Паноптикум

Нечем дышать. Дыхательные пути заполняет густая и плотная вязкость. Тело трясёт мелкой дрожью, в глазах двоится, пустой стеклянный взгляд мелькает вновь и вновь. Засыхающая кровь вокруг возвращает в то событие из раза в раз. Ноющая боль напоминает вновь и вновь. Комната окрашена алым. Улыбающиеся лица на постерах заляпаны багровыми каплями, форма ученицы старшей школы испачкана и валяется на полу. У Наоми нет сил встать. Даже смотреть тяжело. Внутри что-то жжёт, к горлу подступает тошнота. Огромное жуткое создание висит в воздухе и выпученными глазами наблюдает за ней. — Ну, здравствуй… Я Рюк, бог смерти. Я потерял эту тетрадь в мире людей и за короткое время она уже перешла в другие руки. Здесь вправду намного интереснее, чем наверху… — Ч-что ты со мной сделаешь? Наоми силится отползти в сторону. Она оглядывает его, ужасное создание, будто сшитое из кусков. Он выглядит как неудачный эксперимент учёных на человеке. Бог смерти? Может, это галлюцинация? Нет, нет, ведь тетрадь работает не менее чудны́м образом и, значит, он вполне может быть настоящим. Но сил удивиться, или по-настоящему испугаться нет. Её сознание поблекло и воспринимает всё совсем равнодушно. — Я ничего не сделаю с тобой. Теперь эта тетрадь твоя, а я всегда буду рядом, наблюдать за твоими действиями. — Теперь… Я стала Кирой? Я… Убила человека? Юри мертва? — Да, ты убила её. В глазах темнеет. Веки жжёт, солёные капли стекают к подбородку. Бок обдает новой волной выкручивающей боли, Наоми, опираясь о стену, подходит к дверному проёму. У нижних ступеней лестницы лежит тело. Неподвижное. Стало куском холодеющего мяса. Из-за неё, Наоми. Скоро сюда придут. Вернётся отец Юри, он вызовет полицию, скорую, Наоми посадят. У неё нет шансов уйти. С кровоточащей раной и множеством улик. — Что ты будешь делать дальше? — скрипучий голос раздался прямо за спиной. — Ничего. Останусь здесь. — Хмм, значит, тетрадь скоро перейдёт к новому владельцу… — Я уничтожу её. Больше она не принесёт вреда никому. Решение приходит мгновенно — такое не должно существовать в нашем мире. — Тетрадь нельзя уничтожить. — Почему? Она оборачивается, видит его красные глазные яблоки прямо перед собой. Он слегка хмурится, Наоми кажется, он что-то придумывает. — Тогда все умрут. Фраза звучит фальшиво. — Кто все? Он молчит. Доверия к нему нет, но, если сказанное — правда, тетрадь и впрямь нельзя уничтожать. Она нетвёрдой походкой подходит к столу. Берёт тетрадь. На обложке выведены неровные буквы: DEATH NOTE. С тех пор, как она впервые их увидела всё пошло под откос. Она вспоминает жизнь до, и она кажется по-странному яркой. Ненастоящей. Как сон. На обороте тетради записаны правила. Взгляд скользит по строкам и останавливается на: "Если владелец тетради неделю не будет записывать новые имена, он умрёт сам, а вместе с ним самый дорогой ему человек. Тетрадь перейдёт другому." Сердце ухает вниз. Неделя. Каждую неделю вписывать новые имена. А если нет… А если нет, Наоми умрёт. А вместе с ней и… Рей? Самый дорогой для неё человек. Конечно, это её жених, по-другому и быть не может. Тетрадь перейдёт кому-то ещё. Например, такому человеку как Юри, который бросится писать всех без разбору. Наоми отходит. Сознание гаснет, мир видется фрагментами, через пару минут болезненной агонии она шарит в ванной в поисках бинтов или чего угодно, что поможет остановить кровь, медленно капающую на светлый пол. Трясущимися пальцами Наоми пытается дезинфицировать рану, проводя по кривому разрезу на коже ватой, смоченной в растворе. Смотреть на это так странно, кажется, будто тело вовсе не