Можно улыбаться, улыбаться и быть подлецом.
— акт I, «Гамлет», Уильям Шекспир
— Ты понимаешь, что мы знакомы от силы несколько дней? — Антон старался не говорить слишком громко, чтобы их не услышали, хоть это и давалось ему с трудом. Попов до сих пор не убрал руки, которые расставил на подоконнике по обе стороны от Шастуна. В тишине, царившей после фразы Антона, он улавливал стук чужого сердца, что отдавался в ушах: тум-туп, тум-туп, тум-туп. Арсений сделал глубокий вдох и сурово посмотрел в глаза напротив. — В тот день на мосту. Ты так и не ответил мне, как относился к отчиму. А раз ты сейчас не в самом выгодном положении, — он кивнул на свои руки, на которых чуть выпирали вены. — То и молчать смысла я не вижу. Антон понял, что его загнали в ловушку. Да, он был выше мужчины напротив, но в данной ситуации это его никак не выручало. Если он попытается уйти, то нога Попова может запросто попасть ему в пах, как, впрочем, он и сам в силах поступить, но тогда обнаружат его тайник. То есть Антону остается лишь отстаивать свое место, либо объясняться потом придется в полицейском участке. Ладно, Антон готов поиграть в эту игру. Только правила будет диктовать он. — Предлагаю честный обмен. Я отвечаю на один твои вопрос, а ты на мой. Мне кажется, что всё честно, — и Антон улыбнулся так, будто хотел вновь вывести из себя Попова. Зачем Антону информация про Арсения? Всё просто: чем больше ты знаешь про того, кого ненавидишь, тем лучше будешь знать, куда бить при необходимости. — Я так понимаю, что в ином случае ты опять будешь молчать? — Антон кивнул. — А как мне быть уверенным, что все твои слова не ложь? — Во-первых, общие сведения вы можете сверить потом со словами моей мамы. Во-вторых, вам нужно мне довериться. А в третьих, разве детективы не умеют определять, когда человек лжет, по мимике или взгляду? — Умеют. Ладно, давай свою игру, — таки сдался Арсений. — Сначала проверка «детектора лжи». Угадай, правда или ложь, — Антон перевел взгляд наверх, раздумывая. — Ты мне нравишься. Внутри у Арсения всё сжалось от неожиданности, но внешне он старался ничего не показывать. Он присмотрелся к Антону, стараясь распознать ложь или правду, но вместо этого утонул в омуте изумрудных глаз, напоминавших свежескошенную траву. Арсений ощутил, что ладони предательски вспотели и загорелись, будто он держал горячий чайник, хотя они так и продолжали лежать на подоконнике. Арсений выдержал паузу и, переводя дух, сказал: — Ложь. Маленькое слово, но сколько в ней неуверенности. Попов решил, что Антон соврал или в конце концов пошутил (причем весьма неудачно), потому что не может это быть правдой. Не может. — Что ж, ты прошел проверку, — улыбка до сих пор сияла на лице Антона, но казалось, что та немного поблекла. Скорее всего, это были галлюцинации Арсения в стрессовой ситуации. — Задавай свой вопрос. — Как ты относился к отчиму? — тот же вопрос, изменилось лишь их местоположение. — Я его уважал. Был он из таких людей, которые со всеми найдут общий язык. К маме он относился хорошо, по крайней мере, я так видел их со стороны. Я же с родителями давно не живу, съемки не позволяют, поэтому про скандалы и ссоры не в курсе. — А кем он работает? — Арсений и сам не замечал, как верил каждому слову этого парнишки. — Это уже другой вопрос. Теперь моя очередь, — Антон размял шею, что отекла из-за однообразной позы. — Ты женат? Арсений минуту другую растерянно хлопал ресницами, совершенно не ожидая подобного вброса. Рассказывать про личную жизнь он не любил, потому и у других о ней не интересовался, чтобы не нарушали и его границы. А тут Попова застают врасплох, и он начинает обдумывать разные варианты ответа, пока не соединяет их воедино. — Нет. Разведен. Бывшая жена ушла несколько лет назад. Доволен? — Арсений и сам не заметил, как ладони сжались в кулак. Запретная тема. — Вполне. — Теперь я. Могла ли домработница убить отчима? — Почему бы и нет. Андрей был богатым, солидным мужчиной. Иногда даже жены не становятся преградой для женщины, если она решит его завоевать, — Шастун пожал плечами. Он вмиг стал серьезным, еще бы очки дать и хоть сейчас отправляй в университет проводить лекции. Благо Арсений надел