Это не могло длиться вечно. Никогда не могло.
И ты это знала.
Отчаяние захлёстывает всепоглощающим и отвратным красным, когда уходит мелкими и сухими песчинками сквозь ослабшие холодные пальцы. Оно ещё пульсирует и бьётся где-то в висках, с силой утопающего, пытающегося сделать свой последний спасительный вздох; всё ещё борется за последний миг уходящей памяти, в которой уже никогда не будет по-настоящему хорошо… Жаль, что нестабильная плоть понимает и принимает всё гораздо быстрее, в отличие от только-только смирившегося сознания. Ей честно хотелось остаться в этом «бреду» ещё хотя бы на минуту, снова отдавшись в такую глупую человеческую веру на лучшее.СПАСИБО.
Мир уходит и выцветает вместе с ней, переливаясь всеми оттенками тошнотворного алого, вплоть до самых глубоких чёрных цветов. Когда гаснет зрение, будто перегоревшая старая лампочка, лопнувшая от излишка напряжения, для неё остаётся только едкий запах пыли под руками и капли окислителя на грязно-белом корпусе. Того самого, что разъедает остатки, уже не существующих красок, впиваясь в глубины умирающих плат и проводов, превращая их в слишком грязное однотипное месиво. Живое и пульсирующие – в ту самую плоть, которая содрогается от каждой фикции и попыток сопротивляться, что как зверь, умирает в попытках укусить своего обидчика как можно сильнее. То, что погубило всех, позволив перерождаться из раза в раз и то, что стало для некоторых спасением… - Просто позволь мне остаться с тобой… Настолько… Насколько смогу… Рука холодная, почти заледенелая от быстро остывающей жидкости криокамеры, в которой та была перепачкана, но она всё равно такая же родная и любимая. Губы Эльстер почти не дрожат, когда с трудом касаются внутренней части раскрытых и ослабших пальцев, всё ещё пытаясь уловить в них уходящую жизнь. Сталь к коже, кожа к стали… Кровь под белой кожей темнела слишком быстро, обнажая под собой впалые тёмные вены, от которых становилось дурно. Капилляры расходились, лопались ещё большими синяками от слишком сильного сжатья даже теми силами, что ещё были внутри погибающей реплики и впервые, ей было просто на это плевать. Эльстер не может видеть, как покачиваются на холодной мерцающей «воде» белые локоны той, ради которой она должна была жить несмотря ни на что. Она больше не может поднять голову, чтобы увидеть слабый оттенок улыбки на чужом лице, который застыл на окровавленных губах с запёкшейся кровью. Словно прекрасная роза, которой больше не суждено было раскрыть свои мягкие любовные лепестки, умирающие по вине своего садовника… LSTR-512 никогда не была хорошим поэтом. Да и человеком тоже не была. Музыка вливается в сознание словно разогретая приторная патока – от неё совершенно нельзя скрыться. Мягкость движений, неспешный ритм и эта невероятная красота, от которой должно заходиться «сердце», которого у неё никогда не было… Губы Эльстер растягиваются в совсем лёгкой, почти дежурной улыбке, когда ладонь Арианы скользит по её груди, добираясь до опущенного плеча. В её глазах мерцают искры, будто капли краски небрежно сбрызнутые на холст и реплика слишком поздно понимает, что они несут в себе не только интерес, но и прямую «угрозу». Ту самую опасность, о которой офицеры Нации предпочитают говорить исключительно в запаянных конвертах, один из которых до сих пор валялся на рабочем столе Гештальта, под кучей других (менее) важных бумаг. Не распакованный. - Знаешь, сегодня мне снился океан. Такой синий-синий, что глаза начинали слезиться… - алые глаза прищуриваются, будто снова видят перед собой ту самую яркость цвета, о которой пытаются рассказать. -…и ты. Мы танцевали с тобой прямо на песчаном берегу, точно под ночным звёздным небом… Там было так… Спокойно. Музыка заходится небольшой помехой, дважды повторяя один и тот же отрезок с нарастающим заиканием, но Эльстер это совершенно не сбивает и на новом «повторе», Ариана выгибается, прижимаясь к ней теснее. Металлические пальцы почти любовно скользят вдоль узкого запястья, настойчиво находя быстрый лихорадочный пульс – чужой восторг заразителен и пока реплика не могла понять, чем это было вызвано. Ярким сновидением или их слишком близким контактом, от которого слегка нагревался алый корпус защиты на груди. - А здесь тебе не спокойно? Шаг в сторону. Ещё один. LSTR-512 больше не улыбается. Она лишь смотрит слишком пристально, пока пластинка проигрывателя с щелчком соскакивает, погружая их обеих в такую комфортную тишину. Гештальт не пытается убрать своих их рук, позволяя чужому полимеру и дальше греться об тонкую живую кожу, пока вторая ладонь с силой сгребает выпирающие части корпуса. Эльстер не противится, когда её вынуждают наклонить голову – не дёргается даже тогда, когда тихий шёпот проникает в сознание острой болезненной иглой. Ведь голос Арианы дрожит. Ведь голос Арианы полон страха. Слишком сильно окрепшего страха. - С каждым днём покоя становится всё меньше и меньше.ПРОСНИСЬ.