её, чужое. Но оно проткнуто как сочное яблоко, из которого теперь вытекает сок. Странная ассоциация. Ей крупно повезло, нож прошёлся неглубоко, по ребрам, не задев внутренних органов. Правда боль такая, будто тело проткнули насквозь. Нестерпимая, выводящая из себя и совершенно неуправляемая. Наоми закрывает жуткий порез бинтами, впрочем, они быстро окрашиваются алым. Рюк висит в коридоре, Наоми старается обойти его чёрную фигуру человекоподобных форм и ногой задевает труп. Тело встряхивает, колющий импульс прорезает всё тело. Она едва не вскрикивает, резко отходит и поднимается по лестнице наверх. Берёт брошенную сумку и, стараясь не смотреть по сторонам, засовывает внутрь тетрадь. Выходит из комнаты, тяжело вздыхает. Осталось последнее, но у неё мало надежд на то, что это сработает. Наконец лицо обдувает прохладным влажным воздухом. Она вдыхает его с полной силой, пытаясь вывести из носа запах крови и газа. Наоми вылезает из окна в подвале, голова кружится, колени мокнут во влажной траве, бледной кожи касаются моросящие капельки дождя. Она ползёт, видя тень, летящую за ней, теперь они вместе с ним надолго. Ей приходится ползти под покосившемся забором, камешки впиваются в ладони, сумка на боку раздражает тем, что падает и падает из раза в раз. Из не застегнувшейся молнии торчит уголок чёрной тетрадь. Она отходит, движется дворами, каждый шаг отдаёт болью. Болезненный ажиотаж постепенно растворяется, тихими волнами накатывает осознание. Звуки вокруг приглушённо доходят сквозь плотную пелену, Наоми видит лишь ботинки стучащие по асфальту, не её, чужие. Чужие руки прикрывают содержимое сумки, это они совершили убийство, не она, это не её тело, не её глаза, и мир не настоящий… Мир никогда не был таким замыленным, пыльным, серым… Как будто снят на старую посеревшую плёнку, а она теперь смотрит её, с помехами, поделённую на равные обрывки. Её ум погружается в покалывающую невесомость, ноги движутся сами по себе, тело остаётся с ними, нелепое, ненастоящее, а разум, разум… Остаётся пустым. Неужели, это её мысли? Так было всегда? Нет, это просто игра, просто её роль… Это фильм, должно быть, это фильм... Или всё же реальность, в которой она, оглушённая, бредёт по серым улицам? Дома все серые и мокрые, одинаковые, кажется ещё немного, и они обрушатся на неё разом, погребут под обломками камней и никто никогда не узнает, не обвинит её… Вот он. Её дом. Её и Рея, её жениха. Он — её жених?.. Как странно, теперь их будто разделяет глубокая тёмная пропасть. Ей нельзя быть здесь. Нельзя оставаться, её найдут и осудят, осудят за убийство. Но эта была случайность, Наоми никогда бы так не поступила, нет… Но кровь пропитывает кофту, опять, её не остановить. Наоми кажется, что она рухнет на пороге, когда колокольчик на двери аптеки приветственно звенит. Она вздрагивает, хочет убежать. Никто не должен видеть её лица. Запах медикаментов неприятно ударяет в нос, приводит на мгновение в чувство, но после сознание вновь погружается в болезненную дрёму. — Здравствуйте, что вам? Лицо — белое пятно, двоится и расплывается. Нужно ответить, нужно сказать, но вдруг её заподозрят? Глаза повсюду, за ней следят, все ищут её, все ждут малейшую ошибку, осечку, даже она, эта милая аптекарша. Она держит в руках бинты и вату, это странно, подозрительно, все сразу всё поймут. Наоми глядит в лицо аптекарши, она всё знает, в улыбке кроются слова, она обо всём знает, она расскажет всем, нет, все вокруг тоже знают, все знают: Наоми Мисора — убийца. Дверь открывается так медленно, но Наоми идёт быстро, потоки воздуха бьют в лицо, она почти