──────── ※ ────────
Пульс глухо отстукивает, пуская по венам его пороки. Ману, властолюбие и Корнелию. Фобос потерял много крови, но чувствует себя наполненным как никогда. До гомерического хохота и вспыхнувшего миллионами молний грозового неба. Какая ирония. Чтобы заполучить желаемое, нужно было всего лишь оступиться… Корнелия с ним, рядом, пока стражницы завесы сходятся в турнире на смерть. Награда для победительницы — превращение в шепчущую, достойную украсить покои его бестии. Но сейчас Фобоса не интересует устроенное им зрелище. Он вслушивается в тихий девичий плач. Первые слёзы, пролитые не из-за него, — по нему. — Какого чёрта ты радуешься?! Тебе нравится меня пугать? Делать больно?! — голос Корнелии доносится издалека, но Фобос чувствует, как пытается отстраниться телом. — Мне всё в тебе нравится, — с лёгкой сипотцой произносит князь, тесня талию к торсу и игнорируя полыхнувшие в животе угли. Жалкому недугу не омрачить этих восхитительных секунд. Заполучить Корнелию оказалось изощрённей, чем продумать стратегию по захвату кондракарского престола. — Фобос… — сникший и озадаченный тон — совершенно не свойственная реакция на комплимент. Схмурившись, князь поднимает налившиеся тяжестью веки. Огорошенная Корнелия смотрит не на него — в самую гущу сражения стражниц. И на этот раз он уступает её внимание. Сам видит подобное впервые. Немыслимое невежество. Вопиющая халатность. Апофеоз скудоумия. Над ареной открывается нестабильный портал — неистовый и алчущий. Кобальтовые лопасти вращаются длинными серпами, обнажая роковое жерло. По пространству расходится фонящий гул магических вибраций. Дыра искрится, разрастается, захватывая в зону поражения двух ведьм. Рыжая девица с поддельным сердцем и неказистая чародейка вод смазываются в два росчерка, которых всасывает в энергетическую воронку. Щуплая фаворитка Корнелии бросается следом, боясь упустить противниц. Нигде не видно заклинательницы огня. Судя по всему, разлом образовался прямо в ней. Корнелию сковывает, точно под действием сразу нескольких ставов. Побледневшее лицо без мимики покрывается мрамором отрешённости. Вероятнее всего, больше никогда не увидит предавший её доверие ковен. И даже если стражницам посчастливится выжить, это не изменит положения дел. Стечение обстоятельств сложилось в его пользу: смерть родителей от руки младшей сестры по вине Кондракара, добровольное отречение от союзниц. Остаётся избавиться от последнего камня преткновения — Элион. Князь уверен: с этим не возникнет трудностей, ведь его воле благоволит сама судьба. Он окажется единственным, кто у неё останется. — Какая неожиданная развязка, — глумливо усмехается Фобос, слегка морщась от боли, которой откликается тело. Корнелия заторможено поворачивается. Уголки губ горько опущены, но по щекам не катится скорбных слёз. И Фобос понимает даже без обрёкшей их друг на друга связи: его дивная роза наконец-то отцвела. Впала в глубокий зимний сон, понурила бутон и заледенела. И теперь будет долго вызревать, набираться сил, чтобы распуститься вновь под куполом его влияния. Он уже подготовил для неё покои, прямо напротив своих. Но то всего-лишь пустая формальность, дань уважения приличиям, которыми они будут всячески пренебрегать. Еженощно, в его опочивальне. Сладкое предвкушение осекает незримая космическая сила, которая поднимает Фобоса и Корнелию над ложем. Портал разгоняется, начиная затягивать всё живое, не различая статусов, положений и принадлежности сторон. — Они… они использовали кристаллы! — девушка моментально оживает, вцепляясь в княжеские плечи с рвением зависшей над обрывом пумы. — Плебейские отродья, — подобравшись, зло шипит князь. Шквальные порывы беснующейся розы ветров накрывают всё ристалище. Поднятые в воздухе мятежники тянутся навстречу мнимому спасению — на деле — наихудшей из смертей. Недалёкие лурдены теряют опору и в недоумении роняют оружие на песок. Ошалевшие боевые маги пытаются ухватиться за