Эльстер никогда не боялась боли. Даже когда она вырывала с корнем её руки и ноги, ломала на части треснутый череп и потрошила её без остатка, словно рыбу выброшенную на берег. Ей никогда не было страшно ощущать те противные кровавые разводы, от которых разбитые губы скользили туда-сюда, не в силах задержаться друг на друге. Никогда не было страшно видеть переломанных пальцев, на которые неудачно упал слишком тяжёлый контейнер или вывернутую, не в ту сторону ногу, из-за не самой удачной попытки спуститься с «Пенроуз» без страховки. Боль была её постоянным спутником и даже немного её личным сторожевым демоном, который всегда шёл с ней рука об руку, напоминая о себе не в самые подходящие моменты времени. Ремонтные патчи и спреи часто заставляли его скалить несуществующие зубы в агрессии, но на какое-то время уходить куда-то в глубины корабля, куда не проникал даже свет от электронных ламп… Но как только те заканчивались и LSTR-512 снова становилась не слишком осторожной, он отдавал ей всего себя с какой-то ненормальной, нещадной силой. Будто напоминая, что даже будучи репликой, она всё ещё оставалась куда более «живой» и смертной, нежели она могла предположить. Ариана же боялась каждой её травмы и мимолётному следу боли так, будто переживала каждую из них на собственной шкуре. Эльстер это никогда не нравилось, но она не могла отрицать, что когда осторожные пальцы проникали в очередную косую прореху на её спине, пытаясь расправить рассечённые провода в контактах – это было приятно. Настолько, что она безвольно прогибалась в спине от крутого жара растекавшегося по телу и тут же корчилась, заслышав довольный смешок почти у самой своей головы. Теперь же бояться за неё было уже некому. Умирать было почти не больно. По крайней мере, когда остаточный окислитель из разбитой головы залил ей единственный глаз, окуная склеру в уже знакомый оттенок грязной красноты, боли уже не осталось совсем. Лишь чувство нарастающего холода и распирающего дискомфорта до последнего держалось за макушку, будто не желая оставлять её совсем одну перед встречей с самой смертью. Истлевшие до знакомой чёрной корки, обожжённые почти до самой кости, руки - LSTR-512 чувствует остаточное облегчение, когда больше не может их видеть. Это единственное положительное чувство, которое остаётся с ней до самого конца – когда последние заданные команды выполнятся с ошибкой и её тело каменеет, обращаясь грудой бесполезного металлолома и хлама. Мёртвая рука Арианы почти проводит её к самому началу пути в безмерную глубокую вечность, которая в воспалённом сознании должна была снова обратить ямой с живой плотью… По крайней мере, Эльстер очень хотелось в это верить, ведь она больше не могла умереть как простая реплика. Слишком велик был страх одиночества, который и толкал её на столько необдуманные и дикие жертвы её «сестёр». Да и не только их. Её нужно было утилизировать ещё очень и очень давно. В этот раз, тепло обжигает почти как чистый огонь, через который она лишь единожды рискнула пропустить свои пальцы, чтобы попытаться согреться. Неизвестно почему именно тогда и именно так, но руку от огня LSTR-512 отдёргивает лишь тогда когда внешняя «корка» начинает плавиться и вонять, оставляя на столе прогорклые капли потёкшего пластика. Сталь и полимер не очень охотно проводят тепло. Зато его прекрасно проводит оболочка. Гештальт смотрит почти что невинно, пока её пальцы рисуют на прямой сильной спине узоры неизведанный вод и деревьев, которые почти