бежит, пытается угнаться за выскакивающем сердцем, но бежать нельзя, все уже наверняка знают об убийстве, все смотрят на неё и видят, как жестоко она убила несчастную школьницу. Надо скрыться, спрятаться и двери подъезда не помогут. Наоми слышит, чувствует истошный крик боли, сплетающийся с её собственным в жуткую адскую песню, песню убийцы. Она дома. Их съёмная квартира. Такая ненадежная, эти стены — ничто для пуль, для полиции, что придёт сюда и заберёт её и все узнают, что Наоми убила человека. Ванна. Стекло, такое чистое, она протирала его вчера такими же чистыми руками. Она проводит ими сейчас. Под пальцами растекается след крови. Нет, это просто грязь, но Наоми видит и кровь, видит тёмную, засыхающую корку. Когда снимает повязку и промывает рану, капли мешаются с водой и брызгами, разлетаются по ванной, по стенам и режуще чистому зеркалу. Она сидит среди них вновь, без сил, без права на прощение, на дальнейшее существование, на жизнь… Всё вытерто. И ещё раз. И снова мыльная тряпка проходит по стенам, и снова она ищет хоть что-то, хоть каплю, то, что намекнёт Рею на то, что его невеста — убийца. Но он же не поймёт… Ей стоит успокоится. Он не поймёт и никто не догадается. Никто не видел её, всё будет в порядке, ей нужно просто быть осторожной. Она оттирает мыльные следы и прячет бинты с ватой подальше, за раковину. Меняет одежду, скрывает повязку и идёт на кухню. Он скоро вернётся и его встретит его любящая невеста, та, к которой он привык. Это очередной день из круговорота обычной жизни и для него ничего не случилось, он же не будет рыться в дальнем углу шкафа, он не найдёт странную черную тетрадь, он не увидит летающего монстра, неизменно стоящего за её спиной, для него всё также и для подозрений причины нет. Входная дверь хлопает. Наконец-то вернулся домой. Она растягивает уголки губ, это приходится делать пальцами, лицо застыло как камень, как маска ужаса, и не поддаётся изменениям. — Рада тебя видеть, на работе задержали? Секунду она боится, что Рей заметит Рюка. Тот молчит последние часы, заметив, что Наоми не отвечает. Она его тоже почти не замечала, находясь в коконе страданий и ужаса. — О да, я устал, сейчас поем и расскажу. Рей передаёт ей куртку и заходит в кухню. Поверхность стола греют тарелки с сытным супом, Наоми потратила последний час на готовку, пытаясь смотреть на нож как раньше, как на обычный кусок металла… Он садится и принимается за еду, Наоми тоже пытается, борется с позывом желудка исторгнуть всё обратно. — Так вот… Сегодня назначили группу оперативников по делу Киры. Я среди них. Мне будет поручена слежка за тем, кто находится под наибольшим подозрением. Кажется, круг подозреваемых L сильно сузился, группа небольшая. Наоми выдерживает паузу до тех пор, пока не обретает уверенность, что её голос не дрогнет. — А кто в числе подозреваемых? Ноги отбивают мелкую дрожь, только бы не… — Тебе не стоит этого знать, информация предназначена лишь для тех, кто участвует в расследовании. Он улыбается, глядит ей в глаза. У Наоми не находится сил улыбнуться в ответ. Кто в числе подозреваемых? С L не сможет сравниться никто, он лучший из ныне живущих детективов и наверняка он уже всё понял. Или скоро поймёт. Не Наоми тягаться с ним. Она замирает с тряпкой в руке. Теперь она против него? Теперь она — цель его расследования… Рей проходит мимо, Наоми продолжает вытирать стол. Поздний вечер. Она оглядывается на сегодняшнее утро и видит себя там. Себя, а не то, что существует в нынешнем моменте. Сейчас она придерживает повязку и переодевается в ванной, взглядом избегая отражения. Под просторной