, об этом гибком, но сильном теле, которое было спрятано под свободной одеждой, о его запахе, о его голосе... Когда они наедине становилось хуже, потому что он был прямо здесь, но все еще вне его досягаемости. Это был тот день, в деревне, которая только начала строиться, когда он больше не мог этого выносить. Разговаривая, они не спеша пошли обратно к краю поляны, к временным шалашам, где обычно ночевали. Люди останавливали свои дела, чтобы поприветствовать их. Хаширама улыбался и кивал каждому из них. Мадара оставался бесстрастным, как будто не слышал и не видел их, поэтому он толкнул его локтем, призывая тихим шепотом ответить им. Сенджу был вознагражден раздраженным взглядом, но в остальном поведение его спутника не изменилось, пока они не оказались в его доме. Когда за ними закрылась дверь, Учиха в явной ярости набросился на него. — Как ты смеешь указывать мне, особенно если люди это видят и слышат?! – его локоны развевались вокруг его лица, когда он в гневе покачал головой. Он подошел ближе к Хашираме, вздернув подбородок. — Я не... — Ты можешь оставить свои указания при себе. Я знаю, как себя вести... — Но я просто… Быть немного более дружелюбным и открытым не повредит… — Они нам не ровня, мы — их лидеры! Ты понимаешь это? Ты не можешь ходить по деревне со своей нелепой ухмылкой. Они вообще не будут уважать тебя...! — Я не думаю, что надменность и неприступность поднимут чье-то уважение к тебе, Мадара, – Хашираму задели его слова, но старался не показывать этого. Слишком часто он отступал, когда дело доходило до спора между ними, но сейчас он решил, что должен устоять на своем. — Они уже уважают нас обоих за нашу силу и за то, чего мы достигли. Они знают, что мы тоже люди, зачем делать вид, что это не так? – он подошел ближе, протягивая руку, в кои-то веки отчаянно стараясь лучше подбирать слова, чтобы его друг понял, что он пытался сказать. — Разве ты не видишь, что становишься слишком открытым к ним? Думаешь, у нас больше не осталось врагов? Что нам больше не нужно бояться удара в спину? Никогда и никому нельзя доверять! Как ты можешь быть еще живым, если до сих пор не научился этому? Что ты за шиноби такой… – он уже был прямо перед его лицом и толкнул Хашираму в грудь. Не с какой-то реальной силой, скорее жестом раздражения. Не задумываясь, Сенджу схватил его руку и прижал к сердцу. — Ты поэтому так холоден со мной? Ты мне тоже не доверяешь, не так ли, – его голос дрожал от бурлящих внутри эмоций. Он знал, что проявляет слабость, что Мадара явно презирал, но в тот момент это было вне его контроля. — Я доверяю тебе настолько, насколько готов доверять кому бы то ни было, – более спокойным тоном ответил Учиха, отводя взгляд. Он попытался отдернуть руку, но Хаширама не отпустил ее. — Этого не достаточно! Я хочу, чтобы ты понял; ты можешь положиться на меня, я клянусь, что никогда не подведу тебя... — Честное слово, дурак, – прорычал Мадара, пытаясь вывернуть руку из хватки, но тот крепче сжал ее, — кто, черт возьми, просил обещать такое? Мне этого точно не нужно! — Но я хочу, чтобы ты принял меня как своего друга, открылся мне — мы вместе строим нашу деревню, как и мечтали! Неужели ты не рад этому? Мы с тобой вместе — мы все сможем! Нас не остановить! Если бы ты только... — Прекрати нести эту чушь! Меня не интересуют твои мечты и идеализм. Мы строим деревню, да, но она построена на крови и смерти, а не на глупых детских мечтах! Этот разговор о нас с тобой... мы союзники, но не так давно мы были смертельными врагами. Это всегда останется между нами. — Этого не может быть, – Хаширама подавил печаль, которую он почувствовал при этих словах, собираясь с духом. — У нас есть такая связь — я всегда считал тебя своим другом, даже когда мы сражались. Я никогда не хотел сделать тебе больно и... Ну... я уже говорил тебе, что хочу, чтобы между нами было что-то большее. — Отпусти мою руку, – холодно ответил Мадара. Его темные глаза были жесткими, совсем не показывая своих эмоций. — Нет. — Я предупреждаю тебя... — Мадара, не