Саша любит ночь (Антона)

      Саша любит ночь за тишину. Нравилось ему, когда смолкали шумные паутины-дороги, что расползались по городам и между ними. Днём по ним бесконечно носились разномастные машины, а ночью всё словно умирало до утра, а может, до следующего понедельника, следующего месяца, года, века. Лишь изредка проносящиеся железные слуги с хозяевами внутри говорили о том, что мир ещё жив и просто взял перерыв, как официант или офисный работник в обеденное время.       Нравилось ему, когда смолкали дворы в спальных районах. Когда все, от самых энергичных, весёлых и жизнерадостных малышей до грубых, обиженных подростков, их уставших, изнурённых родителей и мудрых, тихих бабушек с дедушками, расползутся по домам. И похолодеют непокрашенные лавки у подъезда, а старые скрипучие качели, едва покачиваясь, будут напоминать о великой скорости времени, которую никто не в силах превзойти.       Саша любил ночь за мрак. Порой ему казалось, что почти все люди не более, чем просто трусы, позорно бегущие от темноты, стыдливо зашторивая окна, опуская жалюзи и спеша скорее уснуть, чтобы утром, сонно зевая, потянуться и позволить солнечному свету блеснуть в глазах.       А Саша любил темноту. С ней приходила правда. Кто-то счастливый становился печальным и пил, курил, вступал в связь с первым встречным. Кто-то добрый сердцем становился злобным и выходил на улицу с будущим орудием убийства в руках. Или проклинал шумного ребёнка, желал смерти пожилым родственникам и даже близким. Неважно, была ли причина. Кто-то общительный, душа компании, оставался один и истерично глушил это одиночество. А были такие, как Саша, молчаливые наблюдатели, которые просто любили этот правдивый мрак неизвестно за что. Возможно, есть ещё кто-то в городе, кто часами мог смотреть на один и тот же пейзаж глухой улицы, бесцельно слонялись по дворам. Без мечт, надежд и желаний.       Саша любил ночь, потому что Антон звал его к себе. Он добродушно впускал в свою уютную комнату, и Саша будто всегда был её частью. Для него всегда было отдельное одеяло, когда холодной порой отключали отопление. Любая игра на игровом компьютере Антона была настроена под него. Владелец комнаты позволял за него клеить плакаты на стену, доверял протирать дорогие душе фигурки, а стоило старшим уйти спать, как освобождалось место с краю, хоть Антон не любил спать у самой стенки. Он рассказывал Саше произведения ненавистной ему литературы, крепко, но неизменно ласково держа его за руку, положив на свою грудь; смеялся даже с самых нелепых его шуток искренне и громко, до влаги в уголках глаз. Антон щеголял перед ним в футболках, что передавала бабушка из деревни, доверял ему самые откровенные секреты и даже плакал ему в грудь, доверяя всю душу, страхи, безопасность, иногда казалось, что и жизнь. Рисовал на запястьях и лице всё, что приходило в голову, ведь Саша соглашался побыть живым холстом.       Если дома оставались только они, то Антон вверял ему отцовские колонки, провозглашая диджеем сегодняшнего вечера. Учил готовить, а потом самолично отмывал в ванной от муки и яиц или подсолнечного масла. Антон позволял целовать в губы, зацеловывать щёки и шею, ключицы и плечи, не корил за неумелость. Он брал бледное Сашино лицо в руки и улыбался так невинно и ярко, шепча о том, какой он у него чудесный, шепча о любви. Он позволял считать свою комнату домом и ничего не брал взамен, даже простого «спасибо».       Саша любил ночь, потому что любил звёзды. Потому что Антон был похож на звезду. Такой же яркий, необычный, единственный и неповторимый. Смотришь на звёзды — они кажутся маленькими и хрупкими, протянешь руку — сможешь схватить. Чуть сожмёшь, переборщишь — ничего не останется, даже мелкой, едва блестящей пыли. Антон тоже казался маленьким и хрупким. И, обнимая его, Саша боялся переборщить, сломать и ничего не оставить. Но Антон был в порядке, довольно нежился в объятиях, разглядывал чужие ладони и увлечённо рассказывал о линиях на коже. Семейная линия, линия жизни… Саша помнил плохо, наверное, потому что половина информации оставалась непонятой и невольно проходила мимо ушей, но в мозгу прочно засело воспоминание о том, что Антон хотел научиться гадать. Он пообещал быть испытуемым. Самым первым.       А ещё Антон светился, как звёзды. Саша не больной дурачок, он не видит больше, чем другие люди, но готов поклясться, что в темноте от его прекрасного мальчика исходил нежный, приятно белый свет, Антон светился, когда без оружия и подручных средств убивал Сашу одной лишь улыбкой. Светился, когда Саша тихо читал свои стихи, посвящённые ему и страшно краснел, вслушиваясь в строчки. Светился, когда они в обнимку молча стояли у окна и смотрели на небо, а потом строили теории о космосе, хотя ничего, кроме названий планет и созвездий Большой и Малой медведицы, не знали. Светился, когда, подсвечивая страницы книги фонариком телефона, шёпотом читал «Таню Гроттер», хотя книгами-то особо не увлекался никто из них. Светился, когда они смотрели фильм, а потом обсуждали его, когда рассказывали страшилки, которых уже давно не боялись, и когда просто пялились в потолок, вырисовывая какие-то свои фантазии, которыми однажды друг с другом поделятся.       