покрывало водорослей, но мокрая тина предательски выскальзывает из рук. В безопасности оказывается только Седрик. Наг остаётся недвижим: то ли благодаря магической невосприимчивости, то ли многотонному весу. — Останови это, ты же можешь?! — мечущиеся голубые глаза выискивают привычную невозмутимость. Но даже сила связи не способна обуздать разъярившийся хаос. — Ко мне, крепче, — заклинает её колдун. Арена и ряды амфитеатра проносятся смазанным фоном, пока их поднимает на высоту. Вихрь бьёт по ушам раздуваемыми в шторм парусами, путая золото и серебро волос. Бездна пытается вырвать Корнелию из кольца рук. Князь прижимает девушку к торсу как влитую: не уступит никому, даже посягнувшему на неё междумирью. Полученные раны больше не терпят пренебрежения. Нутро разгорается алым, восходящим над побоищем заревом. Фобос раздирает клыком нижнюю губу, не позволяя вырваться наружу постыдному стенанию. — Что делать, скажи, что делать?! — отчаявшееся лицо Корнелии обрамляет маревая виньетка. — Прекрати истерить, дай сосредоточиться! — рычит князь, пытаясь оградиться от захлёстывающей её, теперь и его, паники. Чуждые монаршьему хладнокровию эмоции надрывают струны нервов. Внутри воцаряется Корнелия, о которую терпит крушение безупречный самоконтроль. Фобос не рискует оглушить девушку магией. Очередной эмоциональный всплеск, и венец его творения рассыплется хрупким гербарием сквозь объятия. Кожу облизывает статическим электричеством. Намагниченный воздух сдавливает разум и лишает простора полёт мыслей. Брешь в завесе всё ближе — ещё немного и заглотит в бездонную утробу. Если медлить, закончат хуже, чем влюблённые из баллады о порталах. Внутренний взор рисует абрис спальни, удерживая фокус на мутнеющем образе Корнелии. Пальцы не осязают желанное тело, только онемелое покалывание. Фобос хватает крепче — от напряжения на атлетичном теле проступают жилы. Вопящие внутренности замешивает раскалённой булавой. Сознание то чернеет, то яснеет, но колдун настырно продирается через вспышки боли. Изобилие маны откликается на зов, окутывая силуэты мглистой дымкой. Всё тает в невесомой тьме. Стихают крики. Унимается поднятый хаос. Запах сырости подменяется сладко-древесным, со свежими нотками шёлка, холодного гранита и стекла. Князь оказывается в своих покоях. В кольце рук его прежняя спутница. Сговорчивая и покорная. Преданная ему. Пустота. Концентрации… ему не хватило концентрации. Нить связи оборвалась, забрав удвоенную силу, но Фобос всё равно не решается открыть веки. Тогда придётся увидеть. Неминуемо признать правду. Часть его, неотъемлемая его часть, осталась там, на ристалище. — Корнелия, — зовёт её колдун. Сбывшаяся тишина хуже смертельного пророчества. Ослабленное от кровопотери тело оседает на модульный паркет. Перед сомлевшим взглядом предстаёт антураж спальни, подчёркнутый тенями от пламени свечей. Безмятежные, умиротворяющие своей прохладой покои обращаются стылой темницей. Здесь нет её. И Фобосу хочется пронзить всеми молниями насмехнувшуюся над ним превратность. За то, что вырвала из рук ту, что принадлежит ему по праву. Под ладонями обугливаются половицы. В цветочных кадках начинают встревоженно копошиться шепчущие. Вокруг вышибает окна. Тяжёлые бархатные портьеры взмывают огромными крыльями, расшвыривая звенящую осколочную россыпь. Разом кренятся и гаснут огни свечей. Со стола вспархивают и закруживаются свитки. В помещение вторгается осатанелая и лютующая гроза. Громогласный сомн разверзнутых небес обрушивается на весь Меридиан. Но даже ему не сравниться с безумным, полным праведной ярости — криком. Длинный, дерущий глотку, похожий на чудовищный рёв. Он заполняет покои, врывается в прилегающую гостиную, проносится дальше по коридорам и содрагает замок. Древние стены отзываются тысячеголосым эхом, пока не сникают в предрекающей беду тишине. Они ещё никогда не слышали такого непримиримого протеста. Фобос обмякает на полу в кромешной темноте. Высеченные