──────── ※ ────────
— Хай Лин, остановись! — Держите её! Скорее! Хай Лин слышит, как кто-то кричит, кого-то зовёт. Не понимает — зачем и для чего. Она рвётся вперёд, но жёсткая хватка вонзается то в руки, то в плечи. Девушка вскидывается и брыкается в воздухе, пытаясь освободиться. В слёзном тумане не видно ничего, кроме Корнелии, из живота которой торчит длинное, багровое и блестящее остриё. Подруга завалилась на бок и лежит на чернеющем от крови песке. Глаза умиротворённо закрыты — уснула прямо посреди боя. Вместо страшной раны и подползающего к ней змея видит безмятежные, счастливые сны. Так слаба и уязвима. И если Хай Лин не вырвется — не спасёт. Позволит рептилии завершить начатое. — Вилл, помоги! Током её! Тело прошивает миллионами острых игл. Они вонзаются так быстро и так сильно, словно её строчит швейная машинка. Пока челюсть отстукивает чечётку, Хай Лин хватают за грудки и встряхивают, пытаясь вернуть рассудок. — Очнись! Убьёт тебя, нас всех! На нём не работает магия! Корнелия мертва! Корнелия мертва. Крылья тяжелеют и бултыхаются в чём-то вязком. Она узнаёт Вилл. Её пальцы до натяжения стискивают ворот топа. Корнелия мертва. Страшная реальность накладывается на фрагменты памяти. Вот они встречаются перед школой, чтобы Корнелия успела накраситься, а то отругает мама: какая косметика в средних классах? Вот Корнелия выигрывает городские соревнования по фигурному катанию и дарит ей свой первый кубок. На следующих — ломает ногу, и Хай Лин раскрашивает гипс под цвет школьной формы. Вот они прогуливают пары, чтобы пристроить найденного котёнка, а потом не ходят в универ почти месяц — лечатся от подцепленного лишая. Пёструю череду воспоминаний перекрывает самое последнее и чёткое. Свежий после проливного дождя день. Резкий запах краски. Затопленная скейтерская площадка и цветастые граффити. Яркие и смешные. Сияющая беспечной радостью Корнелия. Но это прошлое — не настоящее. Корнелия мертва. То был последний раз, когда она видела её счастливой. Они думали, что скоро всё закончится. Ждали, когда вернут себе обычную жизнь. И вот, дождались. Сердце сжимается и так и замирает в спазме. В голове закручиваются гадкие мысли. Почему? Почему не Вилл? Ведь Сердце Кондракара у неё, не у Корнелии. Лапища монстра хватается за эфес и выдёргивает клеймор: тело Корнелии подаётся вверх, нехотя выпуская сталь. Оружие беззвучно падает на песок. Наг подцепляет тонкую фигуру, пропуская когтистую пятерню под поясницу. Нет, нет, нет! Она не отдаст! Хай Лин вырывается с новой силой. Вилл упирается во впалую грудь, заставляя податься назад. Расправленные ладони бьют дефибриллятором, выпуская новый разряд тока. Внутри дребезжит каждый натянутый до предела нерв. Мысли рассыпаются по черепу острыми иголками. — Хай Лин! Замеревший мир оживает, но Хай Лин по-прежнему не понимает, что от неё хотят. Отрешённо и медленно кивает, лишь бы оставили в покое. Лишь бы не мешали смотреть. Ведь это последний раз. Больше она никогда не увидит Корнелию: ни живой, ни мёртвой. Никакой. Стальная хватка Вилл слабеет, оставляя на плечах белые пятна, — позже проступят синяки. Корнелия висит безвольной лентой в сомкнувшихся вокруг талии гигантских пальцах. С запрокинутой головы ниспадают потускневшие от пыли волосы. Спутанные концы набрякли и накрапывают на песок. Крови так много, что, кажется, перекрасит всю арену. Очередная сорвавшаяся капля замирает в воздухе и устремляется вверх мерцающим мотыльком. Хай Лин зажмуривает веки. Неужели правда, что от горя можно сойти с ума? Вновь раскрыв глаза, понимает: можно. К сводчатому куполу вихрятся маленькие частицы, разбрасывающие тёмную глянцевую пыльцу. Они поднимаются, кружатся и мреют, пока не пропадают. Сияющий путь тянется от тающего на песке клеймора; от блёкнущей кровавой лужи; от раны Корнелии, края которой стремительно затягиваются. Это видит только она? Хай Лин различает оторопевшую Ирму, которая ловит и растирает меж пальцев фрагмент, похожий на лепесток, рассыпая его в серебристые искры. Что это за магия? Неужели… — Иллюзия! Это иллюзия! Её хотели поймать! — прорезавшийся голос скачет с октавы на октаву. Княжеский лорд, известный зверской жестокостью, надёжно держит свою добычу. На змеином лице нет и тени эмоций, и оттого ещё страшнее. Хай Лин застывает, боясь спровоцировать хищника малейшим, крохотным движением. Сожмёт сильнее — сломает кости, как сухие ветки. Потянет в стороны — разорвёт напополам, растянув кровавую бахрому органов. Разверзнет пасть и заглотит часть за частью, туго протолкнув по глотке раскуроченные останки. И она ничего не сможет сделать. Только смотреть. На этот раз худшим опасениям не суждено сбыться. Наг перекладывает Корнелию на локтевой изгиб, прижимая к торсу точно спящего ребёнка. Бережно. С внимательной обходительностью. Хай Лин ничего не понимает, равно как и Вилл с Ирмой, которые синхронно оборачиваются, чтобы найти