Саша любил ночь, потому что Антон доверял ему и спал близко-близко. Когда, измученный уроками в школе, домашними работой и поручениями, он очень рано проваливался в сон, Саша становился хранителем спокойствия. Антон мог свернуться калачиком и прижаться тёплой спиной к Сашиной холодной. Мог крепко обнять худющую руку, уткнувшись носом в чёрную футболку, что пропахла чем-то горьким, но таким привычным. Бывало, хватал за бока и прижимал к себе, чтобы ласково перебирать мягкие пушистые белые волосы, или пальцами считать позвонки на чужой спине. А иногда ворочался во сне и в итоге вскарабкивался на Сашу, покоясь на его груди. Это заставляло чувствовать себя самым особенным человеком в мире, и тяжесть на груди даже не приходилось терпеть. Воспринималась как величайшая награда. Ведь ничего для Саши нет важнее в такие моменты, чем спокойный здоровый сон Антона, сладость которого лично он испробовал только в детстве, будучи младенцем. Мешки под глазами очень ярко об этом свидетельствуют. Но даже с ними Антон неизменно любил его, а значит, это не такая уж и проблема.       Эту ночь Саша не любил. Не просто не любил, а яростно, люто ненавидел. Презирал и, если бы мог, вычеркнул из истории всего мира. Безжалостно, холодно, ни на миг не задумавшись. А всё потому, что… Антоша...       Его светлый мальчик этой ночью не читал ему книг и не травил байки, не слушал стихов и не смотрел на звёзды. По иронии судьбы за окном шумел сильный дождь, как-то грозно барабаня по стеклу. Увы, но даже поспать никому не удалось.       Этой ночью Антон плакал. Нет, рыдал. Дёргаясь, словно в мучительной конвульсии, в холодном поту и неким туманом перед глазами, он подхватился в третьем часу, даже не понимая, где находится. Спешно закрыв рот руками, сдерживая отчаянно рвущийся из груди крик и подступающую тошноту. Град слёз стекал по щекам, взгляд прекрасных, но напуганных глаз бегал, словно сумасшедший, по комнате в поисках спасения.       Саша просыпается лишь тогда, когда слышит приглушённый крик, нет — вопль, отчаянный, полный боли, похожий на мольбу. Спешно подхватываясь, он видит лишь русые волосы Антона. Тот уткнулся носом в подушку и нещадно мучал, уничтожал голосовые связки, крича и плача. Хрупкие широкие плечи дрожали, отчего у Саши внутри что-то противно свернулось. Неуверенно, осторожно он протягивает руки к напуганному до чёртиков Антону и тянет на себя. Самооценка у него не слишком хорошая, но всё же он считал, что лучше безжизненной подушки.       Антон, видимо, не сразу понял, кто перед ним, потому как ошпаренный шарахнулся назад, сильно приложившись головой об стену. Но стоило ему разглядеть в размытом силуэте Сашу, как тут же резко кинулся к нему, прижимаясь так крепко, словно желал слиться с ним воедино. Тонкие мозолистые руки и вечно перемазанные чем-то пальцы остервенело хватались за чужую футболку, страшно боясь отпустить. Ужас, поглотивший душу, сердце и разум Саша не мог описать, потому просто звал, ласково проговаривал имя, но успокоить не мог.       Эту ночь Саша не любит, потому что Антону снился кошмар. Когда вернулся дар речи, Антон умолял не уходить. Заливаясь слезами, просил не оставлять, остаться с ним навсегда. Клялся и божился, что сам никуда не отпустит, не позволит «аду» случиться (Саша удивлённо поднял брови на это, но промолчал). Лишь когда попытка вдохнуть закончилась приступом удушающего кашля, Антон, наконец, смог отдышаться и рассказать подробно свой кошмар.       Он рассказал, как однажды белки сашиных глаз стали странно красными, но не от пролитых слёз. Как вместо привычной неведомой горечи, от его футболок запахло чем-то до жути сладким. Как в конце почти каждого дня он становился нервным и дёрганным, словно ломило от желания чего-то. Как однажды Саша просто пропал, оставив после себя чат в соцсети и номер в контактах.       Антон рассказывал, как отчаянно искал его везде. Подробно описывал страх, который разрывал на куски. Пересказал все возможные способы найти Сашу, и которые в итоге никаких результатов не принесли. Рассказал… как в конечном счёте нашёл труп. Мямлил про холодные руки, стеклянный, потухший взгляд, пену у рта и синяки на венах. Про наркотики одни тяжелее других и измену с какой-то взрослой девушкой в нарко дурмане. И Саша обнимает крепче, слушая жалобное, срывающееся: — Не умирай… Только не умирай!       Саша любит ночь за тишину, мрак звёзды и Антона. Саша ждёт ночь, чтобы быть с Антоном, защищать его. Саша ждёт ночь, чтобы самый страшный кошмар не воплотился в реальность.