во лбу руны горят путём падающих комет, туманно подсвечивая низвергнутое, но не потерявшее величия тело. Размётанные волосы бликуют битым стеклом, точно замершие молнии. Разлитые чёрными реками рукава и полы мантии — продолжение свинцового неба, укрывшего своей сенью всю планету. Он не намерен становиться жертвой высокомерной самонадеянности. Фобос преисполняется решимости. Потоки маны с озлобленным шипением гасят полыхающую плоть, врачуя полученные раны. Острые когти вонзаются в ладони, выпуская набрякающие бисерины крови. С рассечённых оскалом губ срывается не терпящий возражений указ. — Только посмей умереть… Ему никто не внемлет, но Фобос не сомневается — Корнелия услышит.──────── ※ ────────
Густые тучи отсечены от заболоченных полей полосой багрянца. На фоне размытого непогожими сумерками рассвета вырезанным пятном растягивается окно портала. Выжатый досуха Альтаир валится в поплывшую от дождей почву. Калеб не двигается с места. Глаза выжидающе сверлят лазоревую гладь — вот-вот вынесет вердикт. Вердикт ему и его народу. Оглушительный громовой раскат. Калеб вымученно кривится, закрывая ладонями залитые болью уши. Забрезжившее за тучами солнце окутывает густым покрывалом мрака. Ливень усиливается. Разбушевавшаяся гроза оповещает о княжеском гневе весь Меридиан: от горных вершин до самых недр подземного города. К фарту или беде? Точно в насмешку, портал выплёвывает что-то размером с хугонговское яйцо. Кувырнувшись на залитых мутной водой выбоинах, мяч подкатывается к ногам, собирая собой глину. Недоумённо сощурившись, Калеб нагибается и тянет за свалявшуюся паклю. Грязь отдаёт увесистую глыбу с булькнувшим всхлипом. К нему поворачивается Тарани. Карие глаза бессмысленно смотрят вдаль: распахнуты, но слепы. Обескровленное лицо заволочено голубой вуалью. Подобно той, которой окутывает леса и горы на горизонте. Спокойной и недосягаемой. Калеб хочет разжать пальцы, не может. Рука закостенела, став продолжением мёртвой девчонки. Ему безразлична её судьба, Меридиан забирает многих, важна только значимость жертвы. Посмертная героиня или очередная пущенная в расход жизнь? Ответ слишком очевиден. Победители не начинают торжественный марш с отсечённой головы. На груди печёт тавро от направляющего кристалла. Теперь это не ожог — клеймо убийцы. Хотел повременить с возвращением героев, а обрёк проигравших… Из-за него. Они не смогли спастись из-за него. Чёрные капли венозной крови накрапывают из Тарани на массивные сапоги. Мерный звук становится пунктирным, а затем сливается в тонко бегущую струю. Воздух дрожит от магических вибраций: в центре портала начинает сгущаться синева. Кто из него выйдет? Остаться и надеяться на лучшее или… бежать? Магическая пульсация совпадает с сердечным ритмом. Кровь давит на виски и закладывает уши. Пульс обрывается, разжимая ослабевшие пальцы. Голова откатывается в сторону, волоча за собой змейку шейных позвонков, нанизанных на нить спинного мозга. Полые кольца трахеи баламутят кайму лужи, но не пачкаются, продолжая отливать молочно-лиловым. Тарани останавливается недалеко от выпавших из бездны Вилл и Ирмы. Хранительница сердца поднимает глаза, занавешенные белым туманом. Глядит насквозь, не замечая останков подруги. Даже не морщится от косого дождя. Точно не здесь. Будто тоже мёртвая. На дне живота заледенелыми шупальцами скручиваются кольца жути. — Вилл? — неуверенно зовёт Калеб. Ноль реакции. Калеб издаёт тихий, ошеломлённый сип. Самая первая примеченная и тут же отринутая деталь — гвоздит внимание. Теперь не сможет отвернуться при всём желании. Чувства и инстинкты обостряются, приказывая быть настороже перед необъяснимым. Вилл словно окунула руки в кипящий котёл. Распухшие предплечья натянули рукава, покрытые дырами проталин. Поваренная ткань въелась в ошпаренную плоть, налипнув второй кожей. Калеба пугают не полученные увечья — безразличие девушки, которая должна безумствовать от боли. Надсадно вопить, извиваться