Тарани. Вряд ли та знает ответ, который скинет всеобщий ступор. — Зачем ему сдалась Корни? — округляет пересохшие губы взъерошенная Лэр. — Не знаю… — бормочущим эхом отзываются Хай Лин и Вандом. Наг поворачивается в корпусе, теряя к стражницам всякий интерес. Змей стремительно скользит в противоположную сторону, утягивая за собой изогнувшийся в плавной волне хвост. Забирая с собой Корнелию. — Мы не можем отдать её! — очнувшись, подрывается вслед Хай Лин. Слепит бешеная вспышка молнии. Ристалище вспыхивает белым электрическим светом и вскрикивает возмущённым дребезгом. Витражный октагон разбивается, осыпаясь на арену осколочной радугой и проливной стеной дождя. Хай Лин резко тормозит, чуть не влетая под стеклянную картечь. Запоздалый громовой раскат содрогает весь средневековый Колизей, неуловимо искажая древние стены замка. Расфокусированный взгляд цепляется за край трибуны. Что-то не так. Хай Лин жмурится, возвращая чёткость зрению. По всему периметру амфитеатра выросли горделивые статуи в пепельных мантиях. Боевые чародеи Фобоса. Они окружены. Ей хочется слиться со своей стихией: исчезнуть, раствориться в воздухе. Сколько же их?.. Шесть, девять, двенадцать… Каждый счёт долетает до тронутых испариной висков гулкими толчками. Как вдруг пульс запинается и начинает барабанить что есть силы. Среди боевых чародеев находится знакомое лицо. Дариус. «Мы присоединимся по призыву Князя или Мастера над магией, чтобы обернуться против и нанести неожиданный удар». Не все из них враги. Часть на стороне стражниц завесы. Но кто именно? И значит ли это… что он тоже здесь? Никто из стражниц не видел тёмного князя, жестокого тирана и их главного врага, вот так, вживую. Никто, кроме Корнелии. Нагнетающее присутствие чувствуется в густом, как перед грозой, воздухе. Потолочные своды начинают давить на голову, всё сильнее и настойчивее. Если не склониться — осыплешься горстью праха, замешиваясь с серой песчаной насыпью, — такими же вторженцами, бросившими вызов. На королевском ложе, над ними, земными девчонками, возвышается князь Фобос. Не колдун и не человек. Чудовище, сгубившее весь Меридиан и ещё пять невинных жизней. Очередная молния выцепляет седые, отражающие призрачный свет волосы. Кобальтовая диадема отбрасывает на стену длинные острозубые тени от наверший, похожие на дьявольские рога. Вздёрнутые наплечи расправляются мглистыми крыльями на всё ристалище. Колдун не двигается, из-за чего кажется одним целым с неуязвимой громадой замка. Вытянутое лицо с вычерченными рунами — не старое и не молодое. Мёртвое. Точно с посмортема, который она видела в историческом музее фотографии. И только кривой оскал даёт понять, снизошедшее до них зло — живое. Как они — победят его? Кожу схватывает льдистой коркой жути. Вдруг отчётливо слышится строгий и наставляющий голос бабушки. «Заруби себе на носу, Wéifēng. Твоя цель — не убить Тёмного князя. Твоя цель — выжить». — Он хочет вытянуть её силу! Сердце Земли! — крик за спиной выдёргивает из глубины. К ним вернулась Тарани. Хай Лин только сейчас замечает ползущего к ложе змея. Фобос оживает, делая несколько широких шагов к мраморной балюстраде. Суженный разрез глаз загорается голодным, предвкушающим блеском. Выведенные над бровями руны становятся контрастнее, готовясь насыщаться поданной для них жертвой. Фобос взмахивает рукавом мантии, левитируя Корнелию из объятий нага. Тело подруги взмывает подброшенной вверх тряпичной куклой. Колдун раскрывает руки и тянет их навстречу в жадном нетерпении. — Вилл, кристалл на меня, быстрее! — дробит слова Хай Лин. Хранительницу сердца не надо просить дважды. В девушку ударяет розовый переливчатый луч, наполняя грудь тёплой, но стремительно нагревающейся маной. Вокруг исчезает всё. Заворожённо-одержимый Фобос; бездействующие изваяния боевых чародеев; сжавшиеся у барьерной стены галготы; княжеский лорд, к которому стягивается подкрепление из тоннеля. Только она и парящая над ристалищем Корнелия. Хай Лин сосредоточенно сводит брови и направляет на подругу не поток магии — всю себя, не жалея силы. И сжав кулаки, тянет до взбухших на предплечьях вен. Хрупкая фигура поддаётся, замедляясь и на миг застывая в невесомости. Что происходит дальше, Хай Лин уже не видит. Тугие линии чар обрываются, возвращаясь с размашистым оттягом. Внезапный удар складывает напополам и отбрасывает назад. Крылья перестают слушаться, роняя вниз как пришибленную о стекло птицу. Пара секунд, и кости ног сложатся до тазобедренного сустава от столкновения с аренным дном. Как глупо… Стражница воздуха расшибётся насмерть. Кто-то грубо хватает под плечи и пружиняще выдёргивает наверх. Девушка открывает рот, пытаясь затолкнуть воздух в спёртую глотку. Лицо окатывает ледяной водой. Судорожный вдох, и она снова держится в воздухе, быстро-быстро взмахивая крыльями. Обзор застилает мутная калька, на которой постепенно проступает изображение. Прийти