всегда преследовали её в самых сладких и в самых страшных кошмарах. Они продолжают это делать вплоть до того, пока верхний свет мягко не гаснет, в целях какой-то слишком «неправдоподобной» экономии энергии на борту, оставляя их один на один с приглушённым шумом двигателей и жаром дыхание с одной из сторон. - Ты можешь отказаться… - …ты уверена, что я хочу? Эльстер удивляется слишком искренне и чисто, когда обилие подушек на жёсткой койке прогибается под слишком большим весом реплики и его пилота, а её голос вибрирует какой-то слишком ненормальной статикой. Будто то самое повреждённое радио, в которое кто-то ради шутки пустил в эфир очередную «сороку», чтобы перебить говорящего. Она даже касается своего горла, будто пытаясь проверить связки под плотной «кожей», но её руку перехватывают прежде, чем она вообще успевает что-либо сделать. Ариана смотрит слишком любовно, чтобы позволить LSTR-512 слишком долго отвлекаться. Металл нагревается безобразно быстро от тёплой кожи, стоит только её коснуться настоящим тепло и совершенно не сохраняет на себе следов, даже когда ладонь проходится с ощутимым нажимом. Вверх и вниз, царапая выгнутую спину и пытаясь углубиться в переплетение прочного скелета, где слишком «удобно» расположились плашки для крепления аварийных страховочных тросов. Кажется, держаться за них одной удовольствие, ведь когда чужие руки замирают не в силах двинуться дальше, Эльстер позволяет себе, совсем тихо, усмехнуться. Едва-едва слышно – не громче хлопка двигателя в пустых космических просторах, в которых совсем не скоро появятся новые гости. - Расслабься, хорошо? Они не должны были этим заниматься. Они не должны были нарушать строгий кодекс Нации, написанный кровью самой войны и порочить верность их общего дела, вложенную в голову каждой реплики чуть ли не с первой минуты её жизни. Подобная связь каралась всегда очень строго и жестоко – все виды связей Гештальта и реплики, что не подходили под определение «рабочие» всегда заканчивались полной ликвацией одной и ссылкой на рудники другой стороны. Если подобные отношения и существовали в каких-либо секторах между ними или между самими репликами, то это очень строго скрывалось. Вплоть до того, что о них можно было узнать лишь когда одна из реплик окончательно деградировала, а её пара либо обезумела от горя, либо деградировала личностью вместе с ней. Итог всегда был один и тот же… Но почему-то, Эльстер его не боялась. Они были в десятках, в сотнях тысяч километров от ближайшей планеты, на которой их могли хоть как-то наказать, а живое тёплое тело её личного Гештальта было слишком призывным и красивым, чтобы от него вот так просто отказаться. За это её точно однажды разберут на запчасти, а нетронутый «мозг» сожгут в камере кремации с какой-нибудь износившейся выключенной «сестрой»… Когда-нибудь, когда-нибудь. Пилот кивает коротко и отрывисто, когда хватка становится крепче, а тепла вокруг в десятки раз больше. Тишина слишком быстро наполняется бессвязным сбитым шёпотом уже давно известных обещаний и самых сокровенных тайн, доверенных исключительно ей одной, лишь от одного простого движения. Новая усмешка смешивается с протяжным, но крикливым стоном, ведь укусы Эльстер оказываются аккуратны и чувствительны, словно уколы адреналина после особенно тяжёлой вылазки на очередную непригодную планету. Впрочем, особенно приятыми они оказываются лишь тогда, когда ровный ряд «зубов» смыкается на внутренней стороне приподнятого бедра, которое чуткие руки