Маскарад

Настоятель Тан тихонько притворил белую дверь, опираясь одной рукой на белое полотно, видя, как дрожит собственная рука, и через силу улыбнулся. Если Се Лянь настолько уверен, что Хуа Чэн придет в себя, что абсолютно спокоен, то разве он, человек церкви, может быть настолько слаб и малодушен? Настоятель Тан чувствовал, что образ Се Ляня наполняет его силой. Тот сидел рядом с кроватью Хуа Чэна, держа того за руку, гладя его по пальцам и рассказывая обо всем с доброй и нежной улыбкой. Настоятель Тан чувствовал, что если кто и близок к тому идеалу, который им виделся в семинарии, то вот он. Нет, это уже не совсем тот идеал, что виделся наивным подросткам, а тот, что они хотели бы найти, уже немного познав мир. Тот идеал, который они отчаялись найти, перевалив за половину жизненного пути. Этот человек не был совершенным, не был правильным, он ошибался, но исправлял свои ошибки. Он видел других людей, видел их настоящими и никого не судил. Настоятель Тан не мог похвастаться такой широтой взглядов, таким пониманием и всепрощением. Он к этому стремился, но чувствовал, насколько далек от своих же понятий. Сейчас был тот момент, когда он собрался с духом, и решил, что будет пытаться стать лучше, даже если это уже почти невозможно. Тяжело меняться, когда все привычки уже закостенели. Но вот он слегка вздрогнул в плечах, услышав чужой разговор. Тот доносился из слегка приоткрытой двери другой палаты. - Ты не можешь такое решать… - этот мягкий, но уверенный голос был настоятелю знаком. Это был его коллега. Лан Цин. Тот пользовался огромным уважением в их среде, все знали его как человека доброго, милосердного, широкой души, способного нести в себе любовь к любому живому существу… В конце концов, он мог, чего не мог даже настоятель Тан – принимать всех детей, как своих родных. - Могу, - тихо, с болью, но не менее уверенно, ответил молодой голос. Настоятель Тан был уверен, что это его второй по старшинству сын. Ван Хао он знал даже лучше, но и Лан Цяньцю, он тоже знал лично. - Мальчик мой… - голос Лан Цина ласков, он славился тем, что мог убедить каждого прихожанина в той истине, что угодна богу. – Мы не можем брать за него ответственность, он не наша семья. Ты не можешь забирать его ребенка, не можешь быть ему отцом. Не можешь заботиться о нем. У тебя нет никаких на это прав. Но Гу Цзы может остаться в нашем приюте, я присмотрю… - Гу Цзы – мой ребенок. Не твой, - отрезал его сын. – Мой. - Вряд ли Жун-эру это бы понравилось, - настойчиво продолжил настоятель, но случайный шпион Тан разбирал странные нотки в привычном голосе. – Вы все время ссорились, ругались, я не буду напоминать тебе, что ты сделал, но все могло закончиться куда плачевнее. Поэтому я не могу согласиться с твоей идеей. Ты не можешь этого сделать ни юридически – ты ему никто, ты не можешь сделать этого физически и, сын мой, это слишком жестоко. Ты не простил его, но хочешь быть ему опекуном? Чтобы что? Не подписывать документы на нужные операции, чтобы он страдал? Или чтобы, когда выписали на постельный режим домой, издеваться над ним? Скажи мне? Зачем тебе его ребенок, у тебя и так полно дел, когда тебе за ним смотреть? Настоятель Тан уже хотел вмешаться, он понимал почему его давний коллега говорит так, но считал, что тот перегибает палку. Он сам воспитал своего сына, разве тот опустился бы до подобного? - Такого ты обо мне мнения? - Лан Цяньцю тоже поразился, по мнению настоятеля Тана, вполне закономерно. Только вот по этому короткому вопросу чужому