ужом, разглаживать и соединять между собой островки с поплывшими краями. Но Вилл ничего не чувствует. Целеустремлённо ползёт к поваленной навзничь Ирме с упорством ожившей нежити. Ноги напористо замешивают слякоть, помогая локтям протаскивать вперёд тело. С руки ведьмы слезает пластичный лоскут, оголяя блестящее, полированное мясо. Шматок ложится на грязь мокрой кожурой, снятой с подгнившего фрукта. Вздутые пальцы вцепляются в лодыжку водной стражницы, лопая набухшие гроздья волдырей с сукровицей. Подскочившую Ирму сотрясает от разряда тока. Вилл встряхивает в унисон. Змейки молний ползут по пропитанной влагой почве и подбираются к юноше. Стопы пронзает через подошву. Запертого в себе Калеба раскупоривает из ступора. — Рехнулась?! — кидается вперёд парень. Дух выбивает смазанная тень. Хай Лин врезается в него баллистическим снарядом, заставляя оскользнуться на вязком месиве. Повстанец заваливается, выбивая брызги из чавкнувшей под спиной жижи. Стражница воздуха падает прямо на него. Напротив нависает испещрённое порезами лицо, залитое бурыми кровоподтёками. Один глаз вспучился сизым, выползшим из раковины моллюском, а второй заволочен бельмом с плавающим зрачком-мушкой. — Да что с вами?! Где Ватек?! — пугающая неизвестность чиркает по терпению. Калеб зажигает на девичьей щеке оттиск пощёчины. Хай Лин покачивается, никак не реагируя на удар, но вдруг с новой силой хватается за лацканы плаща. Из разверзнутого рта вырывается режущий слух визг. С запозданием ему вторит ещё один, глухой, заунывно жуткий. Так плачут банши. Кажется, опомнилась Вилл. Калеб скидывает с себя Хай Лин. Стражница воздуха сворачивается на земле и остервенело вжимает ладони в веки. Парень приподнимается, подпирая руками корпус и так и остаётся сидеть в размытой дождём колдобине. Если у скорби есть лицо, то оно выглядит, как смятая горем гримаса Вилл. Нижняя губа распахнутого рта страдальчески опала. Одутловатое выражение сморщилось всеми мышцами, которые сочатся болью потери, затмевающей физическую. Девушка качается, прижимая к себе голову и баюкая её, как новорождённого младенца. — Тарани-и… Тара-а-ани… — истошно, отчаянно, навзрыд. Портал откликается на зов, возвращая недостающую часть. Из лазурного прогала выкидывает выкорчеванную из таза ногу. Драный чулок колгот, обрывающийся требухой сосудов, пролетает над Калебом и скрывается из вида. Следующий фрагмент оказывается чужим — за канаву откатывается одетое в броню туловище, проткнутое окровавленным частоколом рёбер. Магический жернов начинает изрыгать куски тел, попеременно изливаясь тягучими кисейными ошмётками. Раскинувшееся перед лесом поле становится всё больше похоже на скотобойные угодья. На каждую дюжину конечностей приходится одна уцелевшая, чудом сохранённая жизнь. Взгляд Калеба мечется по кровавой пахоте, пропуская чёрные доспехи лурденов и аспидные мантии боевых чародеев. Он выискивает своих. Надеется найти Ватека. Вглядываться всё сложнее — выживших постепенно заслоняет горячее покрывало внутренностей. По накрытому для воронов пиру невозможно определить исход сражения. Кто же победил? Почему здесь свои и чужие? Что случилось с мёртвыми? Калеба осеняет запоздалая и страшная догадка. «Их убил портал», — мысль закручивается, повторяется, придавливая всё сильнее. Предостережение вечно занудствующего Альта обретает весомость слишком поздно. «Если меня не хватит, портал будет непредсказуем! Магия перемещения не терпит халатности!» «А я не терплю замороченных рохлей и ушлых крыс. Будешь тянуть, сойдёшь за тех и других. Лучше тебе не знать, что я тогда сделаю». Калеб запрокидывает голову и стискивает зубы до боли в челюсти. Полные терзающего сожаления глаза обращаются к грозовому небу. Что он наделал? Скольких погубил? Из-за привязанности. Из-за принципа. Вспоминается повесившийся на плакучей иве Торшек. Кем он себя возомнил, осуждая его под одобрительный гомон товарищей? Теперь сам оказался в этой шкуре: подвёл