в себя… спасти… Вся смелость на обломки о вытянутую руку Фобоса, нацеленную прямо на неё. В когтистых пальцах густеет и наливается чернотой тьма. Небывалое могущество расходится взъярёнными волнами магических колебаний, затмевая надежду и горящее за Корнелию сердце. Девушку пробивает холодный пот. В голове резонирует громогласное: «Ещё раз посмеешь посягнуть на моё — не останется и мокрого места». А ведь он даже не атаковал… отмахнулся как от назойливой мошкары. Хай Лин тяжело сглатывает, не сомневаясь в серьёзности немого обещания. Князь тьмы пренебрежительно отворачивается, возвращая своё внимание к Корнелии. Вот-вот заграбастает, поглотит. Схватит за горло и иссушит до капли, выбросив тело как скомканную обёртку. — Эй, ты в норме? — плечи сжимают влажные ладони Ирмы. — Я едва успела. — Почему никто ничего не делает? Почему они просто стоят и смотрят?! — злое негодование проносится порывом ветра меж боевых чародеев, возмущённо всколыхивая полы мантий. Хай Лин отстраняется, скидывая с себя руки Лэр. От беспомощности хочется скрючиться в позу эмбриона. — Очевидно, почему, — глухо отвечает Кук. — И? Поиграем в угадайку? — нервничает Ирма. — Кристалл Дариуса не сработал, портал не открылся, — ошпаривает всех без огня Тарани. Это значит только одно: Дариус заманил стражниц в ловушку. Им никто не поможет, у них больше нет козырей и преимуществ. Пятеро ведьм против сильнейшего колдуна и его свиты. Без права, но со всеми шансами на поражение. — Мы всё равно справимся, — стискивает кулаки Вилл, — не можем не справиться, — её эмоции выдаёт только сбоящее мигание Сердца Кондракара. — Это говоришь ты или Оракул? Нам надо бежать! — впервые идёт против подруги Тарани, кивая на разбитое окно под сводами купола. — Хотите бросить Корни?! Мы что, даже не попытаемся помочь ей?! — набрасывается с обвинениями Хай Лин, а сама надеется всеми фибрами: Кук выстоит. Выдержит напор. Пусть её скрутят, снова ударят током, уведут насильно. Лишь бы появилось убедительное алиби, которое спасёт от вины за трусость… Ведь Хай Лин знает: она не сможет сражаться — княжеская угроза до сих пор отдаёт тупой болью в рёбрах. — А вы уверены, что ей нужна помощь? — раздаётся чужой, незнакомый шёпот. Стражницы синхронно поворачиваются, не узнавая голос Ирмы. Лицо девушки покрыто белыми пятнами, а палец указывает на королевское ложе. Хай Лин переводит взгляд и отшатывается назад. На её глазах разрушаются все миры, вместе с её, — внутренним. Кажется, что останавливается время, позволяя досконально разглядеть новую реальность. Девушка вытягивает вперёд шею. Она видит. Глядит не мигая, но всё равно не может в это поверить. Хотя вот оно, чёткое и ясное как день, прямо перед ней. Фобос держит Корнелию на руках с таким благоговением, с такой чуткой нежностью, что ревностно перехватывает внутри. Тонкие губы — не скалятся — нашёптывают что-то неуловимо мягкое. И это точно не заклинание и не проклятие. Когтистые пальцы заботливо убирают с беспамятного лица запылённые пряди. Хай Лин чувствует себя обворованной. Корнелия доверяет свои волосы только самым близким, только ей. Тёмный князь выходит за рамки дозволенного, нагло нарушая все границы, не своих владений, — Корнелии. Но… с чего бы? И… нарушает ли? Осчастливленное зло жутко улыбается, светясь изнутри потусторонним светом. Фобос одержимо любуется и не может налюбоваться той, которую должен безжалостно погубить. Хай Лин хочется призвать смерч и обрушить всё ристалище. Похоронить под обломками замка уродливую правду. Подтверждение ужасающей догадки. Они наблюдают не за чудовищем, которое вот-вот насытится хрупкой жизнью. За воссоединением возлюбленных. — Хай Лин? — заставляет её переключить внимание Вилл. Девушка молча поворачивается. Слова не складываются в предложения. Она разучилась говорить. — Что ты знаешь? — почти зловеще надвигается Тарани. Она знает про Корнелию всё. Но ей по-прежнему нечего им ответить.──────── ※ ────────
Темнота на ощупь гладкая, тёплая и приятно пахнет ирисами. Её любимый запах, который хочется вдыхать медленно и полной грудью, затапливая до краёв лёгкие. Корнелии хорошо и умиротворяюще спокойно. Остаться бы здесь навсегда, чтобы вечно наслаждаться чувством защищённости и правильности. Ведь теперь всё действительно на своих местах. — Корнелия… Звучание бархатного голоса с глубоким тембром выжимает левое и правое предсердия, разливая под рёбрами что-то заунывно горькое. Такой близкий. Родной до боли. Её. Воцарившаяся тишина колит уголки глаз. Становится больно дышать: к горлу подступает удушливый ком из всего накопленного, но не выстраданного. Если не услышит снова, если опять пропадёт… — Корнелия. Ещё никто не мог уместить в этом созвучии букв столько корёжащей и выгрызающей тоски. Одной на двоих с обладателем красивого баритона. Вытряхнуть душу наружу, лишь бы найти его имя. Окликнуть и ответить большим, чем взаимностью. Бережное