Fluorescent Adolescent

Симон протянул левую руку вперед, положив ее парню на плечо, а правая ушла вниз, под бок талии — это позволило ему притянуть Вильгельма чуть ближе к себе. Хотя они и так лежали почти вплотную. — Ты хочешь меня съесть? — спросил Вилле, когда почувствовал, что Симон тоже легонько укусил его за плечо. Глаза парня были прикрыты, но он видел довольный взгляд партнера. Мог поспорить, что Симон улыбается и подтверждающе кивает. — Только часть. Эту сладкую часть, — причмокнув ответил парень. Вилле был прав — выглядел он также, как и рисовало его воображение. С плеча Симон спустился к ключице — прохладная белоснежная кожа пленила. Ее солоноватый вкус оставался на языке, губах, и парень мечтательно закатил глаза. — Хорошо. Тебе разрешаю. Нужно только успеть, — Вильгельм наконец-то приоткрыл глаза. Ему нравились эти минуты полного умиротворения после того, как они так рьяно и беззаветно доставляли друг другу удовольствие. В тот момент тело принадлежало самому себе — и как бы ты потом не двигался, время замедлялось, дыхание восстанавливалось, а любимый человек безмолвно делился с тобой каждой частичкой — не прося ничего взамен. Симон тихо рассмеялся. Они почти забыли, что время ограничено. Но как можно думать о часах, минутах, когда самое важное и желанное уже здесь… рядом? Только попытка остановить время могла помочь, но у них не было маховика времени. И жили они не в волшебном мире. Хотя, наверное, и там все не так уж и просто. — Я даже не хочу проверять телефон, — проговорил Вильгельм, мягко поглаживая кудри Симона тыльной стороной ладони. — Думаю, пока никто не бьется в дверь номера, нам нечего бояться, — парень уже не прижимал Вилле к себе так близко, как несколько минут назад, но пальцы рисовали узоры на его груди: знаки бесконечности и сердечки, все что в голову взбредет. — Нечего бояться. Но.., — Вильгельм замолк после того, как подумал, что скажет то, что хочет сказать — впервые — вслух. В подсознании эта мысль давила на него, но он не позволил сформировать ее даже Борису. Сейчас же в голове что-то щелкнуло. Он мог в этом признаться. — Мне кажется, я боюсь своей матери. Симон остановился, подняв встревоженный взгляд вверх. — И, наверное, это нормально, учитывая все обстоятельства, — прикасаться к парню Вильгельм не перестал. По своему, но все же это его успокаивало и не давало потерять контакт. — Надеюсь, когда-нибудь мы сможем поговорить с ней на равных. Или хотя бы, чтобы она меня услышала. Очень хотелось согласиться с тем, что время обязательно настанет, но Симон слабо в это верил. Если просто ждать — вряд ли что-то изменится, уж он знал точно. Но советовать, как Вилле себя вести — было тоже некорректно. Он очень хотел ему помочь, но наконец-то начал понимать, насколько далек от того, чтобы менять мир. Так радикально. — А для этого мне нужно как минимум прокачаться в публичных выступлениях. Потому что кажется, что когда мы что-то обсуждаем, я говорю с трибуны у всех на виду, — Вилле не хотел продолжать портить их момент. — И, кстати, ты обещал меня научить. Напряженность сменилась лукавостью. У него был минимум час, чтобы полюбоваться Симоном, его красотой… простой и в то же время редкой. Возможно, он сам убедил себя в этом, но разве, когда любишь человека, он не кажется тебе самым красивым? — Серьезно? Я уже и не помню, — парень рассмеялся от того, что Вилле вспомнил о предложении, о котором они, кстати, говорили в той же постели. — Ты шутишь? Скажи, что шутишь? — в ту же секунду руки парня опустились Симону на талию, и он его защекотал. Они смеялись уже вдвоем, а затем, не сговариваясь, потянулись друг к другу за поцелуем и ласково потерялись носами. — Главное настроиться. Понять, почему ты говоришь то, что говоришь. Только так можно донести свою мысль, ее идею, — негромко произнес Симон спустя пару минут. Он стал серьезнее, словно от его советов зависела целая жизнь, и даже не подозревал, насколько был прав. — И очень важно следить за дыханием, не торопиться… Парень не успел договорить — Вильгельм не удержался и закрыл его рот поцелуем. — Это твоя речь? — разлепил губы Симон, улыбнувшись. Этот вопрос вихрем пронесся в голове, и Вилле замер. Он уставился в одну точку на стене и думал только о том, что все его мысли сейчас абсолютно безумны. Когда он готовил речь к еще официальному выступлению, столько раз рука тянулась к тому, чтобы изменить пару строк, а может быть, и абзацев. Затем