настоятелю было небывало четко понятно одно, в палате уже не подросток, каким он запомнил Лан Цяньцю, а взрослый мужчина. В этом вопросе он слышал сдерживаемую и горечь, и удивление, и иронию. То, что прежде не было доступно очень яркому и открытому второму господину Лану. - Я знаю тебя с рождения, я воспитывал тебя и знаю, на что ты способен. Настоятель внезапно замолчал, потом чуть просевшим голосом продолжил: - Но воспитывает детей не только родитель. Их воспитывает жизнь, и иногда воспитывает неправильно. В какой-то момент ты перешел грань, верно? Сейчас его сын явно не понимал, о чем говорит отец. Отцу, видимо, тоже было неловко продолжать эту тему. - Ты был слишком жесток, разве нет? - Ты про вазу… - Да не про вазу я! На Лан Цяньцю не повышали голос никогда в жизни, поэтому тот недоуменно захлопал глазами. Не мог же отец подслушать под дверью их жаркие ночные перевстречи? Лан Цяньцю слегка покраснел, но потом улыбнулся, не показывая зубов. - Это моя семья, - он не собирался сдаваться и уступать свои позиции. Он уже не был ребенком, и более чем мог нести ответственность за две любимые жизни. - Не желаю слышать этого бреда. - Моя. - Семья – это место, где каждый может быть собой. Семья – это там, где безопасно, физически и морально! Настоятель Тан уже почти решил вмешаться, заглянув в палату. Он увидел, что Лан Цяньцю стал мертвенно бледен, а его прекрасные глаза, теплые будто летнее море, были колюче ледяными. - В таком случае, у меня осталась единственная семья, - его голос был подобен холодной стали. – Это Сяо Цзин и Гу Цзы. Только с ними я могу быть собой. Лан Цин дернулся, наверное, хотел чертыхнуться, но сдержался. - Еще раз, я не позволю своему сыну издева… В этот момент настоятель Тан поспешил отпрянуть обратно в коридор, потому что дверь начала открываться – это врач бесцеремонно толкнул ее, вошел в палату и даже успел иронично ему подмигнуть! Настоятель Тан решил, что поговорит с коллегой потом и поспешил удалиться незамеченным. - А-Цянь, на держи, - Тиан Йен протянул планшетку с несколькими листами назначений. – Планирую поменять ему антибиотик. Уже пора. И быстро очнется, я уверен. Показатели улучшаются, все будет хорошо. Руки Лан Цина сжались в кулаки, его взгляд метнулся в коридор к двери палаты напротив. Он не стал говорить всего, что он хотел. - Почему он? Ближе никого не нашлось? - Ну отец у него труп, - фыркнул Тиан Йен, - да я и не позволил бы ему решать такие вещи. Этот ваш Цзюнь У очень уж своеобразен. Друзья и коллеги не должны такое решать, кому как не семье решать такие вещи? Лан Цин сделал глубокий вздох. - Какой документ делает их семьей? - О, это надо спросить Се Ляня. Но его контора уже все оформила. - Контора учителя? – глаза Лан Цина слегка округлились. Может даже в глубине души он это ожидал, но, видимо, не до конца. - Его контора, наша контора. Весь Призрачный город в руках Се Ляня. Это наш старший дядюшка, конечно же, в его силах решать подобные вопросы. К тому же он в этом разбирается не меньше Хуа Чэнджу. Лан Цин тихонько вздохнул, в очередной раз поражаясь силе воле их бывшего учителя. Взять на себя весь Призрачный город, пока возлюбленный между жизнью и смертью? Думать о других в такой момент? Решать чужие проблемы? Но отступать Лан Цин не собирался. - Есть только один способ, - Лан Цин тоже в этом разбирался. – Доверенность, завещание и недееспособность или кома. - Хэд-шот! – хохотнул Тиан Йен. Как всегда, он легко иронизировал над любой проблемой, но сейчас было то, что