соратников ради спасения близких. То, что случилось… Только его вина. Его бремя. Его ответственность. Каждый погибший навечно останется в нём. В бессонных ночах, на дне кружки с брагой, в пламени догорающего костра. Калебу больше не видать одиночества. Они будут говорить с ним каждый день - внутренним голосом совести. «До сих пор живёшь? А меня больше нет». «Видишь этого ребёнка? Ты отнял у него отца». «Пусть тебе откроют такой же портал». Парень опускает подрагивающий подбородок, вновь заставляя себя смотреть. Больше не посмеет от них отвернуться. Прогалы промеж жухлой травы засеивают остовы позвонков и древки костей. На тела липнет паутина из сухожилий и вен с обвислыми ломтями плоти. Один из солдат пытается продышаться через упавший на лицо желейный мозг. В небо взмывает сократившееся сердце. На чью-то спину приземляются раскинутые крыльями бабочек доли лёгких. Измождённые бойцы даже не пытаются отряхнуться. Едва копошатся, елозя, как выползшие после дождя черви. Перекрученный фарш вперемешку с выжившими — один большой, дышащий гомункул. Вывернутое наизнанку существо, закрывшее собой поле. Прямо в плечо Калеба прилетает массивный мокрый камень. Удар оказывается мягким и упругим, точно по нему зарядили плотно набитой подушкой. Гладкий и ровный орган аккурат разламывает на пополам: один из кусков соскальзывает и шлёпается на колени. Парень отшвыривает разделанную печень в лужу с желтовато-бурыми разводами — натекли из размытой дождём кишечной пряжи. Холодные пальцы сжимают глину, пытаясь удержать самообладание. Он до сих пор на Меридиане, портал — не глотка, а багровая равнина — не желудок пожирающего всех без разбора титана. Вот-вот чокнется, сойдёт с ума… Нельзя. Не имеет права. Кто возглавит оппозицию, если не вернётся Ватек? У галготов не будет будущего. Ничего кроме треклятого камня. Его народ так и останется подыхать под землёй, пока княжеские пентюхи подтирают задницы шелками. Этот день станет точкой отсчёта, началом конца. Ему нельзя ломаться. Калеб тяжело поднимается на ноги. Он потратит каждую секунду, каждую минуту и каждый час своего жалкого существования, чтобы больше никто и никогда не оказался на его месте. Рука привычным движением достаёт кинжал из потёртых ножен. Потемневший взор останавливается на тяжело дышащем лурдене, который вяло пытается стянуть шлем. Парень медленно вышагивает к нему навстречу. Он не остановится, пока на поле не останется ни одного врага. Под сапогами смачно хрустит и причмокивает плоть. Лидер повстанцев нагибается и вспарывает, режет и пронзает. Много-много раз. Без жалости и без чести. За Ватека. За Яру. За галготов. Сверкающая в свете молний сталь начинает отливать драгоценным рубином. Кумпур на ладонях мокнет и становится тёплым. Эти двое больше никого не убьют. На третьего не придётся нападать толпой. Четвертый не набьёт до отвала брюхо за пятерых голодных. В какой-то момент Калеб сбивается со счёта. Натруженную спину начинает неприятно ломить. Портал продолжает и продолжает спазматически сгущаться, выплёвывая новые жертвы. Как вдруг бездна расщедривается на особый подарок: из переливчатой лазури выбрасывает тёмный силуэт. Вороной чёрный. Цвет приближённых Фобоса и княжеских лордов. Калеб воодушевлённо разгибается. Утерев с лица дождь, пот и чужую кровь, лидер повстанцев отправляется вершить казнь. Идёт уверенно и твёрдо, не тратя время на посредственных бойцов. Теперь он правильно расставляет приоритеты. Боевой запал топчет зашедшееся сердце. Калебу кажется, что под ногами оседает почва и его затягивает в омут. Перед ним лежит беспамятная Корнелия. В княжеских регалиях. Колени подгибаются, опуская в трупную заводь. В нос ударяет скисше-металлический запах с ядрёной отдушкой. Калеба затапливает, не снаружи — изнутри. Неправда, неправда, неправда. Он же спас её, тогда в лесу. А потом она его — от проклятия. Он впрягся и отстоял её перед Ватеком. Сожалел о том, что «они» не сбылись каждый день. Он