одну речь заменили на другую, а потом и выступающего. Не было уже времени подумать о том, что он хотел сказать, но сейчас… некая внутренняя сила тянула все его мысли за собой. Вильгельм опустил руку вниз к лежавшему на полу пиджаку и вынул из кармана телефон. Очень много сумасшедших вещей он сегодня уже совершил, но эта точно перечеркнула бы все. Следя за тем, как парень что-то проверяет в телефоне, Симон чуть приподнялся на руках и продолжил с интересом наблюдать за каждым его движением. До тех пор, пока Вилле не повернулся к нему и не спросил: — Выйдешь со мной в прямой эфир? Симон продолжал смотреть на Вильгельма, словно не услышал вопроса. Только спустя пару секунд мозг убедил его, что это предложение все же прозвучало, и он серьезен — как никогда. — Подожди. Зачем? — рукой Симон непроизвольно хлопнул парня по плечу. — Что ты хочешь сделать? — Увидишь, — рискованно было так говорить, но во взгляде Вильгельма читалась просьба ему довериться. Он не был уверен, что сможет довести дело до конца, но знал, что очень хочет попробовать. Разум твердил Симону остановить его, но вдруг бешено забившееся сердце говорило о совсем другом. Если они выйдут в прямой эфир вместе, это будет означать только одно… Он даже не мог оформить эту мысль в слова, настолько нереалистичной она ему казалась. Вильгельм кинул парню футболку, которую достал из его сумки, а затем натянул и свою — еще со вчерашнего дня висящую на спинке стула. Симон пару секунд озадаченно смотрел на кусок ткани на своих руках, задаваясь вопросом, правильно ли они поступают. Но решительный взгляд Вилле почти кричал о том, что это то, что он хочет сделать. Минимально одевшись и рухнув на кровать, парни облокотились на спинку кровати и подтянули к себе одеяло. Они были готовы совершить очень глупую, но возможно очень храбрую вещь. Как позавчера в библиотеке, мнимо готовясь к пересдаче презентации — которую кстати так и не сделали — но в тот момент они позволили себе вновь быть вместе, снова рядом, близко, а сейчас — еще ближе. Вилле вытянул руку с телефоном вперед, а другой провел по волосам, стряхивая все напряжение, которое могло его остановить. Он повернул голову к Симону и после его кивка, значащего «я с тобой», выбрал опцию прямого эфира. Как только трансляция началась, Симон чуть вжался в спинку кровати, хотя пока что его не было видно в кадре. Поначалу все ощущалось странным и пугающим, но с каждым словом Вильгельма тревога отступала. Парень начал с того, что должен был выступить с речью на официальном праздновании юбилея школы, но не получилось, поэтому он решил выступить по-другому. В левой стороне экрана с каждой секундой становилось все больше сердечек — как и подключившихся к эфиру. Симон знал, что у Вилле есть два аккаунта, один для себя, а другой официальный — и на него было подписано около миллиона людей. Он и представить себе не мог масштабность его затеи. А с каждым словом она становилась все объемнее, выходила за рамки. Парень высказался о школе и ее наследии, королевском дворе — его традициям, которые передаются бездумно и для галочки, о невозможности показать себя с уязвимой стороны. Вильгельм знал, что говорить, словно думал над этими словами очень долгое время, но никак не мог произнести их вслух. Но время пришло, и решение было принято после того самого вопроса Симона: «это твоя речь?» Потому что ею она и была, и это только подтвердило слова, которые он сказал дальше. — Это был я на видео, которое выложили в прошлом семестре. Я с Симоном, — на этом моменте Вилле повернул камеру так, чтобы в кадре появился и он. Словно показывая аудитории того, о ком парень говорит. — Это был момент, которым я не хотел делиться. Поэтому я солгал. Но это был я. И я бы хотел, чтобы эту трансляцию увидело больше людей, потому что этим поделиться я очень хочу. После этих слов Вильгельм чуть наклонился вперед, чтобы прочитать комментарии — как бы он этого не опасался, но в тот же момент Симон приблизился к нему и осторожно взял лицо парня в ладони и поцеловал его в уголок рта — на трансляции только можно было догадаться, целует он его в губы или же в щеку. После этого эфир был кем-то принудительно закончен, но ни Симон ни Вильгельм не обратили на это внимание — дело было сделано. Поцелуй, которым они захотели поделиться, увидел весь мир. Больше секретов не было.

"And those dreams Weren't as daft as they seem Not as daft as they seem My love when you dream them up"