Изумрудный британец

Мелодичный перезвон колокольчиков мягко разнесся по светлому помещению и привлек темноволосого юношу, стоящего за стойкой: новый посетитель забрел в его ювелирную мастерскую «Изумруд». — Гарри, ты здесь, дорогой? — негромко спросила женщина, осторожно прикрывая дверь. — Я здесь, мам, — откликнулся парень, выходя из-за прилавка и спеша к миссис Эванс. На лице женщины расцвела широкая улыбка, приблизившись к сыну, она крепко обняла его и, отстранившись, добавила, вглядываясь в его лицо: — Ты все больше становишься похож на Джеймса, вот только… — Глаза Лили, ага, — закончил Гарри, дернув головой, чтобы откинуть ставшую слишком длинной чёлку. Сколько Эванс себя помнил, столько раз ему и говорили о схожести. Это даже стало каким-то своеобразным ритуалом. Зеленые, удивительного оттенка, глаза, словно магнит, привлекали людей к нему, но в остальном… Только не хватало круглых очков, чтобы стать абсолютно похожим на Джеймса. Черные, отливающие медью, чуть вьющиеся волосы, немного прикрывающие уши и падающие на лицо, оттеняли красивую, нежную и чуть смугловатую кожу лица. Не слишком высокий, но и не хрупкий юноша предпочитал носить рубашки и простые джинсы, которые подчеркивали немного подкаченную фигуру. Визитной карточкой были также руки юноши — длинные пальцы с мелкими шрамами, очень ловкие и искусные — именно эти руки принесли юноше славу самого молодого и талантливого ювелира. *** Детство Гарольда Эванса было совершенно обычным: веселым и счастливым, но в то же время познавательным и немного болезненным, с кровоточащими коленками. Найдя на пороге своего дома плачущего навзрыд малыша, Петунья Дурсль сначала растерялась и подумала тут же отвезти его в ближайший приют. Но не среди ночи ж везти крошку через весь город. Увидев в пледе серый конверт из непривычно плотной бумаги, исписанный зелеными чернилами, она остановилась, решив для начала ознакомиться с письмом, адресованным, видимо, ей. Накормив ребенка детской смесью, благо, этого добра в доме хватало, женщина переодела его в чистенький комбинезон своего сына, который лежал в стопке наглаженных вещей, и взяла на руки, баюкая. — Кто же ты такой? — с улыбкой спрашивала она сладко сопящего малыша. — И этот странный шрам на твоем лбу, — женщина аккуратно промокнула кровь на лбу спящей крошки. — Откуда ты? — шепнула она, спрашивая будто саму себя или конверт, лежащий на коленях. Бросив быстрый взгляд на него, осторожно уложила подкидыша на диван, обложив его подушками, чтобы малыш не упал. Тихий шорох разрываемой бумаги прерывался взволнованным дыханием, и очень скоро в дрожащих руках оказался знакомый пергамент. Еще не прочитав ни строчки, женщина ощутила неприятный холодок в животе. Написали точно ОНИ. Выдохнув, Петунья начала читать, глаза бегали по строчкам, и она словно выпала из реальности. В голове вертелись вопросы. Разве такое случается? Почему? Почему? Как они допустили? Перед глазами стояла пелена, моргнув, женщина увидела, как по бумаге расползаются мокрые пятна. Тихонько всхлипнув, она прикрыла рот рукой, боясь разбудить ребенка, и, схватив подушку, кинулась в ванную. Уткнувшись лицом в мягкую поверхность, вцепившись зубами в податливую ткань, она завыла. Ноги от слабости подогнулись, и женщина сползла по стене на холодный пол, плача уже в колени. В висках стучала только одна мысль: «Как?! Как такое могло случиться?». И очередной заглушенный крик боли, больше похожий на сдавленный стон, утонул в подушке. Пустота. Безвыходная. Давящая пустота. Бессилие. Понимание того, что ты абсолютно ничего не можешь изменить. От этого на душе становилось еще холоднее и больнее. Отчаяние. Рядом больше никогда не раздастся ее счастливый смех, и такой родной голос не скажет: — Петти, я так скучала. Пустота. Боль выжгла все изнутри. Больше она не увидит распускающихся на ладошках ромашек. Не побежит за волной рыжих волос. Небо, какая же глупая ревность и зависть была. Сколько всего она потеряла из-за этой магии. Годы общения с родной сестренкой канули в небытие от детской обиды. Она потеряла Лили еще тогда, а сейчас ее отобрали навеки. Петунья подобралась, стискивая зубы и зажмуриваясь. Молодая женщина сжала кулаки, собираясь. Хватит. У нее трое мужчин, которых ей нужно во что бы то ни стало уберечь. И прежде всего — от НИХ. Поднявшись, Петунья включила холодную воду. Жадно глотнув жидкости, она умыла лицо, смывая признаки слабости. У нее родился план. Сколько она так просидела? Кажется, что минут пять… А как же Гарри? Рывком распахнув дверь, она вбежала на кухню и застыла: ребенок исчез. Серо-зеленые глаза расширились от ужаса, губы задрожали, нервно взъерошив волосы, женщина оглянулась в поисках племянника. Конверт, который она оставила на столе, теперь лежал на диванной подушке. Услышав на втором этаже звуки возни и смех, Петунья, охнув, подбежала к лестнице и, взбежав по ней, влетела в детскую. — Гарри! — крикнула она, сильно толкнув дверь, которая очень громко ударилась о стену и напугала мужчину, склонившегося над колыбелькой. — В-вернон? Что ты делаешь? — с удивлением и тревогой спросила Петунья, подходя к кроватке. — Укладываю малыша. Это ведь Гарри, я прав? Ну, сын Лили. У него ее глазки. А где она сама и этот, муж ее? Джерри или Джеймс, или как там его, — мужчина осекся, заметив заплаканное лицо жены, — Петти, дорогая, что случилось? Что-то с Дадликом? — но лишь немой кивок и заблестевшие от новых слез глаза женщины были ему ответом. — Вернон. Пойдем вниз, — она подошла и укрыла мальчика одеялком, в которое тот был завернут. На нем были вышиты заботливой материнской рукой инициалы малыша Г. Дж. П. — Спокойной ночи, малыш. Они тебя не найдут. Гарри не остался сиротой. Сын Поттеров погиб вместе с родителями, — с этими словами женщина погасила верхний светильник, оставляя малышам лишь мягкий свет ночника. Дадли не проснулся ни во время переполоха, ни позже, когда родители решали его и свою судьбу. А также судьбу его кузена и всей Магической Британии.