мало, кто ощущал, если не знал близко. Тиан Йен был раздражен. Он не любил, когда оспаривают его решения, и терпеть не мог, когда оспаривают решения “главной семьи”, сам даже не подозревая, что тоже к ней относится. - Но ребенок… Тиан Йен прищурился, складывая руки на груди. Уж ребенка эти люди могли себе оставить. Тот, кто годами устраивал детей в семьи ради счастья этих детей, на самом деле не мог не знать всю подноготную и все темные углы, так что не суметь оставить себе одного малыша еще надо было постараться. Конечно же, Се Лянь вмешался. Он не позволил бы Гу Цзы и дальше страдать, отправляя его в социальный приют, или даже оставляя в церковном, но, говоря что Лан Цяньцю, его единственная опора, ему теперь никто. Се Лянь прекрасно знал, какой это стресс для малыша, который и так боялся за своего отца. - Почему именно эта группа антибиотиков? – вдруг спросил Лан Цяньцю, который их даже не слушал, ему важнее были назначения. - О! – и Тиан Йен тут же пустился в сложные объяснения. У Лан Цина сразу заболела голова, хотя он отнюдь не был профаном в медицинских делах, хлебнув лиха за свой век и вырастив не одного приемного ребенка. Но тут он плюхнулся в гостевое кресло, вдруг особенно остро ощущая собственную старость. Ему впервые было сложно, ему впервые было непонятно. Он корил себя, напоминая, что и к этому ребенку ему стоит относиться как к собственному сыну, но… Вполне возможно, что это действительно возраст или истощение организма. У него просто не было сил впрягаться в такое снова. А видя, как его сын бодро мучает врача, и желания. Зачем, если его сын так хорошо в этом разбирается? Разбирается во всем, в чем раньше разбирался он. Единственное, чего он боялся, что совсем не знает своего ребенка, и тот настоящий, как это модно говорить сейчас, “абьюзер”. Что он издевается над Ци Жуном и продолжит это делать потом. Причем даже руку поднять неприемлемо, но он… Лан Цин замер с пустым взглядом. Как мог его ребенок докатиться до такого? Унижать и насиловать другого парня? Что он должен сделать, как отец? Так как он не знал, и не был уверен, что сможет заявить на собственного ребенка, он собирался быть в палате каждый раз, как туда направляется сын, чтобы хотя бы контролировать ситуацию. - Не волнуйся, - вдруг услышал он. Его сын гладил Ци Жуна по щеке. - Эти лекарства тебе точно помогут. Ты же знаешь, Тиан Йен – настоящий гений. Глаза Лан Цина мрачно вспыхнули. Как же это жестоко, быть милым, а потом унижать, и снова по кругу до бесконечности. ** Лан Цин обычно заходил в палату к Хуа Чэну, чтобы поздороваться и хотя бы пять минут пообщаться. Пусть тот и был в коме, не зря же говорят, что общение в таком состоянии тоже полезно, что люди в коме могут слышать, а потом шел к Ци Жуну. Он хотел просто сидеть в кресле и наблюдать, но Лан Цяньцю был уверен, что отец пришел помогать, поэтому тут же давал ему задания. Если Лан Цину надо было выйти из палаты, он стремился вернуться как можно быстрее. Но в тот день, он задержался. Настоятель Тан отвел его поговорить. У них были неплохие взаимоотношения, но настоятель Тан был, по мнению Лан Цина, слишком консервативным и правильным. Так или иначе, Лан Цин не очень-то хотел слушать, какой его А-Цянь замечательный человек, хотя бы потому, что человек со стороны, никогда не будет знать всего, если даже отец узнал что-то неожиданное. Едва сумев побыстрее завершить разговор, он с некоторым волнением поспешил наверх. Он сразу понял, замирая в дверях, что случилось. Чужой едва слышный