прикосновение к скосу скулы — лучшее, что с ней случалось. Корнелия ловит лелеющие кожу пальцы и прикладывает к щеке, клоня навстречу голову. Прижимает крепко, почти с отчаянием, так же, как головная боль сдавливает виски. С кромки губ само собой слетает и соскальзывает по запястью трепетно-молящее: «не уходи». — Не уйду, — обещает тот, кто может убить своим молчанием. И почему-то плакать хочется ещё сильнее. Как же скучала… Девушка открывает глаза, выпуская слёзы. Перед размытым мутью взором — абрис склонившегося к ней лица. Корнелия смаргивает неясную поволоку. Сейчас увидит. Прикрытые веки ошалело распахиваются. Волшебство момента разрезает тихий, испуганный вскрик. Фобос — вот оно, потерянное имя. Корнелия отшатывается от ладони, которая теперь жжёт похлеще огненных комет Тарани. Мышцы в теле слабеют, рассыпаясь на волокна. Она бы точно упала, но князь тьмы крепко прижимает её к себе. Эта близость знакома каждой клеточке, каждому атому, всей сути. До трепетного мандража за ушами и на выступах позвоночных косточек. Магнетическое влечение, электризующее воздух. Не желание — потребность в человеке, чьей жестокости нет конца, ни края, ни предела. Она чокнулась? Её зачаровали? Внутреннему раздраю аккомпанирует гудящая и монотонная головная боль. — Обещал же, что заберу до первого проклятия, — торжествует воплощение зла. Князь смотрит на неё с пугающей скрупулёзностью, подмечая каждую мелкую деталь. Словно пытается отыскать и запечатлеть неуловимые перемены после долгой разлуки. Когтистый палец рисует на лице луну, собирая опавшую с ресниц солёную росу. Полный интимности жест — за гранью понимания. Сколько судеб было обречено этой рукой, теперь унимающей её печали? Омуты зрачков, точно опьяневшие от вина, расширяются ещё больше, затягивая её, обескураженно обалдевшие. Лукавая улыбка слишком близко, несколько сантиметров — и случится непоправимое. — Н-не ту забрал, у меня нет сердца Кондракара, — язвит Корнелия, откидываясь назад и щерясь как пятящаяся от опасности рысь. Ответом на агрессию служит мягкий, вибрирующий смех. Князь не позволяет отстраниться. Резко и бескомпромиссно жмёт к себе, зарывается в спутанные волосы у затылка и мягко рокочет «бестия». — Что… что ты себе… — полный фальши протест тушится россыпью мурашек. Рядом с уголком рта оказывается ярёмная вена. Тихо бьётся, доказывая наличие чёрного сердца. Она могла бы вцепиться ему в шею, прокусить и держать, пока не начнёт захлёбываться кровью. Но Корнелия не дура: то не желание вырваться. Предлог, чтобы дотронуться, пересчитать губами удары пульса. Зачем она ему? Что их связывает? О чём она забыла? «Никто не знать, вдруг наша кр-рыса — стражница!» — пробивается в памяти картавое повизгивание Бланка. «Фобос выкупил, что мы готовим нападение», — накладывается поверх сиплый голос Калеба. «Как можно быть за этого садиста?» — обезличенный упрёк Хай Лин находит свою цель. Неужели всё это время… предательницей была она? Просто не помнила про это? Корнелия отказывается верить. Она не могла так поступить с Лин-Лин… со стражницами… с галготами. С Элион. С Калебом. Со всеми настрадавшимися и теми, кому предстоит страдать. Девушка позволяет себе ещё один вдох. Фобосом хочется пахнуть. Растереть между запястий. Нанести за уши. В ложбинку по центру ключиц. Тот тягуче-сладкий флёр на её подушке… Ладони упираются в статную грудную клетку, чтобы отстраниться. Фобос великодушно потакает, но только для того, чтобы снова увидеть её лицо. Вне всяких сомнений. Этот белобрысый мерзавец запудрил ей мозги и переманил на свою сторону. Соблазнил с помощью магии. Значит ли это… что они… К щекам приливает кровь. — Мне лестно, что ты думаешь об этом, но, видишь ли, не к месту. Вернёмся к этой теме ближе к ужину, — безошибочно считывает её князь, упиваясь рдеющим смущением. Корнелия вспыхивает злобой, но тут же коченеет, вспоминая где они находятся. Ристалище. Девочки. Лишь бы были живы. Пусть не слишком поздно. Она никогда себя не простит. Девушка чуть ли не выкручивает шею, успевая мазнуть взглядом по стражницам завесы. Этого хватает, чтобы узнать, как они на неё смотрят. Голубые, серо-зелёные и самые любимые — карие глаза — покрываются стекольной плёнкой, отзеркаливая её, умирающую в объятиях Фобоса. Не буквально. Только для них. Всё не так! Не так! Она объяснит! Подбородок хватают увенчанные перстнями пальцы, требовательно разворачивая её назад. — Пусти меня, пусти немедленно, — выворачивается Хейл. Однако Фобос непреклонен. Не отпустит. Не отдаст. — Я. Не намерен. Ни с кем. Тебя. Делить, — императивно чеканит князь. Руны над разлётом бровей раскаляются, трогаясь карминовой каймой. — Да что ты о себе возомнил?! Я не твоя… — Он не позволяет ей закончить. — Моя. И сейчас ты об этом вспомнишь, — с нетерпящей категоричностью, как отдавая приказ, нарушение которого карается смертью. Колдун порывисто касается схмуренного