делай этого! Разве я не сделал все, чтобы… — Заткнись, ты... Теперь они боролись, Учиха изо всех сил пытался высвободить свою руку из его хватки. Несмотря на его стройное телосложение, он обладал значительной силой, поэтому Хашираме пришлось усилить свою хватку до такой степени, что он боялся, что оставит синяки. Мадара взмахнул свободной рукой в полусерьезной попытке ударить его, поэтому он схватил и другое костлявое запястье и прижал его к своей груди. Затем, когда мужчина поднял голову, чтобы выругаться, Хаширама просто больше не смог себя сдерживать. Он прижался ртом к соблазнительным, полуоткрытым губам своего друга, целуя его так глубоко, как позволяла довольно неловкая поза. К его удивлению, поцелуй не был безответным. Хаширама застонал, когда этот ловкий, злой язык наткнулся на его собственный. Возбуждение пробежало по его телу, зажигая, казалось, все его нервные окончания. Его хватка ослабла, ладони скользнули по рукам Мадары, чтобы схватить его за плечи, и пытаясь притянуть его еще ближе, хотя это было вряд ли возможно. Он уже становился твердым, его разум затуманился желанием большего. Он хотел обладать Мадарой, держать его так вечно. Хаширама схватил друга за густые волосы и откинул голову назад, чтобы поцеловать его еще тщательнее. Но когда он подумал, что может просто умереть от нехватки воздуха и подавленного желания, все внезапно закончилось. Мадара отстранился всего на дюйм — большего он ему не позволял — и в следующее мгновение Сенджу почувствовал холодный кунай на своем горле. — Что, – возмущенно прошипел Учиха, было видно, что у него сбито дыхание. — ты думаешь, ты сделал? — Я просто… ну, ты, очевидно… – пробормотал Хаширама. Лезвие совсем не дрогнуло, когда он раздраженно попытался отмахнуться от него. Он был достаточно острым, чтобы оставить тонкий порез на нежной коже над ключицей. С явным нежеланием Мадара опустил руку. — В чем, черт возьми, твоя проблема? – Сенджу наконец обрел голос, вытирая хлынувшую кровь. — Вытаскиваешь оружие, когда я просто... — Попробуй сделать подобное еще раз, и ты не отделаешься только царапиной! — Но тебе понравилось! — Нет! Не думай обо мне так же, как о себе! У тебя может быть эта... испорченность, но это не значит, что мне нравится, когда ты навязываешь себя мне. — Навязываю себя тебе? – теперь он начинал злиться. Он мог понять возражения, колебания, но отрицание было уже слишком. Когда Мадара попытался выставить его за дверь, он снова схватил его за руки. — Признайся, что тебе понравилось, — потребовал он. — Отстань от меня, — голос Мадары был едва громче шепота. Несмотря на его слова, его тон был чувственным, по крайней мере, для Хаширамы, который решил проигнорировать предупреждение в этом низком рычании. Он наклонился так, что их лбы почти соприкоснулись. — Признайся, — пробормотал он. — Я никогда... — Я все равно знаю, — он снова поцеловал своего друга. Мускулы Учихи напряглись под его рукой, когда он попытался вырваться, но на этот раз он не сделал ошибки, отпустив его. Его сердце бешено колотилось от волнения, когда Мадара перестал пытаться оттолкнуть его и вместо этого обнял...***
Хаширама улыбнулся в темноту своего кабинета, коснувшись своей шеи, где кунай порезал его более года назад. Тонкий шрам, конечно, давно исчез, но позже он получил больше синяков за свои дальнейшие старания. Мадара не лгал, когда говорил, что никогда не признается, что ему нравится происходящее между ними, но воспоминание о том первом поцелуе все еще было сладким. Ему потребовалось так много времени, чтобы добиться этого, и каждый раз получать от своего друга большего было непростой задачей, но... оно того стоило. Готов ли он пожертвовать этим ради брака, каким бы выгодным он ни был? Вопрос все еще оставался — будет ли Мадаре все равно? Ему нравился Хаширама, если ему кто-то нравился, он был в этом уверен, но никогда не показывал, что отвечает взаимностью. Сколько бы Хаширама ни оставался в неосвещенной комнате, он так и не приблизился к решению этой дилеммы.