хриплый голос, смех-слезы-сопли в исполнении родного сына. Его ребенок был так счастлив, что сердце Лан Цина дрогнуло. Мог он просто ошибаться? Как же чудовищно происходящее, если это не ошибка, в которую так хочется верить… - Ничего-ничего, теперь все хорошо, - вытирая слезы сказал Лан Цяньцю. Вот он склонился к Ци Жуну, обняв ладонями его лицо. – Все хорошо, малыш. Я тебя поставлю на ноги… - Да ладно, следи лучше за нашим ребенком, - пробубнил Ци Жун. – Я боюсь, всякие протирания, подмывания не про тебя… Лан Цяньцю рассмеялся, терпко целуя его в губы, а потом внимательно разглядывая. - Стесняешься? - Немного… - И это после всего что было? - Особенно после того, что было. Я знаешь ли, хочу выглядеть крутым, - попытался фыркнуть Цу Жун. - Нет, теперь моя очередь быть крутым. Я возьму отпуск и буду заниматься только тобой. - А Гу Цзы? – возмутился Ци Жун. - Мой отец последит. - Нет. - Вдруг отрезал Ци Жун. - Я справлюсь. Ребенок – нет. - Но… - А-Цянь… Приходи ко мне, помогай с реабилитацией, но… Лан Цяньцю тепло улыбнулся. - Я не собирался все сваливать на отца, речь только о помощи, да и то, потому что он постоянно об этом говорит. Он почему-то считает, что я внезапно не смогу справиться с одним ребенком. Это я-то? К тому же Гу Цзы сейчас хорошо в садике. Он – сын героя. А вечером он всегда со мной. Тогда я буду приходить, пока сын в саду. Договорились? Ци Жун мягко улыбнулся Лан Цяньцю и кивнул. - Поцелуй меня еще, - попросил он, и Лан Цяньцю подарил ему еще один нежный поцелуй. А потом они разулыбались, прижимаясь лбом ко лбу друг друга. Лан Цин так и стоял замерев, но его уже потеснили. Это прибежал Тиан Йен и другие врачи, заметив смену данных приборов. - О! Все четко, как я говорил! Я же обещал? И вот оно! Ну что, голубки. Будете готовиться к выписке потихоньку. - Видишь, я настолько крут, что мне даже реабилитация не нужна, - оскалился Ци Жун. Тиан Йен усмехнулся. - Не настолько. Где-то полторы недельки еще тут проведешь. Но больше не надо, дома восстановишься быстрее. - А где он собирается жить? – вдруг задал вопрос Лан Цин. Этот вопрос прозвучал очень резко, и двое счастливых влюбленных вздрогнули и повернулись к двери, наконец, увидев настоятеля и отца. Но Лан Цяньцю не перестал приобнимать Ци Жуна. Он все решил для себя. Его отец всегда говорил, что семья должна быть на первом месте. Семья для его отца это всегда были жена и дети. Так он ничем не отличается. Разве что ориентацией. Просто пришло время сделать шаг вперед. - Сдается мне по тону, что ты не хочешь видеть нас у себя? Мы вернемся к Ци Жуну. За две недели я переоформлю Гу Цзы в садик Призрачного города, - спокойно сказал Лан Цяньцю. Конечно, им было бы проще эти две недели побыть в привычном месте, с поддержкой церкви и фонда, но Лан Цяньцю не сомневался в себе, он был уверен, что справится со всем. Свои сбережения у него были достаточные, чтобы спокойно найти новую работу. А за эти две недели максимально улучшить состояние Ци Жуна. Лан Цяньцю успел продумать, какая работа подошла бы ему, чтобы и потом максимально эффективно помогать Ци Жуну, если двух недель не хватит, но его прервали: - Нет! – возмутился Лан Цин. – Я как раз хочу, чтобы вы были у меня перед глазами! И не видеть Гу Цзы я не согласен. Лан Цяньцю тихонько рассмеялся и погладил Ци Жуна по голове, временно сворачивая свой грандиозный план переселения, но отнюдь не убирая его далеко. Он понимал, что это неизбежно. Свои отношения они все равно не смогут скрывать долго. Он сомневался, что