лба и выводит рунический став. Непроницаемая телепатическая стена рассеивается вместе с давящим на голову туманом. И прежде чем на Корнелию обрушиваются воспоминания — Фобос накрывает подёрнутые гневным оскалом губы. Князь целует с запойной жадностью, настойчиво и глубоко, чуть ли не кусая. Только он умеет целовать её вот так. Самозабвенно, затягивающе, сдёргивая броню и останавливая время. Как тогда перед Кавигором. Во сне и наяву. На Меридиане и на Земле. Она узнаёт, конечно же, узнаёт этого бессовестного, который никогда не отпускал с самой первой встречи. Вломился в её спальню посреди ночи, а потом и в жизнь. Перевернул всё с ног на голову. Окрестил своей. Въелся до того, что отзывается тоской под ложечкой, сквозь потерянные воспоминания и амнезию. Корнелия оробело отвечает, сплетаясь с жадным и ласковым языком. Вырисовывает окружности — с каждой новой всё запальчивее и смелее. Его хочется ближе, сильнее, чувственнее. В княжеских покоях, в её комнате, да хоть на Кондракаре. Целовать и целовать. До кислородного голодания. Упавшие на острые ключицы пряди драпируются отливающим шёлком. Ей всегда нравились его волосы. Руки сами по себе тянутся к благородным чертам лица. Пальцы мелко дрожат, пока Корнелия находит высеченные руны. Прохладные как мрамор. Такими и помнит. Фобос пробирается под боковой разрез юбки и впивается ладонью в бедро до тугой приятной боли. Наглый и властный в своей манере. Но Корнелия даже не думает протестовать. Всё что испытывает — не магия и не колдовство — искреннее. Чистое. Как можно не влюбиться в человека, который готов развязать ради тебя войну? Рядом с которым ты важная, защищённая и особенная? Который безошибочно чувствует тебя через Междумирье и завесу? И она неминуемо влюбилась в злого, гордого и невыносимого. В такого, какой есть. Во врага. С губ Корнелии срывается тихий всхлип. Фобос нехотя разрывает поцелуй и соприкасается с ней лбом, изнурённо прикрывая веки. — Как мог т-ты… как ты мог так поступить? Я не разрешала тебя забирать! — голос ни к чёрту. Как и заходящиеся в треморе руки, которые бьют, бьют и бьют Фобоса по торсу. — Корнелия, — экстатически шепчет князь, прильнув к страдальчески опущенному уголку рта, — ты знаешь. Нельзя было иначе. Глаза Корнелии застывают, обращая взгляд во внутрь. Фобос защитил её, подменив себя на серую пустоту. Кондракар насильно проштудировал воспоминания, чтобы выяснить, как она переняла у Лилиан силу. Если бы Оракул выяснил про связь… её бы ждала казнь на трибунале. Она не могла наплевать на всё и уйти на Меридиан с Фобосом. Это означало бросить стражниц, без шанса раскрыть им глаза на кондракарские козни. К тому же нельзя было оставлять Лилиан, равно как и забирать её в страдающее средневековье. Но почему не могла оставить сестру? Ведь за ней присмотрели бы… Следующее звено логической цепочки смыкается гарротой вокруг шеи. Похолодевшие пальцы нашаривают плечи Фобоса и сдавливают их до вонзившихся ногтей. Корнелия сползает вниз, уткнувшись в плотную ткань мантии. Изнутри вырывается беззвучный, нечеловеческий вопль. Ей хочется снова стереть память. Чтобы всю её стёрло. Вместе с образом разрушенного дома, в который больше никогда не захочется возвращаться. Там папа с упавшим сервантом вместо туловища. Там мама с ошмётками внутренностей на тарелке. Там умерло последнее хорошее, что осталось. Жаль, что брошенный в неё меч оказался меридианским тренировочным оружием, а не настоящим. На макушку покровительственно ложится подбородок. Фобос кладёт руку промеж остро очерченных лопаток и надавливает, прижимая к себе сильнее. Её боль надёжно спрятана от посторонних глаз. Только ему можно видеть её слабой. Корнелия часто и прерывисто тянет ртом воздух, пытаясь вытеснить вдавленную в грудь глыбу. Но с каждым вдохом ледник неумолимо разрастается. Совсем немного, и станет размером с саму Корнелию. Восемь дыхательных циклов, чтобы продолжить жить. На Меридиане не принято скорбеть долго. Новые глаза смотрят на мир через призму вечной мерзлоты — всё вокруг выцвело, покрывшись инеем от её выдохов. — Поставь меня. Фобос хмурится, смеривая Корнелию оценивающим взглядом. То без нужды, она умеет держать лицо. Девушка кивает, придавая весомости своему намерению. И только тогда князь выпускает из объятий, помогая скользнуть ногами к полу. Почувствовав опору и вперившись в каменную кладку, Хейл неспешно направляется к мраморной балюстраде. Такту шагов вторят разлетающиеся в опустевшей голове мысли. «Астральные капли можно создать только из живых, ведь правда?» Ложь. «Твои мама и папа в магической коме…» Ложь. «Оракул говорит, с твоими родителями всё в порядке, завтра они будут дома». Ложь. Корнелия падает ладонями на мраморное ограждение, широко растопырив пальцы, затем медленно выпрямляется в спине. За ней — Фобос. Его острая, отсекающая головы ухмылка ощущается на затылке. Теперь всем придётся с ней