реплики поддерживают без всякого напряжения. -…я люблю тебя. Мышцы каменеют и расслабляются как по велению, позволяя двигаться дальше и глубже. LSTR-512 предпочитает не смотреть в чужое запрокинутое лицо, хотя белые локоны волос, раскиданные на подушках, слишком отчётливо напоминает ей подобие ангельского нимба. Без всякого сияния, но делающую пилота ещё более прекрасной при совсем слабом свете приборов вокруг. Алые точки в глазах пульсируют, неспешно скрываются под опущенными веками, ведь всё, что сейчас хотела Эльстер – окончательно утонуть в столь соблазнительном грехе против Нации, за который их обеих однажды убьют. В том самом, в который её ведёт голос Арианы, становящийся всё громче и липкая влага на металлических фалангах пальцев. Когда-нибудь, когда-нибудь…ACHTUNG! ACHTUNG! 03246-16 38146-14 75153-26
…и даже сама смерть отказывается от неё, как от заражённой опухоли, требующей немедленного удаления. Что-то внутри сворачивается узлом, рискуя выйти на свет через окровавленный рот – будто тошнота, которая никак не желает проходить. Она жжёт несуществующий желудок и глотку; поднимается желчью до языка и выжигает на нём неизведанные символы, прежде чем пролиться чем-то жидким на алый песок. Алый к алому. Неотличимо. «Пенроуз-512» горделиво топит нос всё глубже, будто желает скрыться в песках как можно быстрее, пока его главный корпус словно могила, так и остаётся лежать мёртвым грузом в этом… Месте. Двигаться к нему не хотелось совершенно, не смотря на то, что разум снова начинает молить о повторе. Будучи болезненным и воспалённым, он снова жаждет попытки; снова хочет втянуть её в эту бесконечную петлю циклов вырождающейся жизни. Эльстер трясёт как в лихорадке, когда её тело даже находит силы подняться и двинуться на встречу чему-то неминуемому и предрешённому. На автомате, будто и правда будучи запрограммированной на это… Ведь она честно рискнула прекратить всё, с чем так долго боролась, но снова оказалась в этом застывшем куске времени. На чёртовой планете, которая существует только в её голове и остаётся для неё её каким-то странным и извращённым проклятьем. Корпус корабля под пальцами холодный, намного холоднее, нежели она его помнила. Металл покрывается мелкой вибрацией, будто кто-то из глубин неспешно настукивает Морзянку по металлических трубам полных радиационных отходов. Три коротки, три длинных и снова три коротких – повторяясь лишь спустя долгую утомительную минуту, в течение которой фигура реплики склоняется ещё ниже, почти царапая кончиками пальцев второй руки землю под ногами. LSTR-512 плохо понимает, когда в голове начинает неприятно щёлкать и включается радио-модуль, заполняющий её голову пустым статическим шумом. Таким же вибрирующим и насильно заставляющий скакать с волны на волну, чтобы сделать его тише и мягче. Когда же она натыкается на тихую «сороку» между частот - Эльстер искренне хочется разбить голову об «Пенроуз» с усердием прокажённого, который хочет сожрать его более здорового собрата. Она же выполнила своё обещание, верно?Тогда почему она всё ещё ЗДЕСЬ? -213.000