сегодня линзы, иначе получил бы похожее в свой адрес. — Полагаю, на этом можно закончить нашу игру… — В каком смысле закончить? Я еще не сказал! — запротестовал Антон. — Тебе нравились когда-то парни? Если вы где-то увидите столб дыма, то имейте ввиду, что это Арсений горит от наглости Антона. — Нет. Нет. К чему такие вопросы? — искренне поинтересовался Попов, не улавливая логику Шастуна. — Просто, если кто-то заметит нас в такой позе, то он не поверит твоим словам. “Ровно как и я», — подумал Антон. — А, да, конечно, — Арсений убрал руки и выпрямился в спине, отчего услышал смачный хруст затекших конечностей. — Я пойду. До встречи, Антон. С этими словами Попов покинул комнату, но когда выходил, он краем глаза заприметил странную этикетку прямо в углу комнаты, где, если его не подвела память, было написано «кавинтон». Арсений помнил, как однажды Дима рассказывал про этот препарат: он показан при нарушениях памяти после черепно-мозговых травм и таких заболеваний, как инсульт или недостаток кровообращения. Но что делала этикетка от кавинтона в комнате Антона? Если Арсений думал, что после разговора с Антоном загадок станет меньше, то он глубоко ошибался, потому что теперь запутанный узел не то, что не распутался, он запутался еще сильнее. Ему надо срочно поговорить с Сережей и Димой, которые наверняка уже закончили допрос домработницы.***
Несмотря на то, что детективы ушли еще несколько часов назад, Антон сидел как на иголках, прокручивая в голове диалог с Арсением. Он боялся, что сболтнул лишнее или навел подозрение, но вроде ничего такого, к счастью, не произошло. — Тоша, съешь сырники. Или они остынут и будут невкусными, — ласково прощебетала Майя Олеговна, двигая в сторону сына тарелку с горячими сырниками, щедро политыми карамельным соусом. Они сидели всё на той же кухне, в той же квартирке, потому что в доме оставаться никому не хотелось. Так оно бывает: что-то плохое случается в каком-то месте и оно сразу вызывает отторжение, неприязнь. Кому-то, безусловно, удается с этим смириться и жить дальше, но только не Майе Шастун, что прямо сейчас мирно попивала чай, наблюдая за тем, как Антон потихоньку расправляется с сырниками. — Мам, ты можешь, пожалуйста, не смотреть на меня так, когда я ем. Я же просил, — Антон, сам того не заметив, выпятил нижнюю губу, словно маленький ребенок, просящий у родителей сладость. — Ну Тош, ты же знаешь, что у меня ничего в голове не держится. Я иногда не помню то, что мы делали вечером. Странно, конечно. Хотя и таблетки те, которые ты мне по рецепту врача купил, я пью стабильно. Но толку почти нет, — на личике матери лежала печать тихой грусти и множества перенесенных страданий. Антон с сожалением покачал головой. — Может, стоит подождать чуток. — Хотелось бы верить, — голос матери задрожал, обнажая переживания по этому поводу. У Антона стоял ком в горле, не давая выговорить ни слова. Да и что тут скажешь? Не то что говорить, даже думать сил уже не осталось.***
Выйдя за пределы дома, детективы шли уверенным размашистым шагом, ничего не опасаясь, не обращая никакого внимания ни на поток людей, спешащих с работы, ни на пасмурную погоду, сулящую дождь. Они были слишком сильно увлечены разговором. — Может вы мне расскажите о той домработнице? — Арсений посмотрел выжидающе. Дима и Сережа, шедшие бок о бок, тяжко вздохнули. Их кофты на молний развивались на ветру, словно осиновый лист и полностью подчинялись потоку воздуха. — Арс, если честно, там ничего интересного, — поспешил уверить друга Сережа, наивно полагая, что это умерит его любопытство. — Сережа, если честно, вопросов у меня меньше не стало, — съязвил Арсений, пиная лежащий на асфальте камушек. Его самого распирало от количества информации, подготовленных специально для обсуждения в кругу членов детективного агентства. — Эй, детский сад «Ромашка», успокоились. Наконец, когда друзья замолчали, Дима потянулся к карману брюк, чтобы достать открытую пачку сигарет. Серьезные разговоры шли как по маслу, если в одной руке тлела сигарета: такой позиции придерживался Позов почти всю свою жизнь. — Сережа, начинай, — кивнул в сторону друга Дима. — Благодарю, мой повелитель, — Сережа высунул язык, чем