же… он же её любил. В воспоминаниях всплывает высокомерный Фобос, теснящий к себе Корнелию на фоне портала, ведущего на Землю. Хищно поднятый уголок губ. Ладонь, собственнически скользящая по девичьей пояснице. «Теперь моя» — во взгляде. Тёмный князь возымел на неё виды ещё тогда, а до него дошло только сейчас. Калеб отгоняет кошмарное видение, но его тут же нахлобучивает следующим. Повстанческий штаб в Подземном городе. Корнелия, взъярившаяся на грубость Ватека. «Научись вежливости и прояви должное уважение». Теперь понимает, кого увидел в ней в тот момент. Мимолётное сходство, от которого спину обдало холодом. То была уже не она. Предательница, говорящая княжеским голосом. Словами, нашёптанными в уши. Поцелуи на её шее… Калеб до боли сжимает в кулаке эфес. Внешне кремень, а внутри всё жалко дрожит, обрывается и трясётся. Не могла. Не могла. Не могла. Ошибка. Недоразумение. Корнелия не с Фобосом — с ним. Вот же она: такая знакомая, одновременно отстранённая, чужая. Красивая, аккуратная, совсем без изъянов, исключая залёгшие тени усталости. Совсем не пострадала во время боя: Калеб не знает к лучшему ли, ведь другие стражницы… Десять раз отсидеть в кавигорских пыточных, лишь бы снова увидеть её в пёстрой, совершенно негодной для маскировки форме, вместо мрачно-траурного. Пальцы поддевают размётанные пряди. Всегда считал их слишком длинными, не практичными. С такой причёской не побегать по меридианским лесам и не затесаться во вражеский стан. Калеб отодвигает волосы, обличая фибулу с щерящейся химерой и пышно цветущей розой. Наивысший знак различия при дворе Тёмного князя. Как оплеуха наотмашь. Жёсткая и трезвящая. Кого он обманывает? Сомнений больше не остаётся. Калеб заносит нож.──────── ※ ────────
Просторная зала для собраний заволочена сумеречным полумраком. За панорамными окнами, одетыми в винные портьеры, клубятся грозовые облака. Высокие стены, пропитанные интригами и вдумчивыми изречениями, внемлют строгому и властному тону. Побелевший от малокровия князь восседает во главе длинного и массивного стола, не обличая слабости даже перед своими лордами. Седрик, Асмодей и падкая на фамильярности Миранда держатся со всей строгостью, чувствуя сулящий гибель настрой владыки. Фобос созвал совет, невзирая на изматывающую немоготу. Сразу после того как изъял из плоти стальные ядра и затворил докучливые раны. Дело государственной важности не терпело никаких промедлений и отлагательств. Его поверенные сразу же явились на призыв, так и не успев разобраться с учинённым вторжением переполохом. Фобос не сокрушается о потерях. Кроме одной единственной, ради которой он готов развязать войны, низвергнуть грозы на все миры и обратить в шепчущих целые народы. Князь уверен: Корнелия жива. Сразу бы ощутил, будь оно иначе. Осталось вызволить бестию из грязной норы под горой, не достойной даже отбрасываемой ею тени. Вне всяких сомнений, жалкая оппозиционерская челядь станет удерживать её именно там. — Мы заберём Корнелию прежде, чем оклемаются стражницы и явятся посланники Оракула, иное недопустимо, — зарекает лордов Фобос, смеривая каждого из участников своего замысла тяжёлым взглядом. Предложенная им стратегия прозорлива и выверена. Если кто-то посмеет его подвести — покарает лично, вопреки высоким заслугам. — Повелеваю начать наступление, — заканчивает собрание государь, поднимаясь со своего места. — Живу, чтобы служить тебе, Чёрное Солнце Меридиана, ибо твоя участь — это и моя участь, — встают на вытяжку его поверенные. От смены положения взор размывает мутной поволокой. Фобоса штормит, но он удерживается на ногах. Его не остановить никаким препонам. Будь то жалкий телесный недуг или же сокрушительная конфедерация вселенских сил. Князь поднимает суровый, накрытый тенью хмурых бровей взгляд, осенённый алым руническим сиянием. Он бросит на вызволение Корнелии все силы. Вернёт её. Достанет из-под земли. И да содрогнётся весь Меридиан от поступи его воинства.