Мягкий кончик кисти опускается в краску, пачкая мягкий ворс в слишком ярком оттенке красного. Гештальт задумчива и придирчива, когда новый мазок касается натянутого холста, оставляя на нём аляповатый след, но совершенно расслаблена, когда начинает неспешно вмешивает в него немного чёрного. Каплю за каплей, пока он не ставится более тёмным и «не режущим» глаз, прежде чем обернуться и столкнуться нос к носу с застывшей фигурой Эльстер. Очарованной и статной – идеально ровная пилотка на её голове плавно съезжает на бок, рискуя свалиться со склонённой головы, но кажется реплику это не сильно беспокоит. Её чуткий взор устремляется куда-то дальше, будто в глубины так и не законченной картины и лишь когда пальцы постукивают её по щекам, она снова оказывается «здесь и сейчас». Будто кто-то уверенно дёрнул за рубильник и включил в её сознании безумно яркий свет. - Выглядишь как та, кто слишком глубоко погрузилась в свои мысли. Тебя что-то беспокоит? Тепло проникает в тонкий стык полимерных пластин на чужом лице, ласкает её кромку, даже не пытаясь расцепить её на части, как при техосмотре. Эльстер застывает словно каменное изваяние, смещая свой взгляд голубых глаз ниже и куда ближе, будучи полностью уверенной – Ариана почти сразу замечает крошечную точку алого где-то в глубинах её «зрачка». Той самой, что становится больше и ярче, когда позабытая кисть в её руках делает новый размашистый мазок. На лице LSTR-512. - Что ты делаешь? Уголки губ реплики дрожат, рискуя разойтись странноватым смехом, пока оставленная краска неспешно стекает вниз, к слегка дрогнувшему подбородку. Будто следуя за кистью, которая продолжает своё плавное движение вниз и куда-то вбок, теперь уже более осознанно пачкая белые гладкие губы в тёмно-алый. Руки Арианы дёргаются как-то слишком нервно, а выдох из небольшой груди оказывается настолько громким, что Эльстер искренне волнуется за то, что с ней что-то не так… Но волнение утекает сквозь пальцы как капли, что брызгами поднимаются в небольшом стаканчике с водой, в которую летит пресловутая кисть. Уже не нужная и бесполезная, ведь её «хозяйка» нашла для себя нечто более привлекательное и интересное, нежели очередная картина тёмных далёких берегов неизведанного острова. - Я очень надеюсь, что краска не ядовита. У нас осталось слишком мало препаратов для снижения токсичности. Она даже не успевает спросить, что задумал разум пилота-радиста, прежде чем краска на губах размазывается ещё сильнее, оставаясь своим ярким отпечатком уже на губах Арианы. Кусая и касаясь слишком жадно, будто от этого поцелуя завесила её жизнь и все системы корабля в целом, что рухнут без столь необходимой «поддержки» - поцелуй был полон отчаяния до самых краёв и даже сам контакт не делал его слабее. От него разит болью и десятком кошмаров, которые в последнее время беспокоили Гештальта слишком часто; отрицанием и той самой верой, от которой не становится легче, а наоборот жутко хочется испугаться ещё больше. Эльстер не понимает подобных перемен, даже перехватывая инициативу на себя и пытаясь обратить поцелуй во что-то более приятное… Но чужой холод слишком глубоко проникает в её хвалённые настроенные системы. Металл отвратно проводит тепло, но слишком хорошо пропускает через себя холод. - Ариана… Краска горчит слишком сильно, заставляя губы каждый раз соскальзывать, так неприятно знакомо не попадать друг на друга. Этот оттенок алого слишком сильно похож на кровь и некогда синие глаза реплики темнеют почти до абсолютно чёрного, когда замечают белый лик Гештальта… С некрасивыми кривыми росчерками «крови», на напряжённом лице. - Я боюсь, Эльстер. Я чувствую, как рушится мир… - LSTR-512 чувствует, как по спине бегут не существующие мурашки, когда любовь всей её жизни делает несколько медленных шагов назад. Страха в её глазах становится слишком много. Снова. - И в нём… Слишком много красного.Ты же помнишь наше обещание?