сорочкой Рей не заметит шершавых бинтов, но всё равно нужно быть осторожной. Кажется, сегодня он устал и должен быстро заснуть. Он не видел новости, которую Наоми успела прочесть в интернете: "Взрыв в доме в Токио, утечка газа привела к страшной трагедии, в результате которой погибла юная школьница, прогулявшая школу и оставшаяся дома. Отец в горе, последствия устраняют, пытаются выяснить причину утечки." Она будто почувствовала облегчение, когда узнала об этом. Так меньше шансов, что её обнаружат, тем более, никто и не подозревает там преступления. Наоми предварительно залила все следы крови в комнате спиртом, вытащенным с дальних полок кухни их дома. Её не должны раскрыть… Мягкий матрас пружинит под весом её тела, Наоми натягивает одеяло, желает Рею спокойной ночи и закрывает глаза. По телу разливается болезненная тяжесть, прошедший день оседает в каждой мышце и отдаётся болью. Наоми разгоняет все мысли, в сознании оставляет лишь пустоту и тишину, тёмную и бесцветную, без красного оттенка и без единого образа. Она надеется быстро заснуть, окунуться в темноту и долго, долго не покидать её. Но надежда растворяется, когда её плеча касается горячая ладонь. Сейчас её хочется сбросить, встать с кровати и уйти спать на диван. Она ловит себя на внезапном отвращении к её почти что мужу. — Мне кажется, ещё слишком раннее время для сна, Наоми — его голос прямо у уха. От низкого тембра по коже бегут мурашки. Колкие, неприятные. — Извини, Рей, я сегодня сильно устала и что-то голова болит. Давай в другой раз, хорошо? Она вдруг осознает, что даже когда рана пройдёт, шрам будет напоминать о случившемся и объяснить его Рею будет сложно. — Наоми, ты уже говорила так... Да, точно, в последнее время у тебя совсем не было настроения. Мы уже можем подумать о детях, до свадьбы осталось совсем не долго. Он приобнимает её за талию, совсем рядом с бинтами! Тёплая рука, близость его тела внезапно вызывает странное омерзение, неприязнь. Под одеялом становится жарко и душно, хочется отойти подальше, окунуться в прохладу и избавиться от прикосновений. — Прости, Рей, мне правда нехорошо. Она почти вскакивает и бежит в ванну, ноги стучат по холодном полу. Неожиданно для неё самой в животе печёт и вяжет и весь суп и желчь стремятся наружу, Наоми склоняется над ободком унитаза. Глаза слезятся, живот тянет, рана воет с новой силой. Одинокая слезинка скатывается по щеке. Наоми резкими движениями подходит к ванной, срывает сорочку и садится в белую ёмкость, глушит внезапную горечь бурлящим потоком воды. Напор на максимум, но он едва затмевает всхлипы, так отчаянно давимые и скрываемые. Она думает, что Рей подойдёт и узнает, что случилось, но чуткое ухо так и не слышит его тяжёлой поступи. Обиделся, наверно. Как некстати, будто у неё и без того проблем мало. Он просто ничего не понимает… Соленая влага стекает по шее, лицо кривится в маске мучения, и она может не сдерживаться, Рюк остался за дверью, она одна. Одна против группы по расследованию, против целого мира тех, кто желает смерти убийцам, против обычных людей, и против норм морали, которым она раньше посвятила работу… Всхлип не даёт вздохнуть, ну почему, почему она поняла это только сейчас, только сейчас подумала, вспомнила. Она станет серийным убийцей, она станет им, иначе ей не выжить. Ей придётся убивать ещё пару дней, столько же, сколько и Юри, иначе она навлечет на себя подозрения, никто не должен заметить, что убийства прекратились, иначе все поймут, что с Кирой что-то случилось… Она убьёт ещё. Десятки людей. Преступников, но это неважно. Теперь она стала такой же как они.