им еще есть что скрывать, судя по тону отца. - Тогда твою квартиру можно сдать, - с легкой иронией сказал Лан Цяньцю. - Тоже дело. Покорми меня, - потребовал Ци Жун, и Лан Цяньцю с готовностью поднялся. - В столовой есть твои любимые блюда. - Выбирай сам. У меня есть силы только жевать. - Договорились. Проходя мимо отца, Лан Цяньцю невольно остановился. Он понимал, что отец о нем почему-то стал невысокого мнения. Может, потому что уже понял, что они теперь вместе, и это ему не нравится? Тогда стоит ли в принципе оставаться жить вместе? Жить отдельно хоть и выглядело немного сложнее, но психологически спокойнее. Лан Цин же ничего не сказал, только вздохнул. Он знал, как должна выглядеть любовь. И он ее только что видел. Совершенно чистую и искреннюю. Так может, это он просто надумал какую-то ерунду? Постепенно, прям в дверях, до старика дошло, что его сын влюбился в парня. Еще и в бывшего врага. Ци Жуну, тем временем, помогли сесть, взяли кровь на анализы и оставили их только вдвоем. - Господин Лан… - Ци Жун замялся. – Я люблю вашего сына. Мы встречаемся. Поэтому… Он тяжело вздохнул. - Если мы вам стали неприятны, я думаю, нам лучше вернуться на нашу квартиру. - Чтобы он издевался над тобой? Ци Жун недоуменно хлопнул глазами. - Вы о той вазе? – наконец, чуть усмехнувшись, сказал тот. – Это уже… - Да не о вазе! Лан Цин видел, как лицо Ци Жуна недоуменно вытянулось, он явно пытался что-то припомнить, но не мог. - Он больше никогда не обижал ни меня, ни нашего сына. “Нашего”. Лан Цин видел, как говорил это Ци Жун, и как Лан Цяньцю это легко принимал. Лан Цин подошел ближе и сел на краешек кровати. - Он делал с тобой… Ци Жун резко вспыхнул. Он не мог о таком говорить! Ни с отцом бойфренда, ни с настоятелем! А сейчас перед ним было двое в одном флаконе. - Насильно? – собрался с духом Лан Цин, думая, в какую бездну он упадет, если услышит, что его сын – насильник. Но Ци Жун невольно рассмеялся. В этом смехе явно слышалось удивление. - Как вы себе это представляете, я же не девчонка. Меня даже с обычным парнем трудно сравнить по силе. Ци Жун, глядя на уставшее, почти серое лицо Лан Цина, взял того за руку. Видимо, отец Лан Цяньцю долго переживал эту мысль, и никак не мог ее озвучить вслух. Тот не отдернул руки, хотя Ци Жун думал, что тому может быть неприятно. - Ваш сын, самый замечательный человек, которого я встречал в своей жизни. Очень нежный, внимательный, заботливый. Сам лучший. Моя любовь. Лан Цин наконец поднял на него взгляд, и их взоры встретились. - У нас обоих все хорошо, правда. - Отец! - Лан Цяньцю стоял с подносом в дверях и возмутился. – Как ты мог такое обо мне думать! Я догадывался, что ты что-то такое узнал, но это! Это-то откуда вообще? Как такое могло тебе в голову прийти! - Но я слышал… Лан Цяньцю вспыхнул. Что он слышал? Может, они порнографию в тот день смотрели? А потом развлекались? Или просто ролевые игры устраивали? Между прочим, очень безобидные! Принимать Ци Жуну было тяжело, и Лан Цяньцю всегда был особенно нежен и старателен. Платя за доверие только большим доверием. Он даже с ужасом помотал головой, представив агрессию в такой уязвимый момент. Самое настоящее предательство! Лан Цин поднялся, украдкой глядя на обомлевшего сына и смахивая слезы. Он был рад, что его подозрения не подтвердились и понимал, что надо бы извиниться. Но все равно слова рождались с трудом. - Простите, старика, дети. И все же, я хочу, чтобы вы еще пожили под моим крылышком. Жун-эр еще очень слаб, и я смогу