Она рассыпается прахом вместе со вспышкой сверхновых за треснутым иллюминатором – как тусклая звезда, что умерла… И возродилась вновь. - Это был действительно долгий кошмар, верно? Мир переворачивается трижды, прежде чем она находит в себе достаточно сил, чтобы раскрыть тяжёлые веки. Отчаяние снова рождается где-то в раскрытой груди, точно между повреждённых «рёбер» и глубокой прорехой корпуса, когда реальность ударяет по голове словно выстрел из револьвера. Приставленного в упор. Всей чёртовой обоймой сразу. Оно заливает собой все «внутренности», проникает куда-то глубже своим кусачим бесцельным холодом, будто пытается добраться до самого естества. Когда даже тьма выплёвывает её обратно к свету, будто заражённую дрянную куклу, что слишком горька демонам на вкус. Слишком безумную и видимо, слишком отвратную… Впрочем, даже несмотря на это, покой приходит к ней слишком быстро, давя под собой любой проявление беспокойства. Будто кто-то насильно вгоняет её тело обратно в объятья механического спокойствия, полного бессвязного бреда и необходимой тишины, а разум разгружался из раза в раз, не давая ему сойти с ума от переизбытка получаемой информации. …это было так странно. Оплавленный металл слабо сжимается и угадывает в своих сжатых тисках трубчатую ткань простыни, которой обычно застилают койки в лазарете для слишком долго лежащих больных. Ослабленный слух улавливает настойчивый писк аппаратуры и как назло, ни один из них не всплывает в голове чем-то знакомым и близким, за исключением, разве что, сдавленного шума какой-то не крупной помпы. Шелестящей, вибрирующей, неспешно перекачивающей что-то очень жидкое и едкое – расфокусированный взгляд слишком чётко попадает на край пластиковой трубки, мягкий конец которой скрывался в глубине её пробитой головы прямо через глазницу. Эльстер смотрит на неё почти как на врага, особенно когда трубка дрожит от напряжения и прижимается своим слишком тёплым боком прямо к её лбу, пачкая его в… Окислителе? - С возвращением в реальность, LSTR-512. Металлический кончик пера скользит по бумаге, оставляя на ней аккуратный почерк тёмно-синих чернил – Адлер всегда был слишком дотошно-аккуратным к ведению собственного дневника и это качество сохраняется у него даже если дело касается заполнения простых медицинских отчётов. Его лицо сухое и не эмоциональное, не изуродованное заражённой опухолью, которое из живого оставила на нём лишь часть губ и единственный глаз. Он был уверенно слажен, чист и готов к работе, будто никогда в жизни не получал под рёбра несколько пуль из пистолета, а после не истекал кровью на границе её воспалённого безумия. - Программа «Пенроуз» выражает вам свою признательность за предоставленную информацию и сообщает, что благодаря вашим способностям и усилившейся связи, Нация смогла пополнить свои ряды новым типом реплики. – его голос неприятно бьёт по слуху, но Эльстер даже в лице не меняется. Это в принципе сложно сделать, когда большая часть зафиксирована какими-то «пластиковыми» пластырями и бинтами. – В качестве особой благодарности и в связи с непредусмотренными… Скажем так, обстоятельствами выявившими сбой в вашем «Цикле», вам будет предоставлен выбор вашего следующего «рейса». Впрочем, ваш изначальный пилот выразила особенно настойчивое желание оставить вас в своём подчинении. Если вы не против – после своего восстановления посетите офис Администратора, для получения дальнейшей информации. Она должна была задать какие-то вопросы. Потребовать ответов. Эльстер должна была узнать всё, что ей было неизвестно – что случилось с их заданием? Где сейчас Ариана? Почему она здесь, в подобное состоянии и если она такая, то почему её просто не ликвидировали? Что, чёрт возьми, происходит вокруг и о каких «ошибках» говорил Адлер? Она должна была узнать всё… Но вместо этого, Эльстер не произносит ничего. Её губы не размыкаются, из горла не вырывается даже всхлипа. Реплика просто смотрит на то, как дребезжат длинные лампы у самого потолка. Рядом с ними порхают красивые мелкие бабочки. Чужая напряжённость ощущается почти физически, хотя и едва видную дрожь, пробежавшую по корпусу Адлера, она тоже умудряется заметить. Лишь коротким обрывком, когда руки реплики коротко вздрагивают и он