вызвал смешок у Арсения и ярость у Димы. — Вообщем, наша Настя или по-другому Настюша работала у них домработницей не первый год. После смерти хозяина, она продолжала убираться, чтобы поддерживать чистоту, даже когда супруга с сыном переехали. Якобы, они не хотели продавать дом, так как с ним связано слишком много воспоминаний… Девушке почти 30, хотя по миловидному личику, конечно, ей не дашь больше 20. — Продолжишь и дальше восхвалять её красоту, я ткну сигарету тебе в нос, — пригрозил Дима, будучи осведомленным, что Сережа не курит и в целом с трудом переносит запах табака. — Так вот, по её словам, — продолжил Матвиенко так, будто и не слышал угроз в свой адрес. — Андрей Шастун был хорошим и общительным молодым человеком, любящим жену. Они постоянно вместе куда-то ходили, только в последние недели до трагедии Майя Шастун стала запираться в комнате. Однажды Настюша даже слышала их бурную ссору, но не придала значения. — Ага, значит ссора всё-таки была. Ложь номер один. Дима оторвался от сигареты и уставился на Арсения, не прерывая ходьбу. — То есть «один»? Хочешь сказать, что она врала несколько раз? — Да. Ложь номер один, как я уже сказал, заключается в том, что Майя Олеговна на самом первом допросе заявила следующее: «А разногласия…и не припомню». А тут мы узнаем, что за некоторое время до убийства была ссора. Несостыковка получается, — с гордостью заявил Арсений, будто раскрыл всё дело сразу. — Мне бы такую память, конечно, — пробормотал Сережа, рассматривая кроссовки. — Ну так Арс, погоди, у неё же глобарная амнезия. Может забыл человек про ссору. Так что твои подозрения довольно хлипкие, — отрезал Дима, закуривая сигарету. Ради Сережи он немного замедлил шаг так, что теперь шел позади них, но зато не мешал «некурящему». — Ладно, допустим. А как вы объясните тот факт, что она соврала нам, когда сказала, что в комнату, где умер ее супруг, никто не заходил? Зеркало было в пыль, а вот сам туалетный столик блестел от чистоты. Странно, не находите? В данный момент Арсений походил на злобного гения из фантастических фильмов, решившего раскрыть все тайны человечества. — Арс, у меня ощущение, что все твои подозрения высосаны из пальца. Даже если они и соответствуют действительности, нам это ничего не дает, — Сережа развел руки в стороны, из-за чего чуть не ударил случайного прохожего прямо в грудь. — Мне прискорбно об этом говорить, но я согласен с Сережей, — Дима, точно актер, положил руку на сердце для драматичности. — Ты лучше расскажи нам о том, куда пропал почти на полчаса. Там вроде не все комнаты на втором этаже были открыты для экскурсии. Арсений смолк. Его глаза забегали по незнакомым лицам в поисках поддержки, будто они так и жаждали ему помочь. Но все уткнулись в телефоны или вели задушевные беседы с друзьями, не обращая внимания на мир вокруг. Арсений им в какой-то степени даже позавидовал. — Я в одной из комнат встретился с Антоном, ну, сыном Майи Шастун. Расспросил, как он относился к отчиму. Ничего нового он не сказал, показания совпали с мнением домработницы, — протараторил Попов, словно скороговорку на утреннике. Дима и Сережа переглянулись. Точнее, для этого Сереже пришлось повернуть голову назад. — А он тебе нравится что ли? — не удержался Дима. — Кто? Антон? Нет, с чего это вы взяли? Арсений широко открыл глаза, показывая высшую степень возмущения и обиды. — А почему ты покраснел, Ромео? Попов окончательно растерялся и дрожащими руками дотронулся до горящих алым щек. Внутри у него бурлил целый котлован эмоции, намеревавший выбраться наружу, стоит только коснуться головой подушки темной ночью. Арсений поверить не мог, что засмущался как маленькая девочка, которой сделали комплимент касательно новенького маминого платья. — Он мне не нравится, — Попов не понимал правда это, или он пытался себя таким образом убедить, заставить поверить в собственную мысль. — When I look right into your eyes…Those feelings never lie, — внезапно запел он, вспомнив песню, что играла в тот вечер в клубе. — Что? — Сережа не был силен в английском. — Ничего. Как и то, что происходит между ними с Антоном. Это большое, огромное «ни-че-го». Но почему же тогда на душе так тоскливо?