Hound Dog

- Кэнди Сайнтс, или ты немедленно откроешь дверь своей комнаты, или я скручу её с петель и уберу в чулан сегодня же! - вместо ответа девушка прибавляет в колонках звук, улыбается механически, так, что скулы начинают неприятно ныть. В висках отдаёт барабанным соло. Солёная дорожка из глаз, ведущая к подбородку, прекращает своё течение. - Меня зовут Вэнди, - тихо говорит она, собирая длинные дреды цвета блонд в пучок. - Вэнди. Она достаёт из под кровати старый, местами потёртый, кожаный рюкзак. - Кэнди, выйди и мы поговорим. Выйди немедленно! - несколько ощутимых ударов кулака сотрясают дверь. Светловолосая открывает на несколько секунд, впиваясь взглядом в лицо женщины, которую она уже три года не называла матерью. - Я Вэнди, ясно тебе или нет? Забудь глупое имя, которое дала мне ты, я сменила его год назад. Год! И теперь у меня с тобой ничего общего, - дверь захлопывается. Вэнди не слышит, как мать сквозь зубы шепчет: "сука". Вэнди не слышит, как мать опускается под дверью на колени и начинает плакать. На дно рюкзака опускается пара футболок и шорт, бельё, ком из носков и гольфов. Когда Вэнди было пять она была счастлива. "Мой отец врач, великий врач. А мама маленький врач, то есть его медсестра", - любила говорить она, делая при этом неимоверно важный вид. Ей казалось, что они единственные во всём мире врачи, а значит, лечат и спасают всех-всех. "Как супер-пупер-мэн", - поясняла она родителям, те смеялись, жутко обижая её тем, что не понимают всей серьёзности этих слов. Покопавшись в столе, она находит блокнот с рисунками и стишками, бинт, таблетки от головной боли. Всё это распихивается по боковым карманам рюкзака. Когда Вэнди было шесть, счастье кончилось. Лопнуло, говоря иначе, как большой, переливающийся всеми цветами радуги, мыльный пузырь. Или же, как казалось ей самой, взорвалось, оставив растущую с каждым годом чёрную дыру. А произошло всё очень просто. Одним вечером, папа позвонил маме и сообщил, что скорей всего вернётся только утром, прибавив, что будь его воля, он давно бы запретил людям болеть на выходных и умирать ближе к двум ночи. Мама попросила его так не шутить, ей почему-то не нравились его шутки никогда, после чего повертела в руках телефон и набрала уже другой номер. С этим кем-то другим она говорила весело и очень долго. А через час в их дом вошёл какой-то мужчина, за густые усы под носом и просто ужасный джинсовый комбинезон, Вэнди мысленно окрестила его "водопроводчиком". Ей почему-то казалось, что все водопроводчики должны выглядеть именно так. Мама много улыбалась, а ещё попросила его открыть вино, добавив, что у него очень сильные руки. Это поразило Вэнди больше всего, как кто-то может быть сильнее папы, она не понимала. Её отправили спать сразу же. А через час она услышала странные крики мамы. Подумав, что ждать от этого усатого только того и стоило, девчушка побежала её спасать. Мама, впрочем, только накричала на Вэнди и закрыла в комнате, приказав спать и не мешать взрослым играть. Что это такая за игра, где голые люди лежат друг с другом и кричат, она узнала позже. Но и тогда ей было понятно, что мама сотворила что-то ужасное. Свинцово-серые глаза водопроводчика Вэнди запомнила навсегда. Через девять месяцев она увидела такие же у своей новорождённой сестрёнки и громко заплакала. Папа думал, что от радости. Папа ничего так и не узнал. То, что их мама на самом деле плохая, рассказывать было страшно и стыдно. Вэнди открывает дверь и идёт в ванную, спокойно забирает пасту и щётку, шампунь для сухих волос, маленькое полотенце. Мать хватает её за руки и пытается остановить, то, что та говорит доносится обрывками. - Кэнди... Остановись!... Подума... А я!... Винова... Прости!.. Дрянная девчонка!... Не лучше.. Никогда его не любила..! - месиво из слов для неё ничего не значит, это просто назойливый шум, который отвлекает. Вэнди хватает мать за запястье, та замолкает и смотрит испуганно, не поднимая глаз, а лишь изучая до жути худые и длинные пальцы, словно видит впервые. - Заткнись. Просто заткнись, - цедить сквозь зубы, пытаясь поймать взгляд матери, своим мутно-зелёными, цвета винной бутылки. Она снова возвращается в комнату и складывает принесённое в рюкзак. Мать молча и тупо смотрит в худые, торчащие из под майки лопатки и невероятно узкие плечи. Высокая и тонко