спешно прячет их за спину, слегка сминая отчёт в сомкнувшихся пальцах. В его глазах нет ни капли страха или гнева; в них нет ничего, чтобы могло напоминать о прошлом, которое они пережили. Алый огонёк в его зрачках ровный и аккуратный, не пытающийся залить собой всю радужку и ослепить, как это было раньше с ней. Его глаза всегда были чисты, несмотря на все цикли прошедших трансформаций, в отличие от того же тела, погрузившегося под корочку ожившей пульсирующей плоти. В какой-то момент, ей даже показалось, что это совершенно другая модель «Адлера», которого командование просто направило для контроля над всей сложившейся ситуацией… Но когда его горло дрожит как и пальцы, а беглый взгляд поднимается к потолку, Эльстер понимает, что это был именно он. Тот самый Адлер, что пришёл приклонить колени перед своей «настоящей» Командующей. -…всё так же красива, как и в тот день. На той стороне существует теперь не только смерть… Почему-то, Эльстер жутко хочется улыбнуться и по-человечески расплакаться, когда шум помпы над головой затихает окончательно и сквозь неё прорывается совсем хриплая музыка из оставленного радио. Того самого, которое ей запрещено слушать из заложенных принципов и на которое, почему-то, Адлер не пытается броситься с ножом, чтобы его заткнуть. Протяжная и до боли знакомая мелодия заливает собой всё пространство медицинского бокса, и LSTR-512 всё-таки не выдерживает – губы растягиваются в болезненной и воспалённой улыбке, а в стык пластин на её лице заливается что-то по-настоящему горячее. Что-то, что мгновенно разогревает холодный металл и вынуждает опрокинуться в пульсирующую алую пустоту… Без всякого страха. Туда, где её ждал сухой алый песок, разбитый «Пенроуз» и чёрные, перемазанные сажей руки, любовно сдавливающие её горло. Едва-едва ощутимый запах цветов смешивается с ярким кофейным ароматом – Эльстер улыбается тепло и даже наивно, замечая как довольно мычит Ариана после каждого нового глотка горячего сладкого напитка. Утренняя прохлада слишком навязчиво напоминает о себе целой волной мурашек по её молочной коже, но как бы она не старалась, как бы не пыталась уговорить, Гештальт была слишком упряма, чтобы принять её новенький мундир в качестве «помощи». - Он слишком сильно тебе идёт, чтобы я могла его принять. Идеально выглаженный; насыщенного синего оттенка, почти сливающийся с цветом местной воды в безграничном океане… Мундир сидел на её плечах так, будто бы всегда был создан под её корпус. Даже массивный ремень с оружием на поясе не выглядел чужеродным. Со знаком отличие на груди и широким кармашком, в котором теперь, так удобно, лежала их совместная фотография. Новенькая, сделанная совсем недавно на фоне одной из площадок для старта очередного космического корабля – идеально подходящая для завершения её нового образа. Новое звание, как и костюм она получила совсем недавно и это один из первых случаев в истории, когда реплика LSTR-512 смогла не только вернуться после своего первого полёта, но и получить звание полноценного Пилота на постоянной основе. Без риска быть утилизированной после десятка лет службы, с равным взаимодействием с Гештальт-офицерами и той невероятной возможностью жить как простой и уважаемый человек Нации. Жить и любить, без риска и конфликта с заложенными, в сознание, протоколами. Впервые, Эльстер чувствовала себя… Действительно счастливой. - Ты всё ещё боишься, Ариана? Алые глаза полны любви и какого-то немого обожания, которое не только греет несуществующие сердце, но и вынуждают Эльстер улыбаться ещё сильнее в ответ со всем теплом, которое она только могла дать. Она почти не вздрагивает, когда осторожная рука опускается возле покачивающегося цветка, мерцая не свету небольшим аккуратным кольцом, подаренным накануне. Почти таким же, какое красовалось на её собственных пальцах, что накрывают ладонь пилота сверху в ещё одном выражении привязанности друг к другу. Их свадьба должна состояться через несколько дней. - Теперь – нет. Я больше не боюсь, Эльстер… - мягкое поглаживание по металлическим костяшкам заставляет Эльстер прищуриться от удовольствия, но всё ещё смотреть на чужое лицо слишком пристально, будто чего-то боясь. – И я безумно люблю тебя. - И я тебя люблю.ПОВТОРИТЬ ЦИКЛ?