считаться. Оторопело вытянутые лица стражниц напоминают задыхающихся на побережье рыб. Но Корнелии плевать. Она ищет среди них то самое, знакомое до каждой морщинки. От вида которого на душе всегда становилось радостнее и светлее. Взгляд. Глаза в глаза. Хай Лин смотрит на неё с выражением крайнего страдания, с отчаянной, щемящей мольбой. Живую мимику стянуло вниз, а побелевшие губы жалко и невнятно перебирают слоги. В вытаращенных глазах нет оттенков вины. Хай Лин не пытается оправдаться, даже не сокрушается о содеянном. Лезет вон из себя, чтобы образумить. Чтобы убедить вновь примкнуть к мнимому добру, которым они себя вообразили. Она солгала ей. Солгала о том, о чём непростительно лгать. Ради преимущества на поле боя. Корнелия не осуждает, ведь понимает мотивы её поступка. Рисковать тысячами галактик, миллионами планет, миллиардами жизней и ради чего? Одной дружбы. Хай Лин сделала правильный выбор, ей же только остаётся его принять. Всё бы повернулось иначе, если бы с ними не случился Меридиан, а её сердце было достаточно большим, чтобы уметь прощать. Но Меридиан случился, а сердце в её груди подменили на что-то другое. И теперь им не быть вместе до первого седого волоса. До подружившихся детей. До обсуждений на креслах-качалках со старыми альбомами на коленках. Лин-Лин больше нет. И нет той самой Корни. Корнелии совсем не жаль. Одна боль, страшная и абсолютная, вытеснила остальную, сработав анестезией. Самое время отсечь последнее, что их связывает. Вокруг тела вспыхивает золотисто-зелёное сияние, приятно щекочущее кожу. Оно затмевает всё пространство, окрашивая ристалище в бликующий солнечными зайчиками изумруд. Когда светоч промеж рёбер гаснет, Корнелия предстаёт перед стражницами завесы в кашемировом шарфе и плотном шерстяном пальто. Теперь она не разделяет их единство. С неё довольно. Девушки встречают её в агрессивных позах, со вспыхнувшими в ладонях сферами стихий. Загнанные в угол, но готовые отразить удар. Даже так? Решили, что нападёт? Рот Корнелии кривит горькая усмешка. Всегда думали о ней хуже, чем есть. А она выбирала их каждый чёртов день. Всё это время. Даже когда узнала правду про Кондракар. В памяти всплывает тет-а-тет в преддверии княжеских покоев и слова, брошенные во мрак, приглушённый пламенем свечей. «Ты так держишься за свой нелепый ковен. Твоя преданность уникальна, но слепа. Уверена ли ты, Корнелия, что они сделают для тебя то же?» «Сделают, в отличие от тебя!» Он как всегда оказался прав, а она ошибалась. Что ж. Каждому терпению есть предел. — Я всё, — разворачивается Корнелия к створчатой арочной двери, намереваясь покинуть балкон. Она не прочь снова посетить княжеский сад. Фобос ловит девичью кисть, заставляя остановиться. — Корнелия, мы же на приёме, где твои манеры? Неужели позволишь нашим гостьям заскучать? — с азартным нетерпением спрашивает колдун. — Они не наши гостьи, — безлико произносит девушка. — Я не с тобой. Не с ними. Я ни с кем. Серебро, охватывающее шунгиты зрачков, предостерегающе темнеет. Фобос рывком притягивает Корнелию к себе, словно хочет запереть в корсете рёбер. — Начатое надо доводить до конца. Привыкай к широким жестам, а не к полумерам, — поучая, строго заглядывает ей в лицо колдун. — Я не собираюсь в этом участвовать, я сказала, с меня хватит, — выдерживает напор Корнелия. Все эмоции терпят крушение о застрявший внутри айсберг. — Тогда это будет моим подарком, — хищно сощуривается князь. «Мне не нравятся твои подарки», — припоминает кольцо и розу-Нейтана Корнелия, но произнесённое тает в ватной тишине. Девушка обескураженно хлопает кукольными ресницами, обнаруживая себя запертой в собственном теле. На этот раз паралича мало? Решил превратить в глухонемую? Бывшая стражница красноречиво смотрит на князя, который, с насмешкой вскинув брови, галантно берёт её под руку. Знает, что сейчас о нём думает. Фобос подводит к резному трону со стрельчатой спинкой, стоящему по центру королевской лоджии. Колдун мягко надавливает на плечи, усаживая Корнелию на обитое фиалковым бархатом сиденье. Незримые потоки магии поднимают предплечья и располагают их на поручнях, выполненных в виде когтистых лап. Над девушкой сгущается мреющая мгла, стелющаяся непроницаемым пологом от мысов сапог до стёганого ворота пальто. Верхняя одежда становится невесомой, а мягкий свитер вдруг облегает и меняет свою структуру. Ниже пояса распускается грубая джинсовая ткань, начиная струиться сатиновым подолом. Спутанные волосы теперь гладкие и прямые — заплетаются в пышную серпообразную косу чуть ниже темени. Несколько прядей с педантичной осторожностью ложатся спереди, скрывая уши и шею от посторонних глаз. Когда магия развеивается тающей органзой, Корнелия пытается осмотреть свой новый образ, насколько позволяет ограниченный обзор. Длинные чёрные рукава, отделанные серебристой нитью, переходят в кожаный корсет с металлическими застёжками