помочь. Нет ничего плохого, чтобы дедушка помогал молодой семье, когда ей тяжело. - Ты справишься? – участливо, со слабой улыбкой, спросил Лан Цяньцю. – Не надо себя мучить. Я смогу взять ответственность… - Ты ее возьмешь. Но ты обрубишь все концы, и уйдешь. Разве нет? Ты все всегда делаешь резко и радикально. Я не вижу ничего плохого в том, чтобы вы стали жить отдельно. Но пусть поправится Ци Жун, пусть подрастет еще немного Гу Цзы. У нас огромный дом, я могу отдать вам целое крыло, если хотите. - Но… - Иначе я буду каждый день таскаться к вам на квартиру! Пыль проверять! – пригрозил Лан Цин. Рано овдовевший, он легко справлялся с двумя ролями сразу, и хоть и говорил с иронией, угроза была вполне реальна. - Отлично. Я там и свой офис организую, - вдруг выдал Ци Жун. Семейство Лан тут же уставилось на него. - А… Увольнять меня вы походу не собираетесь, да? Ничего, я смогу совмещать. - Только ничего противозаконного! – в два голоса сказали Лан Цин и Лан Цяньцю. Ци Жун только рассмеялся, правда потом закашлялся, тут же чувствуя на себе успокаивающие теплые объятья. - Нет, я теперь настолько разбираюсь в этой сфере, что думаю о каком-нибудь еще фонде. - Боюсь, тебе будет не до того, - Инь Юй бесшумно появился на пороге палаты. Он шел по своим делам, но ему докладывалось обо всем, так что он узнал о том, что Ци Жун очнулся почти одновременно с Тиан Йеном. – Тебе придется разбираться со своим наследством – “Небесным Царством”. Се Лянь собирается отдать его тебе. Зачистить, привести в порядок и чтобы продолжило работать. Ци Жун чуть нахмурился. - Оно принадлежит брату по праву. Я… - Се Лянь занят Призрачным городом. Он выбрал тебя, этого достаточно. Или ты хочешь, чтобы на него свалились разом две огромные корпорации? - Я о себе, конечно, высокого мнения, - фыркнул Ци Жун, - но как я… - Разве ты будешь один? – Инь Юй кивнул на Лан Цяньцю. – Он тебе поможет. Ван Хао тоже. Твои бывшие сотрудники и часть людей Призрачного города. Ты же не думал, что вы останетесь полностью самостоятельными? Воспринимай это как симбиоз. Инь Юй слегка усмехнулся. - Поправляйся. Работы много. И… совмещать не получится. - Это я уже понял… - пробормотал Ци Жун, но Лан Цяньцю и Лан Цин тихонько рассмеялись, что Ци Жун невольно улыбнулся. Лиха беда начало! Главное, что они живы. Его взгляд невольно метнулся в коридор. - Хуа Чэнджу? Он боялся услышать слова, что звучат, как приговор. Но прозвучали те, что были лишь немногим лучше. - Кома. Прогнозов не дают. - Он вернется, - вдруг строго и уверенно сказал Лан Цин. – Он обещал нашему учителю вернуться – он вернется. Хуа Чэн всегда держит обещания. И вам обоим придется много поработать, чтобы “Небесное царство” работало как надо и помогать Се Ляню! Ци Жун кивнул. Раз он все-таки выжил, он проживет эту жить правильно и счастливо. И в первую очередь он позаботиться о своей семье. И о семье в понятиях Призрачного города. - Но тебе, сын мой, придется совмещать, - заметил Лан Цин. – Иначе старик отдаст все Призрачному городу и уйдет на покой. Лан Цяньцю неловко рассмеялся. Все они понимали, что скорее всего так в итоге и случится. Лан Цин улыбнулся. Он тоже это прекрасно понимал. - Приведи мне сына, - попросил Ци Жун. – Мне кажется, я не видел его мириад осеней… Люди живут так мало, но на каждого приходится далеко не одна, своя персональная вечность. Ци Жун смотрел на Лан Цяньцю, который кивнув, погладил его по голове и принялся кормить с ложечки. Он тоже заслужил. Свою вечность с любимым человеком. Наконец-то.