костная, так похожая на отца, Вэнди натягивает чёрные гольфы выше колена и шнурует высокие армейские ботинки на толстой подошве. Когда Вэнди было двенадцать, она научилась вылавливать для себя моменты счастья. Достаточно было сделать что-либо хорошо, а потом, запрыгнув к отцу на колени вечером, получить от него одобрение и поглаживание по волосам. Она любила его так же сильно и яростно, как ненавидела мать и младшую сестру. Он почему-то любил всех одинаково. А потом это превратилось в её личную паранойю. Маленькая перфекционистка Кэнди, вечно стремящаяся к совершенству, и её обожаемый отец. В четырнадцать она прочла Булгакова "Мастер и Маргарита" за ночь. Отец вскользь восхитился русской классикой, а Вэнди сочла своим долгом стать экспертом в этой области. Вэнди хотела быть самой хорошой. Отец почему-то любил всех одинаково. А когда ей исполнилось шестнадцать, он в шутку ущипнул её за щёчку, назвав своим обожаемым пухликом. К девятнадцати она почти справилась с анорексией, остановившись на краю с необходимым минимумом веса. Вэнди должна была быть идеальной. Никого не любят просто так. В рюкзак опускается баночка с краской: одна прядь выгоревших до бела волос всегда должна быть окрашена в ярко-красный, сейчас она выбилась из пучка с дредами и опустилась до груди. Выделяясь на бледной коже, она схожа только с тонкими, изломанными капризной линией губами, искусанными до крови. Мягкие шаги по паркету и туча цветочно-пряного аромата наполняют комнату. Оперевшись на дверной косяк стоит Лилит. Вэнди не оборачиваясь знает это, чувствует кожей её взгляд, который всегда будто извиняется. Лилит всегда называет её "сестрёнкой". Вэнди ненавидит её серые глаза. Вэнди ненавидит её скелет, мышцы, органы, ткани, кровь, наполняющую её. Вэндит ненавидит её всем естеством. Уже давно не выискивая причин и оправданий для себя. - Зачем? - кивает головой на рюкзак. - Уйду, - отвечает Вэнди, всё ещё не оборачиваясь. Стыд прожигает её каждую клеточку, она, сама не понимая почему, стыдится своих драных джинсовых шорт, потрёпанной футболки, которую носит с пятнадцати лет, армейской куртки отца, слишком большой для неё, с закатанными рукавами. Если думать про этот стыд слишком долго, ей кажется, что Лилит всегда была совсем капельку лучше, не прилагая к этому усилий. Если думать всю ночь на пролёт, Вэнди понимает, что совсем капельку больше любви Лилит получила от отца, который даже не был ей родным. Когда Вэнди было шестнадцать, отец умер. С того дня она перестала скрывать своё отношение к матери, больше никого это не могло огорчить. Она перестала называть эту женщину "матерью". Она перестала получать свою маленькую порцию счастья, слыша привычное: "Ты настоящая умница. моя крошка". В семнадцать она поступила на медицинский, думая, что так будет правильно. Думая, что если жить как отец, можно представить, что он ещё рядом. В шестнадцать она похоронила и себя. Вэнди снимает резинку, позволяя дредам струиться по плечам и спине, будто тонким длинным змеям. Она нахлобучивает на голову широкую кепку с дурацкой эмблемой кенгуру, её ей когда-то подарил парень, лежавший с ней в больнице. У него тоже была анорексия. Подхватив рюкзак она выходит из комнаты, не сказав ни слова Лилит. Мать вылетает из ванной, вытирая раскрасневшееся лицо полотенцем, когда Вэнди уже спускается по лестнице вниз. Никто не говорит ни слова, когда она уходит в темноту раннего осеннего вечера. Звук захлопнувшейся двери сливается с тихим вздохом. В девятнадцать Вэнди ушла из дома. Замешкавшись лишь на секунду, уже сходя со старого деревянного крыльца. Разбив чашку за ужином, когда наконец прозвучал давно назревший у всех вопрос: "За что ты нас ненавидишь?". Вэнди даже не помнит, кто спрашивал, голоса слились в один звон, тихий и одновременно рвущий череп своей простотой. Она ответила одной фразой, но глаза матери выдали, что та прекрасно всё поняла. "Я всё помню, - сказала Вэнди. - У него был отвратительный джинсовый комбинезон." Домик семьи Сайнтс оставался позади, позади оставалась и известная в городе семья, милая медсестра Дженет и хирург Чарльз, скончавшийся года три назад от сердечного приступа. Всё оставалась позади, поправляя кепку, то и дело сползавшую на лоб, Вэнди шла вдоль дороги. Догоняя высокими сапогами на шнуровке, закатившийся за горизонт диск солнца.