наружу. На месте сердца отблёскивает княжеский знак различия — фибула с головой щерящейся химеры, окольцованной в шипастый стебель цветущей розы. Решил назначить её на должность бестии? Снимет сразу же, как только всё закончится. Плевать хотела на все эти магические игры. Фобос одобрительно кивает, оглядывая её с собственнической внимательностью. Как творец созданный им шедевр. «Вне всяких сомнений, по замку поползут сплетни касаемо твоего статуса», — раздаётся в голове подначивающий голос. Корнелия отвечает на колкость взглядом исподлобья. Она не разделяет приподнятое настроение перед безжалостной расправой. Ей никогда не принять такого жестокосердия. Смотреть на то, как умирает бывшая подруга и знакомые девчонки с параллели, — слишком. Даже для неё. Изображать протест для успокоения совести — всё равно что внезапно стать верующим в падающем самолёте. Она не сможет его остановить. Нет смысла и пытаться. Князь встаёт вполоборота, заговорщически ухмыляясь. Увенчанные перстнями пальцы извлекают из складок мантии искорёженный временем духовой рог. «Надеюсь, ты любишь трагедии». Корнелия демонстративно отводит взгляд и закрывает веки. Но Фобос непреклонен. Он никогда не отступится в стремлении превратить её в такое же чудовище. Погасшие глаза вынуждает открыться магия. Всё ристалище как на ладони — лучший вид, — специально для неё. Происходящее на арене сродни драматичному сюжету с полотен эпохи ренессанса. Собрание боевых чародеев безучастно наблюдает за паникующими галготами. На обречённых неспешно надвигается наг с отрядом для зачистки. Мятежники запрокидывают головы и в безысходной мольбе воздевают руки. Вверх. К бросившим их стражницам. Тарани подгоняет Хай Лин и Ирму, которые загребают воздух крыльями, волоча скрюченную от приступа мигрени Вилл. Девушки летят к разбитому витражному октагону навстречу отвесному дождю, шквальному ветру и свободе. Наивные. Он не отпустит. Корнелия наблюдает за всем как из стеклянной банки. С холодной безучастностью. Фобос подносит музыкальный инструмент ко рту и набирает воздух в лёгкие. Внутренний голос зачем-то начинает вести счёт. Раз. Беззвучная симфония принуждает процессию стражниц остановиться. Два. Девушки окостенело поворачиваются к княжескому ложе. Вместо лиц — приросшие к скальпу восковые маски. Прорези глаз пусты: затянуты непроницаемым бельмом. Начинает мутить. Сплетения вен расползаются ледяными змеями под кожей. Три. Фобос повелевающе поднимает руку. Раскрытая ладонь сжимается в кулак, знаменуя начало представления. Корнелии хочется зашить себе веки. Четыре. Столько же вспышек: красная, голубая, белая и розовая. Сферы, брошенные бывшими союзницами, сталкиваются и взрываются слепящим солнцем. Таким же ярким, как ликующее злорадство — не её, — очевидно, чьё. Ужасен… насколько же он ужасен… Пять. Ударная волна раскидывает стражниц по разные стороны ристалища. На шестой счёт девушка вскакивает с трона под металлический, резонирующий гул, затухающий длинным эхом. То упавший на каменный пол духовой рог. Фобос! Князь застывает безразличным монументом. По обыкновению гордо поднятый подбородок медленно клонит вниз. Колдун недоумённо разглядывает тёмные пятна, расползающихся по подтянутому торсу. Ладонь касается ткани мантии — бледные пальцы окрашивает блестящий алый. Кто-то вырывает и бросает об пол заполошно бьющееся сердце. Корнелия мертвеет. Пространство разрезает новый громогласный выстрел. Пистолет!──────── ※ ────────
Статную, полную достоинства осанку не пошатнуть метеоритному дождю. Фобос стоит прямо, пока вживлённые в тело астероиды сочатся выжигающими всплесками лавы. Королевская невозмутимость снаружи — конец всего сущего внутри. Обличить — значит явить слабость. Перед слугами. Перед Корнелией. Что это за проклятие? Незримый силовой барьер над ложе лилово бликует, рикошетя несколько пущенных заклинаний. Осмелившиеся на покушение замертво падают с амфитеатра на дно арены. Так и останутся дотлевать здесь, пока не рассыплются скорбным прахом. Как эти жалкие черви обошли его чары? Попали в него — в Тёмного князя. Во рту скапливается что-то горячее, с тяжёлым, вяжущим язык привкусом. Фобос плотно смыкает губы, но линию кромки неминуемо рассекает полоса багрянца. На сей раз не от пригубленного вина. Проливать королевскую кровь вот так, задаром, — непозволительная роскошь. Завтра её может не хватить, чтобы насытить меридианское сердце. Оно бесконечно хочет пить своих монархов большими жадными глотками. Осоловелый от муторности взор находит паскудного ренегата. Это один из выучей Асмодея — Дариус. В подрагивающей руке изменника бликует странный кусок металла. Распирающее презрение действенней любой магии исцеления. Жажда возмездия затмевает боль, скапливается в ладонях и колит пальцы, требуя незамедлительной расплаты. Но прежде чем Фобос успевает нанести сокрушительный удар — Дариус роняет земное оружие и взмывает над ристалищем. Овитого потоками колдовства предателя, поднимает под самый купол. Чем выше, тем раскатистее летит по сводам истошный вопль. Всю эстетику портят хватающие пустоту руки и дрыгающиеся без опоры ноги. Сродни потугам перевёрнутого на панцирь насекомого, на которого опускается подошва. Шутовские дёргания теряют амплитудность. В бренную плоть вонзаются незримые телекинетические жгуты. Задранные рукава обличают вспухшие и побелевшие конечности с проступившими шунтами вен. Фобоса ведёт, но колдун не даёт послабления раненому телу. Руки сжимают край балюстрады, помогая сохранить опору. Он досмотрит представление до конца. Телекинетические путы проворачивают трепыхающееся тело. Медленно. Неравномерно. Так, что бёдра не поспевают за корпусом, натягивая аспидную ткань мантии. Надсадный крик обрывается под трескучую музыку позвонков. Боевой чародей обмякает. Фобос не может сдержать улыбки. Ровную кайму педантично остриженной бороды пропитывает алым. Но князю больше не жаль пролитой им крови. Это зрелище стоит каждой оброненной капли. Ведь он узнаёт небрежный, полный эмоций, пока ещё не поставленный почерк. Корнелия. На юном, потерявшим тягу к жизни лице клокочет злоба. В поднятых глазах по две безлунных ночи с наточенными косами месяцев. Напряжённые плечи слегка подрагивают — украсить бы мурашками вдоль изгибов. Промеж нежных ладоней ярится мана, а тыльные стороны украшают натянутые до предела жилы. Изумительно-чарующая. Карающая во его имя. Корнелия тихо взрыкивает и разводит руки, раздирая воздух согнутыми в когтях пальцами. Зависшее над ристалищем тело разрывает на пополам. Вместе с проливным дождём вниз летят лоснящиеся клочья пурпурных внутренностей. Кишечные ленты с мокрым шлепком падают на вытянутые предплечья рыжей ведьмы. Неплохо смотрится на скоморошьем тряпье стражницы завесы. Его марионетке всё равно. Девица ловко размахивает магическим блоком, отражая настырные атаки повелительницы воздуха: мелкие вихри из битого витражного стекла и песчаной пыли. Болтающаяся на руках требуха покрывается белым налётом. Мельтешащие силуэты прячет облако шипящего пара. Дуэль прерывает плюющийся кипятком гейзер, порождённый схваткой огненной и водной ведьмы. Занавес и антракт. Ристалище покачивается и обрывается вниз, скрываясь за мраморной балюстрадой. Венчающая голову диадема падает и с жалобным перезвоном откатывается куда-то в сторону. Уязвлённое эго — сквернее удара о камень, который приходится обухом по затылку. Фобос шумно тянет ноздрями воздух, чувствуя, как мантия неприятно липнет к полыхнувшему болью телу. Промежутки между балясинами разливают длинные отсветы от вспышек заклинаний и буйствующих стихий. Цветные лучи тянутся к суженным мысам женских сапог, выглядывающих из-под подола платья. Цокот каблуков и колыхнувшиеся полы юбки — рядом опускается Корнелия. Смотрит на него теми же глазами, которые он ежедневно созерцает в отражении зеркал. Его дивная роза безропотно забирается к нему на бёдра. Беспорочно. Кровожадно. Изнеженные девичьи пальцы вцепляются в горло с таким тщанием, что кажутся мертвецки-задубелыми. Фобос растягивает уголки губ шире, чествуя кровавым серпом ту единственную, кому позволено его душить. — Он… он целился и в меня, я тебя не спасала, понятно?! — голос дрожит. Вот-вот сорвётся то ли на гневный крик, то ли в безутешные слёзы. Вся на грани. Князь тянет ослабевшую руку к упавшим волосам и перебирает пряди. Нежное касание в сто крат сильнее попавшего в него проклятия. Раненая лаской бестия ослабляет хватку, давая себе и ему воздуха на слова. — Так… красива, — заворожённо любуется ей Фобос. — Прекрати это! Я убью тебя… у-уб… — Корнелия с усердием сдавливает горло. На белое от кровопотери лицо срываются непрошенные слёзы. Князь в согласии закрывает веки. Чем только не шутит судьба: одна строптивица, а выносит приговор ему, Кондракару и будущему всех миров. Корнелии уже давно пора сделать выбор. И он знает, каким он будет. Кульминационная пауза. Её вердикт. Висельная петля отпускает шею, обессилено опадая на грудь. Гудящие внутри кометы вспыхивают всеми красками под весом прильнувшей к нему девушки. Корнелия не произносит ни слова — безутешно рыдает, проливая на него свою любовь напополам с ненавистью. — Ф-фобос, Фобос, — на линии челюсти дрожат девичьи губы, — исцеляйся, ну же. Фобос не реагирует. Его не волнует постыдное положение жертвы, как и терзающая боль. Это никчёмная цена. За Корнелию. За сладостный экстаз. За силу связи, которая добровольно вливается в него через её ладони. Отдаст всю себя без остатка, лишь бы снова его не потерять. Сегодня он победил, а она выбрала сторону. — Почему ты не лечишься? Т-ты же жив, я знаю, — мечется его смертоносная, но дивная и наивная, как дитя. В ответ Фобос оплетает стройный стан, полными трепетного обожания объятиями. Известно